Россия, Югра. 12 мая 2020 года
Очередной рейсовый самолет Сэммел приехал встречать лично. Для этого были причины.
Старый-престарый Куб в раскраске какой-то офшорной грузовой авиакомпании тяжело плюхнулся на полосу и после короткого пробега начал выруливать на полосу. От винтов било ветром, со стороны тундры тянуло дымом: вчера опять подожгли. Сэммел надел стрелковые очки, чтобы песок не летел в глаза. Удивительно, но здесь были даже места, сильно похожие на пустыни, – наверное, самые северные пустыни в мире…
Самолет замер на стоянке, опустили аппарель. В числе первых вышедших был высокий, под два метра ростом, сутуловатый человек неопределенного возраста – от тридцати до пятидесяти. Грубоватое, с въевшимся в кожу загаром лицо, подозрительный прищур глаз, сами глаза неожиданного, бледно-голубого цвета. Он был чем-то похож на актера Микаэла Персбрандта, но был не шведом, а сербом, хотя жил по панамскому паспорту на чужое имя. Он был старым бойцом… начинал еще в девяностые, в бывшей Югославии, затем вынужден был бежать. Какое-то время обретался в Латинской Америке, подрабатывая наемничеством и повышая свое мастерство, там же он сделал себе почти настоящий панамский паспорт. Потом, когда пыль вокруг бывшей Югославии улеглась, а тренированные специалисты по безопасности были нарасхват, ему удалось влиться в круг людей, которые были допущены к работе по самым горячим контрактам… Обычно в их число входили лишь те, кто служил в спецподразделениях НАТО. Очевидно, за него поручился его бывший партнер по делам безопасности в Панаме – бывший сержант британской 22САС. Тем не менее он не хватал звезд с неба и находился на исполнительских ролях – до тех пор, пока все не начало валиться в странах бывшего СССР. Тогда нарасхват стали уже те, кто знает не арабский или пушту, а русский, и особенно славяне, те, кто может взаимодействовать с местным населением и понимать, что ко всем чертям происходит. За три года серб прошел путь от специалиста по безопасности, то есть рядового сотрудника, пусть и с правом выполнять дорогие заказы на PSD – личную безопасность, до менеджера базы. Его преимуществом было то, что он начинал как повстанец и террорист, и потому его опыт в борьбе с этим злом был уникален, он знал все это изнутри. Сейчас Сэммел запросил его на еще более высокую должность: ассистента менеджера региона по контактам с местным населением – в переводе на более привычный язык зама по разведке. С этого поста серб имел вполне реальную возможность стать следующим менеджером региона – если хорошо себя покажет. А он плохо себя не показывал – в отличие от обычных славян он был обязателен, методичен и педантичен, как немец.
Звали его Милош Павич, это было его настоящее имя, хотя в паспорте было совсем другое…
Сэммел раскрыл объятия, и они прямо у машины на русский манер трижды обнялись. Знакомы они были давно – с Казахстана.
– Поехали отсюда. Это все твои вещи?
– Да, все…
Серб забрался в машину, бросил тощий рюкзак себе под ноги…
– Все свое ношу с собой, а…
– Как говорится в одной книжке – не имей ничего, что ты не мог бы бросить на пять минут, когда припрет.
– Это в какой книжке так говорится?
– Не помню…
Машины тронулись, во весь опор понеслись к воротам. Старые добрые времена… здесь если и ездили, то во весь опор. Так же как и в Ираке – меньше шансов, что ракетчик попадет в цель. Гребаный Ирак… тут то же самое, только холод собачий…
Сэммел усмехнулся:
– В Афгане мы молили Бога о том, чтобы не было так жарко.
Серб кивнул.
– Будь осторожен в своих желаниях – они могут сбыться. Что здесь нужно сделать?
– Как обычно, друг. Есть нефть. Есть заказчики. Есть те, кто не хочет, чтобы эта нефть попадала в трубы и вообще – чтобы здесь что-то было нормальное. Правда, в отличие от Ирака это не местные, а пришлые. Здесь их называют «tchurki» или «migranti». Их не так много, как в гребаном Ираке, но достаточно, чтобы причинять неприятности.
– И откуда они взялись?
– Откуда-откуда… Если ты видишь, здесь не так много народа. А рабочие руки нужны. Сначала их завозили русские. В качестве рабочих. Это были чеченцы. Затем наши заказчики стали вербовать беженцев и отправлять их…
Договорить не удалось – дорожное полотно вдруг вздыбилось черной горой взрыва. Те, кто смотрит на взрыв, обычно не помнят момента самого взрыва, но выглядит он именно так, как будто дорожное полотно или обочина вдруг вздыбливается как вулкан…
И это стремительно надвигается на тебя.
– Ай-и-ди! Ай-и-ди!
Защелкали пули.
– Стой! – заорал Сэммел. – Стой!
Стандартный порядок действий контрактников предусматривал, что при взрыве те машины, которые еще могут двигаться, должны увеличить скорость и проскочить место засады. Если какие-то машины повреждены, в них находятся раненые, их оставляют на месте и помощь им не оказывается – если это, конечно, не машина с VIPом, которого надо охранять. В две тысячи четвертом в Баакубе так оставили на дороге подбитую машину конвоя, после чего разъяренная толпа ее подожгла, а раненых контрактников вытащили из машины и разорвали толпой, после чего повесили на мосту и сняли это на видео, что послужило поводом для зачистки. Каждый знает, на что идет… но Сэммел был выходцем из морской пехоты США. А боевой устав морской пехоты предусматривал в случае нападения активное противодействие и преследование.
«Крузер» остановился на дороге…
– Занять оборону! Прикрывающий огонь!
Они выбрались из машины и заняли позицию, прикрываясь ей. Справа от дороги была пустошь и лесополоса, был хорошо виден город.
– Где они?!
Один из контрактников поднял над капотом нечто, напоминающее рацию, только со странной антенной, раскладывающейся как лепестки цветка. Это был мобильный антиснайпер – прибор, позволяющий примерно засечь, откуда ведется огонь, по звуку. Еще пять лет назад такие приборы были размером с чемодан, если не больше.
– На двенадцать! – заорал он.
– Огонь на двенадцать!
Обычно войну представляют себе… как героическое столкновение двух отрядов… как атаку в полный рост… а может, даже и не в полный. Как нечто такое, где можно проявить героизм… поднять там роту в атаку или ворваться первым во вражеские окопы… или там вражеского командира в плен взять. Действительность крайних лет куда проще, страшнее и грязнее. Одна сторона намного, на порядок сильнее другой – и обе стороны это осознают. Одной стороне терять совершенно нечего, а потери другой выражаются цифрами с шестью, а то и семью нулями – и обе стороны осознают и это. Война превратилась в разновидность убийства. Одна сторона всегда нападает, другая – пытается обороняться. Поскольку у слабой стороны шансов в открытом бою нет, она использует взрывные устройства и инфильтрацию. Большинство погибших в GWOT погибли от взрывов, а не от пулевых ранений, взрыв стал основной формой вооруженной борьбы. Перестрелки если и случаются… то обе стороны обычно не видят друг друга, а просто стреляют в том направлении, где должен быть, по их мнению, противник. Потери в основном бывают от случайных попаданий. Сохраняй спокойствие и продолжай стрелять – вот такая сейчас современная война…
* * *
Огонь контрактники прекратили, только когда подъехали русские. У них был бронетранспортер, – а экстремисты обычно не связывались, если у другой стороны был бронетранспортер. Русский бронетранспортер был машиной довольно неказистой, намного меньше по размерам и намного менее защищенным, чем современные БТР стран НАТО, но у него основным калибром был «КПВТ». Пулемет где-то шестидесятого калибра, вдвое мощнее «ма-деус». Он пробивал любые преграды, за которыми мог скрываться снайпер или стрелок, и как только он появлялся на поле боя, бандиты начинали отступать. Сам БТР, кстати, тоже был уязвим от огня «РПГ», но русские, с их прирожденным фатализмом, ездили не на броне, а на ней, то есть на крыше бронетранспортера. Сам Сэммел впервые увидел это несколько лет назад и до сих пор не мог понять загадочную русскую душу.
Русские были настроены довольно агрессивно, они направили на них оружие и приказали сложить свое, чего контрактники делать, конечно же, не собирались. Сэммел вышел вперед, и ему навстречу вышел невысокий, лет тридцати с чем-то офицер, в довольно грязной форме без знаков различия. На голове у него была шляпа со свернутой сеткой от мелких насекомых, которые тут были большой проблемой.
– Обзовитесь… – сказал он. Русский язык был очень богатым, и казалось, что каждый русский считал своим долгом привнести в него что-то свое. Сам Сэммел, этнический русский, не всегда понимал сказанное. Обозвать – сказать о человеке что-то дурное, верно?
– Я Самойлов, – сказал он по-русски. – Глобал риск менеджмент, главный исполнительный офицер на месте. И если вам интересно, что мы тут делаем, – мы делаем вашу работу, верно?
Сэммел был американцем, хоть и с русскими корнями, и мыслил по-американски. Но как работать с русскими – он понял. Им бесполезно что-то доказывать, но у них есть нечто святое, что действует почти на каждого русского. Это справедливость, для русских очень важное понятие, не менее важное, чем для американцев закон, а для немцев – установленный порядок. Докажи, что с тобой поступили несправедливо, – и русский бросится на твою защиту. Покажи, что справедливо поступил ты, – и русский согласится и встанет на твою сторону…
– Что здесь произошло?
– Подрыв Ай-и-ди, потом нас обстреляли, – Сэммел показал рукой, – вон оттуда. Мы остановились и открыли ответный огонь.
– Обычно вы не останавливаетесь.
– Да, но они на это и рассчитывают. А я хотел оставить им послание…
Русский офицер и американский контрактник какое-то время смотрели друг на друга. Потом русский махнул рукой.
– Жук! Приготовиться к прочесыванию!
* * *
Бронетранспортер рухнул в канаву, выбрался из нее, пополз по полю. За бронетранспортером шли они, рассыпавшись редкой цепью и держа оружие наготове. Сам Сэммел предпочел бы оставить БТР на дороге, чтобы он прикрывал их издалека огнем тяжелого пулемета, но у русских были свои расклады…
Бронетранспортер остановился метрах в ста от лесополосы, грозно поводя пулеметной башней. Цепь продолжила движение.
– Товарищ капитан! – крикнули откуда-то слева. – Здесь двухсотый!
* * *
Трупешник сдернули кошкой. Случаи, когда подстреленные ваххабиты из последних сил совали под живот гранату и выдергивали кольцо, уже были, и про них все знали…
Американцы и русские подошли к трупу, держась на безопасном расстоянии. Потом один из русских приблизился, осторожно прощупал пояс, карманы. Надрезал штаны…
– Вах, товарищ капитан. Документов нет.
И трусов нет. Ваххабиты – то есть исламские экстремисты – не носили почему-то трусов, это был один из признаков, позволяющих определить экстремиста. Русский посмотрел пальцы…
– Свежак.
– Что это значит? – спросил Сэммел.
– Новичок, – не оборачиваясь, ответил русский офицер, – скорее всего, ему приказали в качестве выпускного экзамена организовать террористический акт. Вот он и решил подорвать фугас на дороге.
– В одиночку такого не сделаешь.
– Наверное, были еще. Бросили его и ушли, не стали тащить до машины. Вон, автомата нет, автомат забрали…
Вернулся еще один русский.
– Следы до проселочной дороги, там обрываются. Следы крови…
– Значит, не одного подстрелили.
– Я бы хотел сотрудничать с вами, – сказал Сэммел. – У меня есть ресурсы, которых нет у вас. Вместе мы сможем сделать больше.
– Вали отсюда, – не оборачиваясь, приказал капитан.
Сэммел схватил его за плечо, развернул.
– Эй… я мог бы уехать, но остался. Мне не все равно, что здесь происходит, понял?
Капитан посмотрел на руку Сэммела – и тот был вынужден отпустить его плечо.
– А какого х… сюда черных везут целыми составами. Какого х… у вас в вертухаях одни урки ходят…
– Я не могу отвечать за практику своих нанимателей.
Едва сказав это, Сэммел понял, что допустил ошибку. Капитан скривился:
– Да пошел ты…
* * *
На следующий день у Алекса Сэммела была встреча. Встреча, к которой надо было готовиться очень и очень тщательно…
Он тщательно выбрился и привел в порядок свои волосы, которые давно лишь подравнивал машинкой. Надел единственный имеющийся у него костюм и под него кевларовый бронежилет, способный держать не только пистолетную, но и автоматную пулю, если нет упрочненного сердечника. Пистолет он не взял – только закрепил на корпусе часов, с той стороны, которая прилегает к руке, круглую, очень острую бритву. В том месте, где он должен был появиться, личное оружие не играло почти никакой роли.
– Как я выгляжу? – спросил он у серба, который уже подобрал себе экипировку. Он носил одновременно автомат и снайперскую винтовку и был похож на злодея из кинокартины.
– Как парень, замысливший недоброе. Ты уверен, что с ними вообще надо о чем-то разговаривать…
– Думаю, что стоит попробовать, – сказал Сэммел. – Что мы теряем?
– Лично ты – свою задницу.
– Они связаны с криминалом, – сказал Сэммел. – Возможно, удастся договориться. Ни один криминальный лидер не будет геройствовать без необходимости.
Серб отрицательно покачал головой.
– Ты о чем?
– Пример перед тобой. Я тоже был городским хулиганом из дурного района. У нас была простая дорога… годам к двадцати пяти я должен был грабить банки где-нибудь во Франции. Но когда началось… все, такие как я, взяли оружие и стали в строй. Ты просто не понимаешь, что значит «общество». Это очень важно.
– Ну… значит, мне предстоит это понять.
* * *
Для выезда они задействовали пять «Ленд Крузеров» и весь свободный персонал. Взяли гранатометы и несколько русских пулеметов Калашникова – здоровые штуки, стреляющие винтовочным патроном, пробивающим стены и автомобили. Пять машин, одна за другой, промчались по городу, чтобы выехать на дорогу, ведущую по направлению на Тюмень. Там, на развилке, у освещенного кафе была назначена «strelka», то есть встреча по деловым вопросам с чеченскими криминальными авторитетами.
Стоянка перед кафе была забита – машин было столько, что они были вынуждены остановиться на дороге. Все машины были новыми или почти новыми и очень дорогими. Внедорожники и седаны. Среди внедорожников – много «БМВ» и «Порше», седаны – почти все марки «Мерседес». Типично кавказский шик и роскошь – Сэммел тогда не знал, что кавказец потратит на машину последние деньги, он может ходить в дешевом китайском спортивном костюме, отказывать себе в еде, но ездить он будет на самой дорогой машине, какую ему только удастся раздобыть. Для американца, для американского образа жизни, это было дико.
В одиночку он направился к ресторану. Увидев его, базлающие у входа бандиты подобрались, несколько человек вышли ему навстречу. Типичные бандиты, уголовники – здесь это означает небритая морда или короткая бородка, косматость, тренировочные штаны, какая-то майка и короткая, черная кожаная куртка. Такие вот бандиты – нигде не работают, крайне агрессивны и готовы на все, постоянно вступают в конфликты, носят оружие. Говорят, что раньше они носили ножи… теперь почти открыто у них были автоматы.
– Ти кто такой, э…
– Американец, – сказал Сэммел, – меня ждут.
– Руки подними, да… Обищем…
– Ми тэбя нэ абидим… – сказал другой бандит, и все заржали как кони. Столь явную наглость, пренебрежение нормами, вызывающее поведение в США можно встретить у мексиканцев или афроамериканцев, но белые так себя никогда не ведут, даже уголовники.
– Пошел на… – сказал Сэммел.
– Что ти сказал, э!
Один из бандитов бросился на него, но второй, видимо поумнее, остановил.
– Что ти сказал, я твою маму делал, да…
– Я пришел говорить с твоими боссами, а не с тобой. Пропусти меня, или тебя ждут неприятности…
Кто-то из отряда прикрытия уже включил лазер, красные точки бегали по машинам, нащупывали самих бандитов…
– Я…
Второй бандит, видимо старший, сказал что-то на гортанном, каркающем языке. Первый ответил, но потом заткнулся.
– Иди за мной.
* * *
Боссы собрались в банкетном зале ресторана… точнее, не ресторана, а кафе, придорожной забегаловки… но в России ничего не поймешь, для забегаловки здесь был большой зал с посудой и дорогие блюда, а для ресторана не то расположение и отвратительное качество обслуживания.
За столом собрались больше десяти человек. Его не ждали – есть начали без него. Стол буквально ломился от яств: мясо, дичь, в основном жареная, рыба, салаты. Заставлено все было так, что буквально вилку положить негде, – в США так никогда не делают. Много красного вина и водки… не меньше бутылки того и другого на человека, для США для делового ужина такое количество спиртного – дикость. Тут же были и женщины… какие-то просто сновали рядом, какие-то сидели на коленях. Авторитеты… дорогие костюмы, все как один выбриты – ни бороды, ни даже усов. У одного расстегнут не только пиджак, но и рубашка, на густо поросшей черным волосом груди – золотой знак полумесяца, символ того, что человек принял ислам. Мусульманин сейчас наливал себе водку – стакан был не хайболл с толстым донышком, из какого принято пить крепкие напитки… а совершенно ужасного размера винный бокал, в который входило в полтора раза больше напитка, чем в хайболл. Налив до краев, он принялся пить, тяжело дыша.
Сэммела заметили не сразу.
– Э… ти кто? – спросил один из лидеров бандитов.
– Американец, э… – ответил второй.
– А…
– Э… нэхарашо…
Пожилой толстый человек встал со своего стула – он был относительно трезв.
– Ти зачем так нэхарашо дэлаеш? Ти гость должен прынять, как на Кавказ прынимают гость, да. А ти сэсть эму нэ прэдлажил… нэхарашо.
Официант уже нес стул. Сэммел заметил страх в его глазах… как он коротко глянул на него.
– Садыс, дарагой, кюшай.
– Я пришел, чтобы договориться.
– Дагавариться… о дэлах сразу нэ разгаваривают, пакюшай, дарагой.
Кушать было затруднительно… нормального обслуживания не было, приборов нормальных тоже не было. Просто на столе была груда угощений, самых разных, и каждый брал то, что ему нравится. И ел часто даже без приборов. Напротив него была тарелка с нарезкой мяса с соусом, но вилки для мяса не было. Американец взял обычную вилку, положил на тарелку несколько ломтей мяса. Ломти были толстыми, слабопрожаренными… медвежатина или лосятина. Русские называют это «ditch», то есть мясо неодомашненных животных. Ножа для мяса тоже не было, бандиты вместо того, чтобы нарезать мясо на куски, просто откусывали.
В кармане задергался телефон, он на ощупь нажал кнопку – все нормально. Если бы он этого не сделал, его люди пошли бы на штурм.
Перед ним поставили бокал с прозрачной как слеза водкой.
– Випей, дарагой…
Сэммел отрицательно покачал головой:
– Нэ уважаешь, да…
Бандит смотрел на него красными, как у кролика, мутными глазами.
– Он соблюдающий… – сказал кто-то, и все заржали.
– Напрасно смеешься, – сказал еще один бандит.
Сэммел краем глаза «уловил» этого человека – тот казался пьяным существенно меньше других. Или совсем не пьяным.
– Аллах под крышей не видно, да…
– Нэ прыставай к чэлавеку, Гарык, – сказал тот, пожилой, – может, балеет чэлавэк, да…
– Ща вылечим…
– Ти лучше паслушай эго, что он нам скажет, – пожилой мастерски перевел разговор в конкретное русло, – ти к нам пагаварит прышел, амэриканэц. Гавари, да. Ми слушаэм…
Сэммел подумал, как надо выступать – сидя или стоя. Решил все-таки встать.
– Я пришел для того, чтобы прояснить обстановку на месте, господа, – сказал он. – Если кто меня не знает, представлюсь. Мое имя Алекс Сэммел, и я главный оперативный офицер в регионе от Глобал Риск, занимаюсь проблемой безопасности нефтяных сооружений и нефтедобычи. За последнее время в регионе произошел ряд нападений на добычную инфраструктуру, что наносит нам ущерб и вынуждает к ответным действиям. Действия эти будут ударом по вашим интересам. Полагаю, что никому из нас это не надо, поэтому речь может идти об определенной сумме денег, которую мы будем выплачивать вам за обеспечение порядка и отсутствие… эксцессов. Если нет – значит, будут боевые действия. Которые, повторяю, затронут и вас. Решение надо принять сейчас.
Бандиты молчали. Он даже не был уверен, поняли ли они его.
– Решение надо принять сейчас, – повторил Сэммел. – Вы принимаете правила игры, или вы пытаетесь навязать свои. Во втором случае за последствия придется отвечать вам.
– Чо он сказал? – спросил кто-то.
– Он нас нэ уважает, да.
Пожилой постучал по своему стакану ложечкой – и больше реплик не последовало.
– Ти, амэриканэц. Тэбе сколька лэт, да…
– При чем тут это? – не понял Сэммел.
– Маладой, ти, да. Гарячий. Ти пришел на наш зэмля, да. Ми здэсь хозяэва.
Сэммел подумал, что здесь есть какие-то правила, как на Востоке, о которых ему не известно. Например, на Востоке американская армия столкнулась с большой проблемой: от противной стороны на переговоры приходили чаще всего пожилые люди, а с американской стороны – их вели офицеры, некоторым из которых не было и тридцати. От американцев ожидали того, что они проявят уважение к старшим. Местные, если им надо было говорить, посылали старейшин своих племен, и с этим не было проблем, у американцев такой возможности не было. В итоге местные делали вывод, что американцы не уважают старших. По меркам Востока – обвинение очень серьезное.
Надо было немного «сбавить обороты».
– Мы считаем вас уважаемыми людьми, господа. И только поэтому меня попросили переговорить с вами. Чтобы не было лишних проблем.
– Папрасили, да? А пачему тваи старшие нэ прышлы, да?
Сэммел представил себе эту сцену – мейджоры из Сити и с Уолл-стрит сидят за одним столом с русскими бандитами.
– Хватит, Мирза, – сказал пожилой, – нэ прышлы и нэ прышлы. Его прыслали, он гаварит.
– Пачему я должен с шестеркой разговаривать, э?
– Памалчи!
«Горячий» заткнулся, взялся за мясо.
– Твае дело, Алик! – сказал он с набитым мясом ртом. – Но я нэ сагласен.
Пожилой посмотрел на Сэммела.
– Тэбя папрасили, ти пришэл. Ти вапроси рэшаешь?
– В рамках бюджета. – Сэммел понял, что это может быть не понято правильно, и объяснил: – Мне выделены определенные деньги на то, чтобы уладить проблему. Если это будет стоить дороже, принимать решения сверх этого я не могу.
– А кто может, дарагой? Старшие тваи?
– Да, верно.
– И что ани нам дали?
– Я могу распоряжаться суммой в пределах пяти миллионов долларов ежемесячно. Распределение этих денег остается на мое усмотрение.
Бандиты опять замолкли.
– Кроме того, есть определенные контракты… скажем, на поставку продуктов питания, на месторождения – этими деньгами также можно маневрировать. Это еще два-три миллиона чистой прибыли в месяц. Два-три миллиона долларов.
– Слышь, чо он гонит? – спросил один из бандитов, ни к кому конкретно не обращаясь.
– Они нас чо, за шестерок тут держат, э…
Сэммел заметил, что некоторые бандиты пусть и похожи на кавказцев, но отлично говорят по-русски, без акцента, а некоторые говорят с сильным акцентом – но тоже выглядят как кавказцы. Скорее всего, это было связано с тем, что одни давно жили вне Кавказа – это называется diaspora, а некоторые – приехали совсем недавно.
– С табой харашо гавно кушать, Самир, – сказал пожилой, – ти навсэгда напэрэд забегаишь.
– Не, он чо нас, за эти бабки купить собрался, не?
– Падажди. Ти меня паслушай, дарагой, – сказал пожилой, – вот ти видиш, ми тут сидим. Хлеб кюшаем, да-а-а-а… Ти видишь, как ми адэты. На каких мащинах ми эздим. Эсли надо, я тэбя в дом прыглашу, прыму как гость дарагой, да. Ти видишь, нас тут пят чэлавек сыдыт. Эта толька самие автаритетные луди здес. Эст ещо. И ти прэдлагаешь нам одын мылыон долларов на каждаго. В мэсяц. Ти скажи, нэужели ми сами нэ можем этат лимон паимэть са сваих дел, да…
– Да я в день столько имею, – сказал один.
Сэммел изобразил на лице непонимание – он и в самом деле не понимал, в чем дело. К ним приходят и говорят – вы будете получать по миллиону долларов в месяц, только чтобы ничего не делать. Ничего не надо делать – просто каждый месяц вам на счет будет падать миллион. Так в чем проблема? У них не было этого миллиона, им пришли и сказали, что он у них будет. При чем тут их дела и сколько они с них получают? От них же не требуется прекратить заниматься этими делами, в чем бы они ни заключались.
– Вам мало этих денег? – спросил Сэммел. – Это крупная сумма. Мы можем открыть для вас счета за границей. Никто не будет знать о них. От вас ничего не придется делать.
– Паслушай, дарагой, – сказал пожилой, – ти знаэш, что луди с юга платит сто мылыон доллар за то, чтоби ми астановил здэсь дабичу.
А вот это был удар. Сэммел предполагал нечто подобное – но он и представить себе не мог такую сумму. Удивляться тут нечему – если здесь остановится добыча, цена на нефть взлетит минимум до трехсот долларов за баррель. И каждый день будет приносить миллионы поставщикам, многие миллионы. В этой системе сто миллионов долларов – мелочь, которую тратят не глядя. Черная кровь земли – вот причина всего. На эти деньги покупаются люди и целые государства. На эти деньги вооружен до зубов ваххабитский Мордор на юге, уже не десятки, не сотни – десятки и сотни тысяч, если не миллионы вооруженных до зубов отморозков. Целая террористическая армия, ведущая наступление по всем фронтам. Те, кто контролирует скважины, заказывают нападения на тех, кто занимается транспортировкой. Им плевать, дойдет нефть до потребителя или нет, она уже оплачена. Те, кто занимается транспортировкой, заказывают нападения на инфраструктуру переработки. Каждый заказывает нападения и на себя самого – потому что все до последнего болта покрыто страховкой. Страховки от террористического нападения стоят гигантских сумм – и страховые компании тоже имеют связи среди боевиков. Любой амир, пусть самый вшивый, неграмотный и злобный, отлично знает, на что и на кого можно нападать, а о чем даже и думать не рекомендуется. И за все за это платят простые люди. Экономика всех развитых стран находится на последнем издыхании, но система работает, высасывая последнее.
Но все-таки… сто миллионов долларов – это деньги. Пока это еще деньги.
– Вы понимаете, что это деньги террористов?
– Панимаэм, дарагой, – пожилой сделал знак, и ему тотчас долили вина в бокал, – харашо панимаэм. Дэло тут нэ в этам, тэрраристы – шмаратысты. Дэла в том, что тут все нашэ, да… А нам гаварят – падажги свой дом, дарагой. Вот ти би паджег?
– Нет.
– Вот видыш. Нэт. Ти умний. И ми умни. Кто будэт в свой дом гадит.
– Я понимаю вас.
– И потому ми сказали: нэт. Пока – нэт. Ми думаэм, что можна па-другому сдэлать, да… Вот ти, дарагой. Кто тваи старшие, да…
Сэммел мог сказать, что он всего лишь менеджер региона. Но он понимал, что за этим столом это не прокатит.
– Есть директор в Вашингтоне.
– Эта харашо, дирэктар. А над дирэктар – кто?
– Акционеры.
– А кто он такой, акцианэр? Ти эго знаэш?
– Нет.
– Плоха. Эта акцианэр гаварит тэбе – дэлай, дарагой?
– Нет, конечно. Директор ставит задачи.
– А эму кто гаварит, что дэлать нада?
– Клиенты. Заказчики. Мы занимаемся безопасностью, нам за это платят.
– Заказчик. А эсли я заплачу, я буду заказчик, да?
Сэммел с трудом представлял, как этот бандит будет договариваться об услугах безопасности.
– Да чо ты с ним говоришь! Шестерка он!
– Замалчи!
Пожилой отпил из бокала.
– Хароший вино, да…
– Хорошее вино.
– Я нэ дагаварыл. Ти, дарагой, работаешь за дэнги, да. За хароший дэнги. Ми тебе больше дадим, да…
– Это невозможно.
Пожилой кивнул головой.
– Эта харашо, да… Сваих нэ прэдаош, но я нэ аб этам сэйчас, да… Ти пэрэдай сваим начальникам наши слава: ми нэ хатим ваевать. Ми хатим дружыт, да… И патаму прэдлагаэм дэла вместе дэлат. У нас зэмля эст. В зэмле нэфт эст. Газ эст. Все эст. Ани знают, как эта прадат надо. Харашо, пуст прадают. Ми им справедливий доля дадим, да… Тридцать працентав. За то, что харашо прадал. И за то, что работал, ми прэмия дадим, да… И ти скажи, эсли ани сагласны, их никто большэ нэ тронэт тут, да. Пуст приэзжают, их тут как дарагой гост встрэтят, да… Баран, шашлык-машлык. А эсли кто наэдэт, пуст нам гаварят, да. Ми разбэрэмся. И эсли эти… ваххаиты, да… придут, тожэ нам пуст гаварят. Здесь ми главный.
Сэммел едва не рассмеялся… Он с трудом сдержал себя, понимая, что смех будет оскорблением и разговор на этом закончится, все его успехи пойдут насмарку. Но это было… даже не смешно, это было дико до крайности. Они что… они вот это всерьез? Они, мелкие бандиты, под которыми по сотне – по две боевиков, собираются «падать в долю» к транснационалам? Они хоть понимают, что такое «транснациональная компания» и на каком уровне у нее прикрытие? Они хоть понимают, что только в его компании, занимающейся безопасностью, восемьсот человек только на постоянных контрактах и как минимум в десять раз больше – на временных? Они хоть понимают, как принимаются решения на том уровне, на который они претендуют? Их жизнь и жизнь всех их убогих банд имеет строго определенный ценник. И ценник этот равен стоимости операции по их уничтожению. И менеджеру по безопасности заказчика, который будет принимать это решение, пофигу, будут они жить или сдохнут. Он примет решение, исходя из того, что будет дешевле. Будет дешевле платить им – он будет им платить. Будет дешевле оплатить операцию по их уничтожению – их уничтожат. А так их жизни стоят не дороже, чем жизни тараканов на кухне…
Но при этом Сэммел видел, что эти люди говорят вполне серьезно. Вот они – сидят за этим столом и вполне серьезно говорят о том, что выделят мейджорам с Уолл-стрит, нефтяным корпорациям, чья капитализация приближается к триллиону долларов, тридцать процентов от дохода с добычи нефти здесь. А семьдесят, соответственно, возьмут себе. Сто пятьдесят – сто шестьдесят долларов с барреля.
Они это серьезно предлагают.
Как так могло выйти? В начале прошлого века англичане за двадцать тысяч фунтов стерлингов получили от Шаха право добывать нефть по всему Ирану. В пятьдесят втором внук президента Рузвельта, Ким Рузвельт, будучи агентом ЦРУ, организовал государственный переворот в Иране и вернул Шаха к власти, сбросив наглого, но популярного в народе премьера Моссадыка – в обмен на то, что Шах предоставил США право добывать иранскую нефть, не платя в бюджет Ирана ничего. Еще раз – ни-че-го. И когда ОПЕК задрал цены, Картер выдвинул стратегию энергетической безопасности и втайне договорился с Ираном о том, что Иран будет продавать США нефть по старой цене, сколько бы она ни стоила на рынке благодаря действиям ОПЕК. Это все рухнуло в семьдесят девятом, когда к власти пришли исламские фанатики во главе с психопатом Хомейни, расторгли все контракты, захватили американское посольство и продержали американских граждан в заложниках полтора года, а США вместо того, чтобы бомбить Тегеран, утерлись. Тогда, кстати, нефть стоила долларов тридцать, а не триста, как сейчас.
Все началось тогда. Отцы поели кислый виноград, а у детей на зубах оскомина.
Сэммел вдруг поймал себя на мысли, что рассуждает как настоящий американец, хотя по национальности он русский и родился в России. Давно подмечено, что именно эмигранты в первом поколении – самые ярые патриоты Америки. Но и в России… в том мире, где Запад организовывал перевороты в Иране – здесь, в Сибири, била фонтаном первая скважина, и никто и подумать не мог, что пятьдесят лет спустя здесь, на севере России, будет «горячая точка». Что международные силы будут охранять скважины и трубопроводы, которые сами русские сохранить в безопасности не могут. Что ваххабиты откроют здесь террор. И бандиты будут сидеть в кабаке и навязывать свои правила жизни людям…
Сэммел коротко поклонился и отставил бокал.
– Благодарю за стол и за общество. Я передам ваши предложения своим старшим в точности, как вы их сказали.
– Ыды, дарагой. Аллах с тобой…
Никто не препятствовал Сэммелу, когда он шел к выходу. Когда американец вышел, один из бандитов с размаху наколол на нож пласт медвежатины в желе.
– Лох педальный… – коротко сказал он, – дешевка. Кто его исполнять будет? Могу и я.
– Нэт, дарагой… – сказал авторитет, – ти нэ прав. Он апасен…
