ГЛАВА 27
Под открытым небом
Лес на правом берегу горел.
Деревья вспыхивали мгновенно, снизу доверху, и падали, поглощаемые раскалённой лавой, которая подползала всё ближе и ближе к воде.
Мы отгребли как можно дальше, но даже здесь, на середине реки, казалось, что справа на нас дышит в упор жаркое нутро гигантской печи и кто-то невидимый всё подкладывает и подкладывает в неё дровишки.
В жизни Стражника экстрима хватает. Даже самое на первый взгляд обычное и короткое путешествие в любую из альтернативных реальностей, если разобраться, величайшее приключение. Один переход через Окна чего стоит. Не говоря уже о том, что никогда не знаешь, что тебя может ожидать в мире, для которого ты, по сути, являешься классическим чужаком. Чужаком по определению, так сказать. Само осознание данного факта бодрит необычайно. Но человек, как это ни банально звучит, привыкает ко всему, и мы уже через несколько лет службы в Приказе становимся тёртыми, всё повидавшими ветеранами, с небрежной ухмылкой на губах, готовые по приказу начальства и велению сердца (что часто одно и то же) влезть чёрту хоть в зубы, хоть в задницу.
Мы настолько свыклись с адреналином в своей крови, что лиши нас этой, казалось бы, уже вполне обыденной работы, как мы немедленно заскучаем. Вплоть до вселенской тоски и неизбывной тяги к великому обманщику алкоголю. Впрочем, количество всерьёз затосковавших на пенсии Стражников, как мне кажется, не превышает такого же количества, например, пенсионеров силовых структур. Но это лишь потому, что Стражник организован несколько сложнее обычного силовика – у нас больше степень свободы, и задачи, которые мы выполняем, часто требуют чистой импровизации и вдохновения, потому что с помощью одних инструкций и приказов решить их невозможно. А следовательно, выше и наша универсальность. Любой Стражник владеет в совершенстве как минимум тремя-четыремя профессиями и ещё в трёх-пяти разбирается на вполне приличном для новичка уровне.
Однако экстрим экстримом и адреналин адреналином, а в такой крутой во всех смыслах переделке я, пожалуй, оказался впервые. Не говоря уже о моих молодых спутниках и товарищах. Да и Влад Борисов, думаю, вряд ли, будучи оперативником, сталкивался с похожей ситуацией.
Впрочем, о чём это я? Мало ли кто с чем сталкивался и в какие передряги влипал! Опять же и восприятие у людей разное. Для кого-то и поездка на рыбалку в ближнее Подмосковье – величайшее приключение в жизни. А кому-то и месяц, проведённый в джунглях Амазонки – вполне обычное дело, не стоящее особых эмоций.
Со стороны мы, вероятно, представляли собой весьма необычное зрелище: шесть человек сидят верхом на древесном стволе посреди реки и ритмично наклоняются вперёд и разгибаются, гребя руками. Точнее, гребут пятеро, а шестой сидит с оружием на изготовку и задаёт ритм.
Ритм задавал Влад.
Он сидел первым по ходу нашего «судна» и первым же сообразил, что, если мы хотим увеличить наши шансы на спасение, грести надо не только энергично, но и согласованно.
– И – раз! И – раз! И – раз!
Голос у Влада был зычный и с трудом, но всё же перекрывал грохот, треск, гул и шипение всего того ужаса, что творился на правом берегу.
А ужас там происходил, что называется, в чистом виде. Ад, смерть и пепел. Ни разу в жизни не присутствовал при извержении магмы, но думаю, что нам очень повезло – этот новорожденный вулкан оказался очень маленьким и маломощным. Буквально крохотулечкой. Хотя, откуда мне знать, возможно, для этого мира он был вполне нормальным? Как бы то ни было, но, подозреваю, проснись как следует на данном месте какой-нибудь земной Везувий или, не приведи господь, Ключевская сопка, не спасла бы нас никакая река.
Но она спасла.
И не только нас.
Тысячи птиц улетели прочь ещё до того, как возникла непосредственная угроза их жизни.
А вот животным пришлось бросаться в воду и искать спасения на левом берегу. Правда, мы были слишком озабочены сохранением собственной жизни, чтобы обращать пристальное внимание на то, что это были за животные. Хотя и успели заметить, что кардинальным образом от земных представителей фауны они не отличаются. Те же четыре ноги, голова с ушами (иногда ещё и рогами), хвост. Все они, худо-бедно, умели плавать, и поначалу вода буквально кишела зубастыми и ушастыми мордами с выпученными глазами.
Я боялся, что какая-нибудь особо перепуганная и озлобленная тварь, столкнувшись в воде с нами, пустит в ход зубы, и приказал Владу быть наготове и безжалостно стрелять во всё, что приблизится к нам на опасное расстояние.
Практически обошлось.
Архивариусу всего четыре раза пришлось пустить в ход оружие и убить самых больших и наглых, чтобы остальные благоразумно избегали близкого знакомства с нашим плавсредством. А чуть позже фарватер и вовсе очистился от спасающихся вплавь животных: те, кто смог, достигли левого берега и скрылись в лесу, остальные же сгорели на правом или утонули.
По моим очень и очень приблизительным расчётам, скорость течения реки была около четырёх-пяти километров в час. Да ещё и наши отчаянные старания поначалу увеличили её наполовину. Поначалу – это в первые минут двадцать. Потому что затем мы выдохлись и сбавили темп. А затем и вовсе перестали интенсивно грести и только старались удерживать ствол дерева в фарватере. Впрочем, к тому времени непосредственная опасность отступила – река сменила направление, и лесной пожар вместе с извержением остался за спиной и в стороне.
– Темнеет, – обернулся Влад. – По-моему, местное солнце на закате. Не пора ли причаливать, ребята и девчата?
Я оглядел небо.
Да, судя по всему, Влад был прав.
За плотными облаками и чёрным дымом пополам с пеплом солнце разглядеть было невозможно, но кажется, и впрямь наступил вечер, потому что не только потемнело, но и похолодало.
– Да, – согласился я. – Гребём к берегу. Пора заняться ночлегом.
Уж и не помню, откуда у меня сохранилась привычка брать с собой в командировку спички. Вероятно, на подсознательном уровне я до сих пор доверяю им больше любой зажигалки. И, как выяснилось, не зря. Угасающего вечернего света нам хватило, чтобы собрать в лесу сушняк, а вот обе зажигалки – моя и Марты – промокли и отказались работать. Спички же находились в сумке, которую я уберёг от воды, и таким образом разжечь костёр нам удалось.
– Забавно, – сказала Маша, протягивая к огню руки. – Ещё час назад мы не чаяли, как нам от него убежать, а теперь радуемся, что он есть.
– Вечный дуализм, – хмыкнул Влад. – Медаль и две её стороны.
– Хорошо, что Мартин курит, – сказала Маша. – А иначе, откуда бы у нас взялись спички?
– У меня в рюкзаке были спички, – сообщил Женька, стягивая кроссовки и носки и пристраивая их на просушку возле костра.
– Что толку, – вздохнула Маша. – В наших рюкзаках много чего было полезного.
– Кстати, о пользе курения, – сказал я, закуривая. – Однажды именно курение спасло мне жизнь.
– Это как? – спросил Никита после короткой паузы.
Было заметно, что всем не так уж и хочется услышать мою историю (да я и не особо жаждал её рассказать), но они старательно делали вид, что легко могут отвлечься от мрачных дум по поводу нашего ближайшего будущего, и я по достоинству оценивал их старания.
– Дело было в Москве много лет назад, – я тоже сделал вид, что с охотой рассказываю об этом случае из моей жизни. – Ранняя весна, оттепель. Иду я по Цветному бульвару, как сейчас помню, в сторону Садового, держась ближе к домам. Воздух ещё холодный, снег лежит, но солнышко мартовское пригревает, и капель – вовсю. В общем, шагаю это я себе, радуюсь, что молод, здоров, красив и зима позади. Ну, тяну сигаретку из кармана. Зажигалками тогда народ реже пользовался, и я тоже вместе с народом спички предпочитал. Достаю спички, хочу прикурить на ходу. Первая спичка ломается, вторая гаснет, третья опять гаснет... Чиркаю о коробок четвёртой, останавливаюсь, чтобы прикурить, и тут в шаге передо мной о тротуар разбивается о-огромаднейшая сосулища! Килограмм десять весом, зараза, ей-богу не вру. Ба-бах! Вдребезги. Я сначала не понял особо. Вздрогнул только от неожиданности, прикурил и дальше себе пошёл. А как сделал десяток шагов – ноги ослабли, прислонился к стенке. Стою, курю, сердце в груди унять не могу – трепещет, как стрепет в клетке. Что, думаю, стало бы сейчас со мной, не будь я курящий, не достань на ходу сигарету и не остановись на мгновение прикурить? Лежал бы с разбитой головой, и не факт, что врачам удалось бы спасти мою жизнь.
Я умолк, с видом бывалого человека, спокойно покуривая сигаретку и глядя на весёлое пламя костра.
– Да уж, – сказал Влад. – Ты мне не рассказывал этой истории раньше.
– Как-то не срасталось, – пожал я плечами.
– А стрепет – это кто? – спросила Маша.
– Птица такая, – ответила за меня Марта. – В степях водится.
– Я так и поняла, – сказала Маша. – Но захотела уточнить. Никогда не видела. А он, стрепет этот, и правда трепещет в клетке, если поймать?
– Понятия не имею, – хмыкнул я. – На воле-то я стрепетов встречал, а вот в клетке... Считай это художественным преувеличением.
– Байки у костра – древнейшая форма литературы, – сказал Влад. – А литература без художественного преувеличения не обходится.
– Да ладно вам, – усмехнулся Женька. – Мы уже давно не дети, и байками нас успокаивать не надо. Понимаем, что к чему.
– А что? – спросил Влад.
– И к чему? – подхватил я.
– И, главное, зачем и для чего? – подмигнула Марта.
– Да ну вас! – махнул рукой Женька и засмеялся. – Тоже мне, утешители.
– Уныние – большой грех, – сказал я назидательно. – Хотя, если честно, мне и самому не по себе. Спастись-то мы спаслись, но что делать дальше, лично я совершенно не представляю.
– Может, устроим совет? – предложила Маша. – Всё равно делать особо нечего. Глядишь, что-нибудь и придумаем.
– Легко, – согласился я. – Тогда будем считать, что совет уже начался. Вроде как сам собой. И даже не совет, а просто обсуждение в товарищеском кругу создавшегося положения. Потому что не знаю, как вы, а я органически не переношу всяческих специально назначенных советов, заседаний и совещаний. Засыпаю я на них. Неудержимо.
– Для того, чтобы решить, что делать, нужно как следует обрисовать и уяснить ситуацию, – сказал Женька. – С вашего позволения, я могу попробовать.
– Валяй, – разрешил Никита. – Можно и обрисовать, и уяснить. Лишний раз не помешает.
– Значит, так, – начал Женька. – Поправьте меня, если я ошибусь. Волей неведомой нам и, судя по всему, разумной и могущественной силы мы оказались в каком-то совершенно другом мире. Очень может быть, что это некая планета, находящаяся от Земли на невообразимо далёком расстоянии. Возможно также, что расстояние здесь не играет никакой роли, а мы находимся в очередной альтернативке. Но альтернативке такой... э-э... как бы это сказать... отстранённой, что воспринимается она как другая планета.
– Э, погоди, – сказал Никита. – Ты что же, хочешь сказать, что это, – он широко повёл рукой, – может быть Земля?
– А почему бы и нет? – прищурился Женька.
– Кажется, я понимаю, что имеет в виду Евгений, – приподнял бровь Влад. – Но пусть сам расскажет. Мне интересно, совпадают ли наши мысли.
– А я не понимаю, – заявила Маша. – Как это может быть Землёй? Мы же видели местных животных – у нас таких нет, это точно. Даже в каких-нибудь амазонских джунглях.
– Ты же фотограф, Машенька, – сказал Женька, – а не биолог. Но дело вовсе...
– Я-то, конечно, не биолог, – перебила его Маша, – однако и не полная дура. Сегодня мы видели десятки видов животных и растений. И все они – я подчёркиваю: все – абсолютно никому из нас не знакомы. Ни тебе оленя, ни дикобраза с муравьедом или какой-нибудь долбаной пальмы, не говоря уж о берёзке. Нет, не Земля это, и не фиг мне голову морочить.
– Маш, – примирительно сказал Женька, – ты, главное, не волнуйся. Никому я голову морочить не собираюсь. Просто стараюсь учесть все варианты. Представь на минуту альтернативку, где история пошла по другим рельсам не сто, не двести и даже не тысячу лет назад, а, скажем... ну, не знаю... десять миллионов.
– Или пятьдесят, – негромко сказал Влад.
– Да хоть сто! – с энтузиазмом воскликнул Женька. – Или даже тысячу!
– Ух ты, – восхитилась Марта. – Тысячу миллионов лет назад... Миллиард?
– А почему бы и нет? – В глазах Евгения плясал огонь костра. – Или ещё раньше – три, а то и четыре миллиарда лет назад, когда на Земле только-только зарождалась жизнь. Вот и представьте, что какая-то из альтернативок и возникла тогда и стала развиваться самостоятельно. Могли там через сотни и сотни миллионов лет появиться совсем другие виды живых существ и растений, не те, которых мы знаем? Да запросто! Мало того, я допускаю вариант, что существуют альтернативки Земли, где и вовсе нет человека, а то и жизни как таковой! А что? Теоретически вполне возможно, – Женька с победным видом оглядел всех нас.
– Теоретически возможно, – заметил Влад, – что история пошла по другим рельсам, как ты выражаешься, вообще сразу же после Большого Взрыва. И тогда мы будем иметь дело не с альтернативными Землями, а с альтернативными Вселенными, где Земли и даже Солнечной системы может не быть вовсе. А если они и есть, то там исконными хозяевами являются... да хоть бы и эти наши пятиглазые урукхаи! Соответственно и животные там такие же. Пятиглазые и с пучком щупалец вместо ушей. То есть я хочу повторить и, возможно, усилить мысль, твою мысль. Расстояние вообще может не играть здесь никакой роли. Я имею в виду расстояние, измеряемое в километрах или световых годах. Значение имеет лишь то расстояние, которое отделяет одну альтернативку от другой. Хотя вряд ли здесь подходит вообще слово «расстояние».
– Дистанция? – предложила Марта.
– Может быть, – кивнул Влад. – Или промежуток.
– Ну... да, – сказал Женька. – Нечто в этом роде я и имел в виду.
– Оскар, между прочим, сказал, что мы не на Земле, – напомнил Никита.
– Он сказал, «это не ваша Земля», – уточнила Марта. – Я помню очень хорошо. Вот и пойми, что он имел в виду. Ваша, наша... Я вот с какой Земли? А вы по отношению ко мне? То-то и оно.
– Сам чёрт ногу сломит, – подал голос Никита.
– Не говоря уже о том, что Оскар этот самый непонятный мог и соврать – недорого взять, – сказала Маша.
– Все эти рассуждения весьма интересны, – сказал я. – Но с практической точки зрения мало что нам дают. Вернее, совсем ничего не дают. Не знаю, правду ли говорил Оскар, но уверен, что в одном он не соврал.
– Это в чём же? – поинтересовался Женька.
– В том, что нам надо выжить. Помните? Кто выживет, тот и станет хозяином во Внезеркалье. Вот мы и выживаем.
– Э-э... но ведь Оскар погиб, – сказал Женька. – На наших глазах практически. И это Внезеркалье вместе с ним. Разве не так?
– А бог его знает, – сказал Влад. – Предположения можно строить до бесконечности, Мартин прав. Если Оскар погиб, то почему с нами по-прежнему Локоток? Живой и здоровый, если, конечно, к нему применимы эти понятия.
– Верно, – припомнила Маша. – Оскар говорил, что Локоток – это как бы его неотъемлемая часть. Или что-то в этом роде.
Мы все, как по команде, посмотрели на Локотка.
Он сидел на корточках рядом с нами, взобравшись на обломок толстой сухой ветки и, казалось, завороженно глядел в огонь. Красно-оранжевые блики играли на его «коже», отражались в ней, и создавалось впечатление, что сам Локоток принадлежит этой огненной стихии и вот-вот превратится в пламя и сольётся с костром, исчезнет в нём, как до этого он исчезал в полу и стенах покинутого нами и погибшего в извержении вулкана загадочного «дворца».
– Локоток, а Локоток! – позвала Маша. – Что нам делать?
Искусственный человечек повернул к ней голову, будто слушая, что она говорит, затем слез с ветки, лёг на бок и замер, поджав под себя ноги.
– Мать честная! – засмеялся Влад. – Да он же нам показывает, что утро вечера мудренее, не иначе.
– Точно, – сказал Никита. – Лёг и, типа, уснул. Хороший ответ!
– Не хуже любого другого, – сказала Маша. – Локоток и так помогает нам как может. Он не виноват, что не умеет говорить. Хотя, помнится, Оскар утверждал, что говорить он может. Только редко. Ну, мало ли. Считает, наверное, что так наглядней и понятнее.
– По-твоему, он живой, что ли? – недоверчиво покачал головой Никита. – Брось, Маша. Помнишь, Оскар говорил, что его создали некие хозяева больше миллиона лет назад? То есть Оскар – искусственное существо. Значит, и Локоток – тоже. Как часть Оскара.
– Если на то пошло, то мы вообще не знаем, существо Оскар или кто, – с вызовом ответила Маша. – Кто или что. Я с тобой, Никита, спорить не собираюсь. Потому что с вами, мужиками, спорить вообще бесполезно. А лучше всего послушать, что говорит сердце, и соответственно поступить.
– И что же оно говорит? – с самым внимательным и серьёзным видом осведомилась Марта.
– У тебя в рюкзаке есть какая-нибудь тряпка, не очень нужная прямо сейчас? – спросила в ответ Маша.
– Например?
– Например, майка.
– Есть.
– Давай.
Марта покопалась в рюкзаке и протянула Маше майку:
– Держи.
– Спасибо, – поблагодарила Маша и бережно укрыла майкой Локотка. – Вот так.
Затем она оглядела нас и с вызовом произнесла:
– Только не надо меня спрашивать, зачем я это сделала, хорошо? Сделала – и всё. Захотелось мне.
Мы переглянулись и охотно согласились с тем, что желание женщины – это закон. Если оно не очень противоречит желаниям других находящихся рядом женщин и мужчин.
