Глава 14
Сплошная некромантия

Утром опергруппа собралась в кабинете Кондакова. Нельзя сказать, что настроение было похоронным, но и обычных шуточек сегодня что-то не слышалось.

Ваня, на шее которого уже болтался хасидский амулет, вручённый ему чуть ли не силой, вновь и вновь прокручивал видеосюжет, снятый через окно злосчастной квартиры. Людочка красила ногти, что для неё всегда служило некой психологической разгрузкой. Цимбаларь, уже созвонившийся с Анатолием Иосифовичем из налогового ведомства, ожидал от него каких-то важных известий. Кондаков составлял список имущества, необходимого для восстановления пострадавшей квартиры.

– Так… – листая телефонный справочник, бормотал он. – Насчёт дверей я договорился. Двери вставит фирма «Стальной щит»… Заварочный чайник отдам свой. Есть у меня хороший заварочный чайник, привезённый из Анголы… Зеркало придётся купить в антикварном магазине.

– А что такое? – осведомился Цимбаларь. – Разве продукция Московской зеркальной фабрики уже не устраивает наше население?

– Оказывается, это было венецианское зеркало, – тяжко вздохнул Кондаков. – Девятнадцатый век… Ладно, с зеркалом я как-нибудь разберусь. Осталась только кошка.

– Неужто горемыкинскую кошку пришибло? – сразу оживился Ваня.

– Да нет, просто сбежала с перепугу, – ответил Кондаков. – Но, похоже, надежд на возвращение не имеется.

– Мало ли бездомных кошек по задворкам бродит. Поймай любую, лишь бы масть соответствовала, – посоветовал Цимбаларь.

– Дело в том, что это была какая-то особая кошка, – пояснил Кондаков. – Редчайшей породы… Буду обзванивать все клубы любителей кошек.

– Разорит тебя эта старушка, – с сочувствием сказал Цимбаларь.

– Почему одного меня? – Кондаков сделал удив– лённое лицо. – Вместе квартиру штурмовали, вместе и расплачиваться придётся.

– Меня там вообще не было, – запротестовал Ваня. – Я на каланче сидел.

– Забыл, из-за кого вся эта каша заварилась? – с недобрым прищуром поинтересовалась Людочка. – Кто нас в эту авантюру втравил? Сам знаешь, наводчику положен не только первый куш, но и первый кнут. И чтоб мезузу три дня носил не снимая!

– Она же тяжёлая, словно гиря, – заныл Ваня. – Я шею сотру. И пахнет от неё противно.

– Стерпишь, – отрезала Людочка. – От неё пахнет историей, а от тебя пивом «Балтика». Ощущаешь разницу?

Зазвонил телефон, и Цимбаларь, отстранив руку Кондакова, сам взял трубку. Как он и ожидал, это был Анатолий Иосифович, оказавшийся человеком слова, что по нынешним временам считалось большой редкостью.

– В общем, перетёр я этот вопрос с кем положено, – барственным баритоном сообщил он. – Конкретных фактов мне, конечно, не назвали. Но если я правильно понимаю довольно прозрачные намёки, проблема шулера с родинкой на загривке хозяев уже не волнует. Нет больше такой проблемы, понимаешь? И уже месяца два как нет.

Поблагодарив горемыкинского дружка за ценную информацию и положив трубку, Цимбаларь задумчиво произнёс:

– Нет проблем, значит, нет и человека. Так, по-моему, следует понимать эти слова.

– Куда же он делся? – Кондаков на какое-то время забыл даже о пропавшей кошке. – Испарился?

– Всё может быть. Если кувшин повадился ходить за водой, то долго ему не протянуть. Либо горлышко отобьют, либо донышко вышибут.

– Считаешь, замочили его? – осведомился Ваня.

– Скорее всего. И уже довольно давно. Зря мы в казино жизнь прожигали.

– Что же ты предлагаешь? – Далеко отставив руку, Людочка любовалась своими ногтями, имевшими почему-то фиолетовый цвет. – Рапортовать о провале расследования?

– Ничего я не предлагаю, – пожал плечами Цимбаларь. – Даже если Игоря и убили, бетил, скорее всего, перешел в другие руки. Например, случайного прохожего, первым наткнувшегося на труп. Милиционера, осматривавшего место происшествия. Водителя труповозки. Санитара морга. Да мало ли кого ещё… Не исключено, что он ненужной вещью валяется сейчас в каком-нибудь хранилище вещдоков. Для нас, наверное, это самый лучший вариант. Ещё неизвестно, как поведёт себя бетил, оставшийся без конкретного хозяина.

– А если его вместе с хозяином на две сажени закопали под землю? – возразил Кондаков. – Или утопили где-нибудь в Бабаевском пруду?

– Нет, у бетила есть хозяин, – твердо сказала Людочка. – Не знаю, новый или старый, но есть. Иначе он не стал бы оказывать нам такое активное противодействие.

– Тоже верно, – кивнул Цимбаларь. – Значит, нам, как и прежде, нужно искать Игоря. Но на сей раз уже его хладный труп. А потом брать на заметку всех тех, кто к этому трупу хотя бы приближался, включая уличных мальчишек и дворников. Счастливые перемены в судьбе кого-то из этих людей, случившиеся за последние два месяца, и подскажут нам, какая кошка мясо съела… Подходит вам такой план?

– Другого всё равно нет, – буркнул Ваня.

– Тогда пусть каждый сам выбирает сферу приложения собственных усилий.

– Я, как всегда, вольюсь в ряды изгоев общества, – сказал Ваня, дёргая мезузу так, словно это была петля, предательски наброшенная ему на шею. – А потом под рюмку стеклоочистителя или под затяжку анаши буду выспрашивать у бомжей о всех загадочных убийствах, случившихся в конце лета, особенно если след от них тянется к казино.

– Ну а я поработаю с убойными отделами, сотрудники которых обязаны выезжать на каждый огнестрел, – сообщила Людочка. – Уверена, что нашего клиента не задавили шнурками от ботинок и не зарезали кухонным ножом, а пристрелили по всем правилам киллерского ремесла. Кроме того, не следует забывать, что его труп, по всей видимости, окажется в разряде неопознанных, поскольку Игорь жил по фальшивым документам.

– Одна ты этот воз не потянешь, – сказал Цимбаларь. – Нужно будет и очевидцев допрашивать, и старые дела поднимать, и, возможно, даже проводить эксгумации. Давай разделим работу. Я возьму центр и южные округа, а ты всё остальное. Договорились? Ну вот и ладненько… А ты, Пётр Фомич, почему молчишь, как баптист на присяге?

– Ребята, дайте мне возможность до конца разобраться с этой проклятой квартирой, – попросил Кондаков. – Как только старая фурия снимет все свои претензии, я немедленно присоединюсь к вам.

– Быть по сему! – изрёк Цимбаларь.

Два очень разных и совершенно незнакомых человека – Халявкина и Анатолий Иосифович – сходились в одном: помеченный сердцеобразной родинкой игрок, беспощадно обиравший все столичные казино подряд, исчез около двух месяцев назад. Поэтому Людочка первым делом засела за изучение оперативных сводок, поступавших в конце июля и в августе.

Огнестрелы со смертельным исходом случались чуть ли не каждый день, но личность большинства жертв устанавливалась почти сразу и их со стенаниями или со скрытым облегчением забирали родственники, чтобы в соответствии с национальными традициями предать земле.

Впрочем, хватало и неопознанных трупов. Из них Людочка выбирала мужчин зрелого возраста, прилично одетых и имевших славянскую внешность (было весьма сомнительно, что Игорь рискнёт придать себе сходство с кавказцем, а тем более с африканцем).

По каждому интересующему её случаю Людочка звонила в местные органы милиции, проводившие расследование, а то и в прокуратуру. Несколько раз она выезжала к территориалам и на месте изучала фотографии уже кремированных покойников.

К сожалению, все старания были тщетны. Несколько многообещающих ниточек привели в тупик. У Цимбаларя дела обстояли примерно таким же манером. Ничего не дали и Ванины хождения в народ.

Оставались две версии – либо Игоря убили где-то за пределами столицы, и тогда для дополнительных поисков понадобится ещё несколько недель, либо труп тщательно спрятали, а то и уничтожили, о чём заранее предупреждал Кондаков. Впрочем, второй вариант казался маловероятным – так поступали убийцы-бытовики и убийцы-сериальщики, но отнюдь не профессиональные киллеры, одного из которых, вне всякого сомнения, и наняли хозяева казино.

Имелось и ещё одно заведение, где можно было получить информацию о неопознанных трупах, – бюро регистрации несчастных случаев. Здесь бесхозных покойников дактилоскопировали, фотографировали в разных ракурсах, составляли словесный портрет, а уж потом передавали в распоряжение ритуальной службы.

Перед Людочкой сложили целую стопку картонных карточек, от одного взгляда на которые кровь стыла в жилах – были здесь и утопленники, и удавленники, и жертвы дорожно-транспортных происшествий, и расчленёнка, и просто обуглившиеся человеческие костяки.

Людочка со свойственным ей усердием просмотрела все карточки, но ничего полезного для себя вновь не обнаружила. Тогда она попросила позволения лично переговорить с людьми, которые оформляют документацию на неопознанные трупы.

Подобные мероприятия никогда прежде не практиковались, но в ясных глазах девушки было столько мольбы, что здешний начальник – седой как лунь, но ещё не одряхлевший душой подполковник – вынужден был уступить.

Беседа состоялась в маленькой комнате отдыха, где две немолодые, усталые женщины хлебали домашние щи, разогретые в микроволновке. Людочка рассказала, что ищет человека, убитого примерно два месяца назад, о котором известно очень немногое: пол мужской, возраст тридцать-сорок лет, холёная внешность, а на задней поверхности шеи имеется родимое пятно в форме сердечка.

Одна женщина ничего такого не помнила, а вторая весь август провела в отпуске.

– Вам надо Дуню спросить, – посоветовала она. – Дуня меня подменяла.

Выяснилось, что эта Дуня, а точнее, Евдокия Максимовна Начинкина с некоторых пор находится на пенсии, но охотно подменяет своих товарок, уходящих в отпуск. Ни телефона, ни мобильника у Дуни не было, а проживала она в частном секторе где-то в Мякинине.

Неизвестно почему, но сердце Людочки дрогнуло. Предчувствие, которому она обычно не слишком доверяла, подсказывало, что сегодня наконец-то придёт удача. А может, так бывает всегда, когда остаётся один-единственный шанс?

Короче, она вызвала Цимбаларя, и спустя минут тридцать-сорок «Ситроен», формально принадлежавший Халявкиной, уже катил по Волоколамскому шоссе.

На прямой вопрос Людочки он откровенно ответил, что по-прежнему получает от Саломеи Давыдовны по пятьдесят долларов в день, хотя в казино больше не ходит. Эти деньги Цимбаларь называл компенсацией за моральный и физический ущерб, недавно нанесённый Ване Коршуну.

Усадьба Евдокии Начинкиной представляла собой как бы последний бастион деревенского мира, к которому со всех сторон подступали многоэтажные цитадели урбанизации. И дом, и все относящиеся к нему хозяйственные постройки официально считались снесёнными, что, впрочем, не мешало благоденствовать здесь ни самой Евдокии Максимовне, ни рыжей корове, ни двум тёлочкам, ни целому стаду коз.

В настоящий момент хозяйка-пенсионерка, сложением и повадками напоминавшая отставного капрала, рыла яму для закладки компоста.

Выслушав Людочку, она отставила лопату в сторону и сказала:

– А то как же! Отлично помню этого жмурика. В августе я им занималась, тридцатого числа. Последнее мое дежурство было, вот в память и запало.

– Как он выглядел? – едва удержавшись, чтобы не перекреститься, спросила Людочка.

– Да как все мертвецы! Синий, холодный. Видно, что в морге лишнего повалялся. Душок от него шёл, и на руках уже трупные пятна появились… Меня что удивило: в сопроводиловке было ясно сказано, что труп женский, а у него, простите за выражение, мудьё по колено. Подивилась я такому обстоятельству, но всё сделала как положено. И отпечатки пальцев сняла, и приметы описала, и фотографии на бланк наклеила, которые наш фотограф заранее сделал. Я на покойницкой службе, считай, лет тридцать. Порядки знаю досконально, хотя университетов не кончала. На родинку эту я сразу внимание обратила – ну в точности сердечко. Хотя родинки мы в особых приметах редко указываем, только если у покойника лица нет. А у этого с лицом всё в порядке было. Родной человек сразу бы узнал.

– Вы номер карточки помните? – спросила Людочка.

– Не помню. – Евдокия Начинкина вновь взялась за лопату. – Так ведь это не трудно узнать. Позвоните в бюро и назовите дату, тридцатое августа. Я в тот день всего двух покойников оформила – этого мужчину с родинкой и девочку, изгрызенную собаками.

– Скажите, пожалуйста, а какова причина смерти?

– Застрелили родимого.

– Куда попали пули?

– Да весь он был в дырках. Нас это не касается. Пусть дырки милиционеры считают, которые должны убийцу искать…

Спустя ещё пару часов Цимбаларь и Людочка, имея на руках идентификационную карточку неопознанного трупа, явились в отдел милиции, на территории, подконтрольной которому, этот труп когда-то и обнаружили.

Найти здесь какие-либо концы было не легче, чем в кавказском ауле, спаянном кровным родством и круговой порукой. Чужака, даже размахивающего грозным удостоверением, поджидала масса препон – официальных, полуофициальных и закулисных. Иван кивал на Петра, Пётр на Ивана, а тот отсылал к вышестоящему начальству, которое, как нарочно, отсутствовало.

Тем не менее кто-то из давних знакомых Цимбаларя тишком указал на инспектора патрульно-постовой службы, дежурившего в ту злополучную ночь.

Инспектор, как бы загипнотизированный лучистым взором Людочки, стоявшей за спиной Цимбаларя, юлить не стал. Ознакомившись со всеми нюансами деликатного дела, ради которого сотрудники особого отдела явились сюда, он начал свой безыскусный рассказ:

– Тут, понимаешь, и смех и грех. Ночь выдалась поганая, с грозой, с бурей. По мостовой буквально реки текут. Ливнёвка не справляется. Уличное освещение то и дело гаснет. Я своим ребятам сразу сказал: добром это дежурство не кончится. И как накаркал! В три часа ночи какая-то шестёрка сообщает, что неподалеку от развлекательного центра «Бункер» лежит мёртвая дамочка…

– Подожди, – перебил его Цимбаларь. – В этом «Бункере» рулетка есть?

– Там всё есть! И рулетка, и карточные столы, и игорные автоматы. Клиенты денег не жалеют. Вот профурсетки и вьются поблизости, как мотыльки. Внутрь их стараются не пускать. За год это уже второй случай, когда возле «Бункера» бабу губят. Правда, первую ногами забили.

– Когда это было? – спросил Цимбаларь.

– Да зимой ещё. Помню, снег лежал. Наркоманы отличились. Мы их потом задержали.

– Ладно, рассказывай дальше.

– Ну выехали мы туда, конечно. Как глиссер шли, по брюхо в воде. Действительно, дамочка лежит на тротуаре, калачиком свернувшись. Уже холодная. Кровь дождем смыло, но похоже, что огнестрел. Средних лет, одета с претензиями, хотя не проститутка. Этих я за версту узнаю. В ушах серёжки, на шее кулон, на пальце колечко с камнем.

– Неужели при ней не было сумочки? – не выдержала Людочка.

– То-то и оно. Мы всё вокруг аккуратненько обшарили. Наверное, кто-то до нас подобрал. Вместе с деньгами и паспортом. Вот и осталась дамочка безымянной.

– Личность звонившего установили?

– Нет. Анонимный звонок из автомата.

– А может, она из «Бункера» шла?

– Заглядывали мы туда. Швейцара и охранника на место происшествия водили. Не признали они дамочку… Потом эксперты подъехали, прокуратура, медики. Составили протокол осмотра, всё, что надо, сфотографировали. Украшения я с неё снял, чтобы не затерялись. Сейчас они у следователя в сейфе лежат.

– Ты лучше скажи, как эта женщина в итоге мужиком оказалась? – в упор спросил Цимбаларь.

– Я и сам удивляюсь. – Инспектор блудливо улыбнулся. – С виду натуральная женщина была, побей меня гром! Ресницы накладные, стрижка мелированная, на губах помада. Да и лежала она как-то по-бабски… Это потом в морге всё перепутали. Они виноваты! Вы лучше туда езжайте.

– Да были мы уже там! – махнул рукой Цимбаларь. – Бардак ещё похлеще вашего. Невостребованные трупы штабелями лежат, а холодильники забиты голландскими розами. Санитары пьяные… Они покойника той ночью раздели в спешке и не посмотрели, что по бумагам он женщиной числится. Решили, наверное, что он трансвестит какой-то. Отсюда и началась путаница. А потом ваши следаки спохватились, что жертвы преступления нет как нет. Ну и спустили дело на тормозах. Один хрен оно глухарём висело. Так и ушел неопознанный труп в крематорий.

– Все мы там когда-нибудь будем, – философски заметил инспектор.

– Из какого оружия её убили?

– Похоже, что из пистолета. Хотя гильз потом так и не нашли.

– Куда попали пули?

– Две сюда, – он приложил руку к левой стороне груди. – И одно в голову. Прямо в глаз.

– В какой?

– Сейчас… – Инспектор задумался, поочередно прикрывая то один, то другой глаз. – В правый… Да у нас всё заснято. Можете сами посмотреть.

– Обязательно посмотрим.

Рассматривая цветную фотографию, на которой было изображено мёртвое белое лицо с растёкшимся гримом и страшным чёрным пятном на месте вытекшего глаза, Кондаков сказал:

– Вот, значит, как выглядел Игорь в своей последней ипостаси. Ни мужик, ни баба, а какой-то бесполый паяц… Арлекино, Арлекино… Считаете, это работа Окулиста?

– Вне всяких сомнений, – кивнул Цимбаларь. – Его почерк. Два-три выстрела в туловище, обычно в сердце, потом контрольный выстрел в глаз. Всегда в правый.

– Когда Окулист начал действовать?

– В прошлом году. Но это были единичные эпизоды. Одно, редко два покушения в квартал, и не всегда безупречно исполненных. Убивал он тогда в основном мелкую сошку. Тех, кто самостоятельно выносит мусор и ходит в булочную без охраны.

– А с сентября пошли убийства одно другого круче, – добавила Людочка. – На совести Окулиста банкир Сарнацкий, депутат Молодцов, криминальный авторитет Шрубко… Человек поймал свою птицу удачи. Правда, клюв и когти у неё в человеческой крови.

– То есть вы оба не сомневаетесь, что бетил у Окулиста? – Кондаков перевёл взгляд с Людочки на Цимбаларя.

– Если и сомневаюсь, то вот настолько. – Цимбаларь продемонстрировал верхнюю фалангу своего мизинца. – После убийства Шрубко его преследовали по пятам, загнали буквально в угол, а он исчез, как по мановению волшебной палочки.

– Подождите. – Кондаков прищурился. – Если не вдаваться в нравственные категории, мечта убивать в чём-то сродни мечте сочинять стихи. Или мечте делать деньги. Почему же бетил в физическом плане не защищал Уздечкина и Халявкину, но делает это для Окулиста?

– Окулист не просто маньяк, наслаждающийся агонией своей жертвы. – Для наглядности Цимбаларь попытался взять Кондакова за горло. – Он убийца-профессионал. Умение скрыться с места преступления – неотъемлемая часть его бытия, его подспудной мечты. В полном соответствии с этой мечтой бетил и делает Окулиста неуязвимым.

– Тогда нам его никогда не взять. – На лице Кондакова появилось скорбно-капризное выражение, как у ребенка, которого лишили любимого лакомства.

– Откуда такие упаднические настроения, Пётр Фомич? – удивилась Людочка.

– От верблюда! Неужели вы сами не понимаете? За Окулистом безуспешно охотится убойный отдел главка, наружка, участковые, патрульно-постовая служба. Неужели мы вчетвером сумеем переплюнуть эту махину?

– Побеждают не числом, а умением, – возразил Цимбаларь. – Те, кого ты упомянул, ничего не знают о бетиле. А мы знаем. Они борются с Окулистом как с обыкновенным киллером. Мы же будем бороться с ним как с киллером-чародеем. Всякие сверхъестественные штучки не будут смущать ни тебя, ни меня. Вот в чём наше преимущество!

Людочка задумчиво произнесла:

– Как известно, ковчег завета частенько причинял зло своим обладателям. И филистимлянам, и самим иудеям. Вот если бы мы сумели обратить бетил во вред Окулисту. Только как это сделать?

– Не забывайте, что поиск убийц не входит в круг наших обязанностей, – напомнил Кондаков. – Мы ищем вполне конкретную вещь, которая попала в случайные руки. Давайте как-то отстранимся от профессиональных пристрастий нового обладателя бетила.

– Да я бы с удовольствием отстранился, будь он, например, кондитером, – ответил Цимбаларь. – Пусть бы и дальше выпекал свои торты, кому какое дело? Но ведь Окулист использует свою находку людям на погибель. Он наплевал на все человеческие и божеские законы. В последнее время он убивает просто забавы ради, упиваясь своей безнаказанностью. На счету Окулиста милиционер, сделавший пустячное замечание, и охранник рынка, бросивший на него косой взгляд. Бетил нужно не просто забрать у этого кровопийцы, а, так сказать, оторвать вместе с руками. Ещё лучше вместе с головой.

– Меня интересует вот что, – сказала Людочка. – Окулист отдаёт себе отчёт в чудесных свойствах бетила или пользуется им бессознательно?

– Кто же это может знать! – пожал плечами Кондаков. – Только господь бог да сам Окулист. А это важно?

– Думаю, что да. Если бетил для него просто игрушка, взятая у жертвы, – это одно. А если талисман, защищающий от всех напастей, – совсем другое. Игрушку он рано или поздно выбросит, но талисманом будет дорожить, как зеницей ока.

– Насколько мне известно, киллеры его класса никогда не обирают убитых, – сказал Цимбаларь. – Заметь, он не взял с трупа Игоря ни серёжек, ни кольца, ни кулона. Почему он посягнул на бетил – для меня загадка.

– Да ладно вам хмуриться! Давно ли мы стали бояться разных загадок? – Людочка попыталась расшевелить своих чересчур мрачных коллег. – Вспомните, сколько звеньев оказалось в цепочке наших поисков. И со всеми мы успешно справились. Осталось одно, самое последнее. Неужто мы и его не одолеем? Ведь задача, по сути, совсем простая: задержать преступника, уже изрядно наследившего раньше и продолжающего оставлять улики. Если не принимать во внимание бетил, это дело техники. Ну и времени, конечно. Лично я предложила бы следующий план действий. Пусть Пётр Фомич переговорит с оперативниками, непосредственно нацеленными на Окулиста, и соберёт всю информацию, имеющуюся о нём на данный момент.

– Лучше переговорами займусь я, – вмешался Цимбаларь. – У Петра Фомича на этом уровне просто не осталось друзей, а мои, напротив, выбились в начальнички… Вот если бы он обсудил эту тему с кем-нибудь из бандитских авторитетов, знающих его с советских времён. Ведь после убийства Шрубко они тоже имеют зуб на Окулиста. Справишься, Пётр Фомич?

– Попробую, – кивнул Кондаков. – Хотя и сомневаюсь, что кто-то из этих динозавров ещё уцелел… Заодно хочу напомнить вам об одном нюансе. Квартирный вор, к примеру, работает втайне от всех и чаще всего попадается при реализации краденого, когда поневоле вынужден вступать в контакт с другими людьми. С киллером всё наоборот. Прежде чем совершить преступление, он вступает в переговоры с посредниками и заказчиками, то есть заранее подставляет себя. На этом этапе его брать проще всего.

– Киллеры бывают разные, – заметил Цимбаларь. – Есть «пехотинцы», работающие в составе своей группировки, и есть «профи», зарабатывающие на жизнь в гордом одиночестве. Соответственно, и система получения заказов у них принципиально разная.

– Окулист, судя по всему, «профи», – сказала Людочка. – Недаром его нанял кто-то из хозяев казино. Действительно, зная систему получения заказов, мы бы весьма повысили свои шансы на успех. Но это дело не сегодняшнего дня…

– Что же ты про Ваню забыла? – поинтересовался Цимбаларь. – Или в твоих планах для него не осталось места?

– Как же без Вани! – воскликнула Людочка с таким видом, словно бы её коллега покусился на нечто святое. – Для него будет персональное задание. Теперь, когда нам известно и место, и время убийства, он может проводить разведку не наобум, а прицельно. Не исключено, что кто-нибудь из бомжей был свидетелем происшествия возле «Бункера». Ведь ночь их любимое время суток.

– Не забывай, тогда шёл проливной дождь, – сказал Цимбаларь.

– Тем более! В дождь все обитатели подземелий – и крысы, и люди – выбираются наружу. Место возле «Бункера» весьма доходное. Такие места не пустуют в любой сезон и в любую погоду.

Цимбаларь, выбрав среди снимков Игоря наименее жуткий, сообщил:

– Заскочу на пути к Халявкиной. Верну автомобиль и попрощаюсь. Так и так, скажу, преставился ваш недоброжелатель. Можете смело забирать сыночка домой. А что касается волшебной вещицы, некогда подаренной вам любящим человеком, то она, извините, тю-тю! Местонахождение неизвестно.

– Заодно передай Саломее Давыдовне пламенный привет от бригады уборщиков фирмы «Золушка», – попросила Людочка. – Всегда готовы к новым трудовым подвигам.

Сегодня ей не досталось никакого конкретного задания, но причиной тому была не жалость к хрупкой девушке и тем более не пренебрежение ею, а скорее признание неоспоримых заслуг. Ведь, откровенно говоря, выйти на след пропавшего трупа удалось только благодаря её стараниям.

Кроме того, с некоторых пор все понимали, что конкретные задания ей не нужны, а можно сказать, даже вредны. Не успев по молодости лет приобрести устойчивые стереотипы мышления, Людочка умела думать свежо и нестандартно.

Вот и сейчас она уже размышляла над тем, как бы ловчее одолеть зарвавшегося убийцу, оказавшегося вдруг на пути опергруппы, одолеть не силой и не храбростью, а как-то иначе – возможно, одним из тех потаённых способов, которым наши предки изводили всякую нечисть, оставшуюся на земле со стародавних времён…

Зная нравы, царящие в главке, Цимбаларь предусмотрительно запасся официальной бумагой, подписанной не только самим Горемыкиным, но и высокопоставленным куратором особого отдела.

Говоря о своих друзьях, пустивших корни в руководящих структурах, он сознательно называл их не начальниками, а начальничками, подразумевая под этим уничижительным термином службистов среднего звена, ещё только мечтающих о полковничьих и подполковничьих погонах.

Отбарабанив в органах по десять-пятнадцать лет и вкусив сладкого яда власти, они уже не строили планов возвращения на гражданку, коими частенько козыряют желторотые лейтенантишки, а собирались неуклонно расти, пусть не в профессиональном, так в карьерном смысле. Вследствие этого все они были ретивы в службе, исполнительны до угодничества, беспощадны к окружающим и предельно осторожны.

Именно такие качества Цимбаларь нашёл в своём бывшем сотоварище по патрульно-постовой службе, ныне занимавшем должность заместителя начальника отдела. Он, конечно, был рад поделиться со старым приятелем некоторой толикой оперативной информации, но только с разрешения всех своих начальников, как прямых, так и непосредственных. Милицейские чинодралы, словно минёры на передовой, старались страховать каждый шаг.

Сведения, полученные Цимбаларем в главке, нельзя было назвать сенсационными. Как и подавляющее большинство других киллеров, Окулист, изначально носивший незамысловатую фамилию Степанов, про-шёл через кровавые жернова так называемых горячих точек (ничего себе точки, величиной с Абхазию или Чечню!).

Ещё будучи солдатом срочной службы, он отличался неуживчивым характером и в конце концов угодил за мародерство в дисбат, где зачастую царят нравы не менее крутые, чем в колониях строгого режима.

Вернувшись на свободу, Степанов на какое-то время исчез из поля зрения правоохранительных органов. По агентурным сведениям, он в течение десяти месяцев обучался в подпольной школе киллеров, действовавшей сначала под Новосибирском, а потом в Молдове.

И хотя школа, содержавшаяся на средства криминалитета, готовила асов-убийц для нужд преступного мира, преподавали в ней бывшие сотрудники КГБ и ГРУ.

Из лучших учеников этой школы впоследствии была сформирована специальная киллерская бригада, предназначенная для уничтожения особо важных персон как в пределах России, так и за рубежом. Однако очень скоро в бригаде возникли внутренние конфликты, и Степанов ответил своим покровителям чёрной неблагодарностью – пристрелив трёх человек, он пустился в одиночное плавание, имея вместо паруса ненасытное честолюбие, а вместо руля – завидное хладнокровие.

Счастливо избежав мести бывших «однокашников» и заимев кое-какие знакомства, он постепенно втянулся в это опасное ремесло, которое, как известно, не гарантирует пенсии и социальных благ, но при удачном стечении обстоятельств приносит весьма солидную прибыль, к тому же не облагаемую налогом.

Впрочем, похоже, что Степанов никогда не строил планов на будущее – профессия наёмного убийцы привлекала его не столько возможностью подзаработать, а просто сама по себе, как живопись привлекала таможенника Руссо, а музыка – химика Бородина.

Сначала Степанов держался в тени, не брезговал никакой работой и брал за неё немного. С жертвами он предпочитал встречаться лицом к лицу, используя очень редкое для людей своего круга оружие – крупнокалиберный «смит-вессон» двадцать девятой модели, стрелявший десятимиллиметровыми патронами «магнум».

Наверное, единственным неоспоримым достоинством этого револьвера была его громадная дульная энергия, позволявшая при стрельбе с близкой дистанции дырявить квартирные перегородки, двери машин и лёгкие бронежилеты, обычно используемые цивильными особами и сотрудниками охранных агентств.

Своё первое значимое убийство Степанов совершил в январе прошлого года, путём подкопа проникнув в гараж совладельца какой-то посреднической фирмы и убив его там после нескольких суток ожидания. Неизвестно почему контрольный выстрел был произведён в правый глаз, что с тех пор стало традицией, которая и породила кличку Окулист.

В сентябре в его карьере произошёл внезапный взлёт. Киллер средней руки, перебивавшийся грошовыми заказами, стал демонстрировать чудеса бесстрашия, лихости и эффективности. Так, например, он в одиночку напал на криминального авторитета Шрубко, по кличке Колчан, который в сопровождении пары телохранителей выходил из ресторана «Джигит», и пятью пулями уложил всех, причем контрольного выстрела был удостоен только сам Шрубко.

Банкира Сарнацкого Окулист подкараулил в туалете собственного офиса, и до сих пор оставалось загадкой, как он туда проник. Во время его отхода произо-шло настоящее побоище, жертвами которого пали четыре сотрудника банка и одна случайная клиентка.

Сейчас портреты Окулиста висели на всех милицейских стендах, а охоту за ним вели не только силы правопорядка, но и несколько бандитских группировок, мстящих удачливому киллеру как за смерть Шрубко, так и за старые грешки.

Тем не менее авторитет Окулиста у заказчиков был необычайно высок. Этой осенью в определённых кругах он пользовался такой же популярностью, как некогда Солоник или Змушко.

Относительно системы заказов, которой пользовался Окулист, в главке ничего определённого сказать не могли, ссылаясь на то, что занимаются этой проблемой сравнительно недавно. Высказывались лишь предположения, что он прибегает к услугам целой сети посредников, с которыми общается исключительно заочно, а работу начинает после того, как на счёт некоего подставного лица поступает весьма солидная сумма.

В заключение хозяин кабинета с ехидной улыбочкой поинтересовался:

– А с чего бы это особый отдел заинтересовался Окулистом? Неужели он инопланетянин?

– Хуже. – Цимбаларь, и без того падкий на розыгрыши, придал лицу скорбное выражение. – Есть очень серьёзные подозрения, что в Окулиста вселился дух известного эсера-максималиста Бейшара-Шпаковского, убившего что-то около полусотни царских жандармов.

– Так тот действовал из идейных побуждений, – заметил хозяин кабинета. – А Окулист наёмник.

– Время такое, – пояснил Цимбаларь. – Рыночные отношения превалируют везде, даже в религиозной сфере. Но заметь, Окулист уже отходит от принципа выгоды. За что, спрашивается, он недавно застрелил милиционера? Да просто за то, что тот милиционер! Слуга закона, представитель власти. В самое ближайшее время Окулист намерен заняться отстрелом высшего милицейского руководства. Это я тебе по старой дружбе говорю. Ты бы тоже поостерёгся.

– Да я сошка мелкая. – Хозяин кабинета беспечно махнул рукой. – Пока ещё до меня очередь дойдёт!

– Учти, Бейшар-Шпаковский убивал жандармов не за чины, а за вредность. Вот и смекай.

– Да не верю я в эту галиматью! Поймаем мы Окулиста как миленького. И вся ваша дурацкая мистика рассеется.

– Спорю на что угодно, но вы его никогда не поймаете, – зловещим голосом произнёс Цимбаларь. – Окулист, то бишь Бейшар-Шпаковский, подпитывается из загробного мира некротической энергией всех своих единомышленников, погибших насильственной смертью. Если кто-то и способен с ним справиться, так это только мы одни.

– Ага! – Хозяин кабинета попытался обратить всё в шутку. – Вас из загробного мира подпитывают души жандармов, убиенных эсерами-максималистами.

– Ну зачем же, – с самым серьёзным видом возразил Цимбаларь. – У жандармов были души дворянские, деликатные. Какой от них прок… А у нас за спиной стоят великие тени Дзержинского, Ягоды, Ежова и Берии. Это посильнее четырёх всадников Апокалипсиса! Вот почему победа будет за нами.

– Скажи, у вас в отделе все такие сумасшедшие или ты один? – поинтересовался хозяин кабинета, впрочем, как-то с опаской.

– Абсолютно все! – заявил Цимбаларь. – Как только очередная медкомиссия признаёт нашего сотрудника психически нормальным, его сразу же переводят в криминальную милицию. У нас таким не место.

– Ты почаще заходи, – сказал Цимбаларю его бывший сотоварищ, глядя почему-то в сторону. – Давно меня так никто не смешил.

Однако на его лице не было и тени улыбки.

Какими бы ничтожными ни оказались успехи Цимбаларя, а Кондаков вообще остался ни с чем.

Единственным результатом поисков бывших королей преступного мира, с которыми ему пришлось бороться двадцать-тридцать лет тому назад, но которые сохранили уважение к «правильному следаку», не допускавшему ментовского беспредела, оказался коротенький список кладбищ, где нашли своё долгожданное успокоение эти в высшей мере беспокойные личности.

Даже давний приятель и советчик Кондакова вор в законе Василь Палыч Чертков, которого прежде не брала никакая хворь, скончался нынешним летом от обширного инфаркта миокарда.

Всё это было ещё одним доказательством того, что великая эпоха энтузиастов, бессребреников и людей чести безвозвратно канула в прошлое.

Ваня, подробно проинструктированный Людочкой, в тот же вечер сумел втереться в компанию бомжей, обитавших неподалеку от развлекательного центра «Бункер».

Сначала к нему относились настороженно – кому охота кормить лишний рот, – но после того, как Ваня поставил новым друзьям литр купленного из-под полы спирта-сырца, сердца бродяг сразу оттаяли, а языки развязались.

Выбрав удобный момент, Ваня поведал собутыльникам душераздирающую историю своего сиротства, причиной которого стала страсть родной мамочки к азартным играм. Однажды, прихватив последние семейные сбережения, она отправилась в «Бункер», и с тех пор о мамочке не было ни слуху ни духу. Случилось это грозовой августовской ночью, когда дождь лил как из ведра, а из-за грозовых разрядов то и дело отключалось электричество.

Рассказ, полный экспрессии, страсти и неподдельного трагизма, вызвал среди бомжей оживлённую дискуссию, смысл которой заключался в том, что один из них, отзывавшийся на кличку Припадочный, возможно, способен пролить свет на это печальное происшествие. Под давлением большинства тот вынужден был согласиться, хотя взял с присутствующих зарок, что его слова не выйдут за пределы подвала, в котором происходила пьянка.

– Нас, бляха муха, тогда чуть не затопило, – начал Припадочный, закусывая шкуркой от солёного сала. – Вылезли мы с Карпушей наверх, мокрые, как штопаные гондоны, зуб на зуб не попадает… Время два часа ночи, за душою ни копейки. Карпуша говорит, если не грабанём кого-нибудь, окоченеем на хер… Ты Карпушу знаешь? Классный мужик. На флоте служил, помощником капитана. Себя называл суперкарго… или суперкарга, хрен вспомнишь. По всему свету на своём лесовозе ходил. В Колумбии его проститутки научили кокс нюхать… Он его потом каждый день нюхал, носовая перегородка развалилась, а он всё нюхал, как проклятый… На пятьдесят баксов в день нюхал, а в месяц получал двести. Ну и морские, конечно… Только морские он отдавал жене… или любовнице, хрен вспомнишь… Стал Карпуша мазутом корабельным приторговывать… Потом консервами… Потом сел на шесть лет. В зоне получил первую группу инвалидности. Списали вчистую… Не на берег. На свободу…

– Ты же мне про мамочку обещал рассказать, – напомнил Ваня.

– Нет у меня мамочки. – Припадочный удивлённо уставился на него.

– Про мою мамочку, которая возле «Бункера» пропала! – Ваня повысил голос.

– А, ну да… – немного подумав, кивнул Припадочный. – Было дело… Сунулись мы с Карпушей сюда, сунулись туда – никого. Вернее, люди есть, но у них хрен что возьмёшь. Ещё и по шее получишь… Меня недавно на вокзале в Балашихе буквально ни за что отрихтовали. Ещё каким-то кошельком упрекали, которого я отродясь не видел… А потом, гондоны штопаные, хотели меня под товарняк кинуть… Ты хоть раз под поезд попадал? Ну и не надо… Гадостное ощущение… Моего дружка однажды под колёса затянуло. Не Карпуху, а другого… как звали, хрен вспомнишь… Раздело в момент и кидало от рельсы к рельсе, как дохлую крысу… Тебе дохлые крысы нравятся?

– Не нравятся! – отрезал Ваня. – Ты давай про «Бункер» рассказывай.

– Про «Бункер»? Нет проблем, – согласился Припадочный. – Первоклассное заведение… Только я внутри никогда не был. Охранники, сволота, гоняют, будто мы не равноправные российские граждане… Вот ты скажи, я гражданин?

– Хрен тебя знает. – Ваня уже с трудом сдерживал себя. – У меня мамочка возле «Бункера» пропала! В августе! Ночью! Когда дождь шёл! Ты её видел?

– Видел, – почесавшись, подтвердил Припадочный. – Только откуда я мог знать, что это твоя мамочка? Она мне не представлялась… а может, и представлялась, хрен вспомнишь.

Спустя пару секунд выяснилось, что приятели Припадочного умеют бороться с его забывчивостью весьма простыми, но действенными способами. Самый авторитетный из них, всегда имевший при себе собственный складной стаканчик, приподнялся и со словами: «Не выпендривайся, сука, если тебя сирота спрашивает!» – отвесил ему увесистую оплеуху.

– А, ну да… вспомнил. – Припадочный затряс ушибленной головой. – Сунулись мы с Карпушей сюда, сунулись туда – некого грабить… А потом слышим, каблучки стучат. И вроде бы как раз в нашу сторону. Глядь, бежит под дождём фраерша, вся из себя такая расфранчённая, словно гондон штопаный… На плече сумочка. Ну, думаем, поживимся… Тут ей наперерез мужик – шасть! Хвать за горло и пушкой в морду тычет… Здоровенная такая пушка, что твой обрез… Чуем, дело пахнет керосином. Мы-то сами в тени прячемся, а на них свет от фонаря падает. Всё как на ладони видно… Фраерша эта бряк на колени. Объясняет ему что-то и сумочку свою суёт. Возьми, дескать, только до смерти не убивай… Долго они так базарили. Наверное, минуту, а то и две… хрен вспомнишь… Вдруг трах-тарарах! Мы думали, молния возле нас ударила – ан нет! Оказывается, этот хапушник из своей пушки шарахнул… Фраерша сразу и завалилась… Он в лежачую ещё два раза пальнул, сумочку забрал и пошёл себе… Я, конечно, хотел покойницу пошмонать, ей-то теперь всякое рыжьё без надобности, да Карпуша не пустил… Даже, говорит, и не мечтай. Возьмёшь на копейку, а потом тебе срок за убийство припаяют… Умнейший человек! Суперкаргой на флоте служил, а потом ещё в зоне чалился… Можно сказать, профессор…

– Ну а дальше что было? – спросил Ваня. – Так и осталась моя мамочка на асфальте лежать?

– Дык а что ей мертвой сделается? – удивился Припадочный. – Авось не простудится… Люди добрые подберут… Мы с Карпухой за тем башибузуком пошли. Карпуша говорит, фраерша, как видно, из казино шла. Наверняка приличная… Родня горевать будет, объявят премию за сведения об убийце. А мы тут как тут… Умнейший человек, хотя с виду гондон штопаный и даже хуже… Шли мы за хапушником аж до самой фабрики. Фабрика тут рядом швейная… или трикотажная, хрен вспомнишь… Дальше через речку пешеходный мостик… Нет, думаем, через мостик не пойдем, там всё на виду, ещё пулю схлопочешь. Мужик крутой, шутить не будет… Но он вдруг приостановился, зыркнул по сторонам и шасть в машину, которая там стояла. Та сразу завелась и уехала.

– Куда он сел? За руль?

– Нет, на заднее сиденье.

– И больше вы его, значит, не видели? – осведомился Ваня.

– Не дай бог такого увидеть! – Припадочный перекрестился. – Обосрёшься со страху.

– Какой марки была машина?

– А я знаю! Красная… Карпуша, не будь дураком, номер запомнил и, когда мы обратно шли, гвоздиком в подъезде нацарапал.

– В каком подъезде?

– Да где-то по пути… Карпуша помнил, а мне до одного места…

– Где же твой Карпуша сейчас?

За Припадочного ответил главарь бомжей:

– Он в ту ночь сильно простудился. Назавтра уже весь горел как уголь. Мы его водкой пробовали отпоить, не помогло. Бредить стал. Тогда «Cкорую» вызвали. Одна приехала – не взяла. Говорят, после вас от вшей спасения не будет. Другая взяла, только мы его сами грузили. Через три дня в больнице сказали, что умер, не приходя в сознание. Двухстороннее воспаление лёгких. Моряк, а на поверку гнилым оказался.

– Жалко человека, – посочувствовал Ваня и тут же перешёл к делу: – Помните, он говорил, что родня объявит премию за сведения об убийце. Так вот, как любимый сын своей мамочки, я объявляю эту премию – тысячу рублей! Пошли искать подъезд, в котором записан номер машины.

Припадочный по непонятным причинам стал было отнекиваться, но его подхватили под руки, выволокли из подвала и заставили повторить весь путь, который он проделал в ту ночь, выслеживая убийцу.

«Подъездами» оказались огромные декоративные порталы, украшавшие глухую стену швейной фабрики. Изнутри они были исписаны довольно густо, но сакраментальный номер в конце концов нашёлся. Правда, код региона отсутствовал, а из шести знаков ясно читались только три, но принципиального значения это уже не имело.

Ещё неизвестно, кто радовался находке больше – сам Ваня или бомжи, падкие на халявную выпивку.