– Мне, честно говоря, жаль ваше время. Отвечать не обещаю.

– Оу, это обычная история, господин майор! Итак, я могу сообщить читателям, что слухи о том, что вы умерли от газовой гангрены, являются, э-э-э, некоторым преувеличением?

– Вы, вероятно, меня не поняли. Я не имею права указывать представителям прессы, что и как сообщать. Могу лишь отвечать на вопросы – или не отвечать.

– Но это не есть… То есть, нелогично. Особенно сейчас.

– Когда я умер от газовой гангрены?

– Когда вашей выдачи требует Гаагский трибунал. Обвинительный материал, собранный там, честно говоря, пугает.

– Меня это не касается. No comment.

– Как вы относитесь к решению вашего правительства о выдаче арестованного несколько дней назад господина Шевченко в Гаагу?

– No comment.

– Почему же вы не хотите ответить на обвинения, э-э-э, уточнить свою позицию?

– Когда лет восемьдесят назад очередной китайский генерал начинал гражданскую войну, он считал обязательным напечатать так называемую «большую телеграмму» именно с уточнением своей позиции. Обычно такая телеграмма занимала восьмистраничный газетный номер.

– Я не знала, интересно. Но в чем же ваш ответ?

– Ответа не будет.

– Но разве вы не хотите войти в историю?

– Я не хочу входить в историю. Я хочу войти в Севастополь – вместе со своим отрядом. То, что я веду именно такую войну, определяется ее характером. Можете записать дословно.

– Но получается, что сражаетесь вы не против конкретных, э-э-э, оккупантов, а против всей западной цивилизации! Вас уже называют Майор Геноцид. Обвинения в этнических чистках, в расстрелах военнопленных, в массовых изнасилованиях…

– Очень массовых?

– Господин майор, это не совсем смешно. Одна девушка-татарка рассказала нашему информационному агентству, что вы насиловали ее целый месяц, приковав наручниками к спинке кровати.

– Целый месяц? А, простите, в туалет она как ходила? Вместе с кроватью?

– Даже сейчас… Извините, мне сообщили… Вы приехали в Киев вместе с несовершеннолетней наложницей, которую взяли в плен месяц назад.

– Чуть больше месяца, значит, сеанс изнасилования закончен. А насчет наручников – хорошая идея, надо будет попробовать.

– Знаете, господин майор, если я просто напишу, что вы – циничное чудовище, мне не поверят. Всегда надо попытаться найти что-то позитивное. Вы, говорят, еврей. Для наших читателей…

– Я не возражаю быть евреем для ваших читателей.

– Оу, так вы из self-hating Jews? Э-э-э… Самоненавидящих евреев?

– С детства выписывал журнал «Жидье-битье».

– Как? Я могу процитировать?

– Можете, можете…

– Господин майор, а если все-таки серьезно? Написать репортаж о Враге рода человеческого я могла бы прямо в редакции. Но, боюсь, вы не все понимаете до конца. Ваша, э-э-э, антиамериканская позиция оценивается отрицательно далеко не везде и не всеми. Мы в Израиле не забываем, что ваш отряд начал войну в ответ на действия татарских фанатиков, таких, как Ор-бек. Кое-кто у нас считает, что в борьбе с палестинским террором ваш опыт может пригодиться. Для одних вы – Майор Геноцид, для других – еврей, сражающийся с исламским монстром, которого так любит Европа. Пример Косова многих отрезвил.

– И что?

– Господин майор, не лучше ли подняться ко мне в номер? Я знаю, что вы не употребляете алкоголь, но можно заказать чай…

– От тебя воняет ее подмышками! – злобно бросила Лолита, не поднимая головы. – Ее плохо выбритыми потными подмышками. Она их даже не моет, эта старая лошадь, эта!..

Божье наказание я нашел там же, на диване, но уже не на боку, а лицом вниз. В пепельнице уютно пристроились три окурка.

– Мне оправдываться? – поинтересовался я, падая в кресло и доставая измятую пачку «Ватры». – Или сразу застрелиться?

– Зачем?!

Привстала, потянулась к пачке «Мальборо», отдернула руку.

– Не хочу! Это из-за тебя я курю, у меня изо рта воняет, как от ее подмышек!.. Ты… Ты!.. Скотоложец! Вы так ворковали, когда эта сука волокла тебя в… в… в свое стойло, что ты даже меня не заметил.

– Ага!

Закурить Лолита все-таки закурила – хоть и явным отвращением. Во всяком случае, мордаху кривила вовсю.

– Стреляйся! – наконец, буркнула она. – Или давай, оправдывайся. Сама, мол, привела, сама брюки расстегнула.

– Не уподобляйся Субботе, – я погасил ни в чем не повинную «Ватру», потянулся к ее пачке. – Цинизм нашего капитана порой утомляет даже меня… А, может, так поверишь?

Мордаха вздернулась вверх. Удивленный вздох.

– Правда? Просто, когда она тебя потянула…

Оставалось закурить «Мальборо» – и тут же пожалеть. Виргинский табак да еще в экспортном исполнении невыносим.

– Все ограничилось намеком на душ и рассказом и тайских маслах, имеющих эротическое действие. А если серьезно…

– Не надо серьезно, – тихо попросила Лолита. – Ложись спать, ты весь серый.

– Сейчас.

Я задумался, потом кивнул.

– Пожалуй, скажу. Некие службы одной далекой страны предложили убежище – мне и тебе. Фамилию придется сменить и какое-то время никуда не высовываться… Кажется, серьезные люди поставили на нас крест. Считают, что гибель отряда – дело нескольких недель.

Лолита осторожно подошла ко мне, протянула руку, легко коснулась щеки.

– Ты им не верь, Арлекин. Не верь, пожалуйста! Иначе… Ты ведь все равно не уедешь. Останешься – и всех остальных не отпустишь… Правда?

– «Известия», – вздохнул я.

Она не поняла, и пришлось подробно растолковывать смысл этой бородатой шутки.

– Партизанское движение опасно не только для врага. И чем ближе к победе – не столько. Вооруженные силы, находящие вне прямого контроля правительства и имеющие опыт самостоятельной борьбы, рано или поздно начинают бороться за свои собственные интересы…

– Объясняешь, будто я у тебя на лекции! Тебе никто не говорил, что ты, Арлекин, зануда? Как тебя студенты слушали?

– Сам удивляюсь.

– Значит, после победы партизан следует перебить и пересажать?

– Да. Только не после – накануне, пока не успели очухаться. И лучше всего сделать это чужими руками. Доступно?

– Ага.

18.

Крымский полуостров занимает северный шельф Черного моря и далеко выдвинут на юг. От Перекопа на севере до мыса Сарыч на юге – 195 км, от Тарханкутского полуострова на западе до восточной оконечности Керченского полуострова – 330 км.

Среднегодовая температура около +13 градусов (в прибрежной части). В горах она падает, на яйле в районе Ай-Петри – всего +6 градусов. В среднем на каждые 100 м высоты температура снижается на 0, 5-0, 6 градуса. Абсолютный зимний минимум до – 14 градусов. Среднеянварская в районе побережья +4 градуса.

Сложный рельеф Крыма, сочетание степи на севере и трех горных гряд на юге, делает его весьма удобным для ведения партизанских действий.

Наиболее перспективные районы и их характеристика.

Квесты (склоны) Второй Крымской гряды…

19.

При ближайшем рассмотрении рыбаки обнаружили, что живот дельфина, найденного возле Карадага, выкушен одним укусом вместе с ребрами так, что четко просматривался позвоночник. В области головы болтались остатки легких, с которых стекала кровь. Ширина укуса по дуге была около одного метра. По краю дуги на коже дельфина четко виднелись следы зубов. Размер следа – около 40 миллиметров, расстояние между следами – 15-20 мм. Голова дельфина была сильно деформирована и равномерно сжата со всех сторон, словно ее пытались протащить в какое-то узкое отверстие. Глаз не было видно, голова имела белесый цвет, напоминающий цвет тела рыбы, вытащенной из желудка другой рыбы.

Осмотр дельфина продолжался не более трех минут – его обезображенный вид и текущая кровь вызвали панику среди рыбаков.

20.

В основе индивидуальных боевых действий в городе лежит так называемое «левостороннее правило». Суть его заключается в том, что человеку-правше, у которого правая рука ведущая, удобнее и быстрее удаются все действия, связанные с поворотом влево, чем действия, связанные с поворотом вправо. Удобнее и быстрее стрелять в условиях, когда надо двигаться или разворачиваться влево и гораздо труднее и менее результативнее – с разворотом вправо.

а) выбор укрытия для стрельбы.

Укрытие должно находиться слева, закрывая корпус и большую часть головы. В таком случае для встречного огня остаются открытыми руки, плечо и меньшая часть головы.