Невысокий, но крепкий мальчишка лет тринадцати-четырнадцати – в оранжевом хрустком дождевике с капюшоном на черный свитер с высоким горлом, в плотных вытертых джинсах, заправленных в черные грубые сапоги на гвоздях – выпрыгнул на камень, как чертик из шкатулки. Пошире расставил ноги, уперся руками в бока и заорал – так, что ахнуло по скалам эхо и замяукали тысячи чаек, срываясь с камней:

– Э-хооой!!!

Морской ветер, гнавший на берег белые гребни, сорвал с головы мальчишки капюшон и растрепал рыжие волосы. Ударил в грудь так, что рыжий покачнулся… но тут же упрямо переступил ближе к краю стофутовой пропасти и повторил вопль – зеленые глаза сверкнули:

– Э-хоооой!!!

Из расщелины за его спиной – там, откуда он выскочил, – появился старик. Казалось, что его породила сама скала. Одетый так же, как мальчишка, до смешной копии, он был не похож на рыжего. Лишь чуточку выше невысокого паренька, с длинными руками, чуть кривоногий, смуглый, морщинистый; седые волосы были когда-то черными – старик подошел к мальчику и встал рядом, положив руку ему на плечо. Мальчишка покосился на деда и кивнул на серое море:

– Смотри, дед, корабль.

Оба – и дед и внук – говорили на додревнем, непонятном почти никому южнее, гэльском языке: булькающем и хриплом, как ручей в камнях или обвал в скалах. И оба стали наблюдать за тем, как в миле от берега длинный бело-рыже-черный корабль идет на запад.

– Пятнадцать узлов, – буркнул старик. – Пошли, Алан. Завтрак готовить надо.

Мальчишка кивнул. Но перед тем как шагнуть за стариком, посмотрел вниз и влево – просто так, как бы обещая морю и скалам, что еще вернется… и крикнул:

– Дед! Старый! Там человек внизу!

Старик оказался рядом ловким прыжком, выгнулся над обрывом.

На камнях, цеплясь руками за осклизлые плети водорослей и расщелины, пытался удержаться в кипени пены человек.

Мальчишка повернулся к деду и, поймав брошенный ему конец троса, который старик уже закрепил вокруг удобного валуна, стал ловко вязать на себе страховку.

Шум моря все еще висел в ушах, и он, дернувшись в ужасе, открыл глаза.

Море шумело. Но где-то не здесь. Он лежал на узкой кровати в небольшой комнате, за окном которой было прозрачное небо – и все. А рядом на прочных табуретах сидели два человека – худой смуглый старик и рыжий мальчишка с веселыми глазами.

«Спасли», – подумал он и сел, превозмогая нахлынувшую дурноту – мальчишка лет четырнадцати, с настороженными глазами, худой. Он не знал, чего ждать от спасителей… и не ждал ничего доброго. Уже давно не ждал доброго ни от кого, а тут была чужая земля и совсем чужие люди.

И в этот момент заговорил старик – по-английски, но вроде бы не так, как говорят на родном языке. Понимать было легко – спасенный и сам не слишком хорошо знал английский, хотя учил его еще в школе. Давно. В прошлой жизни. Во сне.

– Я Крэхи МакКуайри. А это мой пятый внук Алан. Он учился в Лондоне, но вышло так, что он подрезал насмерть двух пакских свиней, которые решили, что гэл такая же легкая добыча, как все англичане. Вот отец и послал его сюда, подальше от глупого закона, – старик взъерошил волосы мальчишки, и тот широко ухмыльнулся, а потом сказал:

– Мы видели, как ты дрался с морем, русский. Ты храбрый и сильный, иначе наше море тебя бы сожрало. Так говорит дед, а он не во всем старый дурак.

– Откуда ты взялся в воде? – спросил старик. Мальчишка, внимательно вслушивавшийся в английский язык, быстро посмотрел на старика. Потом на мальчика. И снова на старика.

– Я с корабля, – ответил он по-английски, с трудом подбирая слова. – Я русский. Меня увезли отуда. Я не хотел. Я убежал.

– Ты из России, где война? – нахмурился старик. Найденыш кивнул. Гэльский мальчишка восхищенно присвистнул:

– С корабля?! Ты проплыл милю?! Ты чокнутый, русский!

– Я не хотел плыть туда, – повторил найденыш. – Никто не хотел. Нас увезли силой.

Старик сплюнул в угол:

– Чертовы скотоложцы, – пробормотал он. – Чтоб их разорвал пополам Господь.

– Дед, его нельзя отдавать, если будут искать, – решительно вмешался мальчишка. – К черту, не хватало нам помогать работорговцам! Мы не какие-нибудь англичане!

– Заткнись, – добродушно буркнул старик. – И иди посмотри, как там чайник.

– Дед, он сам выключится, когда закипит, – хихикнул мальчишка, но охотно поднялся и, уходя, подмигнул настороженно глядящему русскому.

Старый Крэхи положил темную узловатую ладонь на голову дернувшегося мальчишки-русского. И буркнул:

– Не бери в голову. Отдыхай, я заварю тебе травы, и ты еще поспишь.

– Вы… – русский послушно откинулся на подушку, не сводя глаз со старика. – Вы… меня…

Старик пошевелил щекой и промолчал.

Полисмен – молодой еще сержант в теплой форме – подошел к дому в скалах к полудню, когда мальчишки уже отогнали овец на верещатник и сейчас где-то шатались. Старый Крэхи, стоя у дверей, издалека смотрел, как полисмен поднимается от машины – легким уверенным шагом горца. И не обманулся.

– День добрый, дядя Крэхи, – сказал полисмен, останавливаясь лицом к лицу со стариком – в ярде от него. Старик кивнул. Полисмен помедил и продолжал: – Мальчишка у тебя? Русский мальчишка?

Старый Крэхи смерил полисмена внимательным взглядом. Молча и не очень долго – но сержант МакКуайри переступил с ноги на ногу и кашлянул. Неуверенно.

– Вымахал ты, Дьюни, – проворчал Крэхи, садясь на скамью у входа. – Помнишь, как ты прибегал к моему среднему, вы играли вон там, – он кивнул на вересковые просторы, убегавшие в небо, – и моя старуха кормила вас обоих? Вы были прожорливы, как поросята.

– Я все помню, мистер МакКуайри… – пробормотал сержант, глядя себе под ноги. – Но я…

– Ты помнишь этот язык? – перешел Крэхи на гэльский. Дьюни МакКуайри помедлил – и кивнул.

– Я помню, дядя Крэхи, – ответил он. И поднял глаза.

– И ты заберешь мальчика из моего дома, куда я тебя не зову, – голос старика был ровен и тих, – и отвезешь его в город и отдашь нечестивым? Ты сделаешь так, щенок клана МакКуайри? И небо и вереск более ничего не значат для тебя и более не зовут тебя? Ты продал их, Дьюни МакКуайри? Ну так знай, – старик встал, – я буду бить тебя за этим порогом. И внук мой будет бить тебя за этим порогом. Не для тебя мой порог.

Сержант свел брови. Сделал движение к поясу. И – опустил руку.

– Я скажу, что никого не нашел, дядя Крэхи, – сказал он тихо. – Не видел никого и никого не нашел. Море взяло русского. И я позвоню тебе, если приедут искать. Но не приедут. Тяжелые дни и кровавые дела настают, старый.

– Наши края видели много тяжелых дней и кровавых дел, – ответил старик, садясь снова. Сержант помедлил и сел рядом. – Но не видели они, чтобы и врага, ступившего через порог беспомощным, выдали люди клана МакКуайри. Спасибо тебе, щенок, что не увидят и сейчас.

– Сними проклятье порога. – Голос сержанта вдруг стал умоляющим. Старик усмехнулся:

– Ты веришь?

– Я верю.

– Ну так я не говорил того, что ты слышал. Ты ослышался.

– Спасибо, дядя Крэхи… – сержант вздохнул.

– Это Аран, – сказал старик. – Это не Лондон. Это даже не Эдинбург. Тут не живут так, как там… И с людьми, у которых черная душа, тут случается всякое.