21 июня 2015 года
Москва. Россия. Конспиративная точка ЦРУ

Несмотря на то что Москва официально больше не являлась геополитическим врагом номер один Америки, американская разведка продолжала активно работать в Москве. Только теперь ситуация была двойственной и неопределенной. С одной стороны — против России надо было работать, неявно помогать и продвигать американские интересы, вести вербовочную работу. С другой стороны — Россия была, есть и, наверное, будет в обозримом будущем важным логистическим звеном и партнером в борьбе против терроризма. Например, если русские запретят компании «Волга — Днепр» работать по контрактам НАТО или перекроют пути снабжения через Ульяновск и просто по своим железным дорогам — то на среднеазиатских военных базах почти сразу же наступит коллапс. Наверное, впервые в своей военной истории американцы были вынуждены содержать серьезные базы в самом центре огромного континента, причем совсем не дружественного континента. Снабжать их морем, как американцы привыкли, было совершенно невозможно. Конечно, можно наладить экстренное снабжение по воздуху, например, из Баку, но это позволит только поддерживать их функционирование, с таким снабжением никакие активные операции невозможны. И только снабжение по железной дороге, по оставшейся еще со времен Советского Союза системе железных дорог давало возможность за приемлемую цену поддерживать боеготовность и активность этих баз. Для этого же американцы организовали крупный логистический центр в Ульяновске. Но все это держалось на неких хрупких договоренностях, и если русские взбрыкнут — будет очень плохо. К счастью, русские понимали, что если афганские талибы прорвутся через бывшую границу СССР — плохо будет прежде всего им.

С третьей стороны — надо было поддерживать протестную и оппозиционную активность, потому что активность молодого поколения давала хоть какую-то надежду, что Россия когда-нибудь изменится. Русские были этому отнюдь не рады. В-четвертых — надо было отслеживать активность чеченских и прочих исламских экстремистов, которых и в Москве, и в целом по России было достаточно, постоянно мониторить обстановку на Кавказе. В-пятых, надо было вести научно-техническую разведку, потому что Россия активно перевооружалась, в то время как в Америке сокращали расходы на оборону и резали новые разработки: надо было понять, как далеко зашла Россия и какой уровень противодействия США могут себе позволить. В шестых надо было защищать американских граждан и американские компании, которые работали в Москве. В-седьмых… в-десятых…

Но теперь в Москве была разрешена коммерческая деятельность — и потому американская станция в Москве имела сразу несколько отделений, размещенных в разных частях города под крышей разных коммерческих организаций. Каждое такое отделение имело свою команду и работало над своей проблематикой, пересекаясь с другими только по необходимости. Основная же станция, находившаяся в посольстве и помнившая времена «холодной войны», лишь выполняла функции интегратора и организовывала секретный обмен данными. Некоторые станции — такие, как антитеррористическая, — правительственной шифрованной связью не пользовались вообще, предпочитая использовать коммерческую систему PGP, pretty good privacy. Это отделение не работало напрямую против русских, но сейчас его деятельность принимала особо важное значение…

Из Шереметьево-два лейтенант-коммандер Ефимофф направился в центр Москвы, где ему был забронирован номер в отеле «Рэдиссон Блю». Номер дорогой, но в Москве других не было. Как и такси — таксист содрал с него совершенно сумасшедшие деньги, к тому же выглядел он подозрительно — примерно так, как выглядели иракские таксисты. По дороге он постоянно пользовался сотовым и говорил с кем-то о чем-то на гортанном и непонятном языке, постоянно взрываясь скороговоркой. Рулил он одной рукой, отчего было не по себе. Он не выглядел профессионалом.

Москва…

Он много слышал об этом городе и об этой стране от бабушки… у нее была мечта побывать в России, в стране, откуда они вышли, как народ Моисеев из Египта, спасаясь от большевистской расправы. Те, кто учил его ремеслу, считали эту страну главным противником и готовились умереть в войне с ней. Сейчас лейтенант-коммандер с удивлением смотрел по сторонам, отмечая все новые и новые моменты. Он не понимал, в чем дело, зачем они собирались воевать с этой страной?

Люди в аэропорту показались ему шумными и бесцеремонными, но не опасными. Машин было много, самых разных — от небольших седанов и хэтчбеков местного производства до дорогих «Порше Кайенн» и «Мерседесов». Много было строек, строили, как ему показалось, бессистемно. По обе стороны дороги было полно рекламных плакатов. Движение было плотным, агрессивным, машина часто застревала в пробке — но все-таки ехала…

Отель располагался в центральной части города в отлично отреставрированном здании. Было видно, что в него вложены деньги, и немалые. Однако зарегистрировали его только со второго раза, а коридорный выглядел так, как будто у него кто-то умер.

Номер тоже был роскошный — наверное, по меркам бизнесмена ничего необычного, но по меркам государственного служащего — просто-таки сибаритский. Лучше он жил только в Ираке, где их разместили в бывшей штаб-квартире партии БААС в самом центре Багдада, рядом с «Дельтой». Там была вода, были огромные, отделанные мрамором комнаты, и был аэропорт, в котором всегда стоял один из самолетов Хусейна — на случай, если диктатор поймет, что надо уносить ноги…

Первым делом он принял душ: редкая роскошь в зоне боевых действий, но Москва все-таки цивилизованный город, а американцы без душа хотя бы раз в день не могут. Затем он полностью переоделся — на случай, если русские следили за ним в аэропорту и повесили на него «жучок». Свой телефон он тоже оставил в ящике в тумбочке рядом с кроватью — а для себя достал новый, предоплаченный, который он купил в Берлине. По памяти набрал номер…

— «Хаус консалтинг», Мария, слушаю вас…

— Это… Дэниэл… — Он решил не называть своей фамилии, хотя имя назвал подлинное. — Я прибыл из Нью-Йорка на замену…

«Хаус консалтинг» была одной из «крыш» ЦРУ. Официально она занималась продажей систем безопасности американского производства в России, а также содействием российскому высокотехнологичному экспорту в США.

— А, хорошо. Вы уже в Москве?

— Да, я только прибыл и заселился в отель.

— Отлично. Вы знаете, где метро «Белорусская»?

— Полагаю, что найду.

— Наш водитель будет вас там ждать. Черная «Шкода»… — любезная Мария продиктовала русский регистрационный номер машины…

«…Фактом является то, что были люди, которые покорились врагу. Но были и те, которые отказались стать рабами. О первых можно сказать, что они смирились и добровольно вошли в состав Русни. А те, кто выбрал путь джихада и хиджры, переселения в страну правоверных, — они остались свободными и спасли свой иман, свою веру. То же самое происходит и сегодня. Группа сражающихся против неверных всегда была и будет. Нашими духовными предками являются те правоверные мусульмане, которые сражались на пути Аллаха против оккупантов. Многие из них стали шахидами, другие покинули свои дома, чтобы не жить под властью кяфиров. И сегодня мы, муджахеды, являемся наследниками тех, кто во все времена с оружием в руках защищал свою истину…»

На экране ультрабука с титановым корпусом проигрывался видеоролик, очевидно откуда-то скачанный, из общего доступа. На нем мужчина средних лет в камуфляже на фоне черного флага джихада с выписанной на нем белым шахадой и пулеметом на заднем фоне зачитывал текст, постоянно смотря в тот же ноутбук. Текст шел на русском.

«…после падения лжи коммунизма у русских кяфиров нет никакой мало-мальски приемлемой лжи, чтобы обмануть мусульманские народы. Сегодня телевидение, радио, газеты каждый день выдумывают какие-то праздники, торжества, увеселения, стараются высосать из пальца какие-то «ценности» в кавычках и идеалы. Все усилия их брошены на то, чтобы отвратить нашу молодежь от религии Аллаха. Сначала кяфиры пытались насаждать грязь и разврат под видом прогресса и искусства, но молодежь продолжала упорно идти в мечеть. Потом они закрыли мечети, и молодежь взяла в руки оружие. Тогда они вновь открыли мечети и поставили в них имамами лицемеров, которые призывают покориться сатанинской власти…»

Палец начальника антитеррористического сектора станции ЦРУ в Москве нажал на клавишу, останавливая запись.

— Ну, как?

Ефимофф повел плечами. В кабинете работал кондиционер, по американской привычке, он был включен на полную мощность, отчего его пропотевшая рубашка отлипла от тела. Было лето, и в Москве было жарко — почти так же жарко, как в Вашингтоне. Столбик термометра, который здесь был градуирован на европейский манер в градусах Цельсия, а не Фаренгейта, прописался за отметкой «30», это было около девяноста градусов по Фаренгейту.

— Впечатляет. Он читает на русском — очевидно, это обращение адресовано русским?

Начальник контртеррористической секции станции ЦРУ в Москве Берт Тиммонс пожал плечами. Он выглядел как типичный североамериканский бизнесмен в своем легком костюме и галстуке, но немного портил впечатление взгляд — не открытый, как у американцев, а настороженный и подозрительный, бегающий. Еще и рост… обычно американцы высокие, а Тиммонс был много ниже шести футов. Ефимофф отметил про себя, что с ним надо держаться настороже — невысокие мужчины обычно амбициозны и агрессивны.

— Не совсем так. На Кавказе — а именно там это записано — русский язык практически единственный, который знают все без исключения и могут на нем общаться. Они это не признают, но это так. Вы владеете русским?

— Да, свободно.

— А чеченским? Аварским?

Ефимофф отрицательно покачал головой.

— Вот видите. В Лэнгли не понимают… — тут начальник секции запнулся, — не понимали всю серьезность этой проблемы. Россия — вещь в себе. Тут все знают русский — но в то же время сохранены все языки народов, которые когда-либо вошли в состав России. Добровольно или нет — неважно. На Кавказе все население как минимум двуязыкое, они владеют русским и национальным языком, на котором говорят с представителями своего племени. Только в одном Дагестане больше тридцати языков. И у нас нет специалистов по большинству из них — ни одного. Я дал команду скупать все учебные пособия по языкам, какие только удается найти, — но это еще не все. Даже если мы забьем их в машину — сами понимаете, что это будет за перевод. Нужны носители языков, причем такие, которым мы сможем доверять. А это почти невозможно организовать — доверять здесь нельзя никому.

— Говорящие с ветром (прим. автора — история времен Второй мировой. Американцы призвали в армию индейцев и наиболее важную информацию передавали на индейских языках. В итоге — японцы, даже расшифровав сообщения, прочитать их не могли, потому что не знали индейских диалектов), сэр?

— Вот именно.

Ефимофф был немного в курсе происходящего… в конце концов, он получал доплату за знание русского языка. Русский-то они худо-бедно знали, а вот арабский или пушту… Приходилось доверяться местным переводчикам, а те нередко дули в обе стороны, и так совершенно секретная информация уходила к врагу. Или просто искажали перевод. Нужны были специалисты по арабскому, дари, урду, пушту, нахин (прим. автора — дари — афганский диалект фарси, персидского. Урду — основной язык Пакистана. Пушту — язык пуштунов, племен, живущих в Афганистане и Пакистане. Нахин — язык, которому всего сорок лет, он появился среди пакистанских гастарбайтеров, работающих в странах Аравийского полуострова. Это искаженный урду с сильной примесью арабских слов).

Эту проблему так и не решили… а теперь, если только в одном Дагестане больше тридцати языков…

— Я все-таки не понял, сэр, к кому он обращался? Это больше программно-политическое заявление, чем конкретные угрозы.

— А вы еще не поняли? К русским он обращался. К русским. Кавказ давно уже радикализован, русские ведут там войну с девяносто девятого года. Но это старая новость. А новая заключается в том, что война все больше и больше выплескивается за пределы Кавказа. В Сирии мы уже видели боевиков из Татарстана, важнейшей провинции (прим. автора — учитывайте тот факт, что говорит американец, он может какие-то вещи называть неправильно)в самом центре России, они там придерживаются умеренного ислама, но молодежь радикализуется все больше и больше. Но самая большая проблема последних двух-трех лет — это русские.

Тиммонс вздохнул.

— Потерянное поколение. Капитализму здесь примерно четверть века, и русские выбрали не самый лучший его вариант, скорее это похоже на времена железнодорожных магнатов и баронов-разбойников (прим. автора — железные дороги в США строили со значительными нарушениями, тогда появились первые олигархи. Бароны-разбойники: например, банкирский дом Моргана, ведущий свою историю от знаменитого пирата Моргана) у нас. Дети росли сами по себе, научить их добру, как-то социализировать было некому. После того как рухнул коммунизм, ничего на замену русские так и не придумали, дети росли вне какой-либо системы координат. А вы знаете поговорку — если ты в двадцать лет не левак, у тебя нет сердца.

— А если в пятьдесят не консерватор — у тебя нет мозгов…

— Вот именно. Эти уроды — выползают из своих нор на Кавказе и пишут свои обращения. Бросают их на Youtube, как раз там сидит все молодое поколение — новости они узнают из Интернета, телевизор почти не смотрят. Так у них появляется целая аудитория, русские чистят Интернет от таких роликов, но не все успевают убрать. Эти твари торгуют надеждой на то, что можно что-то изменить, и обычным стремлением к справедливости, которой здесь очень и очень мало. И так у них появляются сторонники среди русских. Настоящих русских, не имеющих никакого отношения к Кавказу, никогда не живших на Кавказе, не имевших до этого никакого представления об исламе. Они берут себе арабские имена, вступают в бандформирования. А сам понимаешь — если в двадцать лет вы начнете искать справедливости в исламе…

— То никаких «пятидесяти» уже не будет.

Тиммонс снова вздохнул.

— Вот именно, друг. Вот именно.

На экране ноутбука была фотография. Мужчина кавказского типа, молодой. Честное, открытое лицо, какая-то форма.

— Кто это? — спросил Ефимофф, вглядываясь в фото, чтобы получше запомнить.

— Это Юрий Круглов, несколько лет назад. Он ездил в Британию по международному полицейскому обмену, там мы его привлекли к сотрудничеству. Сейчас он майор полиции, занимается этническими преступными группировками в Москве. Работает в спецотделе, так называемой ОРЧ (прим. автора — оперативно-розыскная часть. На самом деле, это просто наименование оперативных подразделений МВД по той или иной проблематике, просто американец об этом не знает), занимается этнической организованной преступностью. Это лучшая наша связь, и начать нужно с него.

— Сэр, вообще-то речь идет о террористических, а не криминальных действиях.

— Вообще это одно и то же, — заявил среднего роста, похожий на пловца парень, который демонстрировал фото Круглова на своем ноутбуке, подчиненный Тиммонса. — Здесь практически все кавказские этнические ОПГ тесно связаны с террористическими группами у себя на родине и финансируют джихад. Это называется — закят. Без него джихад бы прекратился в течение нескольких месяцев.

— Добровольно финансируют? — уточнил Ефимофф.

— Не совсем так. Конечно, если бы у них была возможность прекратить выплаты — они бы это сделали, они не идиоты. Но дело в том, что они, даже находясь в Москве, остаются частью своего народа и не могут отрекаться от него, иначе им просто не жить. Этническое и религиозное единение — это то, что делает их более сильными, сплоченными, позволяет бороться против русской организованной преступности и других этнических группировок, таких, как азербайджанская. К тому же террористические организации оказывают ответные услуги, предоставляя оружие, наемных убийц и просто являясь фактором устрашения. К тому же многие лидеры криминального мира лично знакомы с теми, кто ушел в террор, росли вместе — а если кто-то совершил тяжкое преступление и находится в безвыходной ситуации, он обычно уходит в лес, к ваххабитам. Так что, если распутывать этот клубок, то лучше всего начинать как раз с этнических ОПГ. Надо попытаться узнать — кто работает в похоронной конторе, под какой крышей она находится, кто имеет на нее виды. Не помешает также и копнуть покушение — как первую ступень этой пирамиды. А лидеры этнических ОПГ знают все о своих соотечественниках, прибывающих в Москву.

— И как мы выйдем на этого полицейского?

Парень усмехнулся.

— Просто позвоним, и все.

— Давно здесь?

— Полтора года. До этого служил в Эй-Стане, в охране посольства. Задница еще та…

Парня звали Тэдом, но здесь, в России, он откликался на имя Федор, это русское произношение английского имени Теодор. Отставной морской пехотинец из спецгруппы, охранявшей посольство и работавшей с ЦРУ, он еще в Кабуле привлек внимание сотрудников конторы своей смышленостью и способностью быстро усваивать новую информацию. После шестинедельных курсов обучения русскому языку и ускоренных четырехмесячных курсов в Кэмп Пири, в лагере подготовки оперативных агентов ЦРУ.

— И как? Нравится Россия?

Тэд задумался.

— Сильная страна… — наконец сказал он, — сильнее, чем нам кажется…

Их машина — Тэд водил недорогой южнокорейский внедорожник «Хундай» — стояла на стоянке около одного из «Макдоналдсов» на въезде в Москву. Он был открыт одним из первых… вообще, первый «Макдоналдс» появился еще во времена СССР, и чтобы съесть американский гамбургер, надо было отстоять огромную очередь. Этот открыли двадцать лет назад, и когда его открывали — здесь была нищая и убогая окраина Москвы. Сейчас по обе стороны высились громадные многоэтажки, а справа был облицованный стеклопанелями торговый центр, к которому забыли предусмотреть стоянку, и потому тут было не пройти, не проехать. Кстати, одна из примет Москвы, которую замечает любой иностранец: в отличие от североамериканских городов, практически нигде не берут плату за парковку — но парковки дикие, и припарковаться цивилизованно практически невозможно. В некоторых североамериканских городах мэрия берет деньги даже за то, что ты оставляешь машину на ночь у дома, потому почти все живут в субурбии, пригороде. Ездить до работы далеко — но выходит, в итоге, дешевле…

— Женщины здесь очень красивые, не такие, как у нас. Славянки, — продолжал развивать мысль Тэд. — Правда, все чертовски дорого. Эта машина, например, обошлась мне в полтора раза дороже, чем у нас, в Штатах. Единственно, что… это он.

— Где?

— «Мерседес». Вон тот.

Лейтенант-коммандер увидел сворачивающий на стоянку перед «Маком» «Мерседес» МЛ-класса цвета «серый металлик». Если бы в США кто-то из полицейских, даже высокопоставленных, купил такую машину, начались бы вопросы.

— Неслабо…

— Здесь это нормально. Полицейские очень хорошо живут…

Из своей машины они наблюдали за тем, как человек, скорее молодой, чем средних лет, неприметный, в футболке, запер машину и пошел в «Мак». Ефимофф заметил, что у него нет ни мужской сумочки, ни напузника, ни папки, ни кейса — ничего такого, где можно было бы держать оружие. И одежда для ношения явно неподходящая. Если у него нет оружия — какой он тогда полицейский?

— Источник твой. Как делаем?

— Нормально. Он дружественный. Если что, ты немного поднажмешь. Играем в открытую.

— Принял…

Они вышли из машины. Тэд запер двери и поставил машину на сигнализацию: в Москве оставлять машину незащищенной нельзя было ни на минуту. Отстояв короткую очередь, взяли все то же самое, что могли подать в любой американской глубинке, в какой-нибудь Сэндаске, штат Огайо. У глобализации есть и свои плюсы.

— Мы присядем…

Полицейский, не сказав ни да ни нет, коротко глянув на них, снова начал есть.

Тэд подвинул стул, сел. Дэниэл сел на углу стола.

— Это Дэн.

Русский был явно не настроен на сотрудничество.

— Юра, нам нужна твоя помощь. Ты понимаешь? — Тэд перешел на английский язык, возможно, чтобы не понимали окружающие. Говорил он тихо и внятно.

Полицейский продолжал есть.

— Ты знаешь, что случилось. Чем быстрее мы разберемся в этом, тем лучше будет для всех нас.

Полицейский продолжал есть. Тэд, разозлившись, отодвинул тарелку.

— Послушай, Юрий. Мне не хотелось бы давить на тебя — но ты в команде, и этого не изменишь. Мы все равно дознаемся до правды, с тобой или без тебя. Но ты можешь помочь, и мы будем благодарны. Помоги даже не нам, помоги себе и своей стране, Юрий. Это дело касается и вас и нас в равной степени.

Лейтенант-коммандер подумал, что Тэд явно недорабатывает. Понял это потому, что он все-таки был криминальным инвестигейтором, специалистом по расследованиям — и явно лучшим психологом, чем бывший морской пехотинец, окончивший краткосрочные курсы при Агентстве. В Багдаде или Кабуле это была правильная тактика — но не здесь. И не с этим полицейским, ездящим на машине стоимостью не менее пятидесяти тысяч. Ему плевать на свою страну.

Полицейский огляделся.

— Поговорим в машине.

— О’кей…

Они доели все, что у них было. Вышли из «Мака», сели в «Мерседес» — Ефимофф сзади, Тэд на переднее пассажирское. Было жарко и душно, с севера, погромыхивая, приближалась гроза. Черный бастион туч закрывал полнеба…

— Итак, друг? Мы же помогали тебе всегда, когда тебе нужна была помощь. Почему сейчас ты не хочешь помочь нам?

Полицейский нервно прикурил.

— Не надо лезть в это дело. Голову сломаете.

— Мы должны понять, что произошло.

— Покушение было на нашего Папу. Такими делами занимается ФСБ и еще кто покруче. Мы здесь так… пришей кобыле хвост. Но не надо отсвечивать. Потому что если сейчас возбухнуть — никаким баблом не откупишься, так запрягут — не разгрузишься потом.

Ефимофф — несмотря на то, что понимал русские слова, не понимал смысла сказанного. Очевидно, это был какой-то сленг или жаргон.

— Мы не хотим подставить тебя. Но мы должны понимать, что происходит. Если надо, мы просто купим информацию, но мы можем помочь вам и в другом. Ты прекрасно знаешь наши возможности. Помоги нам, и мы поможем тебе. Ты можешь найти кого-то, кто заинтересован в нашей помощи, а?

С этими словами Тэд достал из кармана джинсов конверт.

— Вот. Это тебе. Ты поможешь нам?

Полицейский зашевелился на сиденье. Работал кондиционер, но он потел, Ефимофф чувствовал кисловатый запах пота. Он боялся и был ненадежен. Мог взять деньги и толкнуть за них полное фуфло.

— Помогу. Хорошо.

Полицейский попытался взять конверт — но Тэд его не отдал.

— Как именно ты нам поможешь, друг?

— Мой начальник — бывший фейс, его потом к нам загнали на усиление. У него связи в конторе. О’кей?

Тэд отдал конверт.

— О’кей.

— Я отзвоню. Будьте неподалеку.

— Спасибо, друг.

— Что такое фейс? — спросил Ефимофф, когда они уже садились в «Хундай».

— Сотрудник ФСБ, это у них теперь вместо КГБ. Что-то вроде ФБР.

— Мне он показался ненадежным…

Тэд включил двигатель. Начал выруливать со стоянки.

— Он и есть ненадежный. Но нам поможет.

— Почему?

— Я кормлю его не только деньгами. Он сильно зависит от меня.

— А чем же?

— Информацией.

— Информацией?!

Изумление Ефимоффа можно было понять — он сам не раз получал информацию он информаторов, но впервые видел обратный процесс, чтобы оперативник кормил информацией своего информатора, да еще и деньги ему платил.

— Да, информацией. Видишь ли, у русских полный бардак с этим. Очень многие сотрудники как в полиции, так и в ФСБ серьезно коррумпированы; вместо того чтобы выполнять свои служебные обязанности, они включаются в различные криминальные и полукриминальные бизнес-схемы и в свое служебное время заняты именно этим. Здесь все зашло куда дальше обычных взяток: они открывают коммерческие предприятия на родственников, прикрывают использование такими предприятиями труда нелегальных мигрантов, возбуждают уголовные дела против конкурентов, требуют от бизнесменов продать им доли в уже действующих предприятиях. Короче, все это сильно напоминает времена «Пяти семей» в Нью-Йорке, только в отличие от Нью-Йорка здесь те, кто должен бороться с мафией, сами и являются мафией. Но при этом никто не снимал с них их непосредственных обязанностей, а заниматься ими некогда, да и не умеют они этого. Этот парень — он в двадцать восемь лет уже майор полиции, известен как «решала», то есть тот, к кому надо обращаться, чтобы решать незаконные вопросы. Его эффективность во многом основывается на помощи, которую я ему оказываю. Если надо перевести за границу крупную сумму не совсем честно нажитых денег — я подсказываю ему, к кому обратиться и как решить этот вопрос, чтобы не обратить на себя внимание и не попасть под действие антиотмывочного законодательства. Если этому парню нужно срочно раскрыть какое-то преступление, он обращается ко мне, и я смотрю, что у нас есть в загашнике. К примеру: у русских нет и десятой доли тех возможностей по прослушиванию и перехвату сообщений, какие есть у нас. А у полицейских — и сотой доли. Пару раз я ему крепко помог, он сейчас на виду у начальства, быстро продвигается наверх. И потерять мою дружбу он не может. А деньги… для него это мелочь. Так, на карманные расходы.

Ефимофф с удивлением, граничащим с ужасом, понял, что речь идет об «Эшелоне». Созданная в восьмидесятых и в полной мере развернутая в нулевых — эта система отслеживает и анализирует АБСОЛЮТНО ВСЕ телефонные звонки, сообщения по электронной почте, СМС, твиты и любые другие источники информации. В МакЛине, штат Виргиния, в Объединенном контртеррористическом центре установлен самый мощный компьютер на Земле, он имеет вычислительную мощность, равную мощности ВСЕХ компьютеров на Земле десять лет назад. Он в несколько раз мощнее, чем уже устаревший компьютер АНБ в Форт-Миде. Таким образом, ЦРУ США имело возможность перехватить ЛЮБУЮ информацию, передающуюся по ЛЮБЫМ каналам.

И любой преступник — обычный преступник, не террорист — даже не подозревает, что против него может быть обращена такая мощь. А для сотрудника КТЦ в Москве — пара пустяков сделать банальный, обычный запрос. И передать информацию русскому — в качестве дружеской услуги.

Правда… интересно, а хоть кто-то в ЦРУ подозревает… подозревал, что информация «Эшелона» сливается русским?

— А это вообще… законно?

— Разрешение получено, — заверил его Тэд, — в конце концов, мы даем им информацию только в части, касающейся России. И тщательно фильтруем при этом. У нас тоже должно что-то быть, чтобы заинтересовать русских — а деньгами их не заинтересуешь. Здесь вообще с этим плохо… никто не хочет работать, чтобы зарабатывать деньги. Местные чиновники берут взятки, но то, что обещали, — не делают, это здесь называется «кинуть». Все кидают всех. Ладно, поехали, покатаемся по Москве. Я покажу тебе то, что надо увидеть, иначе ты попадешь в неприятности.