Глава двадцатая

Харик Су открыл глаза и ничего не увидел. Тогда он решил, что на самом деле он их не открывал, а это ему только показалось. И открыл глаза снова. Предварительно закрыв. Движение век вверх-вниз ощущалось прекрасно, но глаза по-прежнему не улавливали ни малейшего отблеска света.

«Погоди, – сказал он сам себе, – мы ведь в завал, кажется, попали… Точно, в завал. Откуда в завале да еще и под землей может быть свет? Все правильно, неоткуда здесь взяться свету. Где-то у меня был фонарик…»

Предусмотрительно не пытаясь встать (мало ли, вдруг голову расшибешь, – у жителей Подземелья на этот счет давно выработался специальный инстинкт), Харик нащупал на поясе фонарь и включил его.

Отлично, теперь осмотримся. Что здесь у нас? Завал, как и следовало ожидать. А где Симус? Вот он, рядом, лежит вниз лицом. Живой, нет?

Харик подполз к хвату и тронул его за плечо:

– Симус, Симус!

Батти шевельнулся и едва слышно промычал что-то нечленораздельное.

– Что? – Харик отложил в сторону фонарик, осторожно перевернул товарища на спину, снял с пояса флягу, приподнял хвату голову и смочил ему водой губы.

Не открывая глаз, Симус ухватился за флягу, сделал несколько глотков и сказал:

– Спасибо. Мы живы?

– А ты сам-то как думаешь? – усмехнулся вчерашний командир отряда смертников.

Симус открыл глаза и некоторое время, медленно моргая, смотрел на окружающие их со всех сторон нагромождение камней.

– Думаю, живы, – наконец определил он. – Но для меня остается большой загадкой, отчего это так.

– Сам удивляюсь, – сказал Харик, опустил голову Батти на место, снова подобрал фонарик и тщательно осветил все кругом сантиметр за сантиметром.

– Хорошо мы себя упаковали, – констатировал Симус и, поморщившись от боли, медленно сел. – Ни просвета, ни привета. И бок невыносимо болит. Сука.

– А чего б ему не болеть? – резонно заметил Су. – Он же у тебя раненый.

Он помолчал, продолжая шарить вокруг фонариком, и добавил:

– Но, вообще-то, феноменально удачно получилось – ни царапины. Чуть левее или правее, и никто бы не узнал, где наша могила. Одна на двоих.

– Удачно – то удачно, – заметил Симус, – но, может быть, еще и не узнают. Как мы отсюда выбираться будем?

– Потихоньку, полегоньку, – объяснил Харик и достал зажигалку.

Возле нагромождения камней, с той стороны коридора, которая была обращена к подземному руслу реки, огонек зажигалки затрепетал, качнулся и лег на бок.

– Оп-па, – констатировал Харик. – А вот и выход.

– А места нам хватит – камни складывать? – Симус критически оглядел тесное свободное пространство.

– Пока не попробуешь, не узнаешь, верно? – вопросом на вопрос ответил Су и ухватился за верхний камень. – Я вытаскиваю – ты складываешь. Чтобы бок не растревожить. А то опять кровить начнет.

– Давай, – согласился Батти. – Только осторожно.

– Ага, – буркнул Харик, вытаскивая камень из завала, – давай, поучи крота ходы рыть…

Им снова невероятно повезло.

Для того чтобы проделать лаз наружу, к свободе, потребовался всего час времени, а свободного пространства как раз хватило для вынутых из завала камней.

– Вот и все, – Харик Су посветил фонариком в лаз, и луч света блеснул на вкраплениях слюды дальней стены высохшего русла подземной реки. – Путь свободен. Давай. Ты – первый.

Тучи ворон, казалось, не обратили ни малейшего внимания на ведущие по ним огонь из пулеметов, танки и скользнули по небу дальше, на юг, к городу. А за смерть немногих своих – по сравнению с общим количеством – товарок отомстили просто – уделав калом все десять грозных машин от башенных люков до траков. Впрочем, Канна Кейра вовремя сообразила, что пулеметами ворон-мутантов не напугать и, уж тем более, не остановить и отдала приказ прекратить огонь.

Да и патроны следовало поберечь для тех, кто бежал и шел следом по земле.

Крысы и собаки появились, когда день окончательно догорел, и на небе, уже очистившемся от ворон, зажглись первые звезды. Автоматически включились сенсоры ночного видения, и на командирском мониторе Кейра отчетливо разглядела зеленоватые пятнышки живых существ, приближающиеся со стороны гор. Пятнышек этих становилось все больше, они сливались, увеличивались, разрастались, и вот уже сплошная, отливающая мертвенной зеленью, лавина заполнила собой видимое пространство от края и до края, придвигаясь все ближе и ближе к замершим в своих недостроенных укрытиях, танкам.

Вот уже осталось меньше километра…девятьсот метров… восемьсот… Великая Матерь, да их тут бездна какая-то!

– Внимание! – Канна прижала ларингофон к горлу. – По крысам разрывными…огонь!

Десять стодвадцатимилиметровых танковых орудий выплюнули пламя, и десять огненных цветов взметнулись в гуще наступающих крыс.

Уже после второго залпа, животные сообразили, что к чему, – зеленоватое море расступилось по фронту и принялось обтекать роту с флангов…

– Меняем позицию! – скомандовала Кана. – Снаряды беречь до последнего. Давите тварей гусеницами! А по собакам – из пулеметов!

В упоении боем, Канна потеряла счет времени и старалась не замечать того факта, что на месте каждой раздавленной крысы тут же возникает десять живых, а количество промахов по собакам значительно превышает смертельные попадания. И, хотя она хорошо понимала, что фронт в два километра, который удерживает ее рота, мало что значит по сравнению многокилометровой полосой наступления жутких тварей, осознание того, что этот фронт они, заляпавшись в крови и кишках по самые башни, все-таки хоть как-то удерживают, придавало ей уверенности и даже некоторого оптимизма.

«А вдруг отобьемся? Мы их тут здорово потрепали, а там, южнее, расположены гораздо более мощные рубежи обороны. Да и нам бы, если пополнить еще боезапас и…»

Но она не успела додумать эту бодрую мысль до конца, потому что мысль исчезла.

Вот только что в голове были какие-то слова и образы и сразу – пугающая и даже какая-то зловещая пустота.

Нет, уже не пустота. Слабенькая бледная точка появилась точно в центре этого пустого пространства (казалось, что мозг, словно живое существо, в испуге прижался изнутри к черепной коробке, освобождая в середине место чему-то чужому и страшному) и стала медленно расти, наливаться объемом и светом, оформляясь в круглый, равнодушный и от этого невыносимо жуткий, совершенно нечеловеческий глаз.

То, что происходило дальше, командир танковой роты Канна Кейра запомнила плохо.

Потом, когда все закончилось, она неоднократно пыталась восстановить последовательность своих действий, но в памяти запечатлелись лишь какие-то мало связанные между собой обрывки.

Вот ее танки один за другим обессилено замирают на месте, словно у всех сразу кончилось в баках горючее, и последние, уже редеющие стаи крыс и собак, огибают грозные машины, а некоторые из животных-мутантов, почуяв, что опасности нет, перелезают прямо через обездвиженную броню и бегут на юг…

…она протискивается мимо сникшего башенного стрелка к механику-водителю, стаскивает с сиденья обмякшее тело, сама садится за рычаги и дает полный газ…

…перед глазами на мониторе скачут темные пятна деревьев и холмов, танк кренится на косогоре, выпрямляется, несется вниз, карабкается на следующий холм, летит на полной скорости дальше по полю неведомо в каком направлении, лишь бы подальше отсюда, как можно дальше, еще дальше, насколько хватит горючего и сил, главное, чтобы исчез из головы этот жуткий чужой глаз, который, уже, кажется, начинает бледнеть и уменьшаться в размерах, но про это думать нельзя, думать вообще нельзя, а надо давить на педаль газа и гнать, гнать, гнать вперед многотонную машину под хриплую и громкую, рвущуюся из глотки и самой души, песню.

Да, ее спасло только то, что, окончательно испугавшись утратить контроль над собственным мозгом, она сразу, подчиняясь неведомому порыву, во весь голос загорланила песню. Эта была древняя песня танкистов, разумеется, с неоднократно за сотни лет ее существования переписанными словами. Кейра несчетное число раз пела ее, будучи еще курсантом, шагая в общем строю на плацу училища…

…и теперь она орала ее, повторяя все куплеты и припев до тех пор, пока под ошалело несущимся сквозь ночную тьму танком, не дрогнула и не осела земля.

Бешено вращая гусеницами, и стараясь зацепиться траками за воздух, машина ухнула куда-то вниз, в пустоту, и последнее, что запомнила Кана – это сильнейший лобовой удар и, летящий ей прямо в лицо, темный экран монитора.

– Как ты себя чувствуешь? – осведомился Харик у Симуса Батти, когда они по расчетам Су прошли вниз по высохшему подземному руслу реки около двух километров.

Трудень был выше хвата почти на голову и, к тому же, не ранен. Поэтому ему приходилось все время притормаживать, чтобы не оставить Симуса далеко за спиной.

– А в чем дело? – пробурчал в ответ хват. – Рана не кровит, – уже хорошо. Только болит, зараза. Прямо огнем жжет. Растревожил я ее.

– Ничего, – сказал Харик. – Потерпи. Нам, главное, наших догнать. А там – Лар Тисс с лекарствами. И вообще, со своими легче.

– Да… – согласился Батти. – Ты не переживай, я дойду. У меня, если хочешь знать, даже что-то вроде второго дыхания открылось. То ли от боли, то ли от злости. Сам не знаю. А может быть, стимуляторы Тисса еще действуют. Хотя он и обещал, что после мне будет совсем хреново. Видимо, это «после» еще не настало.

– На самом деле, если как следует подумать, то нам и торопиться-то нет особого резона, – заметил Су. – Ну, не догоним сегодня, догоним завтра. Какая разница? Если сильно устанешь или поплохеет, то можно и привал сделать, поспать. А потом дальше пойдем. Крысы нам уже не страшны, а сон – он хорошо лечит и сил прибавляет.

– Я скажу, когда совсем невмоготу станет, – пообещал Симус.

– Только обязательно скажи, не терпи до последнего. Нам героизм проявлять незачем, мы его уже и так достаточно проявили…

Так, перебрасываясь время от времени нарочито бодрыми фразами, они продвигались все дальше и дальше вперед. К своему собственному удивлению, Симус, действительно, разошелся, попал в нужный ритм, и даже боль в боку как будто уменьшилась.

Минута проходила за минутой, час за часом, один изгиб русла сменял другой, а они все никак не могли догнать идущих впереди своих товарищей под предводительством Шнед Ганна.

Может быть оттого, что шли они не быстро, сберегая силы и дыхание. Хотя Симус Батти по опыту знал, что толпа, даже организованная, всегда идет медленнее, чем два человека. Пусть даже измученные и раненые. Но ведь и среди ушедших полно стариков и детей, которые не могут долго сохранять хороший темп ходьбы. Впрочем, люди Подземелья – это закаленные люди. С младенчества и до самой старости. Насколько они их опередили, интересно? Километров на восемь, вряд ли больше. Два часа ходу. Это в том случае, если они с Хариком будут топать и топать, а ушедшие вперед, остановятся и подождут их за каким-нибудь поворотом русла. Чего, разумеется, не случится. Да и с какой стати? Разве что Шнед Ганн в ближайшее время долгий привал объявит… Все-таки удивительное образование – это высохшее русло. Подарок судьбы. Широкое – впору танку проехать, да и в высоту не меньше трех с половиной – четырех метров. И дно ровное, почти без камней, идти удобно. Особенно, если со светом. А свет у них пока есть. Фонарика Су хватит еще надолго, а затем можно использовать фонарик его, Симуса. Интересно, сколько они уже прошли? Километров пятнадцать? Двадцать? Около четырех часов они уже шагают точно. А может, и больше, судя по тяжести, которой налились его, в общем-то, неплохо тренированные ноги…

Часы Симуса остановились после того, как он их грохнул о камень при падении, и теперь отсчет времени оставался только на руке Харика. Симус уже открыл, было, рот, чтобы спросить товарища, который час, как где-то впереди зашуршало, затрещало, камень под ногами дрогнул, и, шедший чуть впереди Харик Су, не оборачиваясь, заорал:

– Падай!

И тут же с размаху бросился на живот и прикрыл голову руками.

Впрочем, предупреждать опытного Симуса было излишне, – он уже лежал, откатившись спиной к стене, и слушал, как бешено колотится в груди сердце, заглушая грохот камнепада впереди и какой-то механический рев…

Двигатель?

От неожиданности Батти даже приподнял голову и прислушался, но тут все стихло, и только слабый шорох осыпающейся земли и мелких камней явственно указывал на то, что где-то дальше произошел обвал.

Вспыхнул луч фонаря (Харик, падая, успел его выключить), метнулся назад, отыскивая хвата.

– Жив я, жив, – заверил Батти. – Пошли, глянем, что там еще случилось.

– По-моему, что-то обвалилось, – уверенно заявил Харик Су. – Мне ли обвалов не знать…

– Молодец, – похвалил Симус. – Догадливый.

Искомый обвал, как они и предполагали, обнаружился буквально в нескольких десятках шагов, за ближайшим изгибом подземного русла. Сначала луч фонаря наткнулся на груды камней и земли, которые перегородили путь, затем переместился выше, и скользнул по чему-то длинному и явно металлическому…

– … твою мать! – одновременно вырвалось у Харика и Симуса.

Перед ними, косо уткнувшись носом в дно русла, задрав корму, со свороченной набок длиннющей пушкой, во всей своей некогда грозной, а ныне поникшей и бессильной красе, застыл танк.

– Вот те на, – машинально почесал в затылке Харик Су. – Неожиданная встреча, прямо скажем. Как этот дурак, интересно, умудрился сюда провалиться?

– И что он вообще делал наверху… – продолжил Симус. – Хотя, в принципе, не сложно догадаться. Если мы приняли бой с крысами, то уж сестрам-гражданкам сама их Великая Матерь велела свой город защищать от нашествия мутантов.

– Догадливый, – похвалил Харик и подмигнул.

– Один-один, – усмехнулся Батти.

– И что будем делать? – задал риторический вопрос Харик.

– Да уж мимо не пройдем, – сказал Симус. – Внутри могут быть живые…э-э…женщины.

– Слышу голос хвата! – с энтузиазмом воскликнул Су. – Ладно, пошли, глянем, что и как. Может, какой из люков получится открыть.

– Давай, ты посмотришь, а я здесь посижу? – предложил Симус. – Что-то рана у меня…того…снова разболелась.

Хват сделал три шага вбок, оперся о стену и медленно опустился на землю.

– Кровит? – тревожно наклонился к нему Харик.

– Вроде нет, – Симус осторожно пощупал ребра. – Просто надо маленько передохнуть. Ты иди. Только на рожон не лезь. Не хватало еще, чтобы тебя пристрелили сестры-гражданки после всего, что мы пережили.

– Не слишком бы этому удивился, – пробормотал трудень, и перехватил автомат поудобнее. – С учетом того, сколько я их совсем недавно отправил на тот свет.

– Ты об этом не думай, – посоветовал Батти. – Позавчера было одно, сегодня – уже совсем другое.

– Я и не думаю, – ответил Харик. – Но и забыть вряд ли получится. И у меня, и у них.

С этими словами он вздохнул и, ухватившись за пушечный ствол, ловко вскарабкался на броню.

«Хорошая вещь – шлемофон, – подумала Кана Кейра, разглядывая в слабом свете аварийного освещения треснувший пополам экран монитора. – Совершенное, веками проверенное изделие. Вон, и монитор танковый, специально усиленный, треснул. А голове хоть бы что. Только гудит слегка, но вполне соображает… Соображает?»

Кейра поспешно стащила шлемофон и прислушалась к себе. Вроде бы, все в порядке. Голова на самом деле чуть побаливает (но ведь и удар был какой!), да саднит, надорванное песней, горло.

Да, она ведь орала песню!

Орала, чтобы ни о чем не думать и не дать чужой воле захватить сознание. И это, несомненно, помогло. Помочь-то помогло, но что случилось? Такое впечатление, что танк на всем ходу куда-то провалился. Ухнул в яму. И яму не маленькую. А иначе с чего бы взяться такому крену на нос? Градусов сорок пять, никак не меньше…

Она снова надела шлемофон и аккуратно выбралась из кресла механика-водителя.

Первым делом надо определить, что с экипажем. Так, вот лежит мой механик. Великая Матерь, только бы все были живы…

Кана Кейра наклонилась к бледному лицу своей подчиненной и нащупала пальцами артерию на шее.

Проклятье, нет пульса…

Маленькое круглое зеркальце, которое всегда лежало у нее во внутреннем кармане комбинезона (война войной, а подкрасить губы и припудрить нос необходимо), поднесенное ко рту механика, осталось абсолютно ясным.

Мертва.

Плохо. А что со стрелком?

Наверное, следовало бы для начала просто окликнуть стрелка по имени, но Кане отчего-то не хотелось нарушать криком эту странную хрупкую тишину, царящую внутри машины.

Лучше пролезть в башню и посмотреть.

Просто глянуть своими глазами, и все сразу станет ясно.

Она уже протянула руку, чтобы поудобнее ухватиться и подтянуть тело в башню, как снаружи что-то негромко стукнуло по броне.

Раз и еще раз.