Сестра. Это во дворе нашей кирпичной, между прочим, пятиэтажки на Угловом.

У брата на руках Сашенька трехгодовалый. Семьдесят восьмой год это. День точно назову – 6 декабря. День рождения маминой крестницы Маритери – дочери Хосе, маминого брата. Мамину племянницу мы звали сокращенно Тери. Испанская родня приехала, когда у Валеры выходной выдался. Поздравили Тери, пообедали. Ну и вышли во двор проводить наших испанцев.

Отец. Эта белая «Волга» имела номер 00–17 ММБ. Как его игровой номер. Вся страна его знала. А ММБ сын так расшифровывал – Милая Моя Бегоня! Ну и, разумеется, «Волгу» ту не трогали. А гаража не было. Ни у кого из жильцов. «Ракушек» тогда еще не придумали. Сын ставил машину где придется, где место находил. Тогда личные авто мало у кого имелись.

 

Русско-испанская «команда Харламова»: Маритери – мамина крестница из Испании, Татьяна Харламова, Хуанита – жена маминого брата, племянник Харламова – Валерий, жена Валерия Борисовича – Ирина, их сын Саша. Снимок сделан в декабре 1978 года во дворе дома на Угловом переулке, где семья Харламовых получила квартиру от завода, на котором работали отец и мать (а несколько лет и сестра). Рядом белая «Волга» хоккейного кумира с номером 00–17 ММБ

 

Для него не существовало барьеров в общении с любым человеком

 

А вот с «москвичом» было происшествие. 412-й в экспортном исполнении. Три года был у нас.

Надо было Валеру в аэропорту встречать, откуда-то из-за рубежа возвращался.

Я спокойно утром выхожу, снимаю брезент с машины – ни фар передних, ни бампера переднего!.. Ночью, наверное, воришки сработали. Ну что делать – взяли такси до аэропорта и обратно. Влетело в копеечку. А еще случай расскажу с Валерой диковинный.

С тем же «москвичом» это было. Обычно мы в холодное время года сливали воду на ночь, чтобы она не замерзла. Сын приехал с покупками, я спустился встретить его:

– Валер, принеси из дома горячей воды.

Он приносит бадейку и собирается заливать в бак для масла. Я остолбенел:

– Куда ж ты льешь?!

– А черт его знает, куда надо.

В «москвиче» рядом находились пробки для воды и для масла. Вот он и перепутал не моргнув глазом. Похохотали потом вдоволь.

Сестра. Он не технарь был. Абсолютно! А водить любил. Особенно летом, когда испанки, мамины приятельницы Изабель и Селия, к нам заглядывали; зимой-то, в хоккейный сезон, то брата дома нет, то у него времени свободного в обрез. Любил гостей развозить по домам. По ночной Москве роль бесплатного таксиста исполнял. Гости собираются уходить – Валера обязательно предлагает свои услуги. Изабель на Фрунзенской набережной жила, Селия – на Ленинском проспекте, мама с ними тоже едет, могли потом и за полночь вернуться. Бывало, брат просто предлагал нам: «Давайте покатаемся!» И попробуй откажись от заманчивого предложения.

 

 

 

 

В застолье для Валерия было главным общение в непринужденной обстановке

 

А если что конкретно надо было, дважды его просить не приходилось. То к отцу рванет в санаторий «Дружба» (кажется, на Пестовском водохранилище тот находился), то в Звенигород к родителям, в сентябре там они обычно проводили отпуск.

Вообще привязан был к матери с отцом, душой с ними отдыхал. И когда уже знаменитым на весь мир стал. В те годы это даже больше ощущалось.

Вот дома, в нашем семейном кругу, брат раскован был абсолютно. Музычку включит испанскую или битлов. В лото сыграем, в картишки перекинемся – в петушка, в акулину, в девятку, иногда и в храп. Еще он играл в парчис, это испанская игра, где бросают кубик. От двух до восьми человек могли играть, когда полный комплект – такой азарт!..

 

Испанская кровь чувствовалась, когда он брал в руки гитару. Крым. Алушта. 1972 год

 

Отец. Выпить Валера мог. Не сказал бы, что часто. И не сказал бы, что много мог выпить. Больше для настроения, для того, чтобы поддержать компанию. А вообще, если откровенно, не злоупотреблял этим. Дело, семья от редкого нарушения спортивного режима не страдали.

Сестра. Это все домыслы болельщиков – якобы страшные загулы популярных хоккеистов. Да им и немного-то надо было… Наверное, оттого, что постоянно под большими физическими нагрузками находились. Михайлов и Петров совсем не лихачами в застолье были. Да и Валера наш – может, не шучу, испанская кровь сказывалась: русские люди, как ни крути, покрепче к водочке, к алкоголю.

Отец. Со спортивным режимом у сына проблем не было. Мне ли этого не знать? Он понимал, что такое ответственность. За себя. За свое имя. За нас, близких.

Не пил. Ни в какую. Если не положено было здесь и сейчас.

 

Вокально-инструментальный ансамбль в составе Владимира Лутченко, Александра Волчкова, Владислава Третьяка и Валерия Харламова. Крым. Алушта. 1972 год

 

Тарасов, молодец, все эти вопросы под четким контролем держал. Они с чемпионата мира приезжают – и он ребятам говорит: «Два дня даю разгрузочных!» Шутили тогда – мол, город отдается им на разграбление… А почему бы и нет после такого напряжения сил?

Сестра. Что Валерка, что Борис, что Володька Лутченко – 100 граммов выпивали, и все, им хватало… Ну, может, я преуменьшаю дозы, однако факт, что больше витало досужих вымыслов об их пьянках-гулянках, чем в действительности выпивалось. Это я ответственно говорю.

Мы частенько в «Будапешт» заходили. В нем и тридцатилетие Валерино отмечали. И кухня там знатная была, и знакомые там уже завелись, и расположен был в самом центре. Такси в те годы нелегко поймать было. А мы спокойненько садились на троллейбус № 23 и по Новослободской улице добирались к себе в Угловой переулок. Валерка спокойно это воспринимал, он же простым человеком был.

 

Мама с цветами, принесенными сыном

 

Блины брат любил до сумасшествия! За домашние блины душу продать был готов… Бывало, Танька Михайлова позвонит нам: «Что поделываете? Какие планы? А я тут блины стряпаю». Все – Валера срывается с места, будто что-то экстренное случилось: «Я – к Михайловым. Позвони, если что».

К блинам что угодно ему подавай. Со сметанкой, с вареньицем наворачивал за обе щеки, песочком сахарным посыпал. Да что есть в доме или что предложат в гостях – все в охотку шло. Между прочим, мог и сам себе на скорую руку пяток блинов сготовить – все, сыт и доволен жизнью.

Готовил брат неплохо. По-мужски, но с понятием. Голодным, если вдруг ничего готового не было, не оставался. Придумает что-нибудь, сварганит из того, что дома имеется, и никаких проблем в том не видел. И посуду потом помоет. И постель приберет. Его никакая работа по дому совершенно не тяготила. Я же наблюдала все это, когда он получил однокомнатную квартиру от ЦСКА на улице Свободы в Тушине. Так, чтобы я нагрянула, а у него кавардак кругом, – ни разочка подобного не было.

 

В гостях у друга детства Сергея Сугробова. Заводской пионерлагерь «Лесные поляны» под Звенигородом

 

На снимке такой большой агрегат – это радиола. Вручили Валере как приз лучшему игроку. То ли матча какого-то, то ли турнира.

А рядом магнитофон. Брат музыку очень любил. Можно сказать, увлекался музыкой.

Брат в свободную минутку брал гитару в руки и играл. Игра – может, это громко сказано, но аккорды брал. «Ассортимент», понятно, небольшим был. Зато удовольствие получал.

 

 

Краса и гордость хоккейного подразделения Центрального спортивного клуба армии Валерий Харламов был всегда желанным гостем в воинских частях

 

Любил «Битлз». Любил испанские мелодии. Очень любил наши песни: «От зари до зари», «Листья желтые». Романсы любил очень, когда Иосиф Кобзон исполнял. У брата хорошая аппаратура имелась. Фирменная. Привозная, конечно. Диски собирал, коллекция была довольно-таки приличная. Отовсюду из-за границы кассеты с популярной и зачастую полузапрещенной музыкой привозил. Мама накануне отъезда в Испанию всегда спрашивала его: «Что привезти тебе музыкального? Принимаю любые заказы для сына».

Высоцкий! Ну, это особая история.

 

 

 

Это, скорее всего, открытка из Ялты или Алушты. Предпочитал отдыхать в Крыму. А вот в Сочи не ездил в отпуск.

 

Красив как Аполлон! Крым. Алушта. 1974 год

 

Обслужить «самого Харламова» – это же воспоминание на всю жизнь!

 

 

Спортивная база ЦСКА в Архангельском: соленый пот не для господ…

 

Насчет коньков звучит, конечно, странновато. Объясняю. Отец ему всегда готовил коньки. И в звездную его пору тоже. До последнего ювелирную обточку делал для сына.

Отец. Я даже Женьке Мишакову, уж на что тот мастером по конечкам, по экипировке считался, точил. Потому как он сам обращался: «Дядя Боря, подсоби – лучше тебя никто не сделает!»

Сестра. Так, так. Цена открытки 5 копеек. А вот другое письмецо. Штамп почтового отделения, обратный адрес – Кудепста. Ну, значит, это брат в июле отправил, с летнего сбора ЦСКА.

Отец. Ох, и нагружал их там Тарасов, гонял с утра до вечера.

Сестра. После первого сбора в Кудепсте мы Валерку нашего и не узнали сразу – накачанный вернулся, мускулы по всему телу. Прямо Геракл какой-то!

Отец. Архангельское было для армейцев вторым домом. Сборы, сборы, сборы.

На предсезонке сын больше там жил, чем у нас на Угловом переулке. А уж когда в семьдесят седьмом Тихонов Локтева сменил, загородная база стала для игроков местом постоянной прописки – смело могли указывать ее адрес в каких-нибудь документах, анкетах.

Сын по-своему любил Архангельское. Красота там, конечно, исключительная! Какой парк необыкновенный! Усадьба графа то ли Шереметева, то ли Юсупова. Москва-река рядом – руку протяни. Кормили на цеэсковской базе до отвала и по-домашнему. Бильярдная. Банька. Чистота. Уют.

Но ребятки все норовили с базы сорваться. «В самоволку».

…Как-то отдыхал я по заводской путевке под Звенигородом. Гуляю себе на свежем воздухе и вдруг – ба, Валерка приехал! Да не один. Они с Анисиным Славкой дружили, вот и сорвались с базы – там на машине совсем недалеко было. Спрашиваю их: дескать, не проштрафитесь, часом? А ребята только рукой махнули с бравой такой улыбочкой: отец, не нервничай – все путем будет. Ну и отдохнули на вольном воздухе…

Был ли Валерка суеверным? Да не особо… Вот у мамы нашей примет всяческих было хоть отбавляй. Вот такая, скажем, запомнилась. После того как Валера отправлялся куда-нибудь на выезд, не мыла пол в квартире, пока сын не позвонит и не доложит, что все в порядке.

Ах да, была у сына примета – на лед всегда выходил последним. Всегда. А, вот еще что было – коньки начинал шнуровать с левого ботинка. Всегда с левого. А так больше вроде и не было.

Все, буквально все – и в Союзе, и за рубежом – с ума сходили от харламовской обводки, от его фирменных финтов и приемов. Только два человека знали, откуда это все взялось.

 

 

Встреча с любителями хоккея: ни один вопрос не мог застать Валерия врасплох

 

Он да я. Сын да отец. А все начиналось с дворового каточка у нашего дома на Ленинградском проспекте и со стадиона «Пищевик», что в трех кварталах от «Динамо», куда я брал малого на свои игры в бенди по Москве, оставляя его на пару часов на свободном льду.

 

 

Бывали у нас с сыном разборы матчей. Наши междусобойчики: если на что укажу (мол, сынок, в том эпизоде мог сыграть и поострее, а в другом должен был пожестче с защитником обойтись…) – он не раздражался и не перечил. Скажу, что прислушивался даже после того, как все мировые титулы завоевал. С дворовой площадки это у нас принято было, с цеэсковской школы. Но не припомню ни разу, чтобы сын дал повод упрекнуть себя в выпендреже, в заносчивости; уж чего-чего, а звездной болезни совсем не было у него.

Сестра. Где-то в своей книге Тарасов так отозвался о брате: «Харламов – человек, который не знал своего величия». Тарасов есть Тарасов! Очень тонко подметил Анатолий Владимирович эту черту характера хоккейной звезды. Однажды вырвался Валера со сбора в Архангельском и заехал к нам на Угловой переулок, а в тот вечер у соседки, с которой мы дружили, день рождения был. Так он как узнал – рухнул перед женщиной на колени и поцеловал руку. Какая же это звезда – рыцарь настоящий!

Валера был крещеный. Мы оба были крещеными. Крестили нас в церкви на Соколе. Всехсвятская церковь. Бабушка наша была глубоко верующая. Соблюдала все посты и все праздники, выстаивала, случалось, длиннющие очереди в церковь, только чтобы помолиться. В религиозном духе нас с Валерой не воспитывали, росли как все советские дети, свято верившие в светлое будущее родины.

А в Бильбао я, кстати, в отличие от брата, и молилась, и с бабушкой по воскресеньям на службу всегда ходила.

У Валеры был друг – армянский священник. Жили по соседству в доме на проспекте Мира. Тот имел высокий сан, архимандрит, кажется; представителем армянской церкви в Москве был. Дружбу с этой семьей сохранили и поныне.

Едва не упустила… Мама-то наша была верующая. Без фанатизма, но искренне верила. На свой испанский лад. На католический, значит. Ставила иконку на видное место во время хоккейных телетрансляций, сын вернется – и первым делом к ней: «Ну что, мать, помогло?» А наши же выигрывали чуть ли не всегда – помогло, стало быть.

 

 

 

Валерий Харламов – в редакции популярной газеты

 

Валерий шефствовал над городским пионерлагерем, когда там в летний период работал отец. Помогал в любом деле

 

Отец. Обычно сын в хорошем настроении был. А рядом с ним и у других все ладилось. Пошутить мог запросто и удачно, по любому поводу. Чтобы на ровном месте хандрил или ворчал, чтобы не в духе был, такого не случалось. Сам кого угодно растормошит.

Ну вот если в семье нелады какие-нибудь или проблемы у его близких – тогда и он терял покой, не до юмора ему было.

Сестра. Всю мою беременность ходил за мной по пятам. А что тебе доктора рекомендуют? А чем тебе помочь? Ты только, смотри мне, не перегружайся зря.

Отец. Бегоню встретить на вокзале – это было у него железное правило. Такси заказать? Друга попросить? Такое даже в голову не приходило.

Уже Тихонов рулил в ЦСКА. Команда сидела на сборе в Архангельском. Ну, сын подошел к главному: так, мол, и так – надо мать встретить, из Испании возвращается, довезу домой и вернусь на базу. А Тихонов ни в какую. Уперся: нельзя распорядок нарушать, правила для всех одни. Ну, сын плюнул на все это и рванул в самоволку.

 

Открытие сезона в городском пионерлагере. Борис Сергеевич Харламов (крайний слева) – инструктор физкультуры, Валерий Борисович Харламов – знаменитый хоккеист, взявший шефство над этим лагерем

 

Сестра. Он очень переживал, когда у Михайловых Андрюшка, их старшенький, захворал. А в другой раз звонил знакомому журналисту и просил достать дефицитное лекарство для папиного сослуживца.

Любые житейские невзгоды или просто проблемы, которые касались близких ему людей, выводили его из душевного равновесия. Пока лично не улаживал все вопросы, пока не убеждался в том, что гроза миновала, не находил себе места.