ГЛАВА 9
Мы подошли.
- Здравствуй, Оля, – сказал я. – Прекрасно выглядишь.
- Здравствуй, Мартин. За тобой мне всё равно не угнаться. Как тебе удалось? Я тоже так хочу. Если б не предупредил... Хотя нет, всё равно бы узнала. Походка не меняется. Да и внутри ты прежний.
- Спасибо, – я благодарно улыбнулся. – Очень надеялся, что ты меня узнаешь. Именно ты. Узнавание другими, как я уже понял, пока мне ни к чему. Что же касается того, как мне это удалось... Длинная история, но я обязательно тебе её расскажу. Но сразу заинтригую, что там, откуда мы явились, сбросить десяток или несколько десятков лет – не проблема.
- Ух ты, – сказала она. – Я и правда заинтригована. Считай, ты подцепил меня на крючок.
- Оля, это Марта, – представил я девушек друг другу. – Она с Альтерры. Марта, это Оля. Лучший в Приказе «щупач» и замечательный товарищ.
- Очень приятно, – одновременно сказали девушки и дежурно улыбнулись.
- Любить и жаловать пока не предлагаю, – сказал я. – Возможно, позже. А пока просто поговорим.
Мы уселись рядом с Олей на скамейку.
- Ну, – попросил я, – рассказывай. Сначала ты, потом я.
- Хорошо, – согласилась Оля. – Только честно, договорились?
- Врать «щупачу» себе дороже, – усмехнулся я. – Ты ж сразу учуешь фальшь.
- А мне не хочется слушать тебя как «щупач», – парировала Оля. – Хочется просто как товарищ. И даже как замечательный товарищ, пользуясь твоим выражением.
- Один-ноль. Обещаю.
- Тогда и я обещаю.
Я не выдержал и рассмеялся:
- Тебе-то зачем обещать? Сколько тебя знаю, никогда ты врать не умела. И не старалась научиться.
- Это так заметно? – слегка покраснела Оля.
- Ну... – пожалел я самолюбие своего чувствительного коллеги. – Если присмотреться. Я присматривался.
- Спасибо.
- Не за что. Так что там у нас произошло? Кое-что я знаю, но картина в целом неясна. Особенно непонятно, зачем меня пытаются ловить. С учётом того, что я никуда бежать не собирался. До недавнего времени.
- Э... – Ефремова едва заметно повела глазами в сторону Марты, сидящей слева от неё.
- Тебе выбирать, – честно, как и обещал, признался я. – Скажу одно. Мы с Мартой теперь в одной команде. С нами ещё Влад Борисов и наши молодые стажёры: Никита Веденеев, Маша Князь и Евгений Аничкин. Помнишь их?
- Как следует познакомиться мы не успели, но помню. А что за команда?
- Сначала ты, – я улыбнулся. – Иначе, не владея необходимой информацией, мне трудно будет принять верное решение.
- Обтекаемо, но вполне извинительно и понятно, – кивнула Ефремова. – Тогда слушай. То есть слушайте, – вежливо поправилась она. – Тебе известно, что Приказ фактически был уничтожен?
- Знаю, что было вооружённое нападение, – сказал я. – И что есть погибшие. Это всё.
- А кто напал, ты не знаешь?
- Нет. Есть несколько предположений той или иной степени достоверности, но... Это всего лишь предположения.
- Тогда я сообщу тебе факты. На Приказ напала хорошо подготовленная и вооружённая группа из той альтернативки, в которой ты, Мартин, последнее время работал. Альтернативки, где до сих пор жив Советский Союз. Фактически это были смертники. Вероятнее всего, какой-нибудь спецотряд КГБ. Ты знаешь, что альтеры развоплощаются в нашем мире в течение суток, много двух. Но эти успели. Что уже выглядит почти чудом. Время было выбрано идеально – в Приказе присутствовали почти все. Кроме тебя, меня, Михалыча и ещё двоих-троих человек. И организовано всё было идеально. Подъехали на угнанных машинах, внезапно напали, убили почти всех и на этих же машинах уехали. Всё произошло так быстро, что никто и опомниться не успел. Да ты, наверное, знаешь, если наши стажёры в твоей команде. Они там были. И Влад тоже.
Я молча кивнул.
- Теперь представь, – продолжила Оля. – После разгрома Михалыча хватает обширный инфаркт, он попадает в больницу и... Мне жаль сообщать тебе эту новость, но выкарабкаться ему не удалось. То есть вначале дело быстро пошло на поправку, и мы, кто остался, радовались, но потом...
- А, чёрт, – выругался я. – Шеф умер?
- Увы. Врачи сказали, что вообще удивительно, как он жил и работал – сердце было изношено вконец.
- Да, себя он не жалел, – пробормотал я.
- Я своё уже отплакала, – сказала Оля. – Больше не хочу. Слишком это всё больно. Но слушай дальше. На место шефа пришёл наш куратор из ФСБ. Некий Павел Илларионович Крамской. Не слышал о таком?
- Только о художнике, – сказал я. – Само собой разумеется.
- Да, однофамилец. А может быть, и потомок по какой-то линии, не знаю. Но факт в том, что он действительно плотно курировал нас со стороны ФСБ и после смерти Михалыча возглавил Приказ.
- Явочным порядком? – поинтересовался я.
- Можно сказать и так. Но ты же не станешь утверждать, что наш Приказ был полностью автономен по отношению к государственной власти?
- Не стану, – вздохнул я. – Хотя степень свободы была довольно большая.
- Она и сейчас не маленькая, – сказала Оля. – Но это уже другая тема. А если вернуться к основной, то господин полковник Крамской взялся не только за восстановление Приказа – здесь, кстати, очень пригодилась наша запасная база в Ростове, – но и скрупулезное расследование происшедшей катастрофы. Это была именно катастрофа, поверь. Кроме того, что почти все погибли, взрывом и последующим пожаром разрушено здание Приказа и почти полностью уничтожены архивы. Хорошо ещё, что на базе в Ростове хранились дубликаты. Не все, но основные. Теперь идём дальше. Кто остался в живых, но при этом исчез? Стражник-полевик Мартин Станкевич, его друг аналитик Владимир Борисов и три стажёра: Евгений Аничкин, Никита Веденеев и Мария Князь. А кто вербовал стажёров? Правильно. Всё тот же Мартин Станкевич. Который, заметим, плотно работал в той альтернативке, откуда по нам был нанесён сокрушительный и безжалостный удар. И каковы выводы?
Ольга замолчала и вытащила сигарету. Я знал, что курит она крайне редко, и оценил степень её волнения.
Я тоже закурил и некоторое время обдумывал сказанное.
- Выводы лежат на поверхности, – наконец признал я. – Мартин Станкевич – предатель. В советской альтернативке его перевербовали, а он, в свою очередь, перевербовал Борисова и молодых стажёров. И навёл на Приказ спецотряд КГБ. Да что там навёл – сам небось и принял горячее участие в планировании операции. Иначе почему все погибли, а сообщники его – Борисов, Аничкин, Веденеев и Князь – остались живы и пропали неизвестно куда? Да чем чёрт не шутит, может, и сам Михалыч тоже был на стороне Мартина! Но с мёртвого не спросишь. А вот поймать Мартина и остальных, чтобы спросить как следует, нужно обязательно. Так?
- Так, – подтвердила Оля со вздохом. – Видишь, вот ты и сам ответил на все вопросы.
- Если это действительно так, – подала голос Марта, – то здесь нам ловить нечего. Ты ничего не докажешь. Во всяком случае, сейчас. Должно пройти какое-то время... Скажите, Оля, наверняка ведь Мартина ищут не только здесь, в этой реальности, но и в той альтернативке, откуда на вас напали?
- Думаю, ищут, – сказала Оля. – И Мартина, и всех остальных. Хотя точной информации у меня нет. Сейчас у нас очень серьёзный режим секретности. Не то что в прежние времена.
- Впереди засада, сзади западня, – пробормотал я. – Оль, надеюсь, ты понимаешь, что ко всему этому я не имею не малейшего отношения? Кроме, разумеется, того факта, что действительно работал в советской альтернативке и вербовал стажёров для работы в Приказе.
- А мне и понимать не надо, – ответила Оля. – Я вижу, что ты не врёшь. И этого вполне достаточно. Но нашему новому шефу моего слова будет мало. Точнее, он и вовсе от него отмахнётся. Для него «щупач» – это нечто вроде капризного дитяти, который слишком эмоционален, чтобы верно оценивать факты. Он ведь пока мало в нашей специфике понимает и действует своими фээсбэшными методами. К тому же я одна из немногих, кто выжил после той ночной резни.
- И что?
- Она тоже под подозрением, – пояснила Марта. – Так, Оля?
- Увы.
- Что ж, – сказал я. – Тогда боюсь, что Марта права и нам пока здесь делать нечего. Терпеть не могу доказывать очевидное. Тем более что заняться есть чем.
- И чем же это? – поинтересовалась Ефремова. – Теперь рассказывать твоя очередь, не забыл?
- Мартин, посмотри направо, – ровным голосом попросила Марта. – Только спокойно, как бы невзначай.
Повод глянуть направо у меня был – сигарета догорела, и нужно было отправить её в урну, стоящую как раз справа от меня.
Ага, вот они.
Трое по-разному одетых и якобы неспешно идущих вниз по бульвару молодых людей. Упорно делают вид, что незнакомы друг с другом...
Я бросил окурок в урну, откинулся на спинку лавочки-скамейки и за спинами девушек посмотрел налево.
Слева – четверо. Тоже не торопятся, но всё ближе. И ещё двое за бульваром и проезжей частью, на тротуаре. Кого-то, понимаешь ли, ждут. При этом один поглядывает на часы, а второй деловито говорит по сотовому. Можно и не оборачиваться, чтобы понять – за спиной тот же расклад.
Да, нам до фээсбэшных методов далеко. Впрочем, не очень-то и хотелось. У нас свои есть.
- Хватать нас идут, однако, – констатировал я.
- Боюсь, и меня заодно, – пробормотала Оля. – Получается, что за мной следили. Суки. Ненавижу эти штучки.
- Уходим домой в Пирамиду, – сказал я, нащупывая на левом запястье браслет-переходник. – Оля, ты с нами?
- Да, – не раздумывая, откликнулась она. – Другого выхода уже не вижу.
- Тогда быстро меняемся местами, – приказал я. – Я сажусь между вами, и вы должны покрепче меня обнять.
- Ля труа, – неожиданно хихикнула Оля. – Всю жизнь мечтала.
- Правда? – удивился я, вставая. – А чего раньше не сказала? Всё в наших силах.
- Пошляк, – фыркнула Марта.
Девушки подвинулись, давая мне место, и тут молодые люди, подходящие к нам со стороны Сретенского бульвара, вероятно, почуяли неладное. Они резко ускорили шаг и сунули руки под куртки.
- Стоять на месте и не двигаться! – крикнул один из них – тот, что вырвался вперёд, – и достал пистолет.
Терпеть не могу, когда мне угрожают оружием. Особенно свои. Хотя какие они мне теперь свои...
Я прикинул расстояние и время.
Чёрт, явно не хватает. Могут успеть добежать, потому что браслет-переходник не действует мгновенно. Те, что спешат снизу, от Рождественского, и стоят на тротуарах, не успеют. А эти трое – могут. Значит, их надо остановить.
Какое счастье, что прохожих сегодня мало и между этой полной охотничьего энтузиазма троицей и нами на данный момент – никого.
Ну, господи, помоги не промазать.
Внезапность и решительность – удивительные вещи. Удивительны они тем, что действуют безотказно. Всегда. Чем косвенно подтверждают известный тезис: лучшая защита – это нападение. Твой противник очень хорошо осведомлён о том, что ты можешь оказать внезапное и решительное сопротивление. Мало того, он думает, что готов к этому. Но если в нужный момент эти два фактора применить, то в девяноста девяти случаях из ста оказывается, что ни хрена он не готов.
Если при этом ещё у тебя выработана привычка держать патрон в стволе, то шансы уйти живым в кризисной ситуации и вовсе повышаются до небес.
У меня такая привычка выработана была.
Поэтому кричать и предупреждать я не стал.
А, как мог быстро, выхватил из подмышечной кобуры «беретту» и молча открыл беглый огонь по ногам.
То ли сказались мои недавние упражнения в стрельбе по киркхуркхам, то ли и правда рефлексы омоложенного тела стали гораздо быстрее, но мне хватило пяти выстрелов и примерно трёх секунд, чтобы уложить всех троих. Правда, в ноги попал только двоим (третьему пуля досталась в плечо) и дважды промазал.
После чего плюхнулся между моими слегка ошеломлёнными девушками и, рявкнув: «Быстро меня обняли!», активировал браслет-переходник.
Это было совсем не похоже на путешествие из Пирамиды сюда. Тогда всё произошло настолько быстро, что мы с Мартой почти и не заметили самого момента перехода.
Вот мы стоим посреди серебристого круга в Пирамиде, затем Никита говорит традиционное: «Поехали!», меркнет свет, на треть секунды замирает сердце, и перед нами уже ночная аллея Лефортовского парка.
Теперь же ощущения совершенно иные.
Видели когда-нибудь, как, словно по волшебству, появляется на фотобумаге изображение в кювете с проявителем? Ну, те, кто постарше и занимался не цифровой, а обычной фотографией, видели наверняка – на чистом белом листе фотобумаги как бы из ничего возникает, обретает черты, свет и тень человеческое лицо, или фигура, здание, дерево, далёкий пейзаж – в общем, то, что было на негативе. Несколько секунд – и фотография готова. Можно вытаскивать, закреплять и сушить.
Здесь же всё происходило наоборот.
Петровский бульвар со всеми своими деревьями, людьми, зданиями и машинами быстро начал истончаться, терять краски, звуки и объём, и, по-моему, я не успел сделать вдох и выдох, как исчез совсем, и нас окружил ровный белый, молочный свет... Но уже на следующем вдохе процесс пошёл в обратную сторону, и вот уже сквозь эту равнодушную белизну стали проступать иные очертания, набирать цвет, объём, запах... Есть!
Серебристый круг под ногами. Зал перехода. Пирамида.
- Всё, девушки, – сказал я. – Мы дома. Можете меня отпускать. Хотя, если хотите, подержитесь ещё немного. Я не против.
