Музыка кантри орала всю обратную дорогу до дома Кэша. Фейт хотела переключить станцию, но боялась, что они с Кэшем одновременно потянутся к радио, их руки соприкоснутся, и неловкость, наполнявшая салон, станет еще более явственной.
Притормаживая, Фейт почувствовала, как тело горит от унижения.
– Фейт, наверное, нам стоит поговорить о том, что произошло?
– Нет. – Она протестующе вскинула руку и взглянула на него с натянутой улыбкой. – Не нужно. Все в порядке. Я на мгновение потеряла голову, но все уже прошло. Кончено. Не о чем и разговаривать.
– Мне все-таки хотелось бы поговорить.
– Ну а я бы не стала. – Фейт попыталась сохранить непроницаемое выражение лица. Она не хотела, чтобы Кэш знал, что сделал ей больно и вскрыл рану, затянувшуюся много лет назад. – Как тебе заведение мисс Китти? – раз он не вылез из машины, Фейт имела полное право сменить тему. – Такие места – не для всех.
– Уж точно – не для меня, – отрезал Кэш. – Секс – не все эти игрушки, маски и крюки. Это – только для двоих. Голых. Оставшихся наедине.
Фейт хотелось узнать, почему он не верит в любовь. Почему не захотел поцеловать ее. Но она не собиралась спрашивать. Краешком глаза Фейт заметила, что Кэш повернулся к ней, и уставилась на маячившие перед ней на перекрестке дорожные знаки. «Въезд запрещен». «Стоп».
– Я не люблю хитрые игры, Фейт. Не люблю ложь. Я предпочитаю, чтобы все было намного… проще.
– Секс не прост. Я ведь говорила тебе это.
– Только если ты сама все усложняешь.
Фейт стало дурно. Нестерпимо дурно из-за того, что она так жестоко ошиблась и потеряла власть, которую едва успела завоевать.
– Может быть, ты не принимаешь мою передачу не из-за темы секса. Может быть, все дело – в тебе. Ты когда-нибудь задумывался об этом? – Обида сменилась яростью, и Фейт крепче стиснула руль.
– Дело не во мне – дело в тебе и том факте, что ни один рекламодатель не желает поддерживать твою дурацкую передачу.
– Моя передача – не дурацкая. Дурацкое – это твое отношение. У тебя явно проблемы с интимной сферой – поэтому-то тебе так не по душе моя работа. Ты боишься, что мне удастся убедить зрителей в существовании любви, тогда как ты хочешь заверить всех, что никакой любви нет.
– Хочешь знать, почему я решил закрыть твою передачу, Фейт? Потому что ты слишком увлекаешься, принимаешь все близко к сердцу. Ты так сильно хочешь, чтобы любовь была ответом на все вопросы, что упускаешь все остальное. Например, тот факт, что иногда людям хочется просто перепихнуться.
Фейт с трудом сдерживалась, чтобы не заплакать. Вот именно. В точку. Она живо вспомнила ошибку, которую совершила когда-то. Мистер Тернер был старше и казался таким милым… Спокойный и терпеливый, он заставил ее почувствовать себя особенной. Твердил, что она талантлива. Она верила ему. Хотела заняться с ним сексом, чтобы показать, насколько он ей небезразличен.
Но потом все об этом узнали, и он пальцем о палец не ударил, чтобы защитить ее. Позволил обзывать ее, смеяться над ней, с позором выгнать ее из интерната. Он ничего не сказал ее родителям, и Фейт приняла на себя главный удар их оскорблений. Отец не разговаривал с ней целый год. Братья все еще обзывали ее потаскушкой при каждой встрече. Первая статья, которую написала Фейт, была посвящена доказательству того, что секс может быть чем-то большим, чем просто секс. Но Кэш был прав. Мистер Тернер хотел просто перепихнуться. А она всего лишь подвернулась под руку. Фейт уставилась на солнце, пытаясь сдержать слезы.
А Кэш все говорил и говорил, не замечая, что бередит вскрывшуюся рану.
– Решение закрыть твою передачу никак не связано со мной и моими чувствами. Только с рейтингами и рекламными доходами. И точка.
Фейт тяжко вздохнула:
– Мне жалко тебя, Кэш. Ты больше озабочен тем, чтобы делать деньги, чем тем, чтобы делать хорошее телевидение. А еще ты не веришь в любовь, и это означает, что ты никогда не ощутишь всю полноту чувств. Не поймешь, какое наслаждение испытываешь, когда теряешь себя ради кого-то, и как горько быть преданным тем, кого ты любишь.
– Откуда ты знаешь, что я чувствую? – угрожающе зарычал Кэш.
– Я точно знаю, что ты чувствуешь. Ни-че-го. Ты – один из тех мужчин, которые с радостью берут, не желая отдавать взамен. Эгоист, который считает, что может решать и думать за других. – Фейт хотелось уколоть Кэша побольнее, заставить его возмущенно орать в ответ. Потому что пока он был таким невозмутимым, хладнокровным, она ощущала себя униженной.
Новая кантри-мелодия застенала из аудиоколонок, и Фейт в ярости крутнула старый переключатель.
– И я ненавижу кантри! – бросила она, с облегчением отметив, что радио наконец-то смолкло. Сердце отчаянно колотилось, ладони были влажными от пота, но она надеялась, что победила. Сумела убедить Кэша, что ей плевать на то, что произошло между ними.
– У тебя нет монополии на страдания, Фейт. Все мы через это проходили. Просто некоторые умеют поставить точку и двигаться дальше, а вот ты упорно продолжаешь искать ответы, которые никогда не найдешь.
– Да, я хочу найти ответы! Хочу знать, почему.
– Почему – что?
– Почему… почему…
Фейт стиснула руль, и ногти впились ей в ладони. Сердце мучительно ныло, глаза жалили слезы.
– Я хочу знать, почему ты не можешь признать, что я тебе нравлюсь.
– Хочешь, чтобы я лгал, уверяя, что ты мне нравишься? Так в этом все дело? Неужели ты действительно хочешь, чтобы я лгал и говорил, что хотел поцеловать тебя в той «темной комнате»? Я никогда не лгу, Фейт.
– Ты – ужасный человек, Кэш.
– Почему? Потому что ты мне не нравишься? Нельзя всем нравиться, Фейт. Смирись с этим.
– Не поэтому. А потому, что ты притворялся, будто даешь мне шанс проявить себя. Делал вид, будто готов узнать о моей работе, а на самом деле тебе было все равно. У тебя закрытое сознание и закрытое сердце, и это делает тебя бездушным человеком. Тем, кто не способен пробуждать любовь. Никто и никогда не сможет полюбить тебя, Кэш. У тебя черная пустая душа, и если однажды тебе разобьют сердце, то так тебе и надо.
Фейт затихла, молчал и Кэш. Она чувствовала его локоть, застывший на приборной панели. В этой мертвой тишине Фейт вдруг осенило: она поразила Кэша. Она наконец-то заставила его что-то почувствовать. Она этого и добивалась, но легче почему-то не стало. Она ощущала нечто иное. Вину. Боль. Словно полоснула по его старому шраму острой бритвой.
Кэш втянул воздух ртом, с шумом выдохнул и отвернулся к окну.
– Может быть, мне действительно так и надо, – тихо произнес он.
Фейт хотела что-то сказать, извиниться, спросить, кто же разбил ему сердце, но промолчала. Она была смущена и расстроена, горло сдавило тяжелейшее чувство вины.
– Думаю, будет лучше, если мы пока оставим эту тему. – Кэш потянулся к дверце машины.
– Нет. – Фейт так и подмывало снова вступить с ним в спор. Она не могла проиграть. Только не в этот раз.
– Ты сказал, что у меня есть неделя, чтобы доказать тебе, что секс – это не просто секс. Неделя. – Она смотрела ему прямо в глаза, как бы больно это ни было.
Он первым отвел взгляд, кивнув.
– Хорошо. Неделя.
Не успел Кэш захлопнуть за собой дверцу машины, как Фейт уже вдавила ногу в педаль газа, заставив свой старенький драндулет оглушительно взреветь.