Глава 4. В зоне особого внимания. Чужие леса

– Так сразу этого говнюка убьём или сначала побеседуем? – спросила Машка Тупикова звенящим шёпотом, глядя, как пара «Апачей-Лонгбоу» методично превращает в щепу участок хвойного леса километрах в четырёх от нас. Для себя я отметил, что хоть вражеские вертолёты и считались всепогодными, прилетели они уже на рассвете, а значит, их экипажи не очень-то доверяли себе и вверенной технике…

Связанный говнюк с кляпом во рту лежал у Машкиных ног. Он беззвучно выл и извивался, всё яснее понимая, что с ним теперь будет.

– Затихни, т-ты, с-сыка!! – зашипела Машка и для подтверждения своих слов припечатала его ботинком под дых, после чего говнюк начал издавать носом звуки всасывающей воду раковины.

Был он англоязычным канадцем, а по профессии – нанятым нами проводником. Точнее сказать, наняла его Мадам Подпол, к нашему удивлению, лично возглавившая нашу разведгруппу.

И именно он в итоге предложил нам заночевать в том месте, которое сейчас от души обрабатывали вертолёты. Мы, правда, на это не согласились, как до этого не согласились переходить пограничные минные заграждения в якобы знакомых ему местах.

Поставив на указанном месте автономный одноразовый тепловой имитатор (одна из последних отечественных новинок – для наблюдающего через инфракрасную оптику даёт полную иллюзию присутствия пяти-шести человек, которые не двигаются), мы отошли на три с лишним километра и уже там заночевали, предварительно хорошо замаскировавшись и заэкранировав себя пассивными помехами (ставить активные помехи в нашем случае было довольно опасно, а то по их источнику тоже засекут, как не фиг делать). Говнюк-проводник сначала попытался возражать, а потом и бежать, но в итоге получил по бестолковке и был упакован, как пучок редиски.

– Наверное, всё-таки есть смысл его поспрашивать, – сказала неистовая Данка, когда вертолёты наконец улетели. – Мария Олеговна, дайте его сюда!

Интересно, но наши бабы в этом рейде почему-то начали называть друг друга исключительно по имени-отчеству – Дана Васильевна, Мария Олеговна и Светлана Афанасьевна. Смех, да и только…

Машка на пару с Рустиком Хамретдиновым приподняла говнюка и поставила пред светлы очи Мадам Подпол. Остальной наш личный состав продолжал дремать по окрестным кустикам, не показывая особого интереса к допросу и допрашиваемому.

– У-у, сволота! – сказала Машка и вынула кляп у него изо рта. Говнюк издал икающий звук.

– Эх, Мария Олеговна, – сказала Данка. – Ну что вы ругаетесь, он же по-русски ни бельмеса не понимает…

– Да? – удивилась Машка и тут же пообещала говнюку вставить фак в его эсс на плохом, но всё же понятном английском. Тот затрясся ещё больше, уже успев осознать, что эта может и такое, даже использовав в виде фака какое-нибудь подручное средство, вроде банальной еловой палки…

– Ну, и куда ты завёл нас, проклятый старик? – спросила его Мадам Подпол на своей приличной американской мове. Видимо, желала быть ироничной, тем более что таким уж стариком этот тип не был – вполне здоровый, рыжий и мордастый экземпляр лет под шестьдесят…

– Это коммерция, ничего личного! – заученно затараторил говнюк в ответ (я его ответы с трудом, но понимал). – Поймите! Меня заставили!

Чувствовалось, что он по жизни и врал искренне, и заблуждался вполне себе честно, как жителю Северной Америки и положено…

– Кто? Заставил-то?

– Американские военные. Эти мерзавцы!

– И что они от тебя хотели?

– Сначала я водил беженцев из Штатов в Канаду, этим многие зарабатывали. Но эти сволочи меня поймали!

– И что?

– А если бы вам, мэм, предложили: или сотрудничать, или умереть мучительной смертью, вы бы что выбрали?

– Ты не в суде и не на приёме у семейного психолога, и не надо задавать мне дурацкие вопросы. На войне каждый выбирает то, что считает нужным, но зачастую этот выбор делается раз и навсегда. И, по-моему, ты выбрал неправильно. Дальше!

– С тех пор я во время переходов через бывшую линию границы оставлял людей на ночлег на специально оговоренных местах, а иногда, если позволяла ситуация, добавлял снотворное в воду или еду. Ну и уходил до прилёта вертолётов. Раньше вместо вертолётов иногда прилетали беспилотники…

– Зачем ты это делал?

– Я же вам уже сказал! Они меня заставили! Будь они прокляты!

– И многих ты вот так сопроводил? – поинтересовалась Данка. Говнюк на это только скрипнул зубами и опустил глаза в землю, себе под ноги.

– Понятно… А нас ты зачем пытался подставить под раздачу? Мы же тебе объяснили, куда мы пошли и зачем – ненадолго и с возвратом. Канадцы же все поняли бы…

– А я бы здесь больше не ходил, переместился бы восточнее. И вообще, в глубь территории США всё равно не стоит идти. Никому. И без разницы – со мной или без меня. Вы просто не пройдёте. А если пройдёте, то не вернётесь. Дальше начнутся практически глухие барьеры, где автоматика начинает стрелять, реагируя на любое малейшее шевеление… Вам так и так конец! А сейчас я ещё могу вывести вас обратно!

– И чем тебе платят, погань? И сколько?

– Продовольствием и топливом, у меня же семья! А за вас я бы получил расчёт в зависимости от количества голов…

– Уничтоженных голов, ты хотел сказать? Так с тобой и сейчас вполне могут рассчитаться – ведь экипажи вертолётов думают, что мы уничтожены. Выходит, ты выполнил то, что от тебя требовалось?

– Да… То есть нет… Я не винова-а-а-ат!!! Меня заста-а-авили!!!

– Ну конечно, – сказала Данка. – Сейчас начнет распинаться на всю Ивановскую про жадную тёщу, больную жену, голодных деток и прочих родичей и домашних животных… Мария Олеговна, заткните его!

Машка с готовностью вставила вынутый кляп на место. По самые гланды. Говнюк снова завыл и заизвивался. Последовал очередной пинок под дых, плавно перешедший в звуки сильно затруднённого дыхания.

– Ну и что с ним делать? – спросил я. – Я же говорил – не фиг его вообще было с собой брать. От него изначально толку было, как пуха от свиньи. А теперь он для нас вообще балласт, без вариантов…

– Погодь, майор. Зато теперь мы точно знаем, что все, ну, или почти все проводники и прочие контрабандисты здесь явно куплены, давно и на корню, и находятся на полом пансионе у американской погранслужбы. И я так думаю, он нам ещё пригодится…

Бывшую канадско-американскую границу мы перешли вчера во второй половине дня. Нашей легендой в данном случае была поисковая экспедиция, поскольку один наш лаборант на пару с местной медсестрой уехал на квадроцикле в направлении границы и пропал с концами.

Ну, то есть как пропал – через двое (а лучше трое) суток он с этой «подружкой», как и было договорено заранее, выйдет из леса, тщательно имитируя счастливое и радостное возвращение, и нам тоже дадут команду возвращаться.

И мы вернёмся, поскольку автономности у нашей группы на пять-шесть суток максимум. На крайний случай нас должна забрать вторая группа (командир – лейтенант Симонов) с помощью пары вертолётов, предоставленных канадцами. Вертолёты, конечно, так себе – старые двухдвигательные «Твин Хьюи», при этом Симонов сказал, что за оба борта он, конечно, не ручается, но один как-нибудь в воздух поднимет… Называется – обрадовал. Поскольку для одного вертолёта такого типа нас несколько многовато, да и летать сейчас над этими местами то ещё удовольствие…

Хозяева, то есть канадцы, нас честно предупредили заранее: идёте вы в поиск исключительно на свой страх и риск, и мы за вас не отвечаем.

Углубляться на территорию США здесь никому, по идее, не запрещалось, но и не рекомендовалось, поскольку оттуда в последнее время никто не возвращался. Сюда ещё, бывало, приходили беженцы из Штатов, а вот чтобы кто-то пошёл в обратном направлении и вернулся – такого на их памяти не было.

Мы с ними спорить не стали. От нас в данном случае и требовалось-то немного – ненадолго углубиться на сопредельную территорию, дабы точно определить, существует ли реально то самое пресловутое «предполье» и проходимо ли оно в принципе. Плюс всякие мелкие детали.

С бактериологами мы тут (то есть в провинции Британская Колумбия) проторчали больше месяца. Вирус, с которым они боролись, был типично военный, с вполне привычными признаками – сначала повышение температуры и общее ухудшение состояния, потом затруднение дыхания, кровавый понос и в течение недели, максимум двух – полный, как говорили в одном старом фильме, катурадж для заражённого (если, разумеется, не вмешаться на начальной стадии). Эпидемия у них случилась изрядная, причём было впечатление, что какая-то местная деревенская сволочь, полагавшая себя умнее всех на свете, попыталась вскрыть этот самый, упавший с орбиты ещё до Долгой Зимы и до того момента мирно валявшийся в горах непонятно чей (мы-то знали, что скорее всего – китайский, но помалкивали) спутник на предмет поиска чего-нибудь ценного. Ну и нашёл на свою голову.

Ситуация усугублялась тем, что по окрестным лесам после окончания Долгой Зимы расселилась масса разнообразного народу, о котором центральная власть не знала почти ничего. Конечно, не так много, как на здешнем Атлантическом побережье, в районе того же Монреаля или Оттавы, но тем не менее. Кроме местных сюда в своё время набежало полно беженцев из Европы (прежде всего из той же Англии), и как-то зарегистрирована была только малая их часть.

Так что приходилось тщательно проверять окрестные мелкие городишки, деревни, хутора и прочие таёжные заимки и на месте определять, живы их обитатели или уже нет. Живых полагалось прививать и по возможности переселять, а мёртвых – обеззараживать (в идеале путём сжигания из огнемётов вместе с жилищами). И при этом делать всё возможное, чтобы эпидемия не пошла восточнее (а вот по этому поводу гарантий дать не мог вообще никто)…

Местность тут мало отличалась от Сибири, тот же густой хвойный лес (правда, слишком чистый и более проходимый в сравнении с той же сибирской тайгой), выламывались из привычного образа только шикарные Скалистые горы, чьи заснеженные вершины всё время маячили на горизонте. Но при этом дорог было немного, оружия (как минимум пистолетов-револьверов и прочих дробовиков) на руках у населения хватало, а скверная психопатическая манера палить из-за кустов без предупреждения по любым «чужакам» и ставить на дорогах и лесных тропах растяжки у аборигенов (как и везде на земном шарике) имела место быть. Так что сапёрам тут работы хватало.

Крупнейшим окрестным городом был Ванкувер, но мы туда старались особо не соваться, поскольку живых со всей округи свозили как раз туда – а на фиг нам сдался самый центр эпидемии? Мы всё больше сопровождали армейские колонны и поисковые партии с медиками по лесному безлюдью, наблюдая по большей части заброшенное жильё, покойников (свежих и не очень), иногда – человеческие костяки, и очень редко находя живых (больных, которые ещё не факт, что выживут).

Прежде чем устроить весь этот спектакль с лаборантом, мы дали местным привыкнуть к себе.

Долго готовились, пока не наступил относительно благоприятный момент – наиболее вероятные места скопления людей к этому времени уже были более-менее обследованы, и работы у нас стало значительно меньше.

Кстати, у американцев здесь была интересная привычка – периодически сбрасывать с вертолётов, а потом подрывать небольшие электромагнитно-импульсные заряды. Зачем они это делали – чёрт его знает. Видимо, из профилактических соображений, чтобы выбивать на сопредельной стороне а также у тех, кто шастает через границу, всю электроаппаратуру. В итоге канадские погранцы даже рациями пользовались с оглядкой.

Мы, разумеется, внакладе не остались и тоже в течение месяца подорвали несколько подобных зарядиков – из-за одного из этих подрывов точно разбился пиндосский патрульный вертолёт…

Ну, а когда мы пошли на сопределку – целенаправленно рванули большой электромагнитный заряд, ослепив их всерьёз и надолго.

Хотя, как оказалось, мы зря опасались. Никаких электронных следящих маяков мы при переходе границы не нашли совсем, а установленные кое-где камеры давным-давно были непоправимо мёртвыми – похоже, их обесточили для экономии ещё Долгой Зимой или сразу после неё.

Зато разных мин здесь было до фига. Но чувствовалось, что ставили их без чёткого плана и без души, как-то неровно и явно второпях. Местами – современные и грамотно поставленные противопехотки и противотанковые мины, а местами – неряшливо установленные растяжки.

Лично меня больше всего удивили противотанковые мины, установленные на, в общем-то, малопроходимых лесных участках. А потом, припомнив сапёрные наставления, я наконец допёр: они же потенциально танкоопасные направления минировали. А именно места, где был подходящий брод через реку или твёрдый грунт – там, где танк может худо-бедно пройти по лесу. Выходит, в самом начале пиндосские генштабисты считали возможным танковое вторжение со стороны Канады? Интересно, с какого это перепугу и какими силами? У канадцев и в лучшие-то времена ничего, кроме трёх сотен старых, частично модернизированных «Леопардов-1», не было. А уж теперь, после того как лучшая часть их армии в начале этой заварушки полегла в Европе и на Ближнем Востоке (их, как и многих других союзничков по НАТО, просто не успели оттуда эвакуировать), у них с тяжёлой техникой и вовсе швах…

В общем, пиндосы делали всё откровенно впопыхах и явно по каким-то старым, довоенным ещё планам, а потом вообще бросили всё и ушли, взорвав все мосты на ведущих из США в Канаду дорогах и заблокировав эти самые дороги.

Заранее подготовленные укреплённые посты и установленные кое-где участки колючки-«егозы» были явно и ни с того ни с сего брошены. По дороге нам встречалась потемневшие таблички с предупреждениями типа «Attention! Danger! Infected!» и значками ядерной и биологической опасности, и начинавшая ржаветь боевая техника. Например, в одном месте у дороги попалась стоящая за прикрытием из бетонных блоков жёлто-песочная БМП «Брэдли» – краска на ней уже начала вздуваться от перепадов влажности при смене времён года, люки были закрыты снаружи, все стыки и оптика, словно при постановке на консервацию, кое-как заклеены клейкой лентой и прикрыты грязным полиэтиленом…

Канадцы рассказывали, что американцы убрали своих вояк из приграничных районов ещё до Долгой Зимы, когда, вскоре после известных июльских событий (Д. Питерс и взрыв в гавани Нью-Йорка), в этих краях впервые выпали радиоактивные осадки. Но, по-моему, причина тут была в чём-то другом, хотя радиоактивный фон в этих лесах, конечно, был повышенный (за время перехода нам попалось всего два предельно загрязнённых участка, где наши дозиметры буквально сошли с ума, но мы их благополучно обошли). Возможно, дело было в том, что из-за полной утраты спутниковой группировки и глобальной паутины методы контроля, основанные на применении привычных ещё недавно мощных электронных средств наблюдения, были более не применимы, а новые ещё предстояло придумать. И не факт, что их вообще придумали…

Так что границу мы перешли без особых проблем. За недостатком времени старались не возиться с разминированием, а делать проходы с помощью подрыва удлинённых зарядов или проходить по растяжкам, которые можно было относительно легко преодолеть или снять. В паре мест мы отметили растяжки, совмещённые с ёмкостями отравляющих веществ (судя по маркировке, это был зарин) – подрыв одного такого «сюрпризика» убил бы любую жизнь в радиусе нескольких километров, в зависимости от погоды и направления ветра.

Да и наш горе-проводник, похоже, знал какие-то «свои» проходы, поскольку восстанавливать взрывные заграждения здесь было некому. Для восполнения минных полей здесь иногда сыпали с вертолётов противопехотки, чем и ограничивались.

Вот только проводник оказался той ещё сволочью, а главные сюрпризы явно были ещё впереди.

– Пошли, – сказала Мадам Подпол, когда окончательно рассвело. Мы поднялись и прежним порядком двинулись вперёд. Впереди – Хамретдинов и Киквидзе, потом я и Пижамкина, дальше Мадам Подпол с сержантом Георгиевым, за ними Тупикова со связанным говнюком и сержант Продажный. Все в канадском армейском камуфле, со штатным, расейского образца, оружием (только у нашей неистовой Данки зачем-то был с собой американский карабин М-4, клон-коротыш М-16, не иначе для особо важных диверсионных действий) и нагруженные кроме штатных рюкзаков всякой всячиной, вроде одноразовых ПТРКП-43М «Иремель», противовертолётных мин последнего поколения «Сисим» и электромагнитных «бомбочек». Мадам Подпол опять надела под камуфляж свою хитрую (уже знакомую нам по Сербии) «кольчужку» (то есть, надо понимать, не просто шла, а собирала при этом информацию) и плюс к этому тащила с собой два металлических кейса. В одном был её знаменитый по той же Сербии «радар» в усовершенствованном варианте – теперь приборчик видел крупные массы металла и живые объекты почти на шесть километров вокруг, а антенна у него была беспроводная. Второй кейс был переносным компом, в духе ноутбука из прежних времён, только помощнее. Похоже, неистовая Данка всерьёз рассчитывала каким-то образом получить доступ к местной сети. Ну-ну! Как говорится, мечтать не вредно… Можно подумать, у них тут сетевые кабели с USB-разъёмами натыканы под каждой ёлкой…

Часа два мы топали в спокойном темпе по местному редколесью и высоченной сочной траве, среди ёлок и россыпей каких-то красных и голубых цветов. Время от времени останавливались и, что называется, «озирались», ставя антенну «кейса-радара» куда-нибудь повыше на ближайшую ёлку, а также используя бинокли. Мы специально шли, сверяясь с полученной от канадцев картой и обходя обозначенные на ней довоенные дороги и редкие строения. В данный момент мы уже километров на сорок зашли в глубь бывшей территории США. Мины постепенно перестали попадаться, признаков людей, даже мёртвых, не обнаруживалось.

Только редкое зверьё время от времени выдавало какие-то отметки на экран «радара» – в вышине парили довольно крупные орлы (а может, орланы или грифы, кто же их тут разберёт?), а один раз мы случайно шуганули пуму, которую здесь с какого-то перепугу именуют «горным львом». Впрочем, эта котяра (слегка крупнее нашей рыси, только с однотонной серо-коричневой шкурой и длинным хвостом) драпанула подальше в лес раньше, чем мы смогли её толком разглядеть. То есть какая-то охота здесь, наверное, была. Хотя, честно говоря, охотиться на местную фауну, кушать здешние грибки-ягодки или пить воду из окрестных открытых водоёмов я бы лично никому не посоветовал. Поскольку вся нанесённая войной и её последствиями активная дрянь с окончанием Долгой Зимы здесь явно ушла в землю и воду, а доступной (я уже не говорю – открытой) информации об уровне заражения территории бывших США и Канады практически не было… Хотя то же самое сейчас можно сказать про большую часть земного шарика…

А потом, примерно после часа пути по пересечённой местности, Мадам Подпол сказала:

– Стоп!

Личный состав послушно замер там, где стоял. Изготовившись к круговой обороне.

– В чём дело? – спросил я.

– На пределе дальности, километрах в четырёх, светится пара довольно крупных металлических объектов, – пояснила Мадам Подпол, уткнувшись в свой «радар». – Один движется на северо-восток от нас, второй стоит почти неподвижно практически на линии нашего движения. Судя по всему – ждёт…

– Кого? – удивился я. – Нас?

Дело в том, что все члены нашей разведгруппы получили в виде медальона чипы, извлечённые из тех самых «зомби-унисолов», взятых в Анголе и на Кубе. Чипы эти были автономны и полностью лишены индивидуальности (на наше счастье, но как знать – вдруг пиндосы со временем устранят эту досадную недоработку, и тогда с этим фуфлом по их территории уже так просто не погуляешь) – любая относительно «умная» система вооружения американского производства просто считывала с них сигнал «я – свой!» и реагировала на носителя такого чипа соответственно. А точнее сказать – никак не реагировала. Этот момент наши высоколобые спецы, слава богу, успели проверить и уточнить. Так с чего бы этим здешним автоматкам (если это, конечно, именно они) вдруг напрягаться при нашем приближении?

– Да они явно не на нас реагируют, а на этого говнюка, – кивнула Данка в сторону связанного горе-проводника. – У него же такой висюльки нет.

– Дана Васильевна! – позвала Светка Пижамкина, оторвавшись от рассматривания местности в бинокль. – Там впереди плакатик маячит, уж больно интересный!

Мы все схватились за бинокли. И действительно, среди высокой травы примерно в километре от нас из земли торчал металлический шест, увенчанный слегка заржавленной по краям надписью: «Stop! Exist to Destroy!»

– Это что в переводе? – поинтересовался торчавший рядом с ними Продажный.

– «При дальшейшем продвижении будете уничтожены!» или что-то типа того, – пояснила Мадам Подпол, недовольно посмотрев на сержанта. – Короче говоря, ничего хорошего…

Повисла некоторая пауза, которую нарушила та же неистовая Данка.

– Мария Олеговна, – сказала она Машке. – Кажется, наш говнюк сгодился-таки, давайте его сюда.

Тупикова с готовностью подтащила проводника поближе к ней.

– Выньте кляп.

– Что это за указатель? – спросила она говнюка, когда его рот наконец был освобождён от затычки.

– А я вас предупреждал! – заявил тот, едва отдышавшись. – Здесь начинаются подвижные огневые точки, реагирующие на малейшее шевеление! Это главная пограничная полоса!

– То есть напичканное минами предполье не сплошное, но на этом направлении оно тянется на тридцать – тридцать пять километров в глубь бывшей территории США?

– Да.

– Потом идёт полоса, где стоит заслон из этих самых автоматов, а что дальше?

– Дальше, километров через десять-пятнадцать, начинаются более-менее населённые места, там охрана границы уже традиционная.

– В каком смысле традиционная?

– Армейские посты и патрули.

– И как ты раньше преодолевал эти автоматы?

– Здесь – никак. Обычно я хожу километров на пятьдесят восточнее, в сторону Пентигтона и Оровилла. Там у меня есть рация и заранее оговоренное «окно» на границе. Меня там знают…

– А на кой же ляд ты с нами в этом месте через границу попёрся, раз не знаешь, как отсюда выбираться?

– А я вас не должен был доводить до конца или выводить обратно, – сказал говнюк довольно искренне. – Вы все должны были остаться здесь! Ещё прошлой ночью! А один я бы спокойно выбрался!

– Понятно. В крупные города возможно попасть?

– Нет. Я в них после Долгой Зимы ни разу не был. Там действует не только режим осаждённой крепости и электронные пропуска, но и постоянные выборочные проверки по сетчатке глаза, отпечаткам пальцев, группе крови, ДНК и прочей подобной похабели. Чужой человек туда и близко не подойдёт…

– Что происходит на дороге Сиэтл – Ванкувер?

– А что вас там интересует, мэм?

– Военная база № 1991 в приграничной зоне.

– На эту базу попасть ещё труднее, чем в города вроде Сиэтла или Такомы. Собственно, до Ванкувера там сейчас дороги как таковой нет, поскольку мосты и старые пограничные пункты взорваны, а затем заминированы. А так – старое шоссе, в довольно приличном состоянии. Серьёзно охраняется, но в основном механизированными патрулями и вертолётами, постоянных постов и секретов там нет. Но движение там не интенсивное. В основном довольно регулярно ходят транспортные автомобильные конвои со снабжением из Сиэтла на эту базу самую № 1991 и обратно. Но конвои многочисленные и хорошо охраняются…

– Откуда знаешь?

– А вначале были отдельные идиоты, которые пытались на эти конвои нападать. Догадайтесь, что с ними произошло…

– А зачем нам эта дорога? – спросил я у Мадам Подпол, перебив поток откровений говнюка.

– Затем, что, к примеру, в патрульных бронемашинах вполне могут стоять тактические компы, а эти компы могут иметь выход в местную военную сеть. А значит, они нас интересуют больше всего. Надо же иметь хоть какое-то представление об их кодах, системах передачи данных, связи и охраны. А ничего ближе этого шоссе, где можно было бы в таком броневике поковыряться, поблизости нет. А времени у нас мало.

– То есть, я так понимаю, мы выйдем к шоссе и возьмём на абордаж первый же встреченный броневик, осмотрим его начинку, а потом отойдём?

– Примерно так.

– Не оригинально и, я бы даже сказал, не смешно. Жизнь подсказывает, что подобные броневики по одному почти наверняка не ездят. А для нападения на колонну нас явно маловато. Да и подкрепление к ним набежит явно раньше, чем мы успеем что-нибудь сделать. Вертолётов-то у них здесь вполне хватает…

– А оригинальничать и не получится, как я уже сказала, времени у нас в обрез. Мы ещё могли как-то подготовить и залегендировать наше пребывание в Канаде, а здесь уже приходится пошло импровизировать, методом научного тыка. Можно подумать, ты, майор, можешь предложить что-то поумнее?

– Я? Да нет, навряд ли…

– Вот видишь…

– Значит, полезем-таки к пиндосскому чёрту в пекло? И для этого нам надо обязательно пересекать «воображаемую линию», охраняемую этими грёбаными киберцерберами?

– Обязательно, поскольку эта «воображаемая линия», судя по всему, сплошная. И мы, по идее, от больших неприятностей защищены благодаря этим трофейным висюлькам. Но для чистоты эксперимента целесообразно пустить вперёд вот этого хрена, – и она кивнула в сторону горе-проводника. – И посмотреть, что будет.

Поскольку говорили мы с ней по-русски, говнюк слушал нас предельно настороженно, а после того, как Данка указала на него, выпучил глаза и затрясся.

– То есть, по-твоему, преодолеть эти автоматы невозможно? – спросила его Данка, опять переходя на американскую мову.

– Нет.

– Может, оно и так. Но тебе всё равно придётся попробовать. Мария Олеговна, развяжите его.

Машка сняла вязки и кинула говнюку его рюкзак с барахлом.

– Иди! – сказала Мадам Подпол и указала направление.

– Не пойду! – завизжал говнюк. – Какого чёрта! Не имеете права! Сволочи! Нелюди!

Как всё знакомо!.. Этакий «синдром красных» из «Тихого Дона» М. Шолохова – когда сами убивают направо и налево без суда и следствия, то они кругом правы. А стоит их самих поставить к стенке – начинают выть насчёт того, что тот, кто их к этой стенке поставил, «братов убивает» и вообще негодяй-предатель…

– Иди-иди, – сказала неистовая Данка. – Не пойдёшь – зарежем здесь. И не просто зарежем, а художественно – на вологодское кружево пустим, вон она сможет. – Мадам Подпол кивнула в Машкину сторону.

Тупикова кивнула в ответ и сделала страшные глаза. Говнюк затрясся. А я подумал, что говорит эти невесёлые слова про «зарежем» не кто-нибудь, а симпатичная женщина, между прочим, в некотором роде научный работник и мать двоих детей. Н-да, всё-таки сильно меняет война людей. Услышал бы в другом месте и в иное время – наверное, и не поверил бы…

– Иди, – повторила Мадам Подпол. – Или хочешь, чтобы я тебя сама пристрелила? Вдруг убойные возможности этих ваших автоматов сильно преувеличены? А если и не преувеличены – тебе, по крайней мере, больно не будет. Опять же, если сумеешь пройти мимо этих автоматов и останешься при этом в живых (чем чёрт не шутит?) – ты свободен. Можешь топать на все четыре стороны и даже получить вознаграждение за наше предполагаемое уничтожение…

Говнюк ещё немного поскулил для порядка, но, видя направленные на себя стволы и наши недовольные физиономии, понял, что разговор окончен. Поэтому он поднял свой рюкзак (всё-таки жадноват, что да, то да) и, всхлипывая, двинулся в указанном Мадам Подпол направлении, чувствуя на себе перекрестие оптического прицела Светкиной винтовки, направленное ему в затылок.

Казалось бы – вляпался, так умри как человек, но им это, судя по всему, недоступно, в их бывшем царстве свободы, демократии и всеобщей толерантности. Мне самому как-то раз, на заре военной карьеры, приходилось посылать пленных «духов» на вытаптывание минного поля в районе славного города Душанбе (а точнее, того, что от него осталось). Так они не ныли и пощады не просили, принимая всё как должное, хотя не выжил ни один…

После его ухода мы залегли в высокой траве и кустах, продолжая наблюдать за происходящим.

– Так, – сказала Мадам Подпол, уставившись в свой чемоданчик-радар. – Эта железяка, похоже, начала реагировать на его движение и, кажется, сама приближается к нему!

Действительно, в бинокль уже можно было засечь некое смутное движение в зарослях.

А потом, через несколько минут, я увидел и саму эту хреновину. Как говорится, сколько верёвочке ни виться… Впервые после Сербии, Северной Кореи и Анголы я её таки разглядел детально.

Напоминало это серо-металлическое «нечто» имперского разведывательного дроида из фильма «Империя наносит ответный удар», только тот вроде летал на антиграве, а эта штукенция явно бегает по земле, на четырёх или шести ногах. Поверх шасси – продолговатый дисковидный корпус с развитым крепёжем, на котором торчит что-то вроде небольшой башенки с какими-то штырями и прутками-наростами (или это стволы?). Видна пара антенн и несколько «кафельных плиток» динамической защиты.

Честно сказать, меня эта консервная банка совершенно не впечатлила. Двигалась хреновина довольно быстро, но особой разумности и какой-то плавности в её движениях я не ощутил. На вид тяжеловата, весит много больше тонны. Диаметр – метра полтора и в высоту (не считая «ходуль» движителя, разумеется) никак не меньше, а значит, в помещение через обычную дверь она фиг пройдёт (как шутил один мой знакомый кладбищенский работник – невыносимых людей не бывает, бывают узкие дверные проёмы), что должно её применение, к примеру в городских условиях, сильно ограничивать. Броня на ней навешена явно противопульная (более серьёзную скорлупу относительно небольшие шасси и движок при таких габаритах явно не потянут, а «динамка» тут, как и везде, одноразовая), а значит, завалить её из той же танковой пушки или ПТУРом не так уж и сложно (что на моей памяти и было недавно проделано в Анголе). При этом вооружения серьёзнее пулемёта или автоматического противопехотного гранатомёта на этой конкретной хреновине явно не было, да и боекомплект у этой железки, исходя из её габаритов, явно небольшой.

Положим, пару-тройку одноразовых РПГ или ПТРК на неё можно навесить, но она от этого сильно потяжелеет и явно потеряет в подвижности. Опять же, а как с пополнением боезапаса быть? Здесь-то их наверняка централизованно обслуживают и довооружают (кстати, найти бы этот самый пункт, где они это делают, да рвануть его – вот была бы шикарная диверсия, если, конечно, такой пункт вообще существует, а то ведь их могут снабжать и с подвижных точек, на шасси каких-нибудь БТР – мы, кстати, в Казахстане подобную вещь видели, хоть и не вполне комплектную). И как они себя вообще ведут в автономном режиме? Хотя мы же видели это в Сербии, где подобная «железка», оставшись без энергоресурсов, тупо самоликвидировалась… Так что явно чего-то тут недоработали пиндосы, не зря они параллельно этими фиговыми зомбаками занялись. А хотя, раз ничего другого нет, им и это сойдёт. Охранные-то функции эта мегакастрюля должна выполнять вполне себе неплохо…

– Хамретдинов! – приказала Данка. – Перекатитесь метров на десять вправо!

Рустик без вопросов выполнил команду. И, по идее, уловив его движение в высокой траве, чёртова автоматка должна была как минимум остановиться и начать анализ, то есть выбор цели, проще говоря. Но эта хреновина продолжала упорно, как танк, переть на сближение с несчастным говнюком, а значит, наши извлечённые из зомбаков чипы вполне себе работали.

Не имевший бинокля говнюк плохо видел приближавшуюся фиговину и ориентировался, скорее, на шевеление травы и кустов по маршруту её движения и лёгкий металлический шум, который издавала автоматка.

Когда железка наконец сблизилась с ним метров на сто и замерла, похоже, переходя в режим уничтожения цели, горе-проводник, окончательно потеряв самообладание, истошно заорал и побежал зигзагами в сторону, противоположную той, откуда приближалась убойная хреновина.

Башенка автоматки немного провернулась, мы увидели тусклую пульсирующую вспышку, и до наших ушей долетел резкий режущий звук в стиле электропилы – вз-зы-з-з-рр-р-вз-зв! На ней явно стояла минигановская скорострелка или что-то вроде того, с вращающимся блоком стволов. Через секунду на месте бегущего говнюка полыхнуло облако красных брызг, а потом наступила тишина, словно бегущего и не существовало никогда. Называется, был человек и нету… Как его хоть звали-то? А не так уж и важно как – говнюк и говнюк…

– Хамретдинов, давайте назад! – скомандовала Мадам Подпол.

Рустик переместился в соответствии с командой. Но железная хреновина на это опять никак не отреагировала – автоматка немного приблизилась к месту уничтожения говнюка и явно занималась чем-то вроде уточнения параметров содеянного.

А дальше для нас было самое сложное – пройти мимо этой чёртовой автоматки. На всякий случай были расчехлены и взяты на изготовку три «Иремеля» – один ПТРК поднял в боевое положение я.

«Иремель» – штука убойная, бронепробиваемость чуть похуже того же «киржача», но зато зарядов три. Вылетают они последовательно. И если первый летит к намеченной цели по прямой, два следующих активно маневрируют. Хотя на войне бывают и такие моменты, когда никакое оружие не помогает…

Как бы там ни было, но мы прошли-таки мимо неё нашей редкой цепочкой всего метрах в ста восьмидесяти – двухстах. Я разглядывал железяку через прицел ПТРК и чувствовал, как с каждым шагом всё больше чешутся пятки, а по спине течёт холодный, цыганский пот. Да и сердчишко (кстати, явно не у меня одного) в этот момент частило изрядно. Вроде всё нормально, но подленький внутренний голос при этом всё время нашёптывает: а вдруг чего-то всё-таки не сработает и мы не успеем применить ПТРК? Неблагодарное дело – все эти игры в орла-решку…

Но вроде бы обошлось.

Никак эта хреновина на нас не реагировала. Единственное, о чём я подумал: а вдруг чёртова фиговина пишет окружающую картинку в режиме реального времени (если на ней вообще камера есть)? Ведь в этом случае мы тоже должны попасть в кадр. А с другой стороны, куда ей потом эту запись девать? При нынешнем состоянии связи и отсутствии спутников передавать запись сразу и напрямую куда-нибудь в командный центр эта железяка явно не может. Она же, по идее, почти полностью автономная. Разве что при подзарядке батарей и пополнении боекомплекта кто-то эти записи проверяет. Ну а тогда это не критично, поскольку прямо сейчас эта зараза на перезарядку явно не потопает…

Потом, уже отойдя километра на два и уняв играющее очко, мы сверились с «кейс-радаром» – железяка, как оказалось, двигалась не за нами, а в другую сторону, явно перейдя в прежний охранно-ожидательный режим.

Выходит – получилось, удалась наша азиатская хитрость…

Дальше наш путь лежал по всё тому же безлюдному лесу, где наш «радар» не засекал ничего крупнее зверья. Мин и прочих «сюрпризов» вокруг, слава богу, не попадалось.

А часа через полтора мы, наконец, увидели то самое искомое шоссе. За деревьями по склону горы тянулась широкая серая полоса, с правой стороны которой (ближе к нам) торчали столбы с какими-то проводами и маячило непонятное заброшенное строение. Слева от дороги начинался резкий подъём, гора там круто шла вверх, а между деревьев просматривались крупные валуны. Классическую засаду, конечно, было бы удобнее устраивать с возвышенного места, но сектор обстрела там открывался не особо хороший – ёлки мешали, да и отходить по склону, когда тебя начнут преследовать, к примеру, боевые вертолёты, проблематично. Я такое видел и на Кавказе, и в предгорьях Гиндукуша. Только там я как раз оборонял колонны, а вовсе не собирался на них нападать…

Достав бинокли, мы начали детально изучать открывшийся пейзаж. Хайвей это был или нет, но строить дороги пиндосы раньше всё-таки умели – покрытие было явно бетонное, или что-то вроде того, и без видимых повреждений. В общем, дорога выглядела вполне себе ухоженной и явно действующей, шириной полосы на четыре.

– Похоже, мы таки вышли куда нужно, – удовлетворённо сказала Мадам Подпол, сверившись с обоими вариантами имеющихся у нас карт – и бумажной из планшета, и электронной, из своего «кейс-радара». Я посмотрел свою аналогичную карту – да, судя по всему, это была та самая автодорога, которая шла из Сиэтла к границе, до военной базы, о которой наша Данка спрашивала покойного говнюка. Никакой другой дороги здесь просто быть не могло.

Теперь возникал вопрос: а что дальше-то?

Отправленные на ближнюю разведку Киквидзе и Продажный, вернувшись, доложили о том, что на подходе к дороге мин и прочих препятствий нет. На саму дорогу я им вылазить запретил. Поскольку очень вовремя рассмотрел на одном столбе пару камер. И кажется, камеры были работающие…

Раз мин вокруг не было, хитрой следящей аппаратуры, типа датчиков, реагирующих на тепло или металл, тут тоже наверняка не ставили. Лес с нашей стороны почти подходил к обочине, и это было нам на руку. Хотя тут многое зависело от тактики и стратегии наших дальнейших действий, а что именно в этом плане нарисовалось в симпатичной голове нашей Мадам Подпол, не мог предугадать никто, кроме неё самой…

После довольно долгого размышления я наконец понял, что это за невнятная руина торчит у обочины на том участке, где мы к этой дороге вышли. Была это, судя по всему, давным-давно заброшенная бензоколонка в типично американском стиле – покосившийся навес, ржавые колонки, лишённое стекол и дверей здание (может, мародёры постарались, а может, просто погода), где когда-то были касса и неизбежная, по местным понятиям, придорожная кафешка. Мне даже показалось, что внутри строения среди останков мебели и прочего я рассмотрел ржавый автомат с сохранившимся логотипом, вроде «Coca-Cola». Довершали картину пара ржавых автомобильных кузовов и несколько старых покрышек, валявшихся тут же. В целом следов каких-либо боёв (то есть пулевых и осколочных пробоин или следов пожара) тут не наблюдалось, а значит, бензоколонку просто бросили, видимо, ещё до Долгой Зимы – горючка в видневшихся за покосившимся зданием заржавленных резервуарах явно кончилась ещё до начала основных катаклизмов…

При дальнейшем осмотре диспозиции в бинокль я осознал, что самое интересное для нас в данном случае, видимо, эти самые, тянущиеся по обочине столбы. Они были если не «свежие», то явно относительно недавно подновлённые и укреплённые. И самое главное, по столбам тянулось несколько кабелей – один, самый толстый, точно был силовой, а вот в числе нескольких других, тянувшихся отдельно от него и заплетённых в единую группу проводов, явно было и несколько оптоволоконных. Как видно, связь военной базы с Сиэтлом и электропитание для неё же. На каждом десятом столбе я рассмотрел ещё и какие-то хитрые антенны непонятного назначения.

Я хотел было доложить свои соображения начальству, но Мадам Подпол только отмахнулась, скорчив недовольную гримаску. Было видно, что она тоже сильно напряглась, увидев эти самые кабели. По её лицу было видно, что в подполковничьих мозгах идёт весьма нешуточная мыслительная работа. Ну-ну, как говорится, ждём-с…

Пара замеченных мной камер стояла как раз на столбе рядом с заброшенной бензоколонкой, и на этом же самом столбе, примерно на уровне лица взрослого человека, я рассмотрел ещё и небольшую закрытую металлическую коробку с откидывающейся на петлях передней стенкой и скважиной для ключа. Эта коробка вполне могла скрывать распределительный щиток или что-то типа того – какой-нибудь контрольный ящик со штекерами, возможно, даже и под USB. По-моему, это, в общем, выглядело логично – надо же кабели (особенно связные) и камеры время от времени проверять? Видимо, Мадам Подпол думала о том же самом.

Обе камеры на столбе были не особо нового образца (а где они теперь, эти «новые образцы»?), неподвижные и жёстко закреплённые. Одна была направлена назад, фиксируя бензоколонку (видимо, самое проблемное здесь место) и изрядный участок дороги в сторону Сиэтла (отсюда просматривалось километра четыре, до ближайшего поворота), а вторая смотрела на дорогу в нашу сторону, но здесь до поворота было меньше километра. Я отметил, что камеры были поставлены так, что контролировали только саму дорогу и ближние обочины, а лес метрах в десяти от неё тех, кто их когда-то устанавливал, уже явно не интересовал. В принципе с точки зрения борьбы с установщиками мин и фугасов решение было правильное, но в то же время налицо был очень формальный подход к проблеме. Хотя, если последние нападения на транспортные колонны, по словам покойного горе-проводника, были очень давно и кончились плохо для нападавших, подобные риски уже вряд ли воспринимались пиндосами всерьёз, а зря, кстати говоря…

Мадам Подпол наконец оторвалась от своего радарного прибора, который по-прежнему ничего опасного не фиксировал. Единственное, что он ей показал, – слабое электромагнитное излучение в районе тех столбов, на которых стояли непонятные антенны.

– Все ко мне, – наконец скомандовала неистовая Данка уже слегка заскучавшим бойцам.

– Значит, так, – сказала она, когда личный состав сгрудился вокруг нас с ней. – Сейчас главная наша цель – вон тот столб с камерами и распределительной коробкой…

– То есть броневик на абордаж не берём? – уточнил я.

– Да господь с тобой, майор! Хотя всё зависит от того, что нам даст этот самый столб. Может, придётся и на абордаж…

– Понятно. И каков приказ Родины?

Мадам Подпол посмотрела на меня как-то нехорошо и укоризненно.

– Приказ такой: выйти к столбу, попробовать вскрыть коробку. И если там находится то, про что я думаю, – подключиться к их сети с помощью нашего переносного компа и слить в него максимум данных. Любых. Вплоть до «жёлтых новостей», если они сейчас ещё где-то бывают…

– А камеры? – спросила Тупикова.

– Ту камеру, что направлена в нашу сторону, для гарантии надо ослепить «Подсолнухом». Кстати, вы, Мария Олеговна, с этим прибором когда-нибудь работали?

– Работала.

– Тогда вот вы этим и займётесь. А всё остальное…

– Так, – сказал я. – Ша! К столбу пойду я, со мной в прикрытие – Киквидзе и Пижамкина.

Оба названных товарища при произнесении их фамилий посмотрели на меня влюблённо-преданно. Алан Киквидзе теперь с чего-то полагал, что тогда, в Анголе, я поймал две пули, предназначенные ему, то есть практически спас ему жизнь (сам я, откровенно говоря, не очень понял, на чём это утверждение основано, но вроде бы он с другими участниками того ангольского рейда потом анализировал происшедшее – и вышло как-то так). Ну а Светка Пижамкина – это вообще очень сложный объект для любого интеллектуального анализа…

– А с компом будет работать старший сержант Георгиев, – добавил я без паузы.

– Почему? – спросила Мадам Подпол.

– А хотя бы потому, что вы сейчас наш, в некотором роде, великий полководец Наполеон, а мы – ваша Старая Гвардия.

– Чего-чего?

– Того, что без вас нам, в случае чего, будет ну совсем никуда, поскольку «гвардия тоже без него умрёт, ну а с ним-то что же – на любого прёт»…

– Блин, майор, а без метафор и стихов можно? А то, когда ты начинаешь вспоминать поэзию, никогда невозможно сразу понять – делаешь ты комплименты или тонко издеваешься…

– А если без метафор, то вам лично, товарищ подполковник, не стоит лишний раз соваться в самое пекло. Вдруг на нас неожиданно выскочит механизированный патруль или вертолёт и придётся отходить с боем? Если убьют любого из нас – это неприятно, но не особо критично, а вот если убьют или захватят вас, последствия будут куда серьёзнее. Ведь только вам одной доступен смысл и конечные цели этой нашей операции…

Неистовая Данка посмотрела на меня укоризненно, но отчасти, я бы сказал, понимающе.

– А сержант Георгиев справится с этим? – уточнила она.

– Серый, справишься? – спросил я.

– Если чисто вскроем коробку и там действительно будет доступ к сети – справлюсь, тарищ майор, – нахмурил белёсые брови Георгиев. О том, что он был классным спецом по части связи, РЭБ и компов (последнее в наше время стало уже откровенно вымирающей профессией), знали все в нашей бригаде. Собственно, за то самое я его в этот рейд и взял. Кстати, по дороге, на редких остановках, когда Мадам Подпол включала комп, он часто беседовал с ней о его технических характеристиках и даже давал какие-то, судя по всему, дельные советы – правда, я из этих их умных разговоров не понял и десятой части.

– Ну, раз так, пошли! – сказал я.

– Прямо сейчас? – удивилась Мадам Подпол.

– А чего тянуть? А вы, товарищ подполковник, с остальными сидите здесь и прикрывайте нас. Так сказать, мониторьте окрестности своим прибором и в случае опасности присылайте связного. Лучше всего – вон его, Хамретдинова. Рации не включаем категорически и верим в свою военную удачу…

В общем, с полчаса мы потратили на уточнение разных мелких деталей. После чего моя небольшая группа начала осторожно спускаться к дороге, прилипая к стволам деревьев и вскидывая стволы на любой шорох. Но, в общем, было тихо, и по дороге, на наше счастье, никто не ехал.

Впереди спускался Киквидзе с автоматом наперевес и двумя «Иремелями» за спиной, за ним я, потом освобождённый от груза своей вечной рации Георгиев, с компом в обнимку и, замыкающей, Светка Пижамкина со своей «снайперкой» наготове.

Выйдя к обочине, к доступному «оку» камеры месту, я помахал нашим. Тут вступила в игру Машка Тупикова со своим «Подсолнухом». «Подсолнух» (уж не знаю, кто и за что его так назвал, может, разработчики сильно уважали Ван Гога или жареные семечки, кто же их разберёт?) больше всего напоминает гибрид небольшого телескопа и тубуса для чертежей, на сошках, с прикладом, пистолетной рукояткой и хитрым оптическим прицелом. Предназначен он для ослепления оптики (прежде всего вражеских снайперов), и камеры ему вполне по зубам.

В общем, Тупикова навела на камеру луч не самой большой мощности и начала помаленьку давать импульсы, гарантирующие камере засветку (вроде солнечного зайчика, только посильнее), после чего я одним прыжком оказался у столба, перекинул «калаш» за плечо, влез на столб (благо камеры стояли невысоко) и от души налепил на оба объектива по горсти заранее размоченной земли, заначенной для такого случая в левом набедренном кармане моих камуфляжных штанов. С этого момента они ослепли окончательно и по вполне естественной причине – грязь, она и в Америке грязь… Конечно, был риск, что, утратив картинку с камер, пиндосы сразу пришлют сюда вертолёт с ремонтниками, но в это мне что-то слабо верилось – дорога узкая, на столбах провода, и сесть здесь даже самой мелкой «вертушке» явно проблематично, можно несущим или хвостовым ротором за провода задеть, как не фиг делать. Разве что здешние ремонтники на бронемашине приедут, но это точно произойдёт не скоро, учитывая здешние расстояния между населёнными пунктами. Пока обнаружат, пока приказ поступит, пока соберутся, пока заведут, то да сё…

Дорога была всё так же пустынна.

– Алан, Света! Смотреть за дорогой и воздухом в оба! – скомандовал я. – Серёга, ко мне!

Через считаные секунды запыхавшийся Георгиев был рядом со мной. А я уже ковырялся с запором висящей на столбе коробки. Запиралась она, как сразу же выяснилось, без всяких затей, универсальным ключом, вроде используемого танкистами «лючника». Ну а при наличии у любого уважающего себя сапёра набора всяческих отвёрток-резаков и прочих полезных в хозяйстве железок (а куда же без них в нашем деле?) открыть замок было не сложно.

– Смотри, что там, – сказал я, наконец открыв коробку и взяв автомат на изготовку.

Георгиев деловито полез внутрь, благо коробка висела на уровне груди взрослого человека.

– Ну, что там? – поинтересовался я.

– Разъёмы вроде есть. Вполне типовые, довоенные.

– Тогда работай!

Открыв и запустив комп, Георгиев извлёк из него два шнура, концы которых воткнул в соответствующие гнёзда на коробке. А потом присел на землю и начал профессионально «крошить булку», порхая пальцами по клавишам.

– Ну и как оно? – спросил я, напряжённо всматриваясь в окрестности. Пока всё было тихо.

– Подключился, – доложил Георгиев и усмехнулся: – Они, тарищ майор, нынче что-то совсем мышей не ловят, или общее состояние техники и программного обеспечения у них откровенно удручающее. Ладно мы, но даже у нас какие-то относительно сложные коды для доступа выдумывают, а здесь…

– А что здесь?

– А у них тут код «00000000». На дебилов. Я толком не успел программу по подбору комбинаций запустить, как оно уже подобралось…

– «Восемь нулей» – это их код разблокировки управления запуском стратегических ракет. Старый, ещё 1960—1980-х. Тогда их офицеры просто блокировали на пультах все кнопки, кроме «0», чтобы тупые солдатики ничего случайно не нажали. Они, как видно, решили, что новое – это хорошо забытое старое…

– Тогда точно дебилы…

– Ладно, гений доморощенный, допрежь времени не радуйся. Что у них там, кстати?

– Да примерно то, что нам и надо, тарищ майор. По этим оптоволоконным кабелям идут информационные каналы передачи данных, в том числе один кодированный, явно административный или военный, плюс местное телевидение, которое нынче, как и везде, тоже идёт по кабелю. Я, как мне и было приказано, начал копировать всё, что можно, большего-то мы всё равно не можем…

– А куда уж больше-то?

– Эх, знать бы про это раньше… Можно было бы, к примеру, им какой-нибудь вирус засадить…

Компьютерный вирус… Почти забытое слово из позапрошлой жизни, такое же, как, к примеру, «мобильный телефон» или «личный автомобиль»…

– Кстати, тарищ майор, пока можете глянуть на движущиеся картинки с местного телеканала.

Я осмотрел окрестности. Было по-прежнему тихо. Киквидзе и Пижамкина бдели недреманно, всматриваясь в окрестный лес и дорогу. Я закинул автомат за спину и, присев на корточки рядом с Георгиевым, заглянул в монитор.

Там какой-то мужик, в чём-то вроде армейского ОЗК и лёгком респираторе, вёл репортаж на фоне каких-то жуткого вида оплавленных городских руин, которые буквально закрывали горизонт. Говорил он (точнее сказать, звука почти не было из соображений маскировки, но зато внизу экрана шли субтитры, и основное содержание репортажа можно было понять в основном из них), насколько я понял, что-то о постоянных радиоактивных осадках, которые очень усложняют жизнь в Восточной Европе. Причём в нижнем левом углу экрана светилась надпись, что это «Warszawa. Poland», т. е. «Варшава. Польша». Опаньки. Интересно, а когда это Варшава успела превратиться в подобие Хиросимы? Вообще-то это Нью-Йорк был частично снесён и выгорел после того памятного атомного взрыва в гавани, в самом начале (я это ещё успел увидеть по телевидению, поскольку связь глобально обрушилась чуть позже), а Варшава сейчас представляла собой вполне обычный, предельно обезлюдевший, обветшавший и обнищавший европейский город, без света, тепла и прочих удобств. Но ведь там и сейчас жили люди (причём даже довольно много людей, я там пару лет назад был пролётом), да и не было в Варшаве никогда каких-то больших боёв (даже во время исламистского восстания), а уж тем более атомных бомбардировок. Тогда откуда взялись эти жуткие руины? Похоже, врёт эта «свободная демократическая пресса» как сивый мерин, причём в который уже раз…

Потом, сразу вслед за этим, пошёл другой репортаж аналогичного содержания. Журналист (на сей раз он вроде бы был женского пола, но рассмотреть его физиономию из-за «намордника» респиратора было сложно) был упакован в похожий радиозащитный балахон с капюшоном. А фоном была какая-то обширная солончаковая пустошь, засыпанная какими-то чёрным обломками, и горы на горизонте. И вдобавок всё в тёмно-багровых тонах, когда солнце еле-еле пробивается через чёрные тучи, словно это Мордор во «Властелине Колец».

На сей раз журналюга на экране утверждал, что их съёмочная группа буквально чудом оказалась в этом проклятом (он так и сказал – «проклятом») месте, на границе России и Азербайджана, где давно нет ничего живого…

Ещё смешнее. Это он, что ли, Дагестан имеет в виду? Да, там кое-где применили тактическое ядерное оружие, но пейзаж-то от этого сильно не изменился, те же горы и лес – я там бывал и лично мог убедиться. А тут нам демонстрировали нечто, более всего похожее то ли на планету Марс, то ли на Западную Сахару в особо засушливый сезон…

Что это вообще, мать их, за чушь собачья? При этом в верхнем правом углу экрана я рассмотрел белый на синем фоне логотип «DDT» – «Democratic Transnational Television» – телекомпании, которой не существовало в природе уже, наверное, лет шесть-семь. И я вам больше скажу, сейчас по всей Евразии вообще не работает ни один американский журналист. Хотя бы потому, что там нет даже американских посольств (их эвакуировали в хаосе и панике начинавшейся Долгой Зимы, а потом так и не вернули), они сейчас если и остались, то только в обеих Америках, и то не везде. А в той же Москве может сидеть разве что какой-нибудь чисто номинальный американский консул со штатом в пять человек и сугубо декоративными функциями, да и то навряд ли – я лично ни о чём подобном уже давно не слышал…

Интересно, кому же это они столь качественно мозги пудрят, и чего ради? Тут как хочешь – так и понимай…

Окончательно добил меня пошедший следом репортаж для «внутреннего употребления» – местные новости. Белый дом в Вашингтоне – какое-то заседание их Чрезвычайного комитета (или как там у них нынче местный правительствующий сенат именуется?). Благообразные мужики в костюмах и мундирах, отглаженные галстуки, квадратные подбородки, номенклатурная седина, лакированная трибуна, спикер, повестка дня и прочее, словно и не было никакой войны, Долгой Зимы и прочего.

Это-то как понимать?! На их Атлантическом побережье от Портленда до Портсмута всё радионуклидами засрано так капитально, что без риска для жизни в тех местах могут болтаться только какие-нибудь армейские дозиметристы в свинцовых трусах, да и то исключительно по долгу службы и за дополнительный витаминный паёк (южнее ситуация вроде бы чуть лучше). И так будет ещё как минимум лет десять. Или у них там, как говорил Гомер Симпсон, «радиация убивает только тех, кто её не любит»? Как вариант (чисто в порядке бреда) – вывели породу особо стойких к радиации государственных деятелей, но это как-то сомнительно…

На кого, интересно, всё это рассчитано – на лохов в состоянии аффекта? Ведь даже у нас в какой-нибудь, кое-как пережившей Долгую Зиму глухой деревне между Абаканом и Тайшетом никакому «орлу» из местной военной администрации (добавлю, что, поскольку в той деревне нет электричества, там нет даже радио, а газеты привозят иногда, этак раз в полгода) даже не придёт в голову вдалбливать в башку местному, провонявшему нужником и пареной репой народонаселению (которое за последние годы повидало всё, даже такое, от лицезрения чего в прежние времена любого из них просто вырвало бы) сомнительные факты о том, что весь мир вокруг них населяют бесы с рогами и копытами. И я знаю, о чём говорю. Поскольку бывал в подобных деревнях в качестве командира сапёрного взвода, прибывшего чинить (а точнее – строить заново) безнадёжно рухнувший, единственный чуть ли не на сто вёрст мост через довольно бурную реку. Спросите, почему штурмовой сапёр строил мосты? А потому (эта истина открылась военному начальству ещё в Великую Отечественную), что если сапёр не подрывается на 1—5-й мине, то он обычно подрывается примерно на 300-й (тогда, когда теряет нюх и думает, что всё про эти самые мины знает и понимает). А значит, целесообразно сунуть ему в зубы топор и на какое-то короткое время (месяц-полтора) отправить его строить мосты, чтобы уверенности поубавилось… Так вот, несмотря ни на что, народ в таких деревнях вполне адекватный. У нас там с местными на время вынужденного мостостроительства было полное взаимопонимание – у нас пайковый спирт и консервы, а у них – брага и картофан. Ещё я там, в тайге, хорошо понял, каково было партизанским политработникам в 1941—1945-м доносить до пейзан «окопную правду-матку» в условиях, когда на пару сотен километров была одна дохлая рация. Я это в полной мере осознал, когда по вечерам пересказывал местным все мировые события за последние года два, заменяя диктора Кириллова из скончавшегося зомбоящика…

Но то мы, а у этих-то какое-никакое телевидение всё-таки есть. И каким же идиотом надо быть, чтобы элементарно не понимать, что это им или старые записи крутят, или вообще наснимали нечто в павильоне на фоне зелёного экрана и потом подмонтировали при помощи фотошопа (ещё одно забытое слово, кстати говоря)?

А раз они не понимают – вывод один. Или их граждане – полные идиоты, или… Или это СИСТЕМА, с большой буквы «Сы». Раньше эта Система целенаправленно отсеивала «ненужную» информацию, показывая всё в таком ракурсе, чтобы средний пиндос, упаси боже, не возбудился – Штаты всегда и во всём правы, а кто думает иначе, тот козёл, всем молчать и не сметь спорить! Но теперь-то… Это что, «башни противобаллистической защиты», как у Стругацких в «Обитаемом острове»? А что ещё остаётся предполагать, если они всерьёз (надо полагать, трезвые и не под кайфом) верят в то, что вся планета вокруг них давно превратилась в радиоактивную пустыню и населена террористами? И, видимо, действительно верят – достаточно вспомнить Кубу и допрос этого «неуязвимого солдата» с промытыми до полупрозрачности мозгами. У него же в башке именно такие нехитрые идеологические установки были. Но это-то был практически робот, а как же всё остальное население? Они что же, все или через одного полные идиоты? Их же миллионы уцелели… Ну хоть кто-то же должен знать и понимать… Или им всем извилины непоправимо загадили? Вот это, блин, масштаб, такое Геббельсу и даже Мао не снилось… Нет, это всё-таки чёрт знает что…

Времени на подобные мысли у меня оказалось довольно много – почти час.

А потом из леса вывалился Рустик, заоравший:

– Движение! На дороге!

– Уходим, – скомандовал я.

Слава богу, много времени на отход нам не требовалось. Выдернули шнуры, отключили комп, заперли коробку на столбе «как было» и минут через десять, обработав свои следы едучей спецсмесью от собак, уже были в лесу, с остальными.

– Излучение на столбах с антеннами слегка усилилось, – информировала меня Мадам Подпол скучным тоном.

– И чем это нам грозит? – спросил я, едва отдышавшись.

– Не знаю.

Я прислушался к своим ощущениям и, с некоторым удивлением, уловил в висках лёгкое покалывание, как при электрофорезе. Что бы это, интересно, значило?

– Излучение, как у Стругацких? – предположил я терзавшую меня пару последних часов догадку.

– Совсем с ума сошёл? Ни в коем случае, тут, судя по кабелю, мощность маловата, скорее это что-то локальное, – ответила неистовая Данка и, слегка повысив голос, добавила: – А ну, тихо всем!

– Залечь и не высовываться! – приказал я, уже слыша приближавшийся со стороны дороги шум моторов.

Все приникли к биноклям и оптическим прицелам.

Минут через пять на дороге показалось два колёсных бронетранспортёра, вроде знакомого ещё по довоенным временам патрульного «Гуардиана» – угловатые двухосные коробки, чем-то напоминающие сильно увеличенный БРДМ-2. Пиксельный камуфляж серо-зелёных тонов, маркировка армии США, на бортовой броне керамические плиты и защитные сетки против РПГ (интересно, кого это они на своей земле так опасаются, или дела у них всё-таки не столь блестящи, как им хотелось бы?). В развёрнутых в сторону леса башнях – по автоматической пушке калибром миллиметров сорок, пулемёту и, кажется, автоматическому гранатомёту. Плюс зенитный «Браунинг» 12,7 мм на шкворне снаружи. Инфракрасные прожектора, заковыристого вида антенны (чуть ли не радиолокационные) и прочая техническая мутотень.

Что интересно – десанта на броне вообще нет. У нас бы в этом случае послали взвод на паре БТР, БМП или, к примеру, полубронированных «Уралов», обязательно с сапёрами, а желательно ещё и с собакой (это я такой умный и опытный, раз путь отхода за собой обработал чем надо, а обычные-то боевички-террорюги на такие мелочи никогда не заморачиваются, и их следы собаки берут в 90 % случаев) и авианаводчиком с рацией (в ряде случаев вместо него подходит и артиллерийский корректировщик). Хотя внутри обеих бронемашин вполне может сидеть примерно по отделению солдат, и вертолёты они вполне могут наводить прямо из машины, хотя оттуда и плохо видно.

А то, что они внутри, а не снаружи, свидетельствует только лишь о том, что подходы к одним и тем же вопросам у нас и пиндосов ну очень разные. У них всегда была неодолимая тяга к дистанционной войне (отсидеться где-нибудь за броней или бетоном, послав вместо себя беспилотник, робота, «универсального зомбака» или, на худой конец, иностранного наёмника), похоже, не изжитая до сих пор…

Броневики остановились у столба с камерами и на какое-то время замерли, явно оценивая обстановку. Хотя чего уж там оценивать? Мы сидели метрах в восьмидесяти от дороги, и в оптику они нас всё равно ни за что бы не увидели (чего-чего, а маскироваться мы умеем), а на случай применения какой-нибудь хитрой электроники у нас были чипы-висюльки (я, кстати, предполагал, что сигнал от этого чипа вполне может не только говорить о том, что вокруг только свои, но и выдавать местоположение носителя чипа, хотя Мадам Подпол со ссылкой на своих экспертов утверждала, что это отнюдь не так – ну им из погреба виднее…).

Минут через пять один из броневиков подъехал вплотную к столбу. Лязгнул изрядной толщины башенный люк, и наружу высунулся солдат. Уже знакомого нам облика, в стиле имперского штурмовика из «Звёздных войн» – камуфляжная форма с встроенными элементами жёсткой защиты (всякие нагрудники-поножи-налокотники, точно не поймёшь – от пуль это или от радиации, да и зачем им вообще на своей территории такая тяжёлая и основательная сбруя, кого же ты так боишься, милай?) и закрытый шлем с глухим «противоаэровафельным» забралом. От шлема этого вояки тянулся в открытый люк длинный провод. Как видно, боится даже на минуту без связи остаться. Ну-ну…

Солдат вылез на броню и, подойдя по крыше своей машины к столбу, критически осмотрел камеры на нём. Здесь я понял, почему распределительная коробка и камеры висят именно на такой высоте. С земли до камер не допрыгнешь, надо лезть по столбу (как я недавно лазил), а с машины до них спокойно дотягиваешься руками, и с коробкой то же самое – если до неё доставать, стоя на земле, она будет прямо перед физиономией, а если с машины – надо нагнуться или присесть на корточки…

Затем вояка вернулся к башенному люку, и ему оттуда подали зелёную пластиковую миску с водой или ещё чем-то жидким (скорее всего каким-то моющим средством) и пачку, как я сумел рассмотреть, салфеток защитного цвета. Дальнейшее было вполне предсказуемо – минут десять солдат тщательно очищал объективы камер от налепленной мной земли. Потом вернулся к люку, отдал миску и салфетки обратно. Подождал пару минут, потом вернулся к столбу. Маленько поковырялся там, ещё раз посмотрел на камеры, а потом вернулся обратно и полез в люк. Что характерно, на коробку, которую мы вскрыли, он даже и не взглянул – получается, они наше подключение к сети, скорее всего, не засекли.

Солдат скрылся в башне целиком, люк закрылся, взревели моторы, и броневики, воняя перегоревшим соляром, тронулись дальше, по дороге мимо нас.

Но шум моторов не ослабевал. Скоро в поле нашего зрения появилась ещё пара таких же броневиков, а потом потянулись один за другим тяжёлые грузовики с трейлерами-полуприцепами и цистернами. Я отметил для себя, что машины были невоенного образца, но окрашены однообразно – в бело-синие тона, на прицепах присутствовала цифровая маркировка и какие-то буквенные коды, а вот привычная по прежним временам реклама и даже маркировка, типа «огнеопасно», отсутствовала начисто. При этом на кабинах всех грузовиков стояли толстенные тонированные (как бы даже не пуленепробиваемые) стёкла, бензобаки были прикрыты стальными листами, а на кабинах виднелись ещё и какие-то керамические панели (явная противорадиационная защита). Крепко же они тут испугались в недавние трудные времена…

Всего в колонне было с полсотни машин, прикрытие «больших траков» осуществлял десяток броневиков (если считать первые два, броневиков было двенадцать).

В довершение ко всему, когда колонна уже почти скрылась из вида, над дорогой пролетел небольшой зелёный вертолёт, по-моему, ЕС-145, он же по местному обозначению «Лакота» (дань очередной шизухе из относительно недавних времён, когда армия США зачем-то принимала на вооружение вертолёты европейского производства, словно не было отечественных альтернатив или та же фирма «Белл» перестала собирать свои «Кайовы»), без каких-либо подвесок, явный разведчик-патрульный…

Когда колонна скрылась, я навёл бинокль в сторону руин заправки и в первую минуту откровенно обалдел. Даже оторвался на несколько секунд от бинокля и посмотрел невооружённым глазом – нет, всё то же самое. Оглянулся на остальных наших – все были в аналогичном полном непонимании и, похоже, частично выпали в осадок…

Вроде не пил, траву не курил, клей не нюхал и консервами не травился, а вот поди ж ты…

Даже Мадам Подпол смотрела на дорогу какими-то расширенными от безмерного удивления глазами…

Наверное, увидела там примерно то же, что и я. А я вместо ржавых руин вдруг увидел нормальную, действующую бензоколонку, причём выглядела она весьма диковинно. Винтажно, я бы сказал.

В тамошней архитектуре преобладал не пластик, а фанера и жесть. Удивила давно мной не виденная жёлтая раковина – реклама знаменитой некогда нефтяной компании Shell и отсутствие какой-либо автоматизации – с заправочным пистолетом у древних, ещё круглого сечения колонок суетился местный работяга в белой спецовке с какой-то яркой рекламой на спине.

Ближе всего ко мне стоял здоровенный автомобиль бело-вишнёвого цвета, блестящий, как леденец, каких-то непривычных для нашего глаза, но вполне дизайнерских и новаторских для середины прошлого века акульих очертаний – открытый кузов-кабриолет с массивными плавниками-стабилизаторами по краям багажника, много фар, стоп-сигналов и хрома.

Затем из здания бензоколонки вышла светловолосая женщина, выглядевшая под стать автомобилю – причёска и макияж в стиле Мэрилин Монро, остроносые белые туфли на шпильке, платье с узким лифом и широкой юбкой-колоколом – белое с какими-то сине-зелёными цветами (лилиями, надо полагать), белые перчатки, в руках сумочка и бумажный кулёк. Женщина до невозможности грациозно села на водительское место бело-вишнёвого кабриолета, нацепила на нос тёмные очки, машина, окутавшись синеватым бензиновым выхлопом, сорвалась с места и на приличной скорости рванула по шоссе. Позади неё мужик в тёмном костюме, шляпе и круглых очках о чем-то разговаривал с заправлявшим его серо-голубую закрытую машину (классом явно пониже уехавшего кабриолета, нечто в стиле нашей ГАЗ М-20 «Победа») работягой в белой спецовке. На месте рядом с водительским было видно женщину, которая о чем-то говорила с двумя сидящими сзади пацанами лет восьми-десяти, которым явно было очень сложно усидеть на месте.

Потом всё вокруг вдруг моргнуло (как вариант, это моргнуло у меня в глазах или в голове), и сусальная картинка мгновенно исчезла. На секунду в моих глазах повисла муть, а потом я опять увидел пред собой привычную дорогу, руины бензоколонки и хвойный лес по сторонам шоссейки. И покалывание в висках, что характерно, прекратилось. Н-да уж, если про этот случай и стоило кому-то детально рассказывать, то, наверное, капитану медицинской службы Ракину, который в нашем бригадном лазарете сейчас главный спец по контузиям, черепно-мозговым травмам и сопутствующим им глюкам. Хотя Ракину про это точно не стоит ничего говорить – он в такой благодатный материал однозначно вцепится руками и зубами…

– Ну ни х… себе, – высказал я общую, похоже, мысль. – Что же это было, а?

– А вы чего видели, тарищ майор? – спросила Машка Тупикова.

Здесь возникла продолжительная дискуссия, в ходе которой выяснилось следующее. В момент, когда проезжала колонна, мощность электромагнитного излучения на столбах, оснащённых антеннами непонятного нам назначения, судя по показателям прибора Мадам Подпол, увеличилась раз в пять. При этом вся наша группа ощущала в голове такое же, как у меня, покалывание, «как при электрофорезе», а у некоторых слегка заложило нос и уши.

И видели все, как выяснилось, в общем-то, одно и то же, но слегка различающееся в мелких деталях. А именно типично американскую работающую бензоколонку из прежних, благополучных, времён. Если точнее – наши пацаны и девки, ранее, разумеется, никогда не бывавшие в Штатах, увидели бензоколонку в том виде, как её им могли показать в голливудских фильмах 1990-х или «нулевых» годов. Их описания разнились (неудивительно – фильмы-то все смотрели разные), но в целом это была одна и та же картинка.

Мадам Подпол, последний раз бывавшая в США в начале 2010-х, увидела реальную бензоколонку, расположенную где-то в Калифорнии, где она тогда сама заправлялась.

Что же касается меня – я в своё время (считайте, что это было в другой жизни) как историк довольно плотно занимался периодом 1950—1960-х годов, много об этом читал. А также просмотрел немало фото– и киноматериалов по этому времени. Кстати, в процессе этого разговора до меня наконец дошло, на что больше всего походило «моё» видение – на бензоколонку из старой американской комедии «Этот безумный, безумный, безумный, безумный мир» (не то 1958-го, не то 1959 года), которую развалил до основания один из главных героев этого фильма, а именно сильно осерчавший жлобистый водитель мебельного фургона.

Спросите – какие мы сделали выводы? Более всего это действительно походило на пресловутые «башни ПБЗ» из уже упомянутых мной похождений Максима Камерера, только не столь мощные. Похоже, расставленные вдоль дорог излучатели как-то влияли на зрительное восприятие тех, кто по этим самым дорогам проезжал. Действовало это электромагнитное фуфло достаточно локально, но и мы, хоть и были достаточно далеко, тем не менее увидели то, что увидели.

Интересно, а что видели те, кто ехал в грузовиках и бронемашинах? Может, они всерьёз думали (и продолжают думать), что вокруг счастливый мир выдуманного кем-то будущего? Интересно, кстати, кем выдуманного – какой-нибудь богомерзкой поганью вроде Муна или Рона Хаббарда? Так или иначе, я пришёл к выводу, что, если подобные излучатели стоят, скажем, по периметру крупных здешних городов, это многое объясняет и во всём остальном. Например, теперь понятно, почему они охотно хавают именно такие новости из зомбоящика. Хотя одновременно я предположил (и Мадам Подпол со мной вполне согласилась), что все-таки такие фиговины, видимо, стоят не везде (всё-таки это очень дорогое удовольствие, и любые траты энергии на подобные вещи, по идее, выглядят очень сомнительно), а только в каких-то проблемных местах (где невозможно смягчить режущие глаза неприглядные детали пейзажа иными средствами), и включаются только изредка, чтобы оказавшийся в этих местах на короткое время обыватель был максимально ограждён от мерзости окружающей реальности. Как сегодня на этой дороге водители и их конвой.

В общем, неистовая Данка была даже довольна, что случай подкинул ей новую интересную тему для углублённого исследования, тем более что основные параметры этого излучения она своим прибором зафиксировала. Хуже было другое: а вдруг они там у себя изучат это излучение и наши вожди решат, что сей заокеанский опыт будет полезен на российской почве, и прикажут городить нечто подобное у нас? Ох, не хотелось бы…

В общем, через час мы снялись и двинулись в обратный путь, к канадской границе. Мы своё, считай, постепенно сделали. На войне оно обычно так и бывает – конечный успех складывается из вот таких мелких операций. Сходил туда, сходил сюда, что-то разведал, что-то взорвал (или наоборот, не дал другим взорвать) – и молодец. Не получилось у нас – получится у других. Такая вот она нынче, война, без массовых танковых и штыковых атак стенка на стенку, ковровых бомбёжек и затасканных стереотипов из плохих боевиков, типа возможного уничтожения «главного штаба» противника вместе со штабистами, что позволяет одним махом выиграть войну (пиндосы на этом сломали мозг ещё в Камбодже во время Вьетнамской войны, поскольку с какого-то перепугу решили, что действиями вьетконга и передвижениями по «Тропе Хошимина» управляет некий единый «генштаб»). И до какого-то конкретного успеха нам ещё очень и очень далеко, поскольку мы до сих пор даже толком не узнали примерные стратегические планы противника. Хотя это, конечно, не наш уровень…

По дороге мы, выбрав место потише, поставили на обочине дороги пару противотанковых противобортовок, установленных на третью по счёту проезжающую машину (надо же было уточнить интенсивность движения, долго наблюдать за дорогой мы всё равно не могли, а так хоть взрыв услышим), а чуть дальше – ещё и «противовертолётку» (чего их с собой таскать, надо же иногда и расходовать), вдруг пролетит кто?

Ещё через час нами было получено сообщение по радио о том, что «пропавший» лаборант с подружкой наконец нашёлся и нам настоятельно рекомендовано возвращаться. Получается, что мы успели очень вовремя. Или Мадам Подпол заранее точно знала, чего мы сможем, а чего нет. Что тоже вариант…

Часа через три, уже в глубоких сумерках, далёкий двойной взрыв и отблеск пожара над лесом показали, что колонна, похоже, вернулась-таки. Только доехала явно уже не вся. Как говорится, получите и распишитесь. «Сисим» – это, по сути, автоматический РПГ, и рассчитан он на поражение как минимум основного боевого танка. Так что мало им там показаться было не должно…

Ладно, догнать нас им уже вряд ли было реально, мы по-любому успевали добежать до канадской границы, как говорили в «Вожде краснокожих» О’Генри. Правда, на всякий случай чуть в стороне от нашего маршрута движения мы, практически на ходу, поставили тепловой имитатор ночлега нескольких человек, который затем должен был самоликвидироваться при обнаружении или исчерпании заряда батареи.

Мы продолжали своё движение к границе. Полоса автоматов была нами пройдена чисто, и до Канады оставалось километров пятнадцать. Но уже глубокой ночью в паре километров впереди (что характерно – западнее нашего маршрута) мы с удивлением услышали автоматическую пальбу и взрывы.

Было ясно, что даже если пиндосы и пытались поймать нас, то нарвались они на сей раз на кого-то другого, явно не того, кто им был нужен.

Мадам Подпол тем не менее мудро решила, что, пожалуй, стоит посмотреть на эту баталию поближе. Поскольку мы, по её мнению, всё равно ничем не рисковали и к утру нас здесь по-любому уже не будет. А на экране её хитрого прибора были видны отметки от нескольких человек и довольно большой металлической фиговины – как бы не из тех самых, что мы встречали накануне.

Понимания у личного состава эта инициатива не встретила, но обсуждать начальственный приказ смысла не было, поэтому мы развернулись в цепь и, хоронясь за кустами и деревьями, осторожно двинулись на выстрелы. К моменту, когда мы наконец подошли на расстояние, позволяющее рассмотреть там хоть что-то, отстреливаться продолжали всего двое или трое. А прессовала их действительно боевая многоножка, конечно, не та самая, что попалась нам, а явно однотипная, с парой закреплённых на корпусе дополнительных прямоугольных контейнеров с малокалиберными НАРами. Именно этими ракетами и встроенной многостволкой «чугунка» и расстреливала неизвестных. Специально её сюда навели, что ли? Выходит, всё-таки пишет у пиндосов их контора?

В темноте было очень плохо видно, кто такие эти расстреливаемые «непонятно кто с оружием». Нас железная фиговина, как обычно (слава богу!), не видела или не замечала.

– Ну и что будем делать? – спросил я Мадам Подпол, когда диспозиция стала более-менее понятна.

– А уничтожим её, да и всё. Этим олухам мы всё равно уже ничем не поможем.

Зато лишний раз проверим возможности – и свои, и этой железки.

– Не боишься, что эта электромухобойка после наших враждебных действий разом перестанет воспринимать нас как своих?

– А вот это как раз самое интересное, майор…

Как бы там ни было, мы выпустили по боевой железяке два наших убойных ПТУРа, после чего сразу же залегли. По-моему, из шести зарядов «Иремелей» в фиговину так или иначе попало не менее трёх. Это я сужу по числу взрывов. И затем, без паузы, последовал уже настоящий, сотрясший местную тайгу до полного опадания еловых и сосновых шишек, сильный взрыв. Похоже, «автоматка», не выдержав такого злостного окаянства, обиделась и самоликвидировалась…

Когда всё затихло, мы двинулись на освещённую россыпью небольших пожаров (скорее даже костерков) стихийно образовавшуюся в результате взрыва поляну.

Ничего интересного там уже, разумеется, не было. Среди золы, оторванных веток, расщеплённых стволов и прочих отходов стихийного лесопильного производства обнаружился пяток трупов. Все были довольно разномастно вооружены и похожим образом одеты, то есть это явно были не военные. Больше походило на шедшую от границы или к границе группу беженцев или контрабандистов.

Хотя Мадам Подпол сразу же заинтересовали не трупы, а висящий на одной из недалёких сосен небольшой парашют, с уже знакомым мне по Северной Корее контейнером, содержащим блок памяти самоликвидировавшейся «автоматки». Взяв с собой Продажного и Георгиева, неистовая Данка рванула снимать с дерева то, что обронил этот «люфтваффе», распадаясь в куски. Надо же ей было узнать, видела нас эта хреновина или нет. А если и видела, то в качестве кого?

Мы с остальными остались осматривать местность, в надежде найти среди тлеющих дров что-то путное.

И через пару минут поиск дал некоторый результат – один из «трупов» ожил и попытался схватить за горло нагнувшуюся над ним Машку Тупикову. Машка, непроизвольно употребив в разговорной речи ряд междометий и неопределённых глаголов, профессионально увернулась, а «труп» резво вскочил на ноги и сразу же бросился на неё.

– Дайте я её срежу! – услышал я голос Светки Пижамкиной. Она стояла метрах в трёх от меня и уже медленно поднимала свою «волыну».

– Не стрелять! – гаркнул я и, тоже уже рассмотрев в отблесках неяркого окрестного пожара, что оживший «труп» – явно женщина, крикнул Тупиковой: – Машенция, живьём её!

После чего мы с Рустиком (он на всякий случай выдернул из ножен финку) рванули к дерущимся. Пижамкина и Киквидзе остались на месте, держа дерущихся баб на мушке.

На стороне ожившей незнакомки, видимо, было желание выжить любой ценой, некоторый житейский опыт и, возможно, даже знание какого-нибудь дрыгоножества типа айкидо. Но наша-то Маша училась в Рязанском, а это уже само по себе немало. Именно поэтому драка продлилась всего минуты полторы-две. Получив прямо по лбу пяткой Машкиного берца, незнакомка, что называется, «потерялась» и рухнула наземь, в золу и опилки. Засовывая ей в рот кляп и связывая руки-ноги, я рассмотрел, что это молодая девка, с приличного размера бюстом и неряшливой гривой светлых (похоже, натуральных), очень давно не мытых волос. Одета в свитер, великоватую кожаную «косуху» явно с чужого плеча с подвёрнутыми и как попало подшитыми рукавами, тёмные джинсы с заплатами на коленях и заднице и высокие, почти до колен, мягкие кожаные сапоги (что-то в стиле ковбойских, но ни каблуков, ни шпор). Морда лица вроде симпотная, но вся в грязи и копоти.

– Молодца, старший лейтенант! – сказал я Машке. – От лица командования объявляю благодарность!

– Служу России, тарищ майор! – ответила Тупикова по уставу и, я бы даже сказал, весело.

– Что тут происходит? – спросила подошедшая Мадам Подпол. – Вообще-то, майор, я тут старшая по званию, и благодарности объявлять, наверное, тоже должна я…

– Вы, товарищ подполковник, хоть и старшая по званию, но, как говорили у нас в детстве, «не с нашего двора». А среди личного состава своей, родной, бригады я один могу, фигурально выражаясь, казнить вплоть до посадки на «губу», миловать, а также решать, кто у меня еврей, а кто нет…

Машка заулыбалась. Продажный и Георгиев явственно хихикнули. Мадам Подпол укоризненно посмотрела на них и на меня, но так ничего и не сказала, кроме: «Уходим!».

Оказывается, благодаря уже наработанным навыкам она с помощью наших пацанов просто изъяла из блока памяти несколько важнейших деталей, тупо оставив сам контейнер висеть на дереве.

И мы стали уходить, наскоро заминировав этот самый блок памяти и от души понаставив вокруг него противопехотных мин последнего поколения. Придут забирать – получат массу удовольствия. Самого разнообразного…

– Противовертолётки поставить? – спросил меня Рустик. Оно, конечно, можно было, но… Мадам Подпол вдруг как-то напряглась.

– Тихо все! – крикнула она, уставившись в экран своего «чемоданорадара».

– И что там? – спросил я придушенным голосом.

– Цель одиночная, воздушная, – сообщила неистовая Данка. – И чешет сюда. Похоже, вертолёт…

– Занять оборону! – приказал я. – Рустик, пулей ко мне!

Далее всё было просто. Мы залегли меж кустов и деревьев. Продажный, немного вернувшись, поставил между нами и местом недавнего «сабантуя» с участием железной хреновины очередной тепловой имитатор, а Хамретдинов с Машкой подготовили оставшиеся у нас четыре противовертолётки к использованию в режиме «по команде» – то есть, по сути, в качестве примитивных ПЗРК. Пленную девку, у которой не было чипа-висюльки, мы завернули в плащ-палатку с металлизованным покрытием, дабы она не светилась на тепловизоре, и уложили под куст.

– Огонь только по моей команде! – передал я по цепи. – Ждём, когда хренов «дракон» зависнет, потом бьём сам вертолёт, а потом и то, что из него вылезет. Если вылезет…

– А он зависнет? – спросила Мадам Подпол.

– Ну, если они оперативно среагировали на уничтожение «автоматки», то их, по идее, должно интересовать то же, что и тебя, а именно блок памяти. А коли так – они должны высадиться, чтобы его забрать. Если они, конечно, не придумали какого-то нового, сверхпрогрессивного способа подъёма грузов на борт без посадки…

– Быстро же они отреагировали, – вздохнула Данка.

– А то! Это же они, а не кто-нибудь в своё время «силы быстрого реагирования» придумали. Хотя дядя Вася Маргелов с ними в этом вопросе, наверное, поспорил бы…

В этот момент над лесом возник сильно приглушённый кронами деревьев звук «барабанной дроби» вертолётных лопастей. Похоже, прилетевший борт был действительно один. В зеленоватой мути ночной оптики, местами испятнанной засветками от тлеющих на месте недавнего боя кострищ, я рассмотрел чёрный «Блэк Хок», похоже, по максимуму оснащённый для спецопераций.

Не обманув моих ожиданий, вертолётчики выпалили НАРами по выставленному нами имитатору (стало быть, инфракрасные сенсоры и прочая похабень на борту была), а когда осел дым, пыль и поднятая взрывом кора, хвоя и ветки, вертолёт начал медленно снижаться. В аккурат у того места, где висел на дереве парашют с блоком памяти и стояли наши противопехотки.

В момент, когда из грузовой кабины «Блэк Хока» на землю по размотавшимся тросам спустились пять силуэтов, я сказал долгожданную фразу:

– Начали!

Георгиев врубил на полную мощь помехи (последнее, что должны были услышать на борту обречённой вертушки – неприятный треск и вой в наушниках), после чего Тупикова одним нажатием кнопки выпустила две противовертолётки из имеющихся у нас четырёх.

Экипаж на борту «Блэк Хока», видимо, был профессиональный и, наверное, очень хотел жить, они даже успели сбросить тросы, начать отстрел тепловых ловушек и резко рвануть машину вверх. Но что толку от «люстр», если наведение противовертолёток шло по оптическому каналу?

В вертолёт попало с интервалом секунды в две – сначала в основание хвостовой балки, а потом в кабину пилотов. Потерявший управление «Чёрный Ястреб» швырнуло на деревья – лопасти несущего винта рубанули по стволам сосен, пошли враздрай и с треском разлетелись в стороны, а через секунду изуродованный фюзеляж рухнул на землю. Глухо гахнуло, в стороны полетели мелкие обломки, и остатки вертолёта скрылись в оранжевом пламени горящего керосина. Я отметил, что вертушка всё-таки упала чуть в стороне от высаженных десантников, которые, похоже, не запаниковали, а, укрывшись, открыли огонь, ориентируясь, похоже, по замеченным вспышкам – в места, откуда были выпущены противовертолётки. Огонь был плотный, но бессмысленный, противника они явно не видели, поскольку были на освещённом пожаром месте, а мы в чаще, почти в полной темноте. И инфракрасные очки и прочие технические ухищрения им здесь никак не помогли бы…

А потом визгливо рванули противопехотки, штуки четыре разом – кто-то явно напоролся-таки…

Спустя минуту беспорядочный огонь продолжился, но теперь стреляли только двое.

– Светлана, займись, – скомандовал я. Дальнейшее заняло минут пять. Два почти беззвучных хлопка Светкиной винтовки – и огонь прекратился.

Я, Рустик и Машка на всякий случай сунулись проверить, с кем мы там, собственно, имели дело. Ну, тех, кто напоролся на мины, порвало в лохмотья (одному, похоже, начисто оторвало голову), близко к ним мы подходить не стали, поскольку сработали далеко не все противопехотки, а ходить в темноте по заминированному месту категорически не рекомендуется никому. Но для полной картины происшедшего мне лично хватило и зрелища одного трупа, лежавшего под сосной ближе всех к нам, с рваной дырой во лбу. Худая, измождённая физиономия, кевларовый шлем с хитрым радиохозяйством, замысловатое камуфло, короткий карабин М-4 с подствольником. Опять старые знакомые – «универсалы», зомбаки грёбаные, чудо враждебной техники…

– Ну и кто там? – спросила Мадам Подпол, когда мы вернулись.

– Это друзья и родственики твоего пленённого на Кубе «защитника демократии». Никаких мозгов, одни инстинкты…

– Понятно, – сказала неистовая Данка и добавила: – Всё, уходим!

И мы ушли, ещё более щедро насытив окрестный лес противопехотками – пусть-таки порадуются, когда прилетят или придут разбираться с этим потерянным вертолётом…

Часа через полтора интенсивного «стрелкового шага» по лесу завернутая в плащ-палатку пленная мамзель (которую наша мужская часть, включая меня, сменяясь на остановках, потея и матерясь, всё это время тащила на себе) начала подавать признаки жизни – мычать и дрыгаться. Крепкий, однако, чердак оказался у девушки – что значит американка. На моей памяти как минимум одного душмана Машка точно таким же ударом отправила прямиком к Аллаху и гуриям. А тут смотри-ка, только изрядный синяк промеж глаз и более ничего…

До канадской границы нам оставалось километров десять.

– Остановимся? – спросил я. – Поговорим за жизнь?

– Только ненадолго, – согласилась Мадам Подпол. – И говорить буду я, ты, майор, всё равно языка не знаешь.

– Привал, орлы, – сказал я, и все присели на землю, не ожидая повторного приглашения. Со всеми возможными предосторожностями, поскольку мины здесь уже начинались довольно густо.

– Are you russians? – спросила пленная девка, как только ей вынули кляп изо рта.

Как видно, успела-таки услышать Машкины междометия и мои команды.

– Да русские, русские, – не стала спорить Мадам Подпол, ответив ей на вполне приличной англоязычной мове. – А ты кто такая?

Из дальнейшей беседы, содержание которой я понял не до конца, стало ясно, что девку зовут Барбара Уайлдер, девятнадцать лет. Рассказ был не то чтобы жалостливый (наши особисты такое иногда слушают по двадцать раз на дню), но, видимо, содержал такую версию жизнеописания, которая не позволила бы нам сразу оторвать «бедняжке» голову.

Эта самая Барбара Уайлдер была родом из Огайо. Практически «выпускница детского сада», поскольку на момент начала основного бардака она успела родиться и поучиться в школе – вот и вся биография. Хотя не у неё одной сейчас такая анкета, и не только по эту сторону Атлантического океана…

В этих местах она с семьёй оказалась в самом начале, спасаясь от радиоактивных осадков и мародёров. Долгую Зиму пересидели у родного дяди под Сиэтлом. Потом военные начали постепенно закручивать гайки. Под этим закручиванием подразумевалось переселение сельского населения в большие города и принудительное определение всех без исключения на работу, как правило, неквалифицированную и грязную. Предварительно всех обязательно пропускали через фильтрационные лагеря, выявляя беспаспортных, подозрительных, политически неблагонадёжных, облучённых, больных, истощённых и т. д. и т. п. – таких сразу отделяли от всех прочих, и их больше никто и никогда не видел. Барбаркиной семье переселяться в фильтрационный лагерь как-то не захотелось. Но далее военные начали упорствовать и применять силу – её дядя сгорел вместе со своей фермой, когда её без предупреждения, «подло», как она выразилась, обработали чем-то зажигательным с воздуха. Все прочие еле успели спастись, и она с семьёй, как и многие другие, ушла в лес. Мать и младший брат через пару месяцев ушли в Канаду, и с тех пор от них не было никаких известий. Барбара с отцом начала помаленьку промышлять на стезе проводников и контрабандистов. Сначала народу в Канаду уходило довольно много, и за счёт этого можно было как-то жить. Досаждали только мины и вертолёты. Потом появились «эти поганые железки», и жить стало куда труднее. Пару лет назад её отец сгинул, нарвавшись как раз на такую «автоматку». Сейчас жить совсем тяжело. Потому что городские в последнее время стали «какие-то не такие» и с ними невозможно ни дела вести, ни даже о чём-то разговаривать – как чурбаны. Якобы сразу, по поводу и без повода, бегут к военным «стучать».

Да и в любой город сейчас практически не попадёшь (а если попадёшь, то долго не протянешь), если на тебе нет соответствующих меток, а твоих данных в соответствующей военной информационной базе – сразу угодишь в лагерь как «террорист», а оттуда не возвращаются.

Но хуже всего то, что несколько месяцев назад в дополнение к «железкам» появились ещё и какие-то странные солдаты, которые выглядят вполне обычно, но ведут себя хуже роботов – молчат, словно глухонемые, не чувствуют боли и прочего. Их иногда высаживают с вертолётов, и они не щадят вообще никого.

Сегодня эта Барбара с «группой товарищей» якобы шла от канадской границы. Вечером они слышали взрыв в той стороне, где проходит дорога (наши мины, надо полагать), а потом, когда они уже расположились на ночлег, на них вышла эта «автоматка». В этом районе «железок» обычно не бывает, поскольку они чувствительны к минам, а здесь вдобавок ещё и болота попадаются (якобы именно из-за ограничений в применении «автоматок» в лесах и на пересечённой местности контрабандистам в здешней приграничной полосе живётся относительно спокойно – если, конечно, не углубляться далее на юг, в глубь бывшей территории США), но эта «железяка», похоже, целенаправленно вышла прямо на них, что довольно невероятно и, по её мнению, означает, что её навели специально.

Про окружающий мир городским здесь якобы рассказывали разные страшные сказки. Говорили, что Африка и Евразия вообще практически уничтожены, а жизнь сохранилась только в Америке (в основном, понятное дело, в Северной) и Австралии. Правда, она, бывая в Канаде, кое-что видела и слышала и всегда понимала, что это не так. Но всё равно очень удивилась, встретив здесь настоящих русских…

– Так, – сказала в этом месте Мадам Подпол мне и Машке с Рустиком, – идите-ка погуляйте, товарищи офицеры и сержанты. Теперь мне с ней серьёзно поговорить надо.

Мы, проявив понимание, отсели в сторонку, а неистовая Данка тем временем развязала пленнице руки-ноги. Уж не знаю, о чём они там говорили, но через полчаса эта самая Барбара Уайлдер ушла от нас с рюкзаком консервов (консервы, кстати, были канадские), Данкиным М-4 (пригодилась-таки иноземная железка, а то пацаны откровенно заколебались таскать эту лишнюю тяжесть) с запасом патронов и несколькими ручными гранатами. Помахала нам (а может, не нам всем, а только персонально Мадам Подпол) ручкой и скрылась в темноте. А мы двинулись дальше.

– Что, вербанула эту куколку Барби? – спросил я у Мадам Подпол.

– Вроде того, – ответила Данка. – Девка, похоже, не врёт. Эти места она хорошо знает, её здесь тоже, судя по всему, знают. И самое главное, она знает, как ненадолго проникать в города, хоть в тот же Сиэтл. Тут ещё, оказывается, есть кое-какие лазейки. Так что она вполне может быть нам полезна. Я ей дала две точки на канадской границе, время и пароли для встречи, сказала, что придут от меня.

– Кто придёт-то? Твоя фамилия вроде бы Голяк, а не Треппер или Радо. Ты, откровенно говоря, и на Мату Хари-то не тянешь, я тоже не Штирлиц, а наши подчинённые и вовсе некий гибрид армии Трясогузки с отрядом Трубачёва, который всё время с кем-то сражается…

– Не мы. Профессионалы. От генерала Тпругова.

– Что ещё за генерал Тпругов такой?

– Ну ты совсем дерёвня, майор. Генерал Тпругов – нынешний начальник 3-го Управления ГРУ, того, которое занимается Северной Америкой. И раз тут есть наше посольство, то легко догадаться, что найдётся и какая-нибудь резидентура ГРУ. Так что они найдут, как её услуги использовать.

– Городская нашлась… И что ты, интересно знать, пообещала этой Варьке взамен?

– Во-первых, я её отпустила. По-моему, само по себе сохранение жизни в качестве аванса – это не так уж и мало. Ну а кроме того, я пообещала ей попробовать найти мать и брата. Это, конечно, не факт, что выполнимо, учитывая недавно пережитую канадцами лютую эпидемию, но тем не менее шансы есть. Пусть те же гэрэушники поищут. Ну и плюс к этому обычные потребности.

– Это какие такие «обычные потребности»?

– Жратва и патроны прежде всего. Они везде и всегда в цене.

– А если эта Варька – подстава? Как Володя Шарапов – и звонит вроде складно, а как сунешься за ним в подвал продмага, тут-то тебе в один момент и обуют руки и ноги железом…

– Кончай стебаться, майор. Насколько я поняла, девушка вела себя вполне искренне – местных вояк она, похоже, действительно не сильно любит. Да и обстоятельства, при которых она к нам попала, указывают на маловероятность этой самой подставы. Хотя теперь это в любом случае будет забота уже не наша, а нелегалов из ГРУ. Если они, конечно, вообще заинтересованы в работе с такими кадрами…

– Ну-ну, – сказал я. – Честно говоря, мне не хотелось бы сюда возвращаться…

– Не боись, майор, дальше фронта не пошлют, – сказала Мадам Подпол.

– Ну да, как же, как же – я по свету немало хаживал, жил в землянках, в окопах, в тайге, похоронен был дважды заживо… То есть ты считаешь, что я со своими орлами ещё не все дыры и поры на этой планете облазил?

Ответа не последовало.

На рассвете мы были уже на сопредельной территории, и можно сказать, что операция завершилась успешно – у нас не было ни «двухсотых», ни «трёхсотых». Был повод порадоваться и за себя, и за подчинённых, тем более что так далеко на штатовскую территорию до нас не забирался никто и никогда (не считая, разумеется, шпионов и прочих «секретных агентов под прикрытием» из времён СССР – мы-то всё-таки пришли сюда как армейское подразделение, пусть и в чужой форме, но со своим, штатным, оружием). А вот придут ли сюда потом по нашим следам танкисты или, к примеру, какие-нибудь ВДВ – большой вопрос.