Сестра. В ресторане «Волга» мы отмечали первую Валерину золотую медаль чемпиона мира. Он-то на нее особо не засматривался, даже как-то стеснялся той славы, которая на него обрушилась, а мы с родителями глаз от медали не в состоянии были оторвать. Брат заиграл на самом верху! И как заиграл! Мы, его родные, успели поднатореть в хоккее и всей душой ощущали, как народ воспринимает игру Харламова. И это – после всех детских мытарств со здоровьем, после всех злоключений с сезоном в Чебаркуле и снятием с трапа самолета перед турне по Японии. Ресторан «Волга» нам очень нравился. На Речном вокзале находился, в самом здании, со столиками на открытом воздухе – с видом на канал и причалы, на белоснежные огромные пароходы, совершавшие круизы по Волге.
А как обратно добирались – умора! Друзья в машину набились (а еще два грузных товарища были), места не хватило – так в багажнике кто-то пропутешествовал! Но повеселились на славу. Там же в основном друзья Валерины были, кто к хоккею отношения вообще не имел. Мишка Лесной, Сережка Сугробов, Вадик Никонов.
Отец. Один раз встречали мы на машине Валерку в Шереметьеве. С чемпионата мира возвращалась сборная. Ну, ясный пень, чемпионами возвращались.
Валера появился, всех обнял и поцеловал. Спросил с улыбкой своей широкой:
– Стол-то готов у нас?
– Стол готов, да все не уместятся в машину, – ответила Ирина, жена его. Прозрачный намек сделала на то, что, мол, Валерины друзья понаехали (они своим ходом добирались, на автобусе), а мы, значит, в застолье обойдемся без них.
Ну, сын виду не показал, только бросил решительно:
– Тогда мы с ребятами на такси доберемся. А вы на нашей машине езжайте. Только гонки не устраивайте, пожалуйста.
Сестра. Брат редко проигрывал в хоккее. Что в ЦСКА, что в сборной Советского Союза. Как за рубежом бывало, не знаю. А в Москве, если армейцы вдруг терпели поражение, брат возвращался домой один. Тихим был и понурым. Без аппетита, хотя обычно мамины блюда уминал за обе щеки. Он считал себя виновным в поражении команды. Алкоголь? Выпить мог, если радостный повод был. А так – чтобы тоску развеять, как говорится, – нет. Никогда. Просто как-то замыкался в себе. Не видно и не слышно его.
Харламов обладал качеством, свойственным единицам: чем сильнее был соперник, тем ярче и эффективнее Валерий играл!
На Калининском проспекте
Урок зимнего вождения. Отец руководит действиями сына. Рядом Ирина. А номер белоснежной «Волги» тот самый: 00–17 ММБ
Представление игроков сборной СССР во время Суперсерии-74. Голос диктора: «№ 17 – Валерий Харламов». И буря оваций!
ЦСКА – «Спартак». Вот это было зрелище!
Редкий снимок – Харламов однажды сделал себе модную в те годы прическу
За границей. В ресторане Александр Мальцев и Валерий Харламов
В советском посольстве в Австрии: Борис Михайлов, Татьяна Якушева, Валерий Харламов, Валерий Васильев
Владимир Шадрин, Валерий Харламов, Владислав Третьяк на открытии Олимпиады-76 в Инсбруке
Уже когда семьей обзавелся, в такие вечера либо сам к нам на Угловой переулок приезжал, либо мы старались его вытащить куда-нибудь в гости. Мама незаметно, зато успешно успокаивала сына. Дед на игре, отец на игре, а мама с испанцами дома смотрела хоккей по телевизору. Тетушка Изабель тяжело жила – двое детей, муж рано умер, но она говорила: «Последний рубль на такси потрачу и приеду к вам». После Валериных поражений веселила нас, подбадривала.
Отец. Жена моя на хоккей не ходила. Очень уж переживала, нервничала, с эмоциями не в силах была совладать. Однажды до милиции дело дошло, забрали ее в отделение.
Сестра. В ЦСКА это случилось. В родном дворце. Играли наши как-то не очень, проигрывали два периода, да и, как назло, у Валеры что-то не ладилось. Мама кричала, ругалась, возмущалась. А оказалась случайно в стане врагов – в секторе, где кучковались не наши болельщики. В общем, ее приняли за цыганку и пожаловались милиционерам. В отделении быстро разобрались, что к чему. Посмеялись. Посочувствовали. Проводили. Сын, как узнал про это, на следующий день купил огромный телевизор, наверное, под 75 килограммов – кажется, первая модель «Темпа», – сам занес на пятый этаж: «Вот, мама, смотри хоккей дома, пожалуйста. Очень тебя прошу – во дворец не ходи».
Чемпионат мира 1975 года в Мюнхене (ФРГ). Харламов в светлом пиджаке – крайний справа в третьем ряду
Отец. После этого Бегоня ходила на хоккей на первый матч, когда еще ничего ясно не было, и на последний, когда в чемпионате Союза все вставало на свои места.
Сестра. Брат за границей бывал часто. По тем-то временам. То с ЦСКА в турне по Канаде, то со сборной на чемпионат мировой ездил. Привозил оттуда каждому из нас все, что только мог и чего только мы желали. Валерка всех нас одевал и с размерами угадывал, все тютелька в тютельку подходило. Перво-наперво матери выдавал «обмундирование».
ЦСКА – сезон 1969/70. Харламов – третий ряд, пятый справа
ЦСКА – сезон 1975/76. Первая Суперсерия против клубов НХЛ. Харламов – третий ряд, первый слева
Одежду обычно со вкусом подбирал. Как-то прикололся и привез ей парик, что по тем временам в диковинку было. У мамы волосы густые были, никакой парик не держался; так он напялил на себя – со смеху умирали вокруг. Через какое-то время химзавивку себе сделал. Кудрявым ходил недели две, а то и поболее. Отцу леску и крючки разные не забывал доставить, рыболовными снастями обеспечивал исправно; еще зажигалки обязательно входили в батин комплект. И друзей одаривал. И, само собой, бабушку с дедушкой.
Брату здесь года двадцать три. Нет, скорее двадцать два: это застолье в нашей квартире на Угловом переулке. Вон какой Валера красавчик!
Охоч до выпивки брат не был. Так, чтобы по любому поводу откупоривать бутылочку или быть готовым в ответ на любое предложение составить компанию, – нет, это не про него. Так, чтобы, как говорится, снять напряжение, или с горя, с радости, – нет, это тоже ему не было присуще. Спокойно вообще обходился без алкоголя. Но, как компанейский парень, как мужчина, как командный игрок, не чурался застолья, в котором вел себя раскованно и создавал приятную атмосферу.
Что предпочитал? Водку и шампанское. Никогда не гнался за двумя зайцами, не мешал. Но, откровенно говоря, водку плохо переносил. По молодости так особенно плохо… С годами покрепче стал, научился, видно, контролировать процесс.
Чем закусывал? Да что под руку попадет, что в доме есть. Неприхотливым был. Селедочка с картошечкой. Яишенка с колбаской. Борщ – добавки просил обычно. Да какой тогда выбор-то был в наших домах. Мы же не отоваривались где-нибудь по блату и не имели спецпайков. Единственное – огурчики и помидорчики любил в натуральном, так сказать, виде, то есть не в салате, месиво это не нравилось.
Ну что еще? Салат оливье – блюдо из обязательной программы любого семейного торжества – предпочитал не с картошкой, а с рисом. Рыбу маминого приготовления за обе щеки уплетал. Ну и мясо обязательно – с тренировки придет, а мама уже во всеоружии: толстый и нежирный шмат говядины или свинины жарила с кровью, а на стол подавала, полив сверху сметанкой, причем жирной, густой, чтобы не растекалась. И сын мой Валера тоже любил такое блюдо. Сказочно мама на кухне управлялась: что ни делала, все сметалось вмиг, если сын возвращался после матча с друзьями. И кстати, обычно никакого алкоголя на столе не было.
Отец. Это, считайте, траурное фото. Дедушка Валерин, Сергей Гаврилович, умер в семьдесят шестом. Ну, сыну сообщили, и он сразу туда, на Соломенную сторожку, рванул. С бабушкой побыть.
Отец мой умер от инфаркта. У него же еще ранение было и осколок в легких сидел. В 79 лет. Матушка моя, Наталья Степановна, умерла в семьдесят девятом – и тоже в 79 лет.
Вечер в квартире на Угловом переулке
Наталья Степановна с внуком
Что ни имя, то всенародная слава: Анатолий Фирсов, Валерий Харламов, Анатолий Тарасов, Александр Рагулин
Сестра. Бабушка жалела очень внука своего. От спорта была далека, знала только, что Валера в хоккей играет и что там, на льду, бьют часто и больно. Что ему наверняка достается синяков и шишек больше других. Все старалась его пирогами своими попотчевать. Какие же необыкновенные пироги она пекла – я нигде больше такой вкуснятины не пробовала!
Зато дед на подобные сентиментальные мелочи внимания не обращал. Гордился своим внуком – аж грудь распирало. Хоккеист Харламов был для него как свет в окошке. Любил его, всех нас любил до последнего вздоха.
Отец. Валерка все на себя брал. Всегда. Что бы ни случилось, ответ он держал. Что-то армейцы выиграли. Пошли небольшой компанией в ресторан «Бега», что на ипподроме, отметить это дело. Валерка, друг его закадычный Мишка Кузнецов – Лесной мы его звали, Саша Гусев, кто-то еще. Ну, посидели крепенько, повеселились. Ничего, как говорится, из ряда вон такого не было. Вышли на улицу. Там уже такси дежурило. Попросили спокойно: «Отвези нас в Тушино». А таксист, латыш оказался, как цену заломил. А Гусь что-то завелся, водилось такое за ним, и слово за слово – разнес тому стекло боковое!
Все разбежались. А Валерка остался. Его в 63-е отделение милиции под белы рученьки сопроводили. А утром Тарасову обо всем доложили. Скандал нешуточный. Тарасов по каким-то делам на «Динамо» был, звонит Локтеву: «Разберись скоренько, что там твои бойцы натворили!» Тем временем Валерку в военную комендатуру забрали. Офицер же. Ну, мы с Локтевым туда поехали.
Попытались с водителем мосты навести. Но латыш уперся и на мировую не идет: «Заявление буду писать. Пусть пропесочат хоккеистов ваших». На другой день я снова к нему поехал. Узнал, что двое детей у него. Предложил: «Давай клюшечки пацанам сделаем настоящие, спортивные. В ресторане посидим. Уладим по-людски». Контора у них находилась рядом с Краснопресненским универмагом, а там и «Казбек» неподалеку.
Еще б чуть-чуть – и скандал бы разразился. Валерку на выезд в Киев не хотели брать, в комендатуре же был. Вот так уладил еле-еле. А вины-то за сыном и не было никакой.
Это его сфотографировали после награждения за победу в чемпионате Союза. Всю команду обязательно принимали в Министерстве обороны. Полковники, генералы – ниже званий там не бывало. Разве что сами хоккеисты ЦСКА. Ну и лично министр обороны, в обязательном порядке. На эту церемонию Валера, как и остальные военнообязанные, должен был явиться при параде – в кителе, все начищено до блеска и отглажено-отутюжено. Вот один раз в году мы его и видели в офицерской форме. Ну, может, еще когда надевал по крайней необходимости.
Сестра. Когда он на официальные церемонии шел, состояние было приподнятое, с небольшим волнением: «Тань, погляди, как сидит? Нормально? Точно – нормально? Без обмана?..» А я лукавила. Вынужденно. Китель-то офицерский все тот же оставался, только на погоны звездочки пришивали после получения очередного звания, а физически Валера крепчал год от года, мышечный корсет был будь здоров, загляденье, и потому тесноват становился китель. А подпороть что-нибудь, подшить мы не решались – все-таки военная форма, как тут своевольничать?
Цеэсковцы на приеме у министра обороны СССР маршала Гречко: Владимир Яковлевич Лутченко, Борис Петрович Михайлов, Владимир Владимирович Петров, Андрей Антонович Гречко, Валерий Борисович Харламов
Обмундирование получал как положено: парадное и повседневное. Военная форма шла брату исключительно! Как с мужчинами обычно и бывает. Хотя по натуре своей был он, прямо скажем, абсолютно не армейский человек.
Отец. Звания военные присваивали сыну согласно общему порядку. Первое – сразу после чемпионата мира 1969 года. Младшего лейтенанта дали. Через два года – лейтенанта. Потом, запамятовал, сколько времени прошло, – капитана. А майором Валерий Борисович стал в восемьдесят первом. И в этом же году произошло несчастье. Не успели сделать снимок в форме майора.
Сестра. Все эти военные звания, все эти привилегии советского времени брат не воспринимал как задел на будущее, как гарантию безбедной жизни после окончания спортивной карьеры и возможность обеспечивать семью. Карьеризмом не страдал. Абсолютно! Да и молодой еще был, не задумывался всерьез над всеми этими житейскими проблемами.
Скажу больше. Само офицерское звание – то, что являлся кадровым военным, – нещадно и с каждым годом все болезненнее тяготило его. Тяготило из-за того, что не мог съездить в Испанию. Вообще по тем порядкам не имел права выехать за пределы Советского Союза как обычный гражданин. А вот защищать спортивную честь родины, не щадя живота своего, – это разрешалось.
Валерий Харламов с партнерами по ЦСКА на Черном море
В военном санатории в Ялте. Хоккеисты с местными жителями. Валерий Харламов – второй слева, далее – Надежда Петрова, Татьяна Третьяк, Владислав Третьяк; Виктор Жлуктов – четвертый справа, Татьяна Михайлова – вторая справа, Борис Михайлов – крайний справа
В Испании он был только в детстве, довольно долго притом; хорошо помнил те впечатления. Ближе к концу хоккейной карьеры Валеру все острее тянуло на родину его предков по материнской линии. Подумывал о том, что повесит коньки на гвоздь – и переедет со мной в край басков. На время или насовсем? До обсуждения этого вопроса мы с ним не дошли.
Между прочим, брат очень долго не вступал в партию. Как-то никто ему не предлагал, а сам он тоже активности в этом направлении не проявлял. Карьеризма в нем не было ни на йоту. Кажется, после победы на Олимпиаде в 1976 году подали документы на награждение Михайлова, Третьяка и Харламова орденом Ленина. Выше для спортсмена награды не было в те годы. Борису и Владику вручили, а Валера наш пролетел. Получил орден Трудового Красного Знамени. Чиновники объяснили ему: «Из-за того, что беспартийный».
Тренировочные будни
Откровенно говоря, обидно брату было. Несправедливо же поступили. Очень даже несправедливо. Орден давали за достижения в хоккее – при чем здесь членство в коммунистической партии?! Валера виду не подавал, но мы-то, родные, чувствовали, что переживает.
Года, наверное, через два или три все-таки вступил в партию. Без особого энтузиазма, но вступил. Одну рекомендацию Харламову дал Игорь Владимирович Силин, врач ЦСКА и сборной, а вторую – Галина Михайловна, его учительница физкультуры.
Отец. Сколько же было разговоров, обсуждений и споров до хрипоты после того, как по весне семьдесят второго объявили о встрече наших с канадскими профессионалами. Наши лучшие против их лучших! Побаивались мы, что скрывать-то. Уж больно рекламы было много вокруг канадских звезд. В мировых первенствах и в Олимпиадах они не участвовали, мы нигде не могли увидеть, как играют, не могли оценить их силу и сравнить с нашими мастерами.
У Валеры коленки не дрожали. Напротив, рвался в бой душой и телом. Азарт появился дополнительный. Я подтрунивал в те дни: «Ну что, сынок… Ох, и намнут вам бока эти канадские профи!» А он уверенно так отвечал: «Бать, мне интересно против них сыграть. Представляешь – я против Бобби Орра! Эх, поскорей бы уж эти игры начались».
И у Бори Михайлова такой же настрой боевой был. И у Володи Петрова.
Это уже давно не секрет. После той первой серии с канадцами в семьдесят втором нашим ребятам предложения поступили от тамошних клубов. Ведущих в НХЛ. Саше Якушеву, Владику Третьяку, всей армейской тройке, еще, может, кому-то. Суммы там назывались заоблачные! Ну, ясно, никто и помыслить не смел о таком. Потому как никто никому не разрешил бы, а бежать из Союза – этого тогда и привидеться ребятам не могло.
Как-то вечером сидим дома. Валера заскакивает нас проведать. А мы чай пьем. И невзначай вырвалось у меня:
– Валера, а может, все-таки подумаешь насчет Канады? Поиграешь, денег заработаешь, мир посмотришь.
Тут и Бегоня поддержала:
– А вправду, сынок, – почему не попробовать?.. Валера прервал нас на полуслове:
– Да я бы с огромным удовольствием там поиграл. Только поймите, если рвану туда, вам здесь житья не будет. Сгноят вас, закопают.
Битвы с канадцами особенно мотивировали Харламова