День второй. Польша. Олецко

Война для них началась как-то обыденно. Без пафоса, надрыва, пламенных речей и сжатых от ненависти к врагам кулаков. Батальон даже не поднимали по тревоге, все было, как обычно. Тактическая группа «Б» в составе двух танковых, двух механизированных батальонов с дивизионом САУ «Мста-С», реактивной и зенитной батареи двинулась по шоссе в сторону границы, не скрываясь, в сопровождении автомобилей ВАИ. День был обычным рабочим; машины навстречу попадались нечасто, поэтому колонна шла на приличной скорости в двадцать семь километров в час. Обойдя Озерск и сильно перепугав местных жителей видом укутанных «Накидками», сильно деформирующих внешний вид, «Барсов», тактическая группа через десять минут прибыла на место временного расположения рядом с Чистопольем, где уже ждали полевые кухни и топливозаправщики. Пока экипажи заливали в баки ТС-1, Громов собрал офицеров и вместе с начштаба майором Зиминым, отозванным из отпуска и только вчера вечером прибывшим в расположение бригады, с помощью полевого ноутбука начал уточнять предстоящие боевые задачи.

Повторение, как известно, мать учения. Про себя отметил, что никто из офицеров не был перевозбужден или, наоборот, испуган. Спокойные, собранные лица, несмотря на круги у многих под глазами: ночь все-таки была бессонной. Как и обещало командование, жен отправили на «большую землю» вчера вечером. В последний момент. Автоколонна регионального центра НСС во главе с «прикрепленным» к бригаде майором-спасателем прибыла к военному городку ровно в семь вечера, когда жены и дети собрались и, утирая сопли и слезы, сидели на чемоданах в квартирах. Со своими «половинками» и отпрысками попрощались заранее, чтобы в ответственный момент не создавать столпотворения в военном городке. Хоть и жестко, но правильно. «Батя» своих: супругу и дочь, отправил в общей колонне. Так же, как все штабные офицеры. Уже ночью супруга позвонила, сказала, что долетели нормально, разместили их, как и обещали, в санатории Минобороны недалеко от Питера, в красивейшем месте. Теперь – душа на месте, ведь начнись война, расположения воинских частей и городков подвергнутся ударам в первую очередь.

Потом жахнуло. Жахнуло так, что стекла в домах Чистополья лопались одно за другим. Над головой протянулись огненные стрелы ракет РСЗО. Пронзительный свист в небе и оглушительный грохот на польской стороне границы свидетельствовал о том, что в дело вступила ствольная артиллерия. Батальон сорвался с места и, имея в авангарде колонны разведывательный взвод лейтенанта Яковлева, двинулся по проселку, еще не разбитому гусеницами и колесами сотен тяжелых машин. Теперь стал понятен замысел командования: огневая подготовка прикрывает выход бронетехники на рубеж атаки. Не знаю, сколько боеприпасов сожгли в течение сорока пяти минут «глухари», но эффективность огня была потрясающая. Когда пересекли границу, то увидели буквально стертые в пыль польские пограничные посты, где уже вовсю хозяйничали наши погранцы. Тогда же увидели первые трупы: двое поляков в набухшем от крови камуфляже лежали на обочине проселка. Над колонной с ревом пронеслись два «Гермеса», летящие на юг в направлении первой цели тактической группы – городка Венгожево, где была расположена первая артиллерийская бригада «Мазурия». Какой мудрец из польского командования разместил ее всего в тринадцати километрах от границы, черт знает. Хотя, ударь поляки первыми, расположение бригады, максимально позволяющее использовать мощь тяжелой и реактивной артиллерии на всю глубину нашей обороны, было бы абсолютно верным. Но мы их опередили. Зная мощь и точность нашего огня, Громов не сомневался, что от «Мазурии» вряд ли что осталось. В подтверждение этого на бортовом мониторе загорелась строка нового боевого приказа:

– Венгожево обойти с востока и следовать на линию Гижицко-Олецко. Внимание, ожидается сильное сопротивление. Возможный противник: два батальона мотопехоты, батальон танков, противотанковые средства.

Повернув на восток, обходя пылающее Венгожево, мы впервые попали под обстрел. Хоть и не прицельный, но крайне сильный. Хорошо еще, что издалека, и беспилотных корректировщиков у поляков не было. Так что досталось не нам, а польским беженцам, в панике бегущим из зоны боевых действий. На наших глазах польские снаряды раскромсали колонну из полутора десятков легковушек, нескольких микроавтобусов и тракторов с прицепами, забитых какими-то тюками. Просто – месиво, не меньше полусотни людей погибло сразу, более сотни – искалечено. Главное, что остановиться и оказать помощь группа не могла, просто не имела права. Это могло сорвать сроки предстоящей атаки и подставить под удар всю операцию. Как там в стишке:

Громов связался по БИУС с бригадным начмедом майором Китайкиным и сообщил ему об увиденном, требуя выделить в будущем людей, транспорт и медикаменты для помощи пострадавшим от своего же огня полякам.

Поляки атаковали сами. Самоубийственно храбро, несмотря на то что тактическая группа имела более совершенную технику. Как знаменитые «крылатые гусары», каре прусской пехоты. Более разумным было бы рассредоточить бригаду в обороне и навязать нам классический оборонительный бой. Только командиру пятнадцатой механизированной бригады Wojska Lądowo генералу Комаровски, не иначе невыносимо было смотреть, как проклятые русские топчут его родную землю, и поэтому вся бригада, как на параде, пошла на тактическую группу в лобовую атаку. Без предварительной разведки и поддержки авиации.

Комбриг, когда получил данные о лобовой польской атаке, только и смог сказать:

– Вот, баран! Сам на убой лезет! Громову и Ромашову встретить на дистанции ТУРами!

Поставив две роты в качестве заслона катящейся польской лавине, третьей ротой и мотопехотой Громов собрался ударить во фланг. Равнинная местность позволила встретить поляков управляемыми ракетами на расстоянии четыре с половиной километров. Несколько польских ПТ-91 «Твярды» вспыхнули факелами, но остальные только прибавили скорость, стараясь сблизиться с нами на дистанцию, дающую их устаревшим орудиям ДТ-81 возможность огня прямой наводкой. Но тягаться с лобовой броней модернизированных «восьмидесятых» эти орудия не могли даже на расстоянии пятисот метров. Это была бойня. Батальон Громова БОПСами «Свинец-2» буквально расстрелял польскую бригаду. Не менее трех десятков «Твярдых» горело, остальные, закрываясь дымовой завесой, пытались отползти обратно. Приказ комбрига звучал недвусмысленно:

– Не отпускать! Преследовать и по возможности добить!

При преследовании и начались основные проблемы. Бронемашины с ПТУРами и спешенная польская пехота, засевшая в рощицах и в паре крепких хуторов. Три «Барса» тут же получили из РПГ в борта, только куски «Накидки» в стороны полетели. Что с ними, сообщат позже. Из-за русских танков выскочили БМП-3 и стали огнем из сдвоенных орудий зачищать мотопехоту противника весьма эффективно.

Затем танки и спешенная пехота медленно стали продвигаться вперед. Оживило неспешное продвижение появление «Гермеса», прошедшего над полем по вызову Зимина. Обнаружил две наспех замаскированные противотанковые засады из польских BWP-1 и свободный проход вдоль железнодорожной насыпи, мимо которой отходили польские «Твярды».

– С мотопехотой гренадеры Ромашова сами справятся, бригадная артиллерия им в помощь, а танковому батальону надо врага не отпускать.

На сей раз потери были. Атаковать вдоль насыпи, подставляя борта «Твярдым», – затея опасная, но необходимая. Добить «пшеков» сегодня надо обязательно, здесь комбриг прав. Сейчас время – дороже жизни. Шесть «Барсов», один за другим, сгорели на насыпи у этого проклятого городишки Гижицко. Но из «Твярдых» спастись удалось не больше трем-четырем машинам, нырнувших, словно крысы, в спасительную дымовую завесу.

Общий итог боя: девять машин в батальоне подбито, подробный рапорт будет только завтра утром.

Известно уже о гибели семи человек, в том числе взводного, старлея Григоренко из второй роты. Того самого, у которого жена Маринка была на последнем месяце беременности и до последнего момента не хотела эвакуироваться из-за боязни перелетов. Еле уговорили. Теперь вот ее муж, Сашка Григоренко, одним из первых отправится «двухсотым» в полевой морг. Потери опять же предварительные, но цифры будут только расти. На войне, как на войне.

Остатками отступающей в беспорядке польской бригады занялись «Аллигаторы» – это первая наша авиация, появившаяся сегодня.

Олецко взяли, в отличие от Гижицко, без всякого сопротивления. Обнаружили в городе три брошенных «маталыги» и две BWP. Едва Громов вылез из своего «восьмидесятого», чтобы встретиться с офицерами батальона, как в воздухе что-то зашелестело и раздался жуткий грохот.

Его отбросило назад, здорово приложив головой о навесной экран. Если бы не защитный шлем, то череп бы размозжило. Тряся головой, Громов встал сначала на четвереньки, затем, при помощи подбежавшего наводчика Курехина, поднялся на ноги.

Курехин что-то кричал, разевая рот, как рыба, но слышно ничего не было…

«Оглох, – подумал Громов, – в первый день войны!»

К ним подбежал начштаба Зимин и, расстегнув подбородочный ремень, стащил с него шлем. Громов затряс головой и, наконец, к своему облегчению, услышал звуки, которые стали складываться в привычную уже гамму боя.

– Ты нормально, командир? – спросил Зимин, тряся его за плечи.

– Будет все нормально, если ты перестанешь меня трясти, а Курехин перестанет лапать гвардии подполковника, как девку!

Курехин тут же отпустил его талию и вытянулся во фрунт, пожирая начальство преданным взором и являя ему слегка придурковатый внешний вид.

– Что это, б…ть, было? – спросил Громов у Зимина.

– Авианалет! Судя по всему, бомбы управляемые.

– Потери?

– У нас вроде нет. А вот гренадерам, судя по всему, досталось.

Тут гарнитура рации ожила, и голос комбрига сообщил:

– Ромашов и его начштаба убиты в ходе бомбежки!

Приехали… в первый же день. Эх… Димка-Димка! Зимин извлек откуда-то из-под «бронника» плоскую фляжку и, отвинтив крышку, протянул Громову.

– Комбат, помянем соседа… и наших ребят!