Глава вторая
Света
Какой вкусный сок.
Какой славный вид из окна. Нежно-зеленый, холмистый, с лоскутьями распаханных полей. Совершенно тривиальная пастораль. Но абсолютно не похоже ни на Северную Францию, ни на Западную Германию… Почему? Не знаю…
Светочка отставила стакан с соком и взяла сигарету. Которую за сегодня? И не посчитаешь, потому что на каждом столике, полочке и просто на полу валяются открытые пачки. Берешь ту, что ближе. Зажигалка всегда в кармане. Давно пора ее выбросить, а она все не кончается. Проклятая зажигалка. ЕГО подарок. Проклятые мысли. О НЕМ. Ни одного воспоминания, а только придуманные фразочки. Что бы мог сказать Виталий после ее третьей сигареты? А после четвертой? Светочка позволяла резвиться своему воображению. Вот сейчас… Он бы сел в кресло напротив, мастерски очистил апельсин и, серьезно глядя на Светочку, подумал бы вслух:
– Слушай, Болвасик, может, тебе марихуаны купить? А то чего зря дым по легким гонять? Или давай мы посадим тебя на иглу? Ты будешь клянчить у меня деньги, устраивать истерики и потихоньку выносить вещи из дома… Давай?
…И я тут же тушила бы сигарету и кидалась в него подушкой…
Меня не мучают воспоминания. Этот прыщавый болван-психоаналитик всего за двести баксов научил меня одной страшно полезной вещи. Я даже почти простила ему желтую рубашку и вонючие носки.
Метод простой, как подсчет слонов при бессоннице. Берешь какой-нибудь особо мучительный эпизод, терзающий память. Идентифицируешь его в пространстве. Grand pardon! По-русски это означает: вспомни, где это было. Сосредоточиваешься. И начинаешь мысленно обносить это место кирпичной стеной. У кого побогаче воображение, может предварительно разгрузить машину с кирпичом, подождать раствор и тогда уже браться за дело… Не спеша. Методично. Думая только о том, чтобы не закосить (а для этого есть отвес)!
Помогает!
Немножко обидно, что после того как процесс завершен и все твои неприятные воспоминания надежно заблокированы, обнаруживаешь себя стоящим в узком коридоре, зажатом кирпичными стенами.
Впрочем, я не об этом.
Ну и кто здесь хотел увидеть безутешную вдовушку? Милости просим. Найдете – позовите.
И не вдова я, кстати. Официальная мадам Антонова прибыла в сопровождении официального отпрыска, особого горя не выказала, молниеносно управилась с формальностями и через два дня после похорон увезла болезненного наследника на воды. В Баден-Баден. О дивный, чудный мир! Стоя по другую сторону от гроба, Светочка наметанным взглядом окинула осиротевшую семейку и не без злорадства отметила, что ее собственное простенькое черное платье по крайней мере в полтора раза дороже «от-карденовского» траура madame’s Antonova.
«Мы – светские люди, но наш джип „Паджеро“ стоит в запасном гараже!»
Светочкин адвокат тогда приехал страшно разочарованный. Уезжал он к Антоновой, с трудом подбирая слюни в предвкушении жирного кусочка. Ему виделась долгая грязная тяжба жены покойного с его любовницей. Увы. Все оказалось гораздо проще. Наличествовало завещание. Корректно и грамотно составленное. Ни одна сторона претензий не имела. Вдова получила одну из машин, пухлый пакет акций, загородный ресторан «Два ЧП» и квартиру на Каменноостровском. Специально для Светочки в этом месте завещания была сделана приписка: «Извини, Булкин, но ты не сможешь там жить без меня». Правда, милый. Этот дом мои заботливые руки заложили кирпичами одним из первых.
Хлыщ-адвокатишка наверняка уже успел наплести вам с три короба: и о том, как разрыдалась любовница Антонова, услышав пошлое «Булкин», и о том, как скрипнула зубами вдова, узнав, что Светочке достался загодя купленный двухэтажный коттедж на холме? Врет. Все врет. Виталий Николаевич умел воспитывать своих женщин.
А если честно, первое время было очень хреново.
Мадам Антонова через адвоката передала свое милостивое позволение Светочке: до окончания ремонта в загородном доме пожить на Каменноостровском. Ну действительно, не к маме же в двадцать восемь смежных «хрущевских» метров перебираться? На улицу танкиста Хрустицкого?
Светочка потихоньку собирала вещи, надолго замирая с какой-нибудь ерундой в руках и стараясь не хныкать особо над сентиментальными деталями. Ну вроде туристического буклета «Лувр» с нарисованной рукой Виталия кислой рожицей. Ах да, да, вспоминаю, это у меня тогда зуб болел… Или сувенирной пивной кружки – очень старой и даже треснутой в двух местах, – мы ее привезли из Праги, из нашего первого совместного путешествия…
Ночевала Светочка исключительно в гостиной, свернувшись калачиком на диване. Да, том самом, с гобеленовой обивкой. Проклятый антиквариат оказался совершенно непригоден для сна, но ничто не могло заставить Светочку лечь в спальне. Лошадиные дозы снотворного, казалось, лишь усугубляли ночные кошмары – вязкие и однообразные, как бразильские телесериалы.
Через две недели после похорон Виталия попал под машину Гарден. Прямо перед домом. Сразу и насмерть. Света села в сугроб на обочине и рыдала так, что испуганным прохожим пришлось вызывать для нее «Скорую». Бритый с напарником увезли и похоронили Гардена где-то в лесу. А Светочка дала себе клятву – не заводить больше собак.
Жизнь съехала с наезженной колеи. Но если уж пользоваться автомобильными ассоциациями, не изменились ни качество дороги, ни вид транспорта. Просто с трассы в одночасье сняли все указатели. Куда едем? Чего едем? Сплошная бездарная суета. И главное – не прекращающиеся ни на минуту звонки и визиты. Толпы соболезнующих и просто любопытствующих. Выгнать бы их всех вон. На порог не пускать. Но бродить одной по огромной пустой квартире еще тоскливей. Самым противным были мужики-утешители. Увы, но слишком уж много умников сочли себя наследниками Виталия. Господи, это ж так просто – мужик умер, осталась женщина одинокая, богатая, красивая, воспитанная в лучших традициях русского бизнеса… Умница моя, незабвенный, продумал даже это, оплатив охрану на год вперед. Поэтому при первых же слюнях и потных руках в неположенном месте достаточно было легонько нажать кнопку вызова и… Люблю я «Золотого теленка». Особенно то место, когда из исполкома выносят грешное тело Паниковского.
А с другой стороны… Если первые три месяца Светочка старательно укладывала воображаемые кирпичи и обживала реальный загородный дом, то уже в феврале она начала выезжать в свет.
Ух, какая тоска! Потных рук здесь было на порядок больше. А тусоваться в зале вместе с охраной у нас, безусловно, западло. Пришлось отправить содержимое трех-пяти бокалов не по назначению. Вроде попритихли, но зато начали зудеть и шуршать по углам. Кто такая, да почему, да кого из себя строит, да сколько можно… А, собака лает – ветер носит… И вообще, непонятно, есть ли кто-то из этой публики, от которого не сводило бы челюсти через десять минут?
Промелькнул было на каком-то уныло-манерном «вернижасе» один дядечка, который всерьез занял Светочкино внимание больше, чем на десять минут. А что? Прекрасная спортивная форма, хорошо поставленная речь, ровный фарфор во рту, откровенные, не без юмора, формулировки. Этакий папик-умник-демократ. Увы. Откровенность его и сгубила. Уже на одиннадцатой минуте игры папик сфолил. Выяснилось, что господину нужен не соратник, не сопостельник и даже не собеседник, а просто молчаливая вешалка для драгоценностей. Их сиятельство изволили коллекционировать бриллианты и очень нуждались в передвижной витрине. Ну действительно: своими богатствами грех не похвастаться, а для этого не музей же дома открывать! Ах, вот как? Спасибо. Ужасно интересно. Как-нибудь в другой раз – обязательно.
Ну, это все так, декорации, шелуха. А вот леденящую кровь историю хотите? Извольте.
Не разбираюсь я в религиозных отправлениях. Знаю только, ну, как все, наверное, что есть девятый день со дня смерти, сороковой. Ну, еще, что в церковь женщинам в брюках входить не рекомендуется…
Как раз сороковой день Виталию был. Светочку зачем-то ни свет ни заря понесло на кладбище. А там снегу-у… Конец декабря как-никак. Северное кладбище, очевидно, вообразило себя Северным полюсом, не меньше. А наши сапожки ручной выделки и шубка канадских соболей, оказывается, и не приспособлены вовсе для русской зимы. Нет, в минус пять на Невском нам очень даже уютно. Но когда выползаешь из машины и тут же проваливаешься по уши в снег, а эта теплолюбивая зверюга «Ягуар» поджимает хвост, зарывается в сугроб и, судя по всему, решает прямо здесь зазимовать…
Ох, долгонько, наверное, будут ходить по Парголово и окрестностям легенды о сумасшедшей миллионерше. А два тракториста допьются до зеленых чертей на 100 (сто! сто, говорю! бля буду, у Игоряни спроси! Настоящие, говорю, американский мужик нарисован!) долларов, полученных за то, что вытянули из сугроба заграничную машину.
«Ах, так? – подумала Светочка, засовывая мокрые ноги в камин. – Мне туда нельзя? Ну и не больно-то и хотелось!» И на следующее утро улетела в Париж.
Нарочно взяла билеты в бизнес-класс, курила всю дорогу и злилась на себя. Представь на минуту, что на твоем месте оказался бы Виталий. И это ЕМУ нужно было проехать на Северное кладбище (тьфу, тьфу, тьфу, давай представим, что все-таки не на мою могилу). Ну? Будь уверена: все бы заранее расчистили, подмели и дорожку ковровую расстелили. Нет, вру, насчет дорожки – уже перебор. Светочка так себя накачала этими мысленными прикидками, что первый раз в жизни нахамила стюардессе.
– Вы что, милочка, не в курсе, что теплую минеральную воду пить невозможно? – спросила она похабнейшим скрипучим голосом.
Девушка мило улыбнулась и принесла стакан ледяной минералки. Светочке стало жутко стыдно. «Почем ваши семечки, мадам?» – спросил бы Виталий.
Париж дурашливо хихикал и готовился к тамошнему Ноэлю. Господи, ну бывает же такая благодать на свете, когда целый город только и озабочен, что покупкой рождественских подарков! Совершенно упоительное ощущение – бродить по магазинам, тратить деньги на всякую милую ерунду или часами сидеть в кафе, наблюдая, как это делают другие.
Подруга Сесиль, кажется, подросла еще на несколько сантиметров. И, как всегда, находилась в состоянии средне-смертельной влюбленности. Очередного избранника судьбы звали Драгомир. У него был влажный собачий взгляд и кошмарное произношение. Сесиль называла его mon dеtailleur, что, более-менее адекватно, переводилось как «человек с подробностями». Не могу возразить: ПОДРОБНОСТЕЙ у этого коротышки (при ходьбе, обнявшись, он доверчиво выглядывал у Сесиль из-под мышки) было навалом. Бабка Драгомира была польской еврейкой, сильно замешанной в адюльтерных делах испанского королевского дома. Отец сидел в сингапурской тюрьме за систематическое курение в лифте. А сам Драгомир (вот фамилию, убейте, не запомнила) считал себя ведущим восточноевропейским правозащитником и даже защитил в Сорбонне диссертацию на тему: «Ущемление прав личности в России на опыте изучения общественных туалетов». Погодите смеяться. Самое страшное впереди.
Как-то вечером мы все втроем решили прокатиться по городу. Париж уютно кутался в свои фирменные сумерки. Наступало как раз то гибельное для Сесиль время суток, когда мужчины штабелями укладываются у ее ног и наперебой делают предложения.
Светочка примерно десять минут нервно поерзала на заднем сиденье, наблюдая возню двух влюбленных, а потом решительно потребовала руль. Ужасно, знаете ли, неуютно чувствует себя пассажир, если в машине вместо полноценного водителя – двое воркующих голубков, предпочитающих светофорам поцелуйчики.
Во-от. Так мы и ехали потихоньку. А на повороте с avenue d’Ivry на avenue de Choisy, там у них – парижский аналог наших Пяти Углов, какой-то наглый тип решил перейти улицу вне зоны перехода. Пардон, пардон, это он по нашим меркам – наглый, и его нужно давить на месте за содеянное. Светочка спокойно притормозила, пропуская пешехода. У них тут не принято в такой ситуации высовываться по пояс из машины и орать матом на всю улицу. Вместо этого можно, например, улыбнуться. Помахать рукой. С Рождеством, дескать, приятель, савб?
Все деревья были увешаны лампочками. Исправно работали фонари. Вино с Сесиль мы пили только накануне. Это к тому, что я, совершенно точно, пребывала в здравом уме, трезвой памяти и при хорошем освещении.
…Он прошел так близко, что даже легонько хлопнул по капоту рукой. А потом подошел, наклонился и заглянул в окно. Буквально на мгновение мелькнула его улыбка, воздушный поцелуй. И вот уже – спина, небрежная походка… а сзади уже требовательно сигналят машины.
Я могу поклясться – на нем была черная рубашка без галстука и черный же пуловер, который он самолично привез из Перу и называл «ламовым» (с ударением на последнем слоге, пожалуйста). И мне ли не узнать эти хитрые веселые глаза и легкую синеву на щеках, которая обычно появляется к вечеру, если до этого Виталий брился рано утром…
Что нужно делать, если видишь на парижской улице человека, чья душа тому уж сорок дней как покинула бренное тело в далеком Санкт-Петербурге? Я не знаю. Разум работать отказывался, сзади гудели все сильней… Нога сама нажала на газ.
За спиной сделали большой «бум!» разомлевшие Сесиль с Драгомиром. А впереди… О-ля-ля! Впереди справа не успел вовремя подобрать задницу двигающийся по rue de Tolbiac гнусного цвета «Ситроен Ксантия». За что и поплатился. Позже, правда, выяснилось, что Светочка своим «инцидентом» устроила господину Жотиньи (хозяину пострадавшей «Ксантии») неслабый подарок в виде страховки на кругленькую сумму. «Ваше счастье, мадмуазель, – радостно сообщил жандарм, – чуть-чуть позже, и…» – Он надул щеки и издал безнадежное «пфу-у-у!». Оказывается, сразу за «Ситроеном» ехал «мерседесовский» грузовик с мороженым. «В таких авариях водителю приходится очень-очень плохо!» – подтвердил второй жандарм, с любопытством разглядывая Светочку. То ли представлял, во что она могла превратиться, въехав под переднее колесо грузовика, то ли просто заигрывал.
Водки у Сесиль дома не нашлось. Светочка, зажмурившись от отвращения, жахнула полстакана неразбавленного «Пастиса» и целый вечер просидела в шубе – так ее знобило. И не от запоздалого страха, что все могли разбиться в лепешку. А от улыбки призрака в черной рубашке.
Далеко за полночь Сесиль, уложив спать своего правозащитника, огромным темным облаком вплыла к Светочке в комнату, села на краешек дивана и тихо сказала:
– Знаешь, я вспомнила… mystique… там, на русском кладбище, ты помнишь? – Светочка помнила. – Мы с тобой вместе видели… твое имя… на могиле, oui? Сегодня это могло оказаться правдой…
Верно, верно, дружок. Само по себе – интересное совпадение. Примчаться в Париж за неделю до конца года и попасть в аварию. На той мраморной плите, что мы видели с Сесиль, не было точной даты. Просто год смерти – 1995. Я вполне могла бы успеть. Но, кажется, не воспользовалась случаем.
– Тебе страшно? – тихо спросила Сесиль из темноты.
Вопрос, всегда вызывающий искреннее недоумение. Что значит – страшно? Я давно переросла это понятие. Страшно… Ну? Ну?
Умереть? Глупо бояться того, чем, по опредлению, кончит каждый родившийся.
Попасть в аварию? Получить какое-нибудь немыслимое увечье, уродство, инвалидность? Нет слов, приятного мало. Но сидеть в машине и ежесекундно этого БОЯТЬСЯ? Тяжкий бред. А если, не дай Бог, такое случится, лучше помочь судьбе и покончить с этим сразу.
Потерять близкого человека? Следуйте совету покойного Виталия Николаевича Антонова: не заводите близких людей. А что касается тех, кого уже вручила вам судьба, то есть близких родственников… Положа руку на сердце… Нет, вы положите, положите!.. У большинства моих современников самые сильные чувства по отношению к близким – это хорошо перемешанная смесь эгоизма и угрызений совести. Ну, может, чуть-чуть приправленная сентиментальными воспоминаниями. Я говорю – у большинства, а не «у всех», потому что не хочу все-таки оскорбить недоверием современных последователей Ромео и Джульетты. Которым посчастливилось умереть раньше, чем разлюбить.
Виталий, помнится, сильно тащился от одного шедевра отечественной эстрады. Ну, вот это: «ла-ла-ла, что-то там… – а в конце – если ты меня разлюбишь, в тот же вечер я умру (или помру?)». По-моему, Киркоров поет. Каждый раз Виталий дико веселился, как ребенок, хлопал в ладоши. А потом, мудро качая головой, приговаривал: «Не-е, дружок, не умрешь…»
Ну, все? Убедила? Безусловно, не собираюсь вдаваться в такую муровую обывательскую муру типа СТРАШНО:
гулять ночью по кладбищу (что вы, правда, верите, что покойнички из могил вылезают?);
летать на самолетах (ну и не летайте!);
открывать дверь незнакомым людям (ну и не открывайте!);
заразиться СПИДОМ (ну и спите с мужем, никто вас на улицу не гонит);
и т. д. и т. п.
Спасибо, Виталенька, это все – ты.
Ну, в общем, далее в нашей жизни наступило совершенное затишье. Рождество в Париже, Новый год – дома, зимне-весенний блок дней рождений (или днев рожденьев?), мелкий и крупный быт… Массу хлопот доставило обустройство нового дома. Это и новое постельное белье, и посуда, и жалюзи. Адская работа! – пришлось полностью переделывать камины. Предыдущие хозяева, верно, начитавшись сказок Шарля Перро, собирались в домашних условиях жарить быков на вертелах.
Чрезвычайно грустно и жалко было расставаться с Калерией Карловной. Чувствительная немка чуть сама не слегла после смерти Виталия. И наотрез отказалась переезжать в загородный дом. Из подтянутой пожилой женщины она за месяц превратилась в изможденную старуху.
«Простите меня, Светлана Вениаминовна, – говорила Калерия, покрываясь красными пятнами, и, как всегда, волнуясь, путалась в грамматике, – я стал такой нервный, слабый. Мне какой-то молодой женщина в метро вчера сказал: „Шевели говядиной, старая корова!“ А я потерял сознание».
В конце января через десятые руки, с ворохом устных рекомендаций и хвалебных отзывов, в хозяйстве появилась молодая особа с титулом «домоправительницы». Неделю Светочка выбивала из нее жлобские привычки предыдущих хозяев типа полуторасантиметрового слоя икры на бутербродах. И еще дней десять объясняла «место». Причем из десяти как минимум восемь ушло на то, чтобы втолковать: хозяйку зовут не «Светик», не «Светунчик» и не «Светуленька», а Светлана Вениаминовна. И только так.
Да! Чуть не забыла! Каждый вечер у нас – обязательный сеанс чириканья с Илоной. Дуська теперь рано ложится спать, поэтому звонит из своей Швейцарии около двенадцати по-нашему. Она со всеми возможными подробностями описывает свою беременность, не упуская ни малейших деталей и называя все вещи своими именами. А если учитывать, что в прошлом наша Дуся – не студентка-медичка, а совсем наоборот – бабочка из «Прибалтона», и лексикон у нее в частной беседе – соответствующий… Светочка поздно спохватилась – надо было с самого начала записывать все Дуськины перлы, а потом издать отдельной книжкой – ломовой вышел бы бестселлер.
На день рождения в конце марта Светочке без предупреждения подарили двух чудесных борзых – Гришу и Дашу. Она, в нарушение данной себе клятвы, собак оставила. Светочка сразу же приобрела отличные высокие сапоги на меху и полюбила длительные прогулки по окрестностям. Бритый с напарником приобрели хронические насморки и полюбили по вечерам парить ноги в горчице.
Вот так, вкратце, и оттягиваюсь. Где-то там, далеко, специально для меня маленькие люди крутят большие деньги. На солнечных пригорках – уже проталины. Мужчины знакомые в Бангкок зовут. Новая подружка Лиля вообще к далай-ламе собралась – сейчас, говорят, это жуть как модно. Гриша к Даше пристает… Весна, одним словом. Хочется тепла, витаминов и непринужденного секса.
Светочка всерьез решила заняться подбором кандидатуры. А кандидатуры, в свою очередь, распушили хвосты, почуяв добычу. У нас в свете такие богатые и красивые, как я, наперечет. Ха, ха, ха! Хорошо себе представляю, как перевизжались все эти бандерлоги, когда я взяла себе новую прислугу! Мадам Терентьева, «розовая генеральша Питера», специально приезжала – «поздравить Светика с Пасхой». Все вынюхивала, высматривала. Ни фига не нашла. На всякий случай за коленку потрогала, глазки состроила, в бассейн к себе пригласила и свалила, старая павианиха. И видать, сильно мужиков в городе успокоила, потому как предложений повалило – сиди да выбирай, чего твоей душеньке угодно: в Красном море подводной охотой баловаться или в Сансити дурака валять…
Но вот тут-то, примерно с середины апреля, настроение стало стремительно падать. Ну, ни-че-го-шень-ки не хочется! Сядешь на террасе, уставишься куда-то в поле и сидишь… покуда окурки в пепельнице через край не полезут.
– Это у вас после гриппа! – авторитетно заявил тот прыщавый психоаналитик, ну который про кирпичи присоветовал.
Объяснили ему доходчиво, что гриппами отродясь не болели, несмотря на коренное питерское происхождение и проживание.
– А-а, ну тогда – любовника заведите! – обрадовался специалист по депрессиям.
Спасибо, вот умничка. Это мы и без ваших дипломов сообразить сможем. Да вот только как ты его будешь заводить, если настроение – нулевое? Если утром, вместо приятной свежести и бодрости, руки трясутся и вялость во всем теле чрезвычайная? А вечером – руки-ноги отваливаются, спину ломит, как будто за день по меньшей мере машину кирпича разгрузила?
Светочка снова стала бояться ночных кошмаров. А однажды, после ночи бессонного телевизионно-сигаретно-коньячного бдения, внезапно вскочила, перепугав Гришу и Дашу, приняла горяченный душ и поехала в церковь, к заутрене.
Собор Александро-Невской лавры вызывал в памяти ехидные фразочки из учебника по истории СССР за седьмой (или восьмой?) класс: что-то про скудное освещение, высокие мрачные своды, призванные подавлять волю… Хотя, возможно, я ошибаюсь и все это относилось к готике?
Поразительная все-таки штука: объездить, считай, полмира… Уж куда мы только с Виталием не заходили-забредали-залезали, заслужив славу донельзя дотошных и въедливых туристов. Но нигде и никогда не чувствовала она себя так неуверенно, как в русской православной церкви. Вот и сейчас: от самого входа идешь мимо забора, строго прикрывающего Литераторские мостки (что там за тайна такая?), и, как никогда, чувствуешь себя никчемной дурой. И походка-то у тебя идиотская, из-за несовместимости любых каблуков и булыжника. И шарф шелковый на голове – слишком яркий. И плащ на тебе… Господи, прости меня, да неужели же одежда может столько стоить? Потом долго ходила, вглядываясь в спокойные мудрые лица (или лики?) на иконах, бестолково топталась, не зная, как заказывать молитву «за упокой». Потом – вообще стыд! – в сумочке – одни «стольники». Как же милостыню давать? Сообразила: купила свечку, разменяла, но все равно не меньше полтинника раздала калекам да убогим.
И что?
Домой приехала только под вечер, уставшая, благостная… Час плескалась в ванной, даже напевала что-то…
Кажется, только голову на подушку положила, глаза закрыла – и вот он, тут как тут. В своем любимом кресле, там в кабинете, на Каменноостровском. Кресло вертящееся, поэтому он сидит, чуть-чуть из стороны в сторону покручиваясь. Улыбка – вроде бы и добрая, но сразу ясно – сейчас язвить начнет. Светочка даже во сне почувствовала, как капля пота медленно скатилась с виска по щеке, защекотала подбородок.
– Болвася ты, болвася, – мягко выговаривал Виталий, водя пальцем по гладкой поверхности стола, как всегда, совершенно пустого. – При чем тут ЭТОТ благообразный старец? Какого облегчения ты от него ждешь? Хочешь посвятить себя посту и молитвам, дурася? Фу, милая, как это скучно… У тебя не получится. – И – сразу же, моментально! – резкий поворот кресла, ладони выставлены вперед – Не надо, не надо, не возражай… Я прекрасно знаю, на что мы способны, когда рассержены. Но не надо, дружище, рвать свою милую розовую попку только для того, чтобы доказать МЕРТВОМУ человеку, что его забыли…
Светочка проснулась среди ночи. Босиком выбежала в гостиную, плохо еще соображая, где находится аптечка, разбудила кого-то из охраны, уронила напольную вазу, вспомнила наконец, где лекарства, запила два «тазепама» минералкой, доплелась до кровати и почти сразу провалилась в вязкий, тяжелый сон. Без сновидений.
Весь следующий день Светочку донимала мысль о том, что (если бы это можно было проверить) там, на Каменноостровском, в пустом запертом кабинете на столе сейчас видны следы его пальца.
Следующим средством, по совету Илоны (вот где фантастика! – впервые в жизни следую Дуськиному совету! То ли мир резко поглупел, то ли я с ума схожу?), стал визит к «бабке».
– Светулик, ты с ней осторожно! – пищала из далекой Швейцарии Илона. – Она знаешь какая крутая! Помнишь Ленку Димкину? Ну, такая, с жуткой задницей? Во-от, так эта бабка Ленке замуж в Италию нагадала! И точно! Ты смотри, не рассерди ее, характер свой не показывай и не жлобись, денег дай!
Сухая, жилистая «бабка», лет пятидесяти, с хитрющими глазами, с порога забубнила-заговорила какими-то невнятными скороговорками, чисто по звучанию напомнившими Светочке с детства ненавистное, выворачивающее язык, колобковское: «Я по коробу СКРЕБЁН, по сусеку МЕТЁН, в сметане МЕШОН, в масле ПРЯЖОН, на окошке СТУЖОН». Потом долго водила руками, закатывала глаза, писала на бумажке состав какого-то спасительного зелья, а под конец нормальным, человеческим голосом потребовала двести тысяч. Светочка, извиняясь, достала полтинник баксов. «Бабка» ломаться не стала, с достоинством взяла бумажку, мельком на нее взглянула и добавила, как будто именно там это и вычитала:
– Не отпустит он тебя. К себе позовет. Да ты не ходи.
Светочка вышла на солнечную улицу с хорошо знакомым каждому русскому человеку ощущением, что его надурили за его же деньги.
Остаток дня она с ужасом ждала ночи, сидя в кресле и сжимая в кулаке упаковку тазепама. Потом оказалось – так и задремала, да так и проспала до утра. Виталий никак не среагировал на Светочкин визит к доморощенной колдунье.
С утренней почтой 29 мая пришло чрезвычайно милое письмецо от Шуманов из Америки. Эта симпатичная парочка (тогда еще не Шуманов и не супругов) училась с отцом на одном курсе. Со Светочкой они до сих пор поддерживали трогательную дружбу. Виталий относился к этому весьма лояльно и даже разрешал Светочке навещать их в Калифорнии. В письме, как всегда, было несколько фотографий с комментариями на обороте. «Дядя Миша учит негра играть на банджо», «Это мы. На заднем плане – памятник Линкольну», «Тетя Ида не решается прыгнуть в бассейн». Немудрено. Если она прыгнет, волной смоет половину лежащих на берегу. Тетя Ида, милейшее и бестолковейшее в мире существо, всегда, сколько ее помнила Светочка, страдала от избытка веса и недостатка вкуса. Причем где-то в глубине души она скорее всего догадывалась, что одета как пугало. Переезд в Америку шестнадцать лет назад полностью ее излечил. Ну, подумайте сами, как можно комплексовать в стране, где БОЛЬШИНСТВО одеты как пугала, а борьба с лишним весом – национальный вид спорта?
Светочка рассеянно перебирала яркие фотографии, пока не наткнулась на одну, без комментариев. Снимок был смазанный, неудачный. Чета Шуманов нечетко улыбалась на фоне какого-то казенного американского небоскреба, угол вообще занимала чья-то случайная макушка. Видимо, Миша с Идой попросили прохожего щелкнуть их вместе, а тот схалтурил.
Письмо было традиционно длинное, занудливое и безвкусное, как попкорн. Светочка честно прочитала его до конца, отложила в сторону и тут же о нем забыла. Нет, конечно, дней через пять-семь – в крайнем случае, через десять – будет сочинен такой же милый, пустой, щебетучий ответ, с традиционным и обязательным приложением – списком нынешних цен на основные товары и услуги в Питере. Особенно беспокоила Шуманов динамика роста цены проезда в метро. По словам этих незлобивых евреев, уехавших во времена застойного медного пятака, у них волосы дыбом вставали по всему телу от наших цен.
Без четверти три, того же 29 мая, зажужжал домофон, и глуховатый голос второго охранника (теперь я уже твердо запомнила, что его зовут Сережа) сообщил, что прибыл гость. А поскольку уже вторые сутки Светочке названивал один настырный тип из варьете «Король», она отреагировала решительным: «На фиг». Через минуту голос в домофоне вновь ожил и уточнил, что фамилия гостя вовсе не Цысюкович, а даже совсем наоборот – Поплавский.
Странное у нас отношение к врачам. Двойственное. Если врач – чужой (в смысле – никогда не копался в ваших кишках и не лазил вам в рот), но при этом – хороший приятель ваших приятелей, мы видим в нем человека, а иногда и консультируемся у него на халяву. Ну, скажем, после рюмочки под грибочки по поводу камней в почках или чирья на попе. А если врач – свой (в смысле – и копался, и лазил), то мы его почему-то ужасно стесняемся и не решаемся пригласить домой на чашку чая (не говоря уж о семейных праздниках). И совершенно напрасно! Врачи – тоже люди. К тому же они вполне умеют держать себя в руках, с легкостью абстрагируются от наших болячек и в домашней обстановке уже не рассматривают нас как бесплатное приложение к нашему радикулиту или грыже.
Светочка ужасно смутилась. Она всегда испытывала некоторые трудности в общении с интеллигентными мужчинами, которым сильно нравилась. Игорь вошел в комнату и смутился тоже. За полгода он, к сожалению, уже успел позабыть, какое сильное впечатление производит эта женщина.
Так они и стояли друг напротив друга в двухуровневой гостиной – Светочка чуть повыше, Игорь – чуть пониже. Момент для простого «здравствуйте» уже прошел, а отношения их, очевидно, не предполагали ни рукопожатия, ни, тем более, поцелуя при встрече.
– Извините, пожалуйста, – осмелился начать Игорь, – но ваш телефон не отвечал…
– Я там больше не живу, – ответила Светочка. Показалось, что немного суховато. – А откуда вы узнали мой новый адрес? – Получилось и вовсе резко.
– Ваш директор… то есть… наш директор… – Игорь запутался и растерянно закончил: – В общем, Юрий Петрович Кашин рассказал мне, как вас найти.
– Вот трепло, – констатировала Светочка. Но тут же изящно извинилась: – Нет, нет, нет, это я не на ваш счет. Если бы по Юриной наводке всегда приезжали такие приятные гости, я была бы только рада. К сожалению, получается наоборот.
Доктор Игорь смешно замотал головой и тут же стал похож на Шурика из «Кавказской пленницы».
– Я совершенно ненадолго, извините еще раз.
– Почему же ненадолго? – Оба почувствовали, как спадает глупое напряжение первых минут. – Вы уже обедали?
– Нет, но…
– Тогда пообедайте со мной.
– Нет, спасибо, я… – Игорю вдруг стало ужасно досадно. В самых смелых мечтах он не разрешал себе выпить с этой женщиной стакана воды. И вот теперь – фантастика! – ему предлагают обедать (!) с ней вдвоем (!) в ее загородном доме (!). Огромные напольные часы авангардного дизайна, стоящие у Светочки за спиной, пробили два раза, с издевкой напомнив Игорю, что до самолета осталось шесть часов. – Я не смогу. Дело в том, что я заехал только попрощаться. Я уезжаю.
– Куда? Насовсем? Но почему вы раньше… Когда вы уезжаете? – Светочка набросала кучу бестолковых вопросов, а под конец жалобно добавила: – Ну хоть кофе попьете?
Они сели на мягкий диван. Светочка в очередной раз с неудовольствием отметила про себя, что на таком диване, безусловно, очень удобно валяться, задрав ноги на спинку, но никак не пить кофе. Легче, наверное, просто сесть на корточки рядом со столиком.
Теперь они наконец могли поговорить. Много. Долго. Интересно.
Они пили кофе и молчали.
– Куда вы едете? – спросила наконец Светочка невыносимо светским тоном.
– В Париж, – просто ответил Игорь, хотя внутри у него, как всегда, что-то сладко вздрогнуло при этих словах.
– Работать?
– Да.
– Будете свой аппарат совершенствовать?
– Аппарата давно нет, – жестко ответил Игорь, пресекая дальнейшие вопросы.
– Хорошо. Я поняла. – Светочка кивнула, но упрямо продолжила: – Всего один, последний вопрос можно? – Игорь кивнул. – А вы сами – никогда не пробовали?
– Нет. – Игорь помолчал, раздумывая, продолжать ли? – Но знаете, – решился, – ужасно завидовал своим пациентам. Прямо представлял себе – сейчас брошу работу, отключусь…
– И?..
– И пойду с красивой девушкой за руку по Ленинграду гулять. – Игорь смело посмотрел Светочке в лицо.
– Почему именно – по Ленинграду?
– Да просто – хочу, чтобы год семьдесят пятый, семьдесят шестой был… Ну то есть такие, какими я их помню… – Он замолчал, потому что дальше уже шли нюансы действия аппарата.
– Ой, да что же я? – спохватилась вдруг Светочка. – Надо же «на дорожку»! Что вы пьете?
– Вообще-то я пью медицинский спирт, – важно ответил Игорь и сам же засмеялся. – Спасибо, ничего не нужно. Я на машине. И к тому же – на чужой. Зачем мне неприятности перед отъездом?
– Ерунда, – решительно отрезала Светочка. – Вас отвезут. А уйти без «посошка» – это не по-русски. Вам коньяк или лучше все-таки водку?
– Водку, – ответил Игорь, понимая, что умение повелевать – это врожденное.
Уехал. Светочка вернулась в гостиную, где на столике тоскливо приткнулись пустые рюмки. Какой странный визит. Недосказаность, недоделанность, сплошное «недо-». Как будто свербило в носу, свербило, да так и не чихнулось. Хоть бы в любви признался, что ли?
Пакет еще какой-то дурацкий оставил. Перед самым уходом в холле протянул небольшой сверток.
– Не волнуйтесь, – сказал, – ничего там страшного нет, можете открыть.
Да уж, конечно, открою…
Что-о-о?! Кажется, у кого-то съехала крыша. «Александру Самойлову». Крупными буквами на коричневой бумаге. Внутри – коробка из-под лекарств. Дискета, какие-то списки с фамилиями и адресами и две запаянные ампулы без маркировки.
Светочка стояла в холле, растерянно глядя на себя в зеркало. Похоже на то, милая девушка, что вас попросту использовали. В качестве почтового ящика. Но какого черта? При чем здесь Самойлов? Этот наш деревенского вида одноклассничек стал что-то подозрительно часто мелькать в нашей пьесе…
Светочка страшно разозлилась. Мысли полезли – одна другой гаже: во-первых, выбросить эту дрянную посылку, а еще лучше – сжечь. В камине. Во-вторых, позвонить Бритому «на радио» и завернуть его домой. Пусть этот доктор-обманщик сам разбирается с гаишниками… «Мадам, – заметил бы Виталий, – не пойти ли вам торговать квасом?»
Ни одна из этих добрых идей так и не успела реализоваться, так как закурлыкал телефон.
– Светлана! – Чей это такой знакомый голос? – Это снова Поплавский. – Светочка не произнесла ни одного из тысячи самых обидных и сердитых слов, которые просились с языка. Они, как толпа перед открытием универмага, сами себе перекрыли выход. – Я подумал, вы уже, наверное, посмотрели посылку? – Как я злюсь на мужиков, которые умеют предугадывать мои поступки! – Вы скорее всего рассердились… Я вас очень прошу: не надо. Если посылка понадобится, Самойлов сам вам все объяснит. А если нет… Не берите в голову, бросьте в чулан. У вас есть чулан? – Светочка улыбнулась. – Большое спасибо вашему водителю, что разрешил позвонить. – Маленькая пауза с тихим смешком. – Надеюсь, вы не сразу швырнули пакет в камин? – Светочка не выдержала и рассмеялась. – До свидания. Вы очень красивая.
– Счастливого пути! – Нет, не успела, отключился.
Продолжая улыбаться, Светочка сложила все обратно в пакет и сунула его в один из стенных шкафов в холле.
Прибежали Гриша с Дашей – потребовали гулять.
Набродились с ними… Надышались, навозились.
А вот домой почему-то пришли в полной тоске.
Светочка спускалась по тропинке к дому, ощущая себя несчастным брошенным ребенком, родители которого ушли на целый вечер в гости.
Ну что тебе до этого Игоря? Ну, уехал. Что ты, Парижа не видела?
Господи, как представлю, что сейчас вернусь домой, опущу свое холеное, никому не нужное тридцатитрехлетнее тело в душистую ванну, волью в него, тело то есть (а не ванну, конечно!), ма-аленькую рюмочку коньяку и большо-ой стакан апельсинового сока… А потом положу на подушку ухоженную голову, набитую не раз уж перевернутыми и перетряхнутыми мозгами, и прикажу себе: спать…
Виталенька, где ты?..
Стоп, милая, стоп. НЕЛЬЗЯ ЛЮБИТЬ МЕРТВОГО ЧЕЛОВЕКА. Разговаривать с ним, думать о нем каждую минуту, видеть каждую ночь во сне и ждать его оценки ВСЕХ своих нынешних поступков. Это противоестественно, болезненно глупо, ненормально и… прочие подобные эпитеты, подбирай сама.
Бритый сидел на заднем крыльце, накинув на плечи спортивную куртку. «…as», – заметила Светочка, проходя мимо него и отдавая поводки. Наверное, хвост от «adidas».
Стоп. А теперь смотри. Думай внимательно.
Знакомое чувство? Вспоминай.
Школа. Восьмой класс. Стоишь у доски с пустой башкой и в отчаянии смотришь на одноклассников. А там! Подсказывают все кому не лень. Бисярин бьет себя кулаком по голове. Мирохин, наоборот, дергает Рычихину за светлую кудряшку, а потом совершает загадочные волнистые движения руками от макушки к плечам. Ольга морщится, но терпит, одновременно показывая на пальцах: «три». А Юрий Лазаревич, нетерпеливо постукивая карандашом по столу, невыразимо ласково вопрошает:
– Ну, так как, Жукова? Что же это у нас такое: действие равно, как вы говорите, противодействию? Повесть Солженицына? Или, может быть, статья Уголовного кодекса? – Очень интеллигентный человек.
У Светочки в голове вдруг разъяснивается, ухищрения одноклассников вдруг сновятся понятными:
– Третий закон Ньютона! – звонко отвечает Жукова, улыбаясь Бисярину. И отправляется на место, получив долгожданную свободу и «тройку» в журнале.
В 00.17 ночи, уже 30 мая, Светочка вскочила с дивана, уронив телевизионный пульт и рассыпав содержимое пепельницы. Смотрите, дети, сейчас отсюда вылетит птичка. Щелчок. Птичка.
Итак, дано: доктор Игорь со своим аппаратом и ПУТЕШЕСТВИЯ НА ЗАКАЗ;
фотография Шуманов на фоне НЕБОСКРЕБА;
две буквы «AS» на спортивной куртке.
Складываем и получаем: Агентство «ALTERNATIVE SERVISE», где вам за деньги ответят на любой вопрос из серии «что? где? когда?».
Светочка зачем-то бросилась к телефону, затем к двери… «Спокойствие, господа, – сказал бы Виталий. – Поезд ушел. Нанимайте дрезину».
Что же делать? Фирма «AS» НЕ существует в реальности. До нее можно добраться только… Господи, но он же сказал: аппарата давно нет. «Нет, так купим», – сказал бы Виталий. Точно! Дадим доктору Игорю денег, и он восстановит аппарат!
Светочка села на диван и закурила. Спокойненько обдумаем, что нам делать дальше. Позвоним в этот – как его? – Нейроцентр, узнаем, куда уехал работать доктор Поплавский. Через консульство выясним, где он остановился в Париже… Неплохо бы, кстати, проверить, действует ли еще наша французская виза.
Кажется, как засыпала с улыбкой, так и проснулась. Но утро началось не слишком-то удачно. Первый же звонок в Нейроцентр обернулся такой лошадиной дозой хамства (да простят меня лошади), что у Светочки защипало в носу. Пришлось срочно разыскивать «мальчика для особых поручений» – бывшего референта Виталия. Кирилл недавно открыл свою маленькую фирму, но узнав Светочку, выразил желание помочь немедленно, без квитанций и предоплаты.
– Сутки, Светлана Вениаминовна, максимум – двое, – сказал он, выслушав и записав Светочкину просьбу. – Вас устроит? Сейчас очень много заказов, сезон отпусков начинается, знаете ли… Но если вам нужно срочно…
– Сутки меня вполне устроят. – Все-таки терпеть не могу «голубых». Особенно тех, которые хорошо маскируются.
«А потом позвонили мартышки…»
Илонка прорвалась в неурочное время, ни свет ни заря – в половине двенадцатого! – и сразу начала причитать противным булькающим голосом:
– Светик, птичка моя, у меня уже сил никаких нет… Этот говнюк опять дома не ночевал! И телефон, сволочуга, отключил!.. – Какие славные эпитеты в адрес любимого мужа. – Наверное, опять где-то квасит, свинюка!
– Не должен, – терпеливо успокаивала Светочка, – у него сегодня встреча важная. – Эффект получился обратный.
– Ну, все, – трагически воскликнула Дуська. – Не пьет, значит, трахается. У, гадина! Завтра же приеду – разберусь с ним! Поотрываю все, к чертовой матери!
– Никуда тебе ехать не надо. – Господи, как же ты мне надоела! – Куда ты полетишь, беременная?
– Да уж, гнида, знает, что я с пузом своим сейчас неподъемная… Ладно, рожу – все ему припомню! Светик, солнце, прошу тебя, рыба, найди ты этого урода. Пусть обязательно, слышишь, обязательно мне сегодня позвонит! Сегодня! Мне завтра бабки за больницу отдавать, а я еще не решила, где рожать буду. Говорят, в горах легче идет, ты не знаешь?
– Я не в курсе, – холодно ответила Светочка.
– Боюсь ужасно… Ладно, потом. Да, еще! У тебя какая группа крови?
– Четвертая, кажется. – Это-то ей зачем?
– Вот. А у меня – первая. – Трагическое молчание. – Я так и знала.
– Что еще случилось?
– Мне сказали, что у меня очень редкая группа, нужно на всякий случай внести аванс и заранее заказать! – А ты небось хотела на халяву у меня позаимствовать? Вот уж – хренушки. Ни капельки не получишь. Денег у твоего Юры навалом, оплатит.
– Ну так и закажи… – Надоела ты мне! Надоела-надоела-надоела!
– Да уж, придется… В общем, Светик, ты найди его и передай, хорошо? Все, птичка моя. Пока, целую.
– Пока. – Вот радости-то вагон: Юру по Питеру разыскивать.
А, чуть не забыла! Я же знаю, где он сегодня будет! На каминной полке стояло приглашение на банкет от «Петер-экстры». Юра обожал подобные мероприятия, а к этому готовился особенно тщательно. Особый случай. Юра, как генеральный директор, будет произносить программную речь. Так сказать, о перспективах. Кажется, весь город знает о существовании этой речи и конфликте Юры со своим секретарем. Молодой человек с университетским образованием со слезами на глазах, говорят, доказывал шефу, что времена речей «по бумажке» давно прошли. А Юра, говорят, наотрез отказывался учить речь наизусть. Любопытно будет послушать, что из этого всего получится.
Светочка сообщила Бритому, что на сегодняшний вечер форма – парадная, по классу А, вдела в уши свои любимые гвоздики-бриллиантики и задумчиво остановилась перед раскрытым шкафом.
Прямо перед глазами висело очень миленькое, голубое с серебром. Светочке оно нравилось ужасно. Но рука не поднималась снять его с вешалки. В ушах стояло Виталиковское: «Солнце, ты в нем похожа на престарелую Мальвину». Ну и вкус у человека! Однажды, после трехчасовых сборов в гости, Светочка, доведенная его придирками до белого каления, зло бросила:
«Тебе бы гардеробщиком у английской королевы работать!»
Виталий польщенно улыбнулся и спокойно ответил:
«Подумаю над твоим предложением, когда выйду на пенсию».
Все. Хватит страдать. Надеваем бледно-лиловое, с открытой спиной и розочкой на заднице. Плевать нам на всех.
Юрий наш Петрович относился к той специальной и довольно многочисленной категории мужчин, которые, переспав с женщиной, тут же считают ее шлюхой, а получив отказ, называют «другом».
– Светик, здравствуй! – Вот именно так, расталкивая животом гостей, мы спешим навстречу «лучшему другу Светику». Подчеркнуто целомудренный поцелуй, деликатно приобняли за плечи, проводили на самое почетное место. Представляю, зайка, думала Светочка по пути, сколько грязи ты вылил на меня в разговорах со своими дружками-собутыльниками в ваших кабаках да саунах…
– Тебя Илона с утра разыскивала.
– Меня? А почему у тебя? Чего у Дуськи, совсем крыша съехала? – Это мы тоже у Виталия переняли – жену любимую Дуськой называть. Вот раздолье мужику – баба беременная в Швейцарии кантуется, дитя будущее к европейскому комфорту приучает, а мужик здесь… А, пошел ты на фиг, мне про тебя даже думать не интересно.
– Позвони ей обязательно. Она тебя очень искала. – Все. Поручение выполнили. Закрой рот, придурок, я с тобой уже наобщалась. Ах нет? Наш разговор, оказывается, еще не окончен?
– Доктор-то наш уехал, слышала? – И рожу такую гадкую скроил, как будто мы у Поплавского вместе от трипака лечились!
– Слышала. Он ко мне приезжал. Попрощаться. – Зря сказала. Он, кажется, сейчас обделается от любопытства.
– Ого! Какая честь! – Да что ты понимаешь в чести, лапоть? Светочка сделала еще одну попытку вырваться от гостеприимного хозяина. – Кстати, знаешь, закрываю я эту контору.
– Какую?
– Да «Селедку» эту долбаную. Возни с ней – выше крыши, а дохода – тьфу! – Это он про «Фуксию и Селедочку», что ли? – И еще, знаешь… – Юра подвинулся ближе и попытался изобразить «доверительный тон». Но добился лишь того, что Светочка отчетливо поняла: одеколон «HERERA» и не меньше двухсот коньяку.
А вот настоящий «доверительный», каким умел владеть Виталий… Бывало, заговорит с клиентом: едва уловимый, музыкальный перелив голоса, чуть приглушенные окончания слов, словно неожиданно вырвавшееся ласковое слово… И вот уже разомлевший и раскисший клиент склоняет голову ему на плечо, а рука сама тянется и подписывает нужные бумаги… Нет, что ни говори, Юре «доверительный тон» противопоказан. При малейшей попытке перейти официальные границы общения вам уже кажется, что Юрина рука у вас по локоть за пазухой.
– Мне один экстрасенс знакомый сказал, – продолжал Юра, понижая голос, – что там, на Петроградской, оч-чень нехорошее место. И правда, я заметил: как туда ни заеду – башка потом просто раскалывается! Опять тут на днях, блин, позавчера, как раз с доком прощались, опять прихватило! Да чего – я! Там мужик один, – мы как раз с доком выходили, – а он зашел. Так тот вааще – сразу скопытился! Глаза закатил – и на пол хлоп! И главное – был бы рахит какой-нибудь, больной, так нет! Моряк вроде… Он, прикинь, когда отрубился, все свои бумаги, на фиг, по полу разбросал. Я его паспорт моряка видел… Я почему запомнил – фамилия у него – Самойлов, как у нашей бухгалтерши, прикинь?..
Светочка почувствовала, что у нее запылали щеки. На ее счастье, в этот момент в зал вплыли две сильно перекрашенные пигалицы, которые с резким взвизгом: «Юрася!» – сиганули Юре на шею.
– Мне нужен компьютер, – приказала Светочка Бритому, выходя.
– Сейчас? Здесь?
– Нет, на дом. Найди, пожалуйста. Срочно.
– Что-нибудь навороченное? Работать или…
– Просто просмотреть дискету. – Надеюсь, доктор Игорь ее не кодировал.
Светочка вела машину сама. Прохладный летне-вечерний воздух врывался в открытое окно. На заднем сиденье Бритый придерживал коробку с монитором.
И почему мне сразу не пришло в голову просмотреть дискету?
…Ну и что? Какие-то бесконечные графики. Судя по всему, эти кривули имеют прямое отношение к аппарату. Здесь нашлась и моя фамилия, и Юрина, и Илонкина. И, конечно, «Антонов Виталий Николаевич».
Понятней не стало.
Светочка еще раз перетрясла и пересмотрела коробку. Бумаги оказались еще неинтересней дискеты. Адреса, фамилии. Ни одной знакомой. Какие-то устрашающие диагнозы… Ого! Записка! Написанная от руки, с многочисленными исправлениями и зачеркиваниями. Видно, что писали второпях:
«Саша, никак не пойму – вы (зачеркнуто) герой или (зачеркнуто) мелкий авантюрист? Тем не менее передаю все, что осталось от (зачеркнуто) моей деятельности с аппаратом. Как вы помните, тот, что стоял в „ФиС“ е (зачеркнуто), разгромил ваш неугомонный приятель. Второй аппарат, стоявший в отделении, я разобрал сам (зачеркнуто), можете не проверять. Таким образом, действующих аппаратов больше нет. Впрочем, (зачеркнуто несколько строк) вам, они, похоже, и не нужны. Пожалуйста, будьте осторожны с вашими (зачеркнуто) способностями. Отдаю вам последние две ампулы с SD-стимулятором. Если вам взбредет в голову снова залезть кому-то в душу, проследите, чтобы не позднее чем через полчаса „по возвращении“ вам был сделан укол (внутривенно). Вспомните, что стало с вашей бабушкой (много зачеркнуто).
Несмотря ни на что, с уважением,
И.Поплавский
28.05.96
P.S. А про крыс, извините. На самом деле ничем помочь не смогу».
Очень интересно, доктор Игорь. А вы, оказывается, интриган. Любопытное письмецо. Особенно то место, про «способности». Какими это, интересно спросить, «способностями» обладает этот пресловутый Самойлов? Странно. Кто бы мог подумать, что Сашка Самойлов, всегда похожий на удивленного бычка, на что-то там еще «способен»…
Светочка аккуратно уложила все обратно в коробку из-под лекарств.
А мы даже и искать его не будем. Если ему так надо, пусть ищет сам. Но все-таки почему доктор Игорь отдал приманку именно Светочке?
Голова раскалывалась. Светочка решила принять ванну. Проклятый звонок вызова прислуги опять не работал. «Завтра уволю электрика», – злорадно подумала Светочка. Нарочно громко хлопая дверями, она направилась в комнату «домоправительницы».
Вначале показалось – там никого нет. На всякий случай Светочка щелкнула выключателем.
