Сначала я должен ответить на вопрос, который получил вчера. Этот вопрос важен.

Я никогда не откладываю вопрос, потому что никому неизвестно, что случится завтра. Может быть, я буду здесь, чтобы ответить на него, а может – нет. Может быть, вы будете здесь, чтобы выслушать ответ, а может – нет.

Но мне пришлось отложить этот вопрос, поскольку было уже половина десятого, а вопрос очень важный.

Я не хочу делать работу плохо, поэтому я пошел на риск. Я понадеялся на лучшее – что мы встретимся на следующий день, – и случайно так и получилось.

Человек, задавший этот вопрос, говорит, что будда и Зорба в нем находятся в постоянном конфликте.

Вся моя философия направлена на то, чтобы установить гармоничное единство Зорбы и будды в каждом человеческом существе. Но спрашивающий задает свой вопрос, исходя только от ума. На самом деле, в реальном переживании Зорба и будда никогда не могут быть в конфликте. Это следует подчеркнуть – потому что в действительности Зорба крепко спит, он ничего не знает о будде, а вы не можете бороться с тем, чего не знаете. Зорба даже не подозревает, что в жизни есть нечто большее, чем еда, выпивка и веселье. В этом – вся его философия жизни, кроме этого ничего нет. Как он может быть в конфликте с буддой? Для конфликта необходимо одновременное присутствие обоих. Это очень простая арифметика.

Если в вас родился будда, если это пробуждение случилось в вас, то Зорба исчезает.

Это все равно, как если бы вы спали, а теперь проснулись. Когда вы проснулись, сна больше нет. Зорба – это имя вашего духовного сна. Будда и Зорба не могут сосуществовать. В тот момент, когда вы становитесь бдительными, осознанными, тьма бессознательного исчезает. Либо есть Зорба, а будда спит… Когда есть Зорба, будда – это всего лишь семя, это то, что еще не существует. Когда будда расцветает, Зорба исчезает, точно так же, как исчезает тьма, когда вы зажигаете свет. Тьма и свет не могут существовать одновременно.

Мне всегда нравилась одна древняя история.

 

Бог сотворил мир, и с того дня Солнце стало гоняться за Тьмой. И Тьма не могла понять: она не причиняла Солнцу никакого зла, она даже не разговаривала с Солнцем, даже не встречалась с ним – и тем не менее Солнце постоянно ее преследовало.

Через миллионы лет преследований она в конце концов устала, пришла к Богу и сказала:

– С моей стороны очень неблагодарно жаловаться, но всему есть предел. Миллионы лет мне не дают покоя, а я даже не знаю, в чем я провинилась. Солнце гонит меня отовсюду. Даже отдохнуть спокойно невозможно – вот-вот может появиться Солнце, может приблизиться рассвет. Я не сплю уже миллионы лет – тревога не позволяет мне заснуть. Солнце постоянно меня истязает безо всякой на то причины. Я просто хочу знать: что дурного я сделала?

– Тебе следовало бы давно ко мне прийти, – сказал Бог. – Не было нужды ждать так долго. Это очень неблагородно со стороны Солнца. За ним немедленно нужно послать.

Послали за Солнцем. Солнце спросило у посланника:

– В чем дело? Я никогда не делало ничего дурного. Я просто занимаюсь каждый день своим обычным делом. С тех пор, как Бог сотворил меня, я кроме этого ничего не делаю.

Но посланник сказал:

– Бог очень гневается. Ты преследуешь, ты мучаешь бедную женщину – Тьму.

– Боже мой, я даже никогда не слышало о ней, – ответило Солнце. – Мы с ней никогда не встречались. Меня женщины вообще не интересуют – я от рождения приняло обет безбрачия. Я приду, я хочу посмотреть, кто эта женщина.

И когда Солнце пришло в дом Бога, Тьма исчезла.

Бог спросил:

– Куда девалась эта женщина?

Ее везде искали, но так и не нашли.

Прошли еще миллионы лет, и однажды эта женщина снова появилась перед Богом и снова стала жаловаться:

– Ты так ничего и не сделал, все осталось по-прежнему – я все так же мучаюсь.

Бог сказал:

– Ты ведешь себя странно. Куда ты подевалась, когда Солнце было здесь?

Она ответила:

– Ты рассуждаешь, как какой-нибудь простак. Если Солнце здесь, я не могу быть здесь; если я здесь, Солнце не может быть здесь. Мы не переносим друг друга. Тебе придется выслушать нас по отдельности, а затем принять решение.

– Это не в моих правилах, – сказал Бог. – Вы оба должны присутствовать здесь, чтобы я убедился, что никто из вас не лжет.

Женщина сказала:

– Тогда я лучше заберу свою жалобу назад.

С тех пор эта женщина больше не появлялась. Солнце время от времени приходит к Богу и спрашивает:

– Что случилось с той женщиной? Я хочу разобраться в этом. Меня беспокоит то, что я, возможно, кому-то причиняю вред, само того не зная.

– Тебе не надо беспокоиться, – сказал ему Бог. – Эта проблема не может быть решена. Я не могу принять какое-то решение, пока вы вдвоем не предстанете перед моим судом и я не выслушаю обе стороны в присутствии друг друга. Но в силу самой природы вещей вы не можете находиться в присутствии друг друга. Та женщина – это твое отсутствие. А ты не можешь присутствовать и отсутствовать одновременно. Оставь свои тревоги. Ты отлично справляешься со своим делом, и эта женщина больше не будет жаловаться на тебя. Это дело закрыто.

 

Точно так же обстоит дело с Зорбой и буддой.

В тот момент, когда будда приходит со всем своим светом и красотой, со всей своей осознанностью, со всей своей радостью, Зорба исчезает, растворяется. Конфликт невозможен.

Конфликт возможен только в твоем уме.

Ты слушал меня, поэтому ты создал концепцию Зорбы и концепцию будды, но ты не жил Зорбой, ты не жил буддой. Это всего лишь слова в твоем уме.

Тогда конфликт возникает очень легко, тогда ты можешь продолжать вести спор внутри своего ума: «Как Зорба и будда могут стать единым целым? Они же антагонисты, они враги, гармония невозможна». Да, в уме она невозможна.

Вот почему я постоянно говорю вам, что нужно выйти за пределы ума, туда, где гармония возможна – и не только возможна, она уже есть.

За пределами ума Зорба является буддой, там нет никакой линии раздела. Все прекрасное в Зорбе с приходом будды становится еще более прекрасным, в тысячи раз более великолепным. А все, что в Зорбе есть дурного и уродливого, исчезает, как тьма. То, что может быть усвоено, усваивается, то, чего усваивать не стоит, исчезает. И не делайте из этого умственную проблему.

Мой подход не связан с умом, он связан с медитацией. Это экзистенциальный подход.

Зорба любит петь, играть на музыкальных инструментах, танцевать.

Будда сделает все это совершенным, абсолютным. Даже тишина станет песней, даже камни станут проповедями, и все, к чему бы ты ни прикоснулся, превратится в музыкальный инструмент, потому что теперь в твоих руках будет магия всего существования, в них будут грация, поэзия, красота…

Твоя жизнь станет не борьбой между Зорбой и буддой, а любовной связью – такой глубокой, что двое возлюбленных исчезают друг в друге, чтобы никогда больше не существовать по отдельности. Единение, гармония, согласие станут вечными.

Но остерегайся ума.

Ум знает только конфликт. Даже там, где нет никакого конфликта, ум создает его; даже там, где нет никакой проблемы, ум ее создает.

Ум не может существовать без проблем; проблемы – это его пища. Конфликт, борьба, дисгармония – и ум чувствует себя очень хорошо, очень уверенно. Тишина, гармония – и ум начинает беспокоиться, поскольку гармония, тишина и покой – не что иное, как смерть ума.

Поэтому просто выбрось из ума свою проблему. Начни жить. И со мной это легко сделать; никогда еще это не было так легко, потому что я не призываю вас отречься от Зорбы, я призываю вас проживать Зорбу в полную силу. Бояться нечего. Нужно добавить лишь одно – медитацию.

Медитация – это мост между Зорбой и буддой. Как только мост будет создан и будда снизойдет, в твоем Зорбе произойдет огромная перемена: все уродливое исчезнет, а все прекрасное станет намного прекраснее.

Зорба ничего не потеряет. Без будды Зорба – это всего лишь мирское существование. Без Зорбы у будды нет корней – только цветы. Но как долго цветы могут прожить без корней?

Корни уродливы; именно поэтому они остаются скрытыми под землей – но они являются источником жизни, они питают. Прекрасные цветы не могут существовать без уродливых корней под землей; эти корни постоянно питают их, дают им жизнь.

И это чудо происходит повсюду. Но мы так слепы, что этого не видим.

Когда вы видите куст розы, вы не видите, что в нем скрыта вся философия жизни – его листья, его шипы, его корни не являются красными. И все же из этой зеленой листвы появляется чудесная красная роза. Она получает питание отовсюду: из корней, из листьев – поскольку листья постоянно дышат; если роза не будет получать питания, она умрет. Стебли постоянно совершают чудо – поднимают соки и воду из глубины земли вверх, несмотря на силу тяжести. И нет никакой нагнетающей системы.

Сначала ученые были озадачены тем, как деревья высотой в сто пятьдесят футов умудряются сохранять свои листья зелеными – сочная зелень на высоте ста пятидесяти футов. Вопреки закону тяготения вода поднимается без какого-либо видимого механизма.

Чудеса происходят повсюду, надо только иметь чувствительное сердце, острый глаз – и вы увидите, что материя и дух кружатся в одном танце.

Зорба и будда неразделимы. Есть только одна возможность: будда может спать, тогда Зорбе приходится вести мирскую жизнь. Или, под дурным влиянием прошлого, вы можете отрицать свое тело, быть по отношению к нему разрушительными и пытаться достичь невозможного – жить подобно будде, не имея при этом ничего общего с Зорбой.

Тысячи святых поступали так, но вы не найдете в их жизни цветущих роз, вы не найдете в их жизни буйной зелени существования, вы не найдете в их жизни песен и танцев. Они – живые мертвецы.

Я сражаюсь против всего этого прошлого.

Я хочу, чтобы вы были и Зорбой, и буддой одновременно; тогда все, что есть в Зорбе уродливого, исчезнет само по себе – вам не придется отрекаться от этого. А все прекрасное будет усвоено в новом сознании, в новом пробуждении. Но не делайте из этого умственную проблему.

 

Первый вопрос:

Ошо,

До того как я в 1980 году встретил тебя и принял саньясу, я, как правило, достигал всех целей, которые ставил перед собой. Но с тех пор я нахожусь в расслабленном состоянии на платформе, ожидая свистка прибывающего поезда. Расслабление и ожидание дошли до такой степени, что иногда во время твоих бесед я просыпаюсь от звука собственного храпа, и мне кажется, что поезд пришел, – но поезда все нет и нет.

Что же дальше?

 

Учись храпеть тотально.

Это неправильно, что твой собственный храп будит тебя. Будь настоящим храпуном – чтобы твой храп будил всех, но не тебя. Храп – это искусство.

А что касается платформы, то ты находишься не на платформе. Ты спишь в поезде. Так что нет нужды беспокоиться. Ты находишься в поезде, вот почему ты не слышишь свистков прибывающих поездов. Храпи тотально, спи крепко, поезд едет быстро.

Это одна из проблем для тех, кто всегда добивается успеха, – они достигают всего, чего они хотят; какая бы цель ни ставилась, они справляются с нею. Но просветление – это не цель. И божественное – это не достижение.

Божественное – это сама твоя реальность. Все, что тебе нужно, – это полностью расслабиться. Вот почему я говорю, что тебе нужно храпеть в полную силу. Эти постоянные пробуждения и ожидания поезда без нужды нарушают твой сон, мешают тебе расслабиться. Мои саньясины не ориентированы на достижение цели.

Весь мой подход основан на позволении, он никак не связан с усилием. Нужно просто расслабиться и наслаждаться. Даже во время беседы не запрещено спать и храпеть.

Только храпи немного более музыкально, чтобы все могли наслаждаться твоим храпом.

Тебе не нужно ничего делать – поэтому не спрашивай, что дальше. Тебе нужно просто расслабиться настолько тотально, чтобы ты мог почувствовать свое бытие в его абсолютном великолепии, в его блаженстве и благословении.

Я говорю тебе, что ты находишься уже там, где тебе хочется быть, ты уже являешься тем, чем ты хочешь стать. Стремление стать кем-то – это болезнь.

Ты – существо. Тебе не нужно становиться чем-то еще. Но поскольку всю свою жизнь ты упорно работал, достигая всего, чего ты хотел, это стало старой привычкой, которая и медитацию превращает в усилие, просветление – в цель, божественное – во что-то очень далекое.

Почему так много людей в этом огромном мире продолжают упускать? И почему лишь очень немногие постигают истину, красоту, блаженство? Причина проста: все думают в терминах целей. А те, кто думают в терминах целей, обречены на неудачу – потому что это не цель. Это уже внутри вас. Так что, чем больше вы за этим гоняетесь, тем дальше вы от этого удаляетесь.

Прийти к самому себе – это не путешествие, это просто отказ от всех усилий, от всех целей, от всякого становления. Просто начните наслаждаться, где бы вы ни были и какими бы вы ни были. Это самая простая вещь, но она кажется очень трудной, потому что вас научили ставить перед собой цели. Нет ничего, что вы должны делать.

Все, что вам нужно, – это сидеть в тишине, ничего не делая; весна приходит, и трава вырастает сама по себе.

Естественно, трава никогда не издает никаких свистков, она просто растет; это – не железнодорожная станция. И трава действительно растет.

Но если вы видите ее каждый день, вы не замечаете, что она растет.

Вы все растете. Вы осознаете это только тогда, когда рост приведет к такому взрыву, что вам трудно будет даже представить себе, что такое возможно. Вы растете каждый день – из детей вы превращаетесь в юношей, из юношей вы превращаетесь в стариков, но вы не можете найти ту точку, в которой вы начали становиться юношами, ту точку, в которой вы начали становиться стариками, – вы так связаны со своим ростом, он происходит медленно, каждый день.

Находясь рядом со мной, вы не осознаете того факта, что вы больше не часть мира, в котором вы живете. На поверхности вы живете в том же самом мире, но глубоко внутри вы вступили со мной в совершенно иной мир: мир без усилий, мир без делания, мир без целей, мир «естьности», мир здесь-и-сейчас.

 

Второй вопрос:

Ошо,

Почему я чувствую, что потерпел неудачу? Не потому ли, что я все еще стремлюсь быть совершенным, сверхчеловеком, чем-то особенным? Пожалуйста, скажи мне правду!

 

Ответ, который я дал на предыдущий вопрос, является ответом и для тебя.

Муки разочарования испытывают только те люди, которые хотят куда-то попасть, кем-то стать.

Но человек, который никогда не стремится стать кем-то, не стремится оказаться где-то еще, не может испытывать мук разочарования – он всегда удачлив, совсем как я.

С самого раннего детства мои родители, мои доброжелатели, мои соседи, мои учителя – все говорили мне:

– Ты будешь совершенно бесполезным, ни на что не годным человеком.

Я отвечал:

– Если такова моя судьба, я совершенно счастлив. Зачем мне пытаться быть кем-то другим? Совершенно бесполезным? Очень хорошо! Ни на что не годным? Я не вижу в этом ничего плохого.

– Разве ты когда-нибудь сможешь разговаривать разумно? – спрашивали они.

– Вот именно, это вопрос разума, – отвечал я. – Что бы ни случилось, я буду удачлив… Поскольку я не создавал критерия, что я буду удачлив только в том случае, если что-то случится. Как раз наоборот: я уже удачлив. Что бы ни случилось, это не имеет никакого значения; моя удача бесспорна.

 

Один из моих университетских преподавателей очень беспокоился… Он так сильно меня любил, что сказал: «Ты запросто мог бы стать первым в университете, но ты ведешь себя так, что даже если ты сумеешь получить диплом третьей степени, это будет чудом – ведь я никогда не видел, чтобы ты читал учебник».

Он часто приходил в общежитие, чтобы проверять меня, и ни разу не находил ни одного учебника в моей комнате. Я их никогда не покупал.

– Когда профессора читают лекции, – говорил он, – ты спишь. А преподаватели не тревожат тебя, потому что, когда ты не спишь, ты споришь. Поэтому для них лучше, чтобы ты продолжал спать, тогда не будет никаких неприятностей.

Он очень волновался, поскольку я мог пойти на экзамены, а мог и не пойти. Как раз перед моим последним выпускным экзаменом он пришел ко мне вечером и сказал:

– Дай мне обещание.

– Я могу дать обещание, – ответил я, – но я обману вас. Так что это мало чем поможет.

– Ты обманешь? – спросил он.

– Да, я обману, – ответил я. – Все зависит от того, чего я хочу добиться. Вам нужно мое обещание? Я дам вам обещание. Если ко мне придет кто-то еще и попросит дать ему обещание, я и ему дам обещание.

– Это значит, что ты собираешься меня мучить, – сказал он. – Завтра утром будь готов, я заеду за тобой в семь часов и отвезу тебя на экзамен.

Это действительно было для него пыткой, потому что он был пьяницей. Он никогда не вставал раньше часа дня. Встать в шесть часов утра, собраться и… А у него был, наверно, самый старый автомобиль – его можно было заводить часами. Все соседи толкали его автомобиль, только тогда тот кое-как заводился.

Но он приехал точно в семь, несмотря на все трудности… И он обнаружил меня спящим. Разбудив меня, он сказал:

– Это уж слишком. Я никогда не вставал раньше часа, но я поднялся в шесть часов. И ты знаешь мою машину, она еще ленивее меня. В шесть часов утра, когда еще холодно, завести ее очень трудно – всем соседям пришлось помогать. А ты спишь!

Я сказал:

– Когда вы мне сказали, что заедете за мной, я доверился вам. Зачем мне беспокоиться? Вы приезжаете, я встаю и сажусь в вашу машину.

– А ты не собираешься принять ванну и прочее? – спросил он.

– Все это после экзамена, – ответил я.

– А подготовка? – спросил он.

– Кому нужна эта подготовка, – сказал я.

На пути к университету он старался внушить мне:

– Послушай, тебе нужно кое-что запомнить. Это твой порядковый номер. Не забудь его.

Он заставил меня записать номер на руке, чтобы я его не забыл. Я записал номер на руке.

– Теперь запиши свое имя, иначе ты будешь вспоминать, чей это номер.

Я сказал:

– Вам следовало бы хоть немного доверять мне.

– Я не могу доверять тебе, – ответил он. – Сначала сдай этот экзамен. Ты должен сдать экзамены лучше всех в университете.

Я сказал:

– Что бы ни случилось, я все равно буду счастлив.

И он попросил служителя:

– Не выпускайте его из аудитории в течение трех часов.

Экзамен должен был длиться три часа, и он боялся, что когда он уйдет, я могу отправиться домой спать. Служитель подошел ко мне и сказал:

– Запомни, тебе не нужно торопиться закончить свою работу. Не спеши. Все равно в течение трех часов ты не сможешь уйти.

– Это странно, – заметил я.

Я закончил работу через полтора или два часа и сказал служителю:

– Вы же видите, я закончил работу. Не нужно меня напрасно держать тут, ведь я даже ванну не принял. Я должен пойти домой, почистить зубы, принять ванну, переодеться. Я попал сюда прямо из постели.

– Прямо из постели? – спросил он. – Но кто же заставил тебя?

– Тот же самый профессор, который заставил и вас, – ответил я. – Я не скажу ему, что вы нарушили обещание. И никто ему не скажет – все так заняты работой.

Он сказал:

– Если дело обстоит так, то можете идти. Ты ответил на все вопросы?

– Я… Вы же видите!

Он видел, что я ответил, но все равно посмотрел мою работу.

– Странно. Выпускной экзамен, а твои ответы занимают меньше одной страницы. И ты надеешься выдержать экзамен?

– Я никогда ни на что не надеюсь, – ответил я. – Мне нравятся мои ответы, даже более того… Я никогда не делаю того, от чего не получаю удовольствия.

И так случилось, что мои ответы попали к одному из профессоров в отставке – профессору Ранаде из Алаахабадского университета, который пользовался авторитетом во всем мире. Поэтому мой преподаватель был просто в ярости.

Он сказал:

– Сначала я думал, что ты не получишь даже диплома третьей степени – хотя ты заслуживаешь быть первым в университете. Но сейчас ты попал в руки очень опасного человека: известно, что за всю свою жизнь он никого не удостоил диплома первой степени. Сейчас он в отставке, но ему до сих пор дают на проверку экзаменационные работы. И надо же было так случиться, что твоя работа попала к нему. Тебе пришел конец!

– Не волнуйтесь, – сказал я. – Я только порадуюсь этому, ведь я еще один год буду с вами.

Он сказал:

– Не говори чепухи!

– Я говорю не чепуху, – ответил я. – У вас будет еще одна возможность отвезти меня на экзамены и помучить меня. Вы должны радоваться.

Но случилось то, что я называю… Случилось кое-что странное: Ранаде поставил мне оценку девяносто девять процентов и написал специальную записку: «Я хотел поставить сто процентов, но это могло бы показаться несколько предвзятым. Причина, по которой я даю ему оценку девяносто девять процентов, – а я делаю это впервые за всю мою жизнь, – заключается в том, что я всегда хотел, чтобы ответы были по сути дела. И я никогда не встречал человека, который ответил бы на весь вопрос в одном абзаце. Мне понравился этот юноша!»

Он написал эту записку проректору, добавив: «Передайте этому юноше – покажите ему мою записку, – что за всю мою жизнь он – первый, кого я считаю достойным диплома первой степени». А он был очень стар, ему было семьдесят пять лет.

Я стал лучшим в университете. Мой профессор – который так сильно этого хотел – теперь не мог в это поверить. Когда были опубликованы результаты, он спросил у меня:

– В чем дело? Должно быть, произошла какая-то ошибка. Ты – и самый первый в списке? Иди в кабинет к проректору и узнай – думаю, что в газете ошибка.

– Не беспокойтесь, – сказал я. – Если произошла какая-то ошибка – очень хорошо.

Но он так разволновался, что мне пришлось толкать его машину, чтобы завести ее, и везти его к проректору. Пока он не увидел записку профессора Ранаде, он не мог поверить в это.

И выйдя из кабинета, он осмотрел меня с ног до головы и сказал:

– Это самое странное, с чем я сталкивался в своей жизни. Ты попал на экзамен прямо из кровати – без всякой подготовки, – и теперь ты золотой медалист. Впервые я поверил в Бога – потому что сам ты не мог бы добиться этого. Должно быть, за тобой стоит Бог.

– Вы абсолютно правы, – сказал я. – Вот почему я был так расслаблен. Вы напрасно беспокоились. За мной стоит Бог – точно так же, как и я стою за вашим автомобилем, чтобы помочь завести его. Бог помогает мне завестись, а когда я заведен, все идет хорошо.

 

В жизни не бывает неудач. Все зависит от того, как ты воспринимаешь вещи. Если ты желаешь слишком многого, ты стремишься к чему-то и не можешь достигнуть этого – тогда возникают разочарование и чувство неудачи. Но если ты ничего не желаешь и совершенно счастлив, где бы ты ни был, тогда жизнь – это победа от мгновения к мгновению.

 

Третий вопрос:

Ошо,

Почему ум убегает, как сумасшедший, когда сердце хочет что-то сказать?

 

Ум всегда боится – и боится он именно вашего сердца. Изначально уму предназначалось быть слугой, но он ухитрился стать хозяином.

А сердце, которое должно было стать хозяином, даже не беспокоится о том, чтобы вмешаться, и позволяет уму оставаться хозяином.

Но ум понимает, что, в любой момент, если сердце этого захочет, его господству придет конец.

Поэтому всякий раз, когда сердце хочет что-то сказать, в уме появляется страх.

Ум очень боится любви. Ум очень боится доверия.

Ум очень боится всего, что имеет отношение к сердцу. Ум по природе своей не обладает правом господства. По природе своей господином является сердце.

Но вот в чем проблема: поскольку сердце так уверено в том, что оно является хозяином, оно никогда не занимается самоутверждением – в этом нет нужды. В сердце есть внутреннее знание, что ум можно отодвинуть в любой момент. И ум прекрасно знает, что он всего лишь слуга. Просто господин так благороден, что позволил слуге выдавать себя за хозяина. Но слуга остается слугой.

Поэтому, когда сердце хочет что-то сказать, ум начинает чувствовать себя неуверенно – он хочет, чтобы сердце оставалось полностью мертвым; он хочет, чтобы человек стал совершенно бессердечным. И во всем мире он преуспел в том, чтобы сделать людей бессердечными.

Но иногда некоторым людям удается освободиться от рабства ума, и они начинают отстаивать права своего сердца. Это величайшая революция – революция сердца против ума.

Я называю ее саньясой по сути.

 

Четвертый вопрос:

Ошо,

Всегда, когда я прохожу мимо твоего дома, мне хочется танцевать и петь, но затем в моих глазах появляются слезы, меня начинают переполнять сильные чувства, и мне хочется крикнуть всем: «Проснитесь! Вот – Ошо! Он открыт для всех!» Я так благодарна за все, что получила от тебя, и иногда бывает так трудно сдержать все это в себе – но я не собираюсь отправляться в миссионерскую поездку.

Что мне делать?

 

Иметь миссию и быть миссионером – это две разные вещи. Миссионер функционирует от ума.

А иметь миссию – это переполняющее сердце переживание.

Различие уловить трудно, но не невозможно. Миссионер старается убедить людей в том, в чем он сам не убежден, – он сам никогда не переживал того, в чем он хочет убедить людей. Миссионер – это просто компьютер, передающий знание от одного поколения к другому.

Но иметь миссию – это совершенно иное дело.

Иисус – не миссионер.

Папа-поляк – миссионер.

У Иисуса есть миссия.

У Гаутамы Будды есть миссия.

Иметь миссию – значит переживать нечто и во имя человеческого сострадания и любви делиться этим с другими. Дело вовсе не в том, чтобы обратить кого-то в свою веру, а в том, чтобы делиться с другими. От этого не может быть никакого вреда. Если это твое переживание, кричи о нем с крыш домов. Если оно исходит из твоего сердца, не мешай ему – чем больше ты будешь распространять его, тем глубже будут прорастать в тебе его корни. Это можно сравнить с деревом; дерево, устремляясь к небу, продолжает распространять свои ветви вширь и ввысь, а под землей продолжают распространяться его корни.

Если у тебя есть переживание, которое, как тебе кажется, способно утолить жажду многих людей, то иди на любой риск – кричи о нем, воспевай его, выражай его через танец, делай все, что можешь. Даже если весь мир будет думать, что ты сошла с ума, не беспокойся. Чем больше ты будешь делиться своим переживанием, тем глубже оно будет входить в твое собственное сердце, и тем сильнее оно будет становиться; твоя индивидуальность станет огромной силой. Но никогда не становись миссионером.

Миссионер является слугой, бедным слугой – как и любой другой слуга. Он получает определенную плату за распространение послания Библии. Ему нет никакого дела до послания, его заботит только его заработок. Если кто-то другой заплатит ему вдвое больше, он будет готов выступать против Библии.

Я слышал, что в одной церкви…

Епископ был очень обеспокоен тем, что один из самых старых и богатых прихожан всегда засыпал во время службы – так же, как это случается здесь, – но то место было не похоже на это, где даже храпеть дозволяется, если вы хоть немного музыкальны. А этот старый прихожанин храпел. Епископу это мешало, так как этот человек всегда сидел прямо перед ним.

В конце концов епископ нашел выход… Этот старик всегда приходил с маленьким мальчиком – его правнуком. Однажды епископ остановил этого правнука, отвел его в угол и сказал:

– Ты можешь кое-что для меня сделать? Я буду давать тебе пятьдесят центов каждое воскресенье.

Мальчик ответил:

– Хорошо. Чего вы хотите?

 

Епископ сказал:

– Тебе не нужно будет делать ничего особенного. Каждый раз, когда твой прадед захрапит, просто толкай его, буди его. Проблема не в его сне, проблема в том, что, когда он храпит, он будит всю паству. А у меня не так уж много проповедей – всего лишь три. Поэтому мне не хочется, чтобы людей будили, ведь тогда они начнут скучать.

Мальчик сказал:

– Давайте аванс!

– Аванс? – возмутился епископ. – Ну ты даешь! Разве ты не веришь мне?

– Бизнес есть бизнес, – ответил мальчик. – Это не вопрос веры – это не имеет отношения к религии. Давайте свои пятьдесят центов, и в следующее воскресенье вы увидите, как я справляюсь со своей работой.

И мальчик действительно хорошо справлялся с своей работой. Он вообще не давал старику спать. Как только тот начинал храпеть, мальчик толкал его. Старик много раз смотрел на мальчика: «Что случилось?»

А мальчик на него не смотрел, он слушал проповедь так увлеченно, словно его совершенно не интересовало то, что происходило вокруг.

Когда они вышли из церкви, старик сказал:

– Негодник, почему ты все время толкал меня?.. Всю ночь я не могу заснуть, потому что я стар. Это единственное время на неделе, когда я могу поспать, а ты мешаешь мне. В чем дело? Что на тебя нашло? И ты выглядел таким набожным, слушал так увлеченно, как будто ты понимал, что говорил епископ.

– Это не вопрос религии, – ответил мальчик. – За эту работу я получаю пятьдесят центов. Епископ дал мне аванс за сегодняшний день. И сейчас я пойду к епископу, чтобы получить деньги за следующее воскресенье.

Старик сказал:

– Погоди! Я буду давать тебе доллар, только не мешай мне спать!

– Очень хорошо, – сказал мальчик. – Давай аванс!

В следующее воскресенье епископ пребывал в недоумении. Много раз он подавал знаки мальчику, но тот смотрел куда угодно, только не на епископа. «Что с ним случилось? Может быть, он не хочет ничего делать потому, что я не дал ему аванс?»

Епископ пытался как-то обратить на себя внимание мальчика, надеясь, что никто не поймет, что происходит… Он подавал мальчику знаки. Но тот делал вид, что не понимает, чего от него хотят.

После службы епископ остановил мальчика и спросил:

– В чем дело? Ты что, не веришь, что я дам тебе пятьдесят центов? Вот, держи.

– Причем тут ваши пятьдесят центов, – сказал мальчик. – Мой старик дает мне доллар, чтобы я его не будил. Так что, если вы хотите… Решайте.

– Я бедный человек, – ответил епископ. – Если я буду продолжать увеличивать ставку, а твой старик будет удваивать ее… Он-то богатый человек…

Мальчик сказал:

– Бизнес есть бизнес. Если вы не можете платить мне больше доллара, то не только мой дедушка будет храпеть, но и я тоже; и тогда вы увидите, что такое настоящий хаос. Тогда вам придется платить не только за моего старика, придется платить и за меня – пятьдесят центов за меня и полтора доллара за моего старика. Всего – два доллара. Но цена будет меняться каждое воскресенье, все будет зависеть от того, как пойдет дело.

 

Миссионер – это бедный слуга. Христианская церковь платит ему, поэтому он верит в христианство. Если кто-то будет платить ему больше, он поверит во что-то другое.

Но человек с миссией – это нечто совершенно иное, вы не можете его изменить. Его можно распять, но изменить его невозможно.

 

Пятый вопрос:

Ошо,

Твоим первым безмолвным посланием ко мне было: «Не будь таким серьезным, наслаждайся, празднуй!»

Через три года оно наконец дошло до меня! Почему мне потребовалось так много времени, чтобы пробудиться?

Действительно ли я пробуждаюсь?

 

Ты думаешь, что три года – это долго?

Каков твой критерий? Время вечно.

Три года – это даже меньше, чем три секунды.

Если ты можешь понять послание о праздновании, о радости даже через три жизни, это не будет слишком рано. Тебе сильно повезло, что оно дошло до тебя через три года.

Только от тебя зависит, сколько времени тебе на это нужно. Ты мог бы получить послание в то же самое мгновение, когда я тебе его послал. Но тебе потребовалось три года – ты все откладывал и откладывал, ведь тебе нужно было сделать так много всего; ты откладывал и по другим причинам. Как можно праздновать, когда весь мир страдает? Все будут думать, что ты безумен: «Что ты делаешь? Миру грозит ядерная катастрофа, а ты празднуешь?»

У тебя было много причин для того, чтобы оставаться несчастным, оставаться печальным, оставаться серьезным, но ты сумел освободиться от них за три года.

Если спросить у меня, то я отвечу, что ты пришел домой очень рано. Это не такой уж долгий срок.

На самом деле, когда бы ты ни понял послание, это всегда будет рано – потому что тысячи раз на протяжении тысяч жизней ты слышал его и оно до тебе не доходило. Ты продолжал откладывать, продолжал забывать.

В одной беседе я ссылался на прекрасную книгу «В ожидании Годо». Несомненно, автор имел в виду ожидание Бога (имя Godot созвучно с английским God – бог), но чтобы никого не обидеть, он придумал имя «Годо». Это небольшая пьеса…

Два человека сидят под деревом, и они говорят: «Он еще не пришел, а уже пора; он должен был уже прийти». Они беспокоятся, они разговаривают… и никто не говорит, кто такой этот Годо. Или когда этот Годо обещал прийти, или встречал ли его кто-либо, – никто не касается этих важных моментов. Считается само собой разумеющимся, что Годо придет. По крайней мере, когда нечего делать, ждать тоже неплохо – что-то обязательно случится!

Я думал, что, возможно, Годо – это по-немецки «Бог», поэтому я спросил одного моего старого саньясина-немца:

– «Годо» – это по-немецки «Бог»?

Он ответил:

– Нет.

Я спросил:

– А как по-немецки «Бог»?

– По-немецки это будет Gott! – ответил он.

И я сказал:

– Это действительно так? Gott?! (Немецкое Gott созвучно с английским got it – постичь это.)

 

С тем, чтобы постичь это, нет никаких проблем. Ты постиг это за три года!