09 июня 2015 года
Где-то в Подмосковье

Государственные дачи чем-то до сих пор, но отличаются от частных особняков. Неуловимо — но отличаются…

Частные особняки — там все подчинено одному: удобству его обитателей. Там большой дом с бассейном, с садом, часто с теннисным кортом. Там лужайка, там часто — детская площадка, дорогая, не такая, как во дворах домов для простонародья. Иногда там даже бывает небольшой огородик — старые привычки умирают сложно, а многие из тех, кто владеет сейчас особняками, помнят еще голод и зарплату научного сотрудника, на которую только и купить, что несколько килограммов колбасы (если найдешь). Потому и живут такие люди торопливо и жадно, они стараются взять от жизни все, что не взяли в голодной юности, стараются успеть, пока Бог не призовет их к ответу. Конечно, не все такие….

Государственные дачи…

Скромные особняки на нескольких гектарах векового соснового бора или елового леса, отсыпанные песком тропинки, идеально заасфальтированные дороги. Дома чиновного вида, совершенно неприспособленные для нормальной жизни. Здесь нет ничего для детей, нет ничего для отдыха, и кажется, что живут здесь некие роботы-автоматы. Винтики. Функции в анонимной и безжалостной государственной машине. Такие дома охраняются, и стоимость забора может превышать стоимость самого дома. Интимно-узкие, аккуратные тропинки в лесу прерываются полянками и небольшими прудиками, беседками, рядом с которыми уютно дымит мангал и сами собой появляются полные бутылки водки взамен пустых и закуска…

Черный «Шевроле Экспресс», принадлежащий УФСБ по Москве и Московской области, появился у ворот государственной дачи уже на следующее утро. Полковник, командовавший операцией, был лисом хитрым, опытным и соображал, что ночью начальство беспокоить не стоит, даже если операция и прошла успешно. А в Лефортово гостя оформлять было нельзя, потому что все надо было сделать тихо и незаметно. Так что ночь задержанный провел на собственной дачке полковника недалеко от Москвы, куда они зарулили, чтобы скоротать время, немного поесть и в кои-то веки раз по-человечески, пусть и по очереди, поспать. Их пленник, лежа в машине, за это время успел обмочить штаны, многое передумать и начать бояться. Страх созрел в нем как гнойный нарыв: ткнешь — и поплывет омерзительная жижа…

Такова была система, которую они сами создали и в которой жили. Каждый из них считал своим неотъемлемым правом не просто приказывать людям, не просто обирать людей, а унижать их, унижать даже без особой на то необходимости, плевать на них, лишать их человеческой чести и достоинства, опускать на самое дно. Но за это была плата, о которой задумывались, только лихорадочно распродавая барахло, чтобы успеть свалить, сидя в СИЗО или лежа вот так вот, в обоссанном багажнике или салоне микроавтобуса. Если ты относишься к людям не по-человечески — то будь готов к тому, что точно так же обойдутся и с тобой. Ни один из тех, кто находился в системе, не был ни от чего застрахован. Ни один не имел никаких прав, которые нельзя было бы отнять. Он мог руководить министерством, ведомством, спецслужбой, но за спиной уже жадно дышали молодые волки, готовые вцепиться и разорвать, стоит только дать кому-то команду: «фас!», «можно!». И ничего не сделаешь, не спасешься — те, кого унижал и опускал ты, не упустят возможность отомстить. Это было правилом — и каждый, кто продавал дьяволу душу, лишь втуне надеялся, что дьявол не явится за товаром…

Если так поразмыслить… прав у них было даже меньше, чем у обычного гражданина. Обычный гражданин — он и есть обычный, им занимается полиция, надзирает прокуратура, судит суд. Но самое смешное — что чаще всего обычный гражданин бывает невиновен, и чаще всего — либо прокуратура, либо суд это понимает. А вот в системе — виновны были все без исключения, потому что невиновный был неуправляем, а потому — опасен. Невиновных в ближний круг просто не брали и не доверяли им. А тот, кто сам нарушает закон, вряд ли может рассчитывать на его защиту…

Утром они выехали на трассу. Двадцать километров — и неприметный поворот, не напрямую — а с заправки, специально тут построенной. Униформированный пост, потом скрытый пост — уже шляпы (прим. автора — охрана особо важных объектов, сленговое название. Видимо, от того, что раньше к костюму обязательно полагалась мужская шляпа, и охранники носили ее вместе с гражданским костюмом). Везде по звонку их пропускали…

Полковник был в принципе неплохим человеком. Он понимал, что скорее всего то, что они делают, не совсем законно. Но все это перекрывалось одним фактом: он был на сто процентов уверен, что этот обоссавшийся ублюдок — виновен. В чем-то, но виновен. Такова особенность нынешней власти — невиновных просто нет. И в кои-то веки раз виновный будет по-настоящему привлечен к ответственности — без шуток, без лукавого «условно». А это грело душу. Потому что полковник был обычным человеком и от вопиющей безнаказанности просто устал…

На воротах их остановили и дальше уже не пустили. Подкатили трое холуев на чем-то, напоминающем гольф-кар, небольшой бесшумной машине на электротяге. Здоровые, в теле, холеные… на них пахать можно, а они тут… отсиживаются, холуи поганые. Полковник, немного отошедший от обычного мандража после захвата в родном доме, снова ощутил, как в нем вскипает изнутри мутное варево злобы…

— Задержанный у вас? Мы его забираем…

Полковник преградил путь, так что холуй нарвался на локоть.

— Ты кто такой, дядя? Документики имеются?

Холуй поморщился от боли, недоуменно посмотрел на него. «Зеленый человечек» (прим. автора — такое выражение прижилось в МО во времена министра с кличкой Табуреткин и потом пошло дальше. Зеленые человечки — люди в форме. Сами понимаете, что такое отношение к военным до добра не доведет), да еще и с голосом — чудеса. Он сам — представитель власти, представитель всемогущего Сергея Сергеевича, и его слова — это слова самого Сергея Сергеевича, его воля, его приказ. Хотя… и шум поднимать тоже не стоит. Лучше без шума. Потому что полкан этот — явный псих, по глазам видно. А случись чего — за него впрягаться не будут. Проблемы негров шерифа не волнуют…

— Нам сказали забрать, и мы забираем… — примирительным тоном сказал он. — Если вопросы есть, позвони, кто там тобой командует, спроси. Тебе скажут.

Полковник смерил взглядом холуя, достал телефон, набрал номер. Коротко переговорил с человеком в Центральном аппарате, который и послал их на захват. Отступил в сторону.

— Давай… забирай.

А про себя подумал: откуда только такие гниды берутся? Здоровый мужик, епт… неужели ему в кайф… холуйствовать?

Двое тренированных холуев привычно протащили обмякшее от страха тело в ссаном костюме по дорожке и бросили рядом с небольшой, похожей на избушку на курьих ножках беседкой. Оттуда вкусно пахло шашлыком.

— Подождать, Сергей Сергеевич?

Повинуясь начальственному жесту — моментально растворились в тиши векового леса. Двое из ларца, одинаковых с лица, не иначе.

Сергей Сергеевич, не торопясь, доел шашлык с шампура. Шашлык был настоящий, вкусный, его готовил грузин, и из баранины — не из свинины, не из говядины, как обычно готовят в России — из настоящей баранины, которую перед этим отмачивал в сложном уксусном растворе, чтобы убрать горечь. Баранина мясо сложное, с запахом, с плохим жиром, его надо уметь и выбирать и готовить. Но этот шашлык готовил настоящий мастер.

Доев шашлык, Сергей Сергеевич спустился на засыпанную песком полянку перед беседкой. Солнце уже грело, день обещал быть жарким.

— Ты что сделал, гнида педерастическая?..

Молчание.

— Ты что сделал, петух топтаный… — повторил Сергей Сергеевич и, не получив ответа, ударил лежащего подчиненного ногой в живот. Затем, озверев, принялся пинать его, хекая и тяжело дыша, как в драке. И не прекращал, пока не заболело сердце и не появилось скверное ощущение онемения в левой руке. Он уже знал, что это — преддверие инфаркта, и что бы ты ни делал, надо прекращать.

Утомившись, он вернулся на веранду, мрачно посмотрел на стол. Водка ждала его — отличная, чистая как слеза, нескольких ступеней очистки, настоянная на кедровых орешках — но водку было нельзя. Он схватил кувшин со свежевыжатым клюквенным морсом, отхлебнул. Немного успокоился. Он зверели знал это за собой. А сейчас звереть было нельзя, надо было сохранять трезвый рассудок…

Глотнув еще морса, он вернулся на полянку. Подошел к избитому им человеку.

— Ты что сделал, гнида? Ты хоть знаешь, что теперь будет?

Вместо ответа избитый человек вдруг заплакал. Потом вдруг дернулся, Сергей Сергеевич не успел убрать ногу — чиновник схватил ее и начал целовать ботинок, мусоля дорогущую британскую кожу слюнями, соплями и кровью.

Сергея Сергеевича едва не вывернуло наизнанку от презрения и омерзения…

А вы думаете, что, например, сам Сергей Сергеевич испытывал какое-то удовольствие от этого? От того, что сейчас проворовавшаяся, ни к чему не годная тварь мажет соплями его ботинок, перед этим крупно подставив его и перед Папой, и перед американцами? Сильно ошибаетесь…

Сергей Сергеевич был выходцем с низов, пробравшимся на самый верх. Человеком, сочетавшим в себе тонкое чутье, звериную хитрость и нечеловеческую жестокость. Первое убийство он совершил еще в середине восьмидесятых, в Анголе — и на его руках была еще кровь, потому что иначе было нельзя. Это сейчас вязали деньгами, совместно украденными и раздербаненными, потому что оставить человека без денег было хуже, чем убить его. А тогда денег не было… Председатель КГБ получал зарплату, с которой аккуратно платил членские взносы, владел квартирой, примерно такой, какую сейчас покупают бизнеры средней руки, и дачей, которую сам Сергей Сергеевич счел бы негодной даже в качестве домика для гостей (прим. автора — Я думаю, мало кто осознает, насколько богаче мы живем, чем жили при СССР. Вопрос — какова цена?). А на самом верху КГБ не все имели хоть какую-то машину… зачем, если возят? А так как денег не было — вязали кровью. Любой, кто претендовал на членство в системе, должен был собственноручно совершить убийство. Он его и совершил. А потом — еще одно и еще…

Вот только такой мрази раньше не было. Иногда Сергей Сергеевич приходил в тихое отчаяние от того, с кем приходилось работать. Как и все, начиная на самом низу, он думал, что начальники получают деньги просто так и в основном мешают, а не помогают, — и только сам став начальником, понял, как сильно он ошибался. От осознания этого хотелось выть.

Ведь начальник — это его подчиненные, его успех зависит от успеха подчиненных. Сам начальник ничего не делает, он руководит. А как руководить, к примеру, вот этим вот безрогим скотом?

Кто идет им на смену? Совершенно беспринципные… это ведь не он устроил бордель для пидарасов из государственного органа? Нет, это сделали люди совершенно нового поколения, которых в системе было все больше и больше. Знаете, в чем была их разница? Люди старого поколения умели ДЕЛАТЬ. Плохо ли, хорошо ли — но делать. Люди нового поколения — умели ОТЧИТЫВАТЬСЯ. В этом была ключевая разница, которая приводила в отчаяние любого мало-мальски вменяемого человека, пока тот не принимал правила игры.

О, новое поколение умело делать многое, о чем люди старого, помнящего еще СССР поколения даже не подозревали. Они отлично умели находить объяснения и оправдания — так, что тот, кто все это слушал, рано или поздно приходил к выводу, что так и должно быть. Они отлично умели осваивать — а не строить. Они отлично умели манипулировать — если бы в идеологическом отделе КПСС сидели такие умники, то и КПСС и СССР существовали бы до сих пор. Но вот воздействовать на реальный мир, на материальное, создавать новые объекты — они умели очень плохо. Они могли годами делить предприятия, покупать и продавать их, захватывать, рейдерствовать, тратить на это деньги, огромные деньги — но вот взять и построить новое… у них просто не хватало ума. Такое решение практически никогда не рассматривалось. Лучше эти деньги потратить на захват старого, переложить из кармана в карман, потом еще раз и еще, и в конце концов, съездить на них в отпуск с любовницей. Все это напоминало автомобиль, только у которого нет колес, и он стоит на столбиках. Бензин есть, водитель есть, двигатель работает, колеса бешено крутятся — а машина не едет. Но при этом все увлеченно делают вид, что она едет, и с серьезным выражением лица обсуждают виды за окном.

И все это было бы совсем не плохо — если бы не одно «но». Так и с такими в упряжке они проигрывали даже самым тупым и отмороженным гоблинам, какими являются боевики. Они тупы, в чем-то очень наивны, самым примитивным образом обучены. Наконец их мало — намного меньше, чем считается. Но у них есть одно преимущество — они реально действуют, и все их действия — действительно направлены на ту цель, которой они хотят достичь. И потому они выигрывают. Или не проигрывают, что почти одно и то же…

Проблема в том, что за них, за эту вот мразь ему отвечать перед Папой. И что еще хуже — перед американцами. Если Папа еще может понять — то американцы вряд ли поймут. Он их хорошо знает.

И других — нет. Все одни и те же, к тому же — еще и голодные.

А те, кто что-то может делать, идут в бизнеры и вредят России! Национальные богатства вывозят! Только и ждут, чтобы смотаться!

Твари. И те и эти. Нормальных людей нет.

— Пидор конченый, — сказал Сергей Сергеевич, расплескав уже свою злобу. — Тварь. Мразь ублюдочная…

— Не виноват… Не виноват…

Да. Не виноват. Это еще одна отличительная черта нового поколения — они никогда ни в чем не виноваты. Они возвели самооправдание в ранг такого высокого искусства, что начинают искать себе оправдания еще до того, как думают о выполнении порученного. У них всегда виноват кто-то другой. Американская разведка. Белоленточники. Цены на нефть и газ. Активисты некоммерческих организаций. Очередной олигарх. Всегда кто-то виноват.

Но только не они сами.

— Ладно, встань… — преодолев в себе отвращение и примирившись сам с собой на мысли, что других все равно нет, кто есть, с теми и приходится работать, сказал Сергей Сергеевич, — и докладывай толком…

— …я не знал ничего…. Честно говорю, не знал. Чем угодно поклянусь…. Это она, тварь проклятущая… Говорили мне, что она с черными трахается, пропустил мимо ушей. А она… мразь, подстилка черная…

— Потерял бдительность, значит. Что ты ей говорил?

— Ничего. Ничего, клянусь! Я к ней только заходил, когда…

— На кукан натянуть было некого. Так, что ли…

— Ну, так…

— Да без «ну!». Кто теперь тебе поверит?!

Невысокий, худощавый пожилой человек снял наушники, поморщился — пахло резиной, жарко и противно. Не глядя, положил их в мгновенно появившуюся рядом руку, вышел из комнаты. Он слышал все, что ему было надо — хотя проблему это не решало.

Понятное дело, что Сергей его не предавал — теперь он это видел… точнее, слышал. Понятное дело, что этот гнидак… какой из него террорист, из этого куска г…а? Из него и предателя-то не получится… так, плесень.

Но главная проблема не в этом. Если бы Серега, его старый друг и соратник, попытался бы убить его и подослал бы смертника — конечно, это было бы проблемой, но сегодня она была бы конкретно решена и закрыта. А сейчас… правда есть, но вот что с ней делать. Проблема не решена, она превратилась в хвост, который так и будет волочиться дальше. В последние десять лет решить проблему так, чтобы уже к ней не возвращаться, удавалось все реже и реже. И это плохо — тем более для него. Он все-таки глава государства и пока остается им…

Если бы его попросили оценить самого себя, результаты своей деятельности по предмету «внешняя политика», он поставил бы себе твердую пятерку, даже с плюсом. Внутренняя — положа руку на сердце, и на четверку не вытягивала…

Надо помнить, в каком состоянии он принял страну. Россию все списали со счетов. Иностранные писатели упражнялись в рисовании картин развала России: к этому приложили руку такие мастера, как Томас Кленси и Фредерик Форсайт. Картина и впрямь была безрадостной — бюджет самой большой по размерам страны в мире был даже меньше, чем бюджеты крупнейших американских компаний. Когда чеченцы напали на Дагестан — они с трудом наскребли по всей армии тот минимум сил и средств, которыми можно было отразить нападение.

За эти пятнадцать лет изменилось все.

За эти пятнадцать лет Россия из смертельно больного гиганта, смерти которого ждали с усталым облегчением, превратилась в ключевого игрока, без которого невозможно проведение в жизнь ни одного решения на Евроазиатском континенте. Ни одного! Это было фактом, неприятным фактом для многих — но фактом. Британия — единственный игрок на континенте, который еще сопротивлялся этому, билась как рыба об лед, но ничего с этим сделать не смогла. Молчаливое соглашение между крупнейшими европейскими державами, заключенное едино лишь на словах, гарантировало России свою зону влияния и свое право «вето» в негласном европейском консенсусе. Грузия и Украина могли стучать в двери Европейского союза пока не отсохнет рука — их там никто не ждал. Да в последнее время и стремления-то особого не было… с экономикой в ЕС было не все ладно, и перспектив не просматривалось.

Россия приобрела свое право и на Востоке. Европа, несмотря на общий консенсус, не только ничего не смогла добиться в Сирии, но и полностью разочаровалась в себе самой, утратила внутреннее согласие и уверенность в правильности своих действий. После этого жесткого и болезненного урока Европа молчаливо согласилась на то, что Россия, как и последние несколько сот лет, будет играть роль ее буфера от вторжения разбойных полчищ. Как она это будет делать — ее проблема, Европа просто ничего не будет знать.

Наконец, Америка…

Просто удивительно, как эта сверхдержава, безоговорочный гегемон к началу нулевых — так быстро и, в общем-то, без видимых причин сломалась и утратила лидерство. И более того — все эти годы американцы фактически играли за Россию. Они сражались с теми, кто угрожал России с Востока, потратили денег больше, чем на Вторую мировую войну, погубили несколько тысяч своих солдат и до миллиона джихадистов, ничего не добились, нажили себе врагов, потеряли друзей, снискали всеобщую ненависть. Прихотливая штука жизнь — в сорок первом году точно так же сражался и истекал кровью за интересы западного мира СССР. Чтобы уже в сорок пятом стать врагом всего цивилизованного мира. Конечно… двадцать шесть миллионов только убитыми — это не десять с чем-то тысяч. Но вот по деньгам — Америка уже расплатилась с лихвой. И будет продолжать платить.

Пока американцы платили, он вел собственную, неброскую, но чрезвычайно эффективную политику. На Востоке есть две силы: шииты и сунниты. Шиитов в десять раз меньше, но это — готовая армия, их всегда преследовали, унижали — и они готовы за это мстить. Задача, почти уже выполненная, — объединить против суннитов все остальные силы Востока во главе с шиитами. Курдов. Армян. Христиан. Контакты были налажены, еще со времен СССР. Нужные люди уже получили оружие — в основном через Ирак, он не был под санкциями и закупил столько, что хватит на небольшую мировую войну. Она и произойдет — вместо последнего похода мусульман на Восток и разрушительной войны, которую Россия не выдержит. Здесь он обыграл самого Сталина, держа Россию пятнадцать лет вне схватки, смотря на то, как истекают кровью ее враги. Теперь даже если мусульмане и повернут против России, у нас уже будет чем их встретить. Перевооружение идет полным ходом. ВВ полностью прогнали через Кавказ, у них есть боевой опыт и уже достаточно современной техники. Немало нового получили и ВВС. Россия — единственная держава за последние двадцать лет, которая в военном плане усилилась, и значительно. Еще, конечно, Китай — но у их армии нет боевого опыта. Никакого. А у нас — опыт еще с Афганистана.

Но вот что делается внутри…

На первый взгляд, все не так уж и плохо. Экономика если и не растет так, как хотелось бы, то, по крайней мере, и не падает. Подавляющая часть населения страны сумела наесться, наверное, в первый раз за всю историю России. Посмотреть по городам — машины, квартиры, загородные дома вместо убогих халуп на шести сотках — еще двадцать лет назад все жили в хрущобах, ездили в лучшем случае на «Москвиче» и на своих шести сотках рылись в земле, выращивая картошку. Ему было смешно, когда он слышал разговоры о свободе, о демократии… что дала людям эта свобода? Что людям дала демократия? Пойдет он на четвертый срок — его и в четвертый раз выберут.

Но вот это…

Он не мог подобрать точного определения для того, что было не так. Самое близкое было — испортился народ. Весь, а не только власть. Да, ругают власть — но откуда эта власть берется? Да из народа и берется. Каждый депутат, каждый министр, посадки которых с таким шумом освещают СМИ, он ведь не с Марса прилетел. Он когда-то ходил в обычный детский садик, потом в обычную школу, потом в обычный институт, работал где-то. И как только добрался до власти — случайно или этого он намеренно хотел, он тут же стал хапать в три глотки, издеваться над людьми, прихватизировать чужое. И таких было не один, не два. Кого ни назначь — все одно и то же. Одно и то же, раз за разом, раз за разом…

Пробовали брать людей с самых низов. К воровству добавлялась еще и воинствующая некомпетентность.

Пробовали брать людей со стороны, разрушать круговую поруку. Итог — то же самое воровство, кумовство, семейственность. Разгоняешь чужой клан — чтобы тут же создать новый.

Пробовали вносить элементы бизнеса, создавать госкорпорации. Итог? Подонки начали устраивать себе «кормушки» в провинции: на завод назначается несколько москвичей, первым делом они ставят себе московскую зарплату, доводя до белого каления работяг, потом… а потом — пшик. Составили красивый план, проверяешь — не сделано ничего. Выгоняешь — только для того, чтобы набрать новых. Как потом оказывается — таких же. Ставишь местных — начинают воровать уже они, и почти бесконтрольно.

Пробовали упростить жизнь, убрать кое-какие элементы бюрократии. Криминальные и полукриминальные схемы появлялись сразу после отмены запретов: иногда казалось, что народ играет с государством в игру: кто кого кинет. Любой закон, почти любой в сфере, касающейся денег, — моментально порождал какой-нибудь криминал.

Но вот это…

Это было уже предательство.

Когда русский или русская бросали дом, семью и становились ваххабитами — это был конец всего. Это был подрыв всего того, на чем стояло государство и общество. Покушение на основы. Когда кавказец становился ваххабитом — к этому относились… с негативом, конечно, но в то же время понимали: он чужой. Когда становился ваххабитом русский…

Дальше можно было не продолжать.

Он знал, что надо было делать. Надо было нанести удар по гнезду всей той мрази. У России было достаточно ресурсов. Много лет он сдерживал себя: шейхи после того, что случилось с Яндарбиевым, передали вполне определенные угрозы: попробуете еще раз, и опустим цену на нефть. Потому-то он не предпринимал мер, какие следовало бы, против этой мрази. Мирился с проповедниками, которых надо было на свалке закопать с самого начала. Теперь из-за сланца и того, что нашли в Черном море, шейхи сами не знают, куда деваться, теперь угроза снижения цены бьет уже по ним. Вот только…

Поздно.

Он хорошо помнил историю. Помнил, как исподволь проникал в страну марксизм. Менялся, превращался из народничества в эсеровщину, мутировал. Но в конце концов — победил. Видимо, такова несчастливая судьба России… ни одной заразы мимо.

Заглянул секретарь. Он уже знал — кто. Раздраженно махнул рукой — пусть заходит…

Сергей Сергеевич был бледным как мел, но держался.

— Разрешите?

Президент показал взглядом на стул. Сергей Сергеевич не сел, остался стоять — проштрафился. Понимает это.

— Относительно покушения…

Президент вяло махнул рукой.

— Организатор покушения — Хадуллаев Леча Салманович, тридцать девять лет, чеченец, родился в населенном пункте Чечен-Аул. Отец — Салман Хадуллаев, бригадир тракторного звена, настроен резко отрицательно, в первую войну на стороне боевиков, уничтожен. Сам Хадуллаев — спортсмен, мастер спорта по кикбоксингу, по данным УФСБ по Чеченской республике, поддерживал контакты с лесными…

Президент зевнул. Он казался чуть заторможенным — но Сергей Сергеевич знал, как ошибочно это впечатление.

— Интересное что-то есть?

— Так точно. Согласно данным СВР Хадуллаев установлен как специальный агент службы Общей разведки Саудовской Аравии Мухабаррат. В этом качестве отметился в Ливии, Сирии, Ираке. Чрезвычайно опасен.

Президент иронически поднял брови.

— Мухабаррат?

— Так точно. Сообщение помечено как достоверное.

Это что? Вызов? Или подстава? Сережа с американцами — вполне мог и…

— У нас все достоверное. Пока петух в ж… не клюнет. Смертницу установили?

— Так точно. Шаламова Алена Владимировна, журналистка, русская. Никаких данных на нее не было.

— Не было?

Сергей Сергеевич выдержал пристальный взгляд.

— Так точно. Не было. Она не принимала ислам, не посещала мечеть. По ней работают сразу три группы.

— Работать надо не по ней тремя группами! — внезапно выкрикнул президент с яростью на лице. — А по тем, кто еще не подорвался! Она в кремлевский пул входила — думаешь, я не знаю?! Кто и как ее проверял? Может, завтра нас всех в Грановитой палате на воздух поднимут! Паразиты!

Сергей Сергеевич побледнел.

— Так точно. Брошены все силы.

— Силы… — с насмешкой сказал президент, — ты уж лучше скажи, как было, не ври. Легла под одного из ваших… со Старой площади. — Для обозначения «тех, кто со Старой площади» — президент употребил страшное ругательство. — Ну?

— Так точно. Было.

— Сволота…

Президент внезапно успокоился.

— Что с американцами? Информация есть? Что-то помимо того, что на Совбезе мололи?

— Так точно. Просят разрешить следственной группе работать в Москве.

— Просят?

Тон главы государства не предвещал ничего хорошего.

— Убедительно просят, — выкрутился Сергей Сергеевич. Если говорить честно — американцы давили на него, и сильно, он даже отключил все телефоны, приказал ни с кем не соединять. У американцев есть одна очень неприятная особенность — просить они не умеют. Совсем. Они приходят к тебе и говорят, что им нужно. И смотрят на тебя так, как будто ты им должен. И возмущаются, если ты не делаешь, — причем искренне возмущаются. Им плевать, что он и так сделал все, что мог. Им плевать, что вот такая вот «аудиенция у главы государства» здоровенный кусок здоровья отнимает, потом никаким коньяком не отпоишься. Это у них там… хиханьки-хаханьки. А тут — каждый день как гимнаст на проволоке.

— Не пускать. — Слова упали, как камень в тишину кабинета. — Если нужно, то и силовыми методами. Здесь им не Кабул.

— Есть.

Президент, казалось, отвлекся — но тут же его взгляд снова сфокусировался на переносице подчиненного, прямой и страшный, как лазерный луч.

— Кто играет игру? Кто подорвал американцев?

…

— Может, ты?

Обвинение было страшным.

— Владимир…

Президент махнул рукой:

— Не трать усилий. Все равно не поверю. Найди. Сам найди, пока этого не сделали американцы.

— Есть.

— Кому есть, а кому и лапу сосать. Имей в виду — проверять я лично буду. И упаси тебя господь хоть на толечку соврать. Хоть на грамм. Знаешь, что будет.

…

— Все. Иди.

На ступенях парадного дачи Сергей Сергеевич появился в крайне дурном настроении.

Охрана у входа сделала условный знак, водилы и челядь смяли и спрятали в карманы бычки, одернули пиджаки и приняли подходящее случаю выражение лица — преданность, решимость и готовность исполнить любое поручение. «Мерседес» и громадный «Шевроле» охраны короткого, всего из двух машин кортежа плавно притормозили у ступенек как раз в тот момент, когда перед Сергеем Сергеевичем как по волшебству открылась дверь.

Вышколенный, немногословный начальник смены службы безопасности замер у открытой «хозяйской двери» «Мерседеса», едва заметно поднял брови. Немой вопрос — куда прикажете.

— В контору, — бросил Сергей Сергеевич, — и не гони.

Не гони — означало, что мигалки включать не надо. Начальник смены аккуратно притворил дверь, сам сел вперед, на переднее пассажирское — его законное место.

Машины тронулись. Прокатились по лесным дорожкам, не снижая скорости вылетели через заранее открытые ворота. Встроились в дорожный поток, движущийся к Москве.

Бесшумно скользнуло вверх стекло, отделяющее пассажирский отсек «Мерседеса» от водительского. Сергей Сергеевич достал из кармана на двери машины свои любимые сигареты — дешевый «Петр I», — но тут же раздумал. Смял уже выхваченную из пачки сигарету пальцами, бросил назад вместе с пачкой.

Пахло паленым…

Несмотря на то что пока конкретно ничего не угрожало — ни ему, ни его положению, Папа ему больше не верил. Более того — как ни крути, получается, он Папу подставил. А это влечет за собой далеко идущие последствия. Папа, как известно, резкие кадровые решения не любит — но он уже будет не в фаворе. В фавор войдут другие. Начнут пробовать его на зуб. Придется отбиваться, — а жизнь совсем не в кайф, когда отбиваешься. Рано или поздно, отбиваясь, он ослабнет настолько, что очередной наезд отбить уже не сможет. Тогда будет очередное коррупционное дело, о котором радостно отрапортует Первый канал. И что примечательно — оно будет справедливо на все сто.

Потому что такова вертикаль власти. Начинаясь снизу, у самого подножия, — она начинает просеивать людей через все более мелкое сито. И вовсе не по деловым качествам, нет. Наверх поднимаются те, кто может угодить начальству. Порадовать начальство. Прикрыть начальство. И, что самое главное, занести начальству…

Денег на нижних ступенях системы пока нет, так — крохи. Просто удивительно, за что продаются внизу. Начальник РОВД — за сумку с продуктами, отнятыми на рынке у торговцев сметливым милицейским нарядом. Начальник какого-нибудь небольшого органа — за конференцию по новым правилам госзаказа, проходящую, по счастливой случайности, в отеле на Канарах…

Деньги появляются с определенного уровня, причем сразу в таком количестве, что это вызывает шок. Но правила те же самые — большую часть из того, что принес в клюве, отдай наверх. Именно на этом уровне разыгрывается львиная доля открытых коррупционных скандалов — так наказывают тех, кто хапнул, но не занес. Или занес недостаточно. Кто выдерживает последнее испытание — большими деньгами, тот проходит дальше.

На его уровне взятки уже не берут. И не дают. На его уровне идет война за контроль над незаконной рентой, получаемой от заводов, от экспортных контрактов, от целых отраслей промышленности. Нюанс тут вот в чем — ты не имеешь права ничем владеть на бумаге. Тебе платят просто за то, что ты «вхож». Но как только ты перестаешь «быть вхож» — информация об этом разлетится быстрее, чем дорогая пачка сигарет на перекрестке. И тебе перестанут платить и сделают недоуменно-оскорбленный вид, когда ты об этом напомнишь.

И вот тогда — все. Конец.

Некстати вспомнились старые времена. Когда он был совсем еще пацаном, учился в институте, в котором носили военную форму, но знания давали совсем не военные. Они пили портвейн «Солнцедар», покупали его на всех и ходили в баню. Истинной удачей считалось, если у кого-то вдруг наклевывалась свободная квартира. Можно было наскрести, настрелять денег на гостиницу — но тогда в гостиницу без штампа в паспорте не пускали.

Сейчас чуть ли не на Красной площади трахаются…

Когда было лучше? Неужели тогда?

Его однокашники поделились на две группы. Одни были в деле — он подбирал из них свою команду, старательно проталкивал наверх, пристраивал на теплые местечки — потому что мало в ком он мог быть так уверен, как в них. Другие не подавали ему руки. Из его курса один застрелился, один погиб в Афганистане, один в Чечне. Несколько спилось…

Жизнь просеивала всех — как песок на грохоте. И тот, кто был камнем, — отбрасывался в сторону. Нужно быть песком. Сыпучим и неопределенной формы. Проскочить через сито.

Тогда почему хочется все бросить и…

Москва уже летела мимо кирпичными и зеркальными фасадами новостроек, половодьем рекламных щитов. Город, так и не ставший ему по-настоящему родным. Город, который он приехал покорять — и покорил. Но который не перестал его ненавидеть.

Да пошло оно все…

Контора — так называлось частное охранное предприятие — ЧОП, одно из крупнейших в Москве и в общем — по России. По странному стечению обстоятельств, самые опытные спецы из ФСБ, СВР, ГУО устраивались именно сюда.

Основной офис — не представительский, для представительского купили триста квадратов в дорогом бизнес-центре, — находился в квартале, который при Горбаче был окраиной Москвы. А теперь — «близко к центру», так это называлось. Девятиэтажная, сдуру отгроханная махина в свое время принадлежала какому-то НИИ, была построена на закате светлых брежневских времен — то есть, по вполне современному проекту. НИИ гавкнулся в девяностые, когда выяснилось, что теперь за безделье не готовы платить даже сто двадцать в месяц (прим. автора — во времена позднего СССР каждый четвертый ученый в мире был советским. Это не помешало нам прозевать компьютерную НТР и полностью обанкротиться в вопросе идеологии и в социальных науках), какие-то ушлые кавказцы, за бесценок приобретя здание, начали сдавать его под офисы, даже не сделав ремонта. Потом гавкнулись уже кавказцы — приходили другие времена. Новые хозяева вежливо выжили арендаторов — кому-то даже заплатили неустойку, сделали дорогостоящий ремонт, но только внутри, фасад не трогали, даже косметикой не подновляли. Еще большие — наверно, больше, чем стоимость здания на тот момент, — деньги потратили на самые современные системы контроля периметра, доступа, прослушивания, на компьютерное оборудование и связь. Теперь здесь был один из филиалов неизвестной и незаконной системы контроля страны. Арендаторы тут по-прежнему были — но все свои. Чужие здесь не ходили…

Конечно, для целей конспирации совсем нехорошо, когда в ворота задрипанного офисного здания въезжают такие люди.

Эдуард Петрович встречал Сергея Сергеевича на втором этаже, в предбаннике бывшего спортзала, переоборудованного в ситуационный центр. Сам он был человеком непростой судьбы. В девяносто четвертом попал в плен к чеченским боевикам во время штурма Грозного, спасся лишь благодаря присутствию духа и полному бардаку — он был в гражданском, и его не смогли опознать. С девяносто седьмого по две тысячи второй год он был членом того, что в народе прозывали «Белая стрела» — система незаконной ликвидации криминальных авторитетов и иных лиц, прямо угрожающих стабильности власти. Он ушел из системы вместе с ее распадом: воры в законе переоделись в дорогие костюмы и стали производить цемент, мороженое и выращивать картошку — а при встрече со своими «коллегами», которым не повезло, кто не встроился, не понял момента, презрительно морщились. Милиция стала вымогать взятки за прекращение дутых уголовных дел и сама превратилась в рэкетирскую подсистему, нередко в таком качестве сталкиваясь с бывшими ворами, которые только головой качали. «Белую стрелу» пришлось распустить в связи с изменением обстановки, но уже через несколько лет ее пришлось воссоздавать заново. Новой смертельной угрозой государству стали исламские экстремисты.

— Пройдем! — Сергей Сергеевич показал глазами.

Они прошли к лифту. Поднялись на крайний этаж. Затем по лестнице выбрались на крышу, уставленную антеннами. Здесь было очень сложно прослушать.

— Что у нас по «Метрополю»? — не теряя времени, спросил Сергей Сергеевич.

— Все чисто.

— Чисто?! — с открытой угрозой в голосе проговорил Сергей Сергеевич.

— Группа, которая все это осуществила, зачищена полностью. До последнего человека.

— Придурок…

— Простите?

– *censored*! — заорал Сергей Сергеевич. — Какие же все *censored*ы! Кто вам приказал?!

Приказал вообще-то он сам. Но такие начальники, как он, умели забывать подобные вещи. Твоя победа — моя победа. Твои проблемы — твои проблемы. Тот, кто не принимал таких правил игры, просто вылетал из системы. Система кормила щедро, давала гарантию безнаказанности, но за все за это приходилось платить.

— Прошу простить, но таковы правила, — нейтрально выразился Эдуард Петрович. Он уже полностью перестроился и принимал правила системы такими, какие они были. От того молодого лейтенанта ФСБ оплеванной и разрушенной спецслужбы ничего не осталось…

— Да в ж… твои правила… — Сергей Сергеевич тоже был неплохим игроком, опытным руководителем и прекрасно ловил момент, когда надо перестать «накручивать хвоста» для профилактики и начинать давать собственно задание. — В гробу я видел все правила. Значит, так. Я только что от Папы…

Последнее Сергей Сергеевич произнес вроде бы и обыденным тоном, но в то же время оговорка была полна значимости. Человек, который так буднично говорит о встрече с главой государства, — необычный человек. И власти и влияния у него достаточно — а значит, и те, кто под ним, могут не беспокоиться за себя и свой кусок. Пока они в системе и выполняют правила.

— Как он? — спросил Эдуард Петрович, позволив себе самую чуточку фамильярности. Впрочем, это искупалось проявлением преданности и уважения, беспокойства за жизнь и здоровье первого лица в стране.

— Нас с тобой переживет, — буркнул Сергей Сергеевич. — Слушай сюда. Первое. Надо проверить всех, кто имеет доступ. Куда угодно. В Кремль… тех, кто может подобраться близко к нам. Всех проверить, до последнего человека. Эта б… в кремлевский пул входила. Нас так завтра всех на воздух подымут.

На лице Эдуарда Петровича отобразилось понимание и живейшая готовность немедленно приступить к исполнению.

— Этим займется ФСБ… — остудил его порыв шеф, — это их дело. Пусть ж… от стула оторвут, а то только и знают, что бабло за границу переправлять да «крыши» ставить. Паразиты. Но если они что найдут — материал будет передан тебе. И ты отработаешь. Шум нам не нужен, все по-тихому сделаем…

Это означало, что выявленных агентов подполья, если таковые найдутся, необходимо не предать суду, а тихо ликвидировать. Желательно «под несчастный случай» — но так, как получится. Приказ не сказать что глупый. После того, как отменили смертную казнь, государство лишилось столь необходимого инструмента устрашения, а пожизненников содержать — себе дороже. И это хорошо, если пожизненников — если такие агенты и будут выявлены, что им предъявишь. Они еще не успели ничего совершить, а успеют — поздно будет! Ну, зарядишь им шмеля, то есть пакетик с героином или пару боевых патронов. Дадут пару лет. А в зонах сейчас джамааты организовывают, мрази, сажать джихадистов — все равно что пожар бензином тушить. Поэтому лучше по-сталински: нет человека, нет проблемы. Жаль только, что настоящего страха почему-то напустить не получается, это только озлобляет. Но все равно… какой, по сути, выход есть? Что предложите? Вот то-то и оно. А чем осуждать… на место тех, кто с терроризмом борется, встаньте. Потом и негодуйте. Ручки заламывайте…

— Есть.

— Это первое. Второе. — Шеф, как всегда, был конкретен и четок. — Свяжись с УФСБ по Москве и Московской области. Нужно отследить активизацию американцев. А они сейчас не могут не активизироваться…

Шеф выдержал значительную паузу.

— При активизации — пресекать жестко. Без фанатизма — но жестко. При необходимости — билет в зубы, в аэропорт, и до свидания.

— Понял.

— Без фанатизма, — повторил шеф.

— Понял.

— Сам на это тоже не напирай, пусть фейсы работают. Ты только проконтролируй, прикомандируй к ним человека, пусть смотрит. Теперь третье.

Шеф снова выдержал паузу.

— По моим данным — к организации террористического акта причастна Служба общей разведки Саудовской Аравии. В связи с чем приказываю — выявить все звенья разведывательной структуры разведки Саудовской Аравии на территории России и зачистить их. До последнего человека. Это понятно?

— Все ясно.

Термин «зачистить» был одним из терминов, обозначавших физическую ликвидацию.

— Привлекаешь любые ресурсы. Любые. Но не дай бог тебе облажаться. За делом смотрит Папа. Не сделаешь…

Шеф оборвал мысль на полуслове. Но было и так все понятно. На этом уровне все понимали и без слов…

А Эдуард Петрович подумал, что вся эта неприятная история, с тем ликвидатором… который работал по банде… и которого не смогли зачистить, он сам убрал тех, кто его пытался зачистить, куратора и ушел на дно, — не выплывет на поверхность. И это хорошо — если шеф не в духе, за такие провалы может и шкуру снять. Теперь самое главное — разрулить это все, как будто ничего и не было. Но это решаемая задача. Куда более решаемая, чем разыскивать по всем городам и весям человека, для которого убить — как высморкаться.