Глава девятая
– И что, вы хотите сказать, что это моя машина? – с какой-то даже горечью осведомился Егор у пустынной улицы.
Улица безмолвствовала.
– Пошли, – тихо сказал Володька. – Поглядим.
Они спустились вниз, вышли под открытое небо и с опаской приблизились к автомобилю.
– Обе фары были разбиты, – сказал Егор, когда они с Володькой не просто осмотрели, а буквально ощупали чуть ли не каждый квадратный сантиметр передних крыльев, решётки радиатора, бампера, фар и капота. – Левое крыло помято, погнуты бампер и решётка, капот помят и сорван с защёлки. В общем, ремонта долларов на хрен знает сколько.
– На сто тридцать, – авторитетно заявил Четвертаков. – Как минимум.
– И где? – растерянно спросил Егор у друга. – Куда подевался ремонт на сто тридцать долларов? Только не уверяй меня, пожалуйста, что пока мы сидели у тебя, пили пиво и беседовали по телефону с Королём, пришёл добрый дядя-золотые-руки и вмиг всё починил.
– Я и не собираюсь. За это время даже я с лучшей своей бригадой не успел бы. А в этом городе мне равных нет. – Володька подумал и добавил. – Да и в стране, пожалуй, не много найдётся. Разве что в мире…
– Так что же случилось?
– Ты меня спрашиваешь? Твоя машина, у себя и спрашивай. Или у неё.
– У неё… Это мысль. Знать бы ещё как спросить… Ты, кстати, с Назарчуком говорил?
– Говорил. Клянётся, что ни о чём подобном раньше не слышал. Но обещал разузнать и, если что, рассказать. Я от него еле отцепился потом, всё спрашивал меня, откуда такая информация.
– Самовосстанавливающийся автомобиль, – пробормотал Егор. – Самоочищающийся автомобиль. Обучающий автомобиль. Я теперь, знаешь ли, по-французски почти всё понимаю безо всякого перевода. Читать, правда, не могу, а так… И по-английски тоже. Думаю теперь вот за испанский взяться. А там и до немецкого с итальянским недалеко.
– И на хрена это тебе?
– Буду знать языки. Плохо что ли?
– Голову только забивать… Впрочем, твоё дело. Ты, кстати, забыл, что она ещё и лечит. У меня гастрит прошёл. И вообще самочувствие улучшилось после пятницы. Сплю как сурок…
– Ну, не знаю, не знаю… Гастрит у тебя мог и сам пройти. Похмелье-то она на лечит… А что есть похмелье? Та же болезнь организма. Вчера, например, у меня было похмелье, и мне было плохо.
– Похмелье – это не болезнь организма. Похмелье – это возмездие организма за содеянное над ним, организмом, насилие. И потом… Ты вот раньше с похмелья что делал?
– Как это «что»? Шёл за пивом, разумеется. Если, конечно, с вечера ничего не оставалось.
– Вот. А после пива что?
– Ну… бывало и водочка…
– Не «бывало», а, как правило.
– Ну…
– Не «нукай», так и было. А теперь что?
– Что «что»?
– Ты вчера похмелялся?
– Э… нет.
– Вот! А говоришь, не лечит.
Помолчали. Егор неожиданно протянул руку и ласково погладил машину по капоту.
– Поеду я домой, пожалуй, – сказал он. – Надо как-то осмыслить ситуацию и вообще…
– Давай. Вечером позвони.
– Обязательно.
Они пожали друг другу руки, и Егор, проводив взглядом задумчивую фигуру Четвертакова, сел в машину.
– Умница ты моя, – сказал он с нежностью и достал ключи Не знаю, что всё это значит, но ты мне нравишься. Я тебя даже уже почти люблю.
Он потянулся к замку зажигания, чтобы вставить ключ…
Коротко прожужжал стартер, с пол-оборота завёлся и сыто заурчал движок, и Егор, обмирая сердцем, почувствовал, как опустился справа от него рычаг ручного тормоза. Сам. Без его, Егорова, участия.
Автомобиль был готов к движению.
И тут Егору на какой-то миг стало очень страшно. Тело само, безо всякого участия сознания, подчиняясь лишь каким-то древним, заложенным в самую суть существования данного тела инстинктам, рванулось наружу.
Уже выскакивая из машины, он пребольно ударился головой о верхний край проёма дверцы, прошипел «…твою мать!» и плюхнулся обратно на сиденье.
Боль выбила животный ужас из души, и теперь он сидел, потирал тупо ноющий висок и медленно приходил в себя.
Страх не возвращался. Наоборот. Отчего-то стало спокойно, хорошо и даже как-то весело. Егор протянул руку и включил радио, настроенное на «Маяк».
Тишина.
Лишь слабый, на грани восприятия шорох из динамика.
– Ну, – неожиданно для самого себя обратился к шкале настройки Егор. – Так и будем молчать?
Теперь из динамика исчез и шорох.
– Или ты хочешь, чтобы я к тебе как-то обратился? – входя во вкус, продолжил Егор. Он удобно откинулся на спинку сиденья и закурил. – Что ж, в этом есть резон. С детства люблю фантастику. Точнее, хорошую фантастику. А ещё точнее, хорошую литературу. Вот у меня сейчас такое впечатление, что я нахожусь не в реальной жизни, а в чьём-то романе. Значит, и вести себя следует соответственно. Конечно, ежели кто пройдёт мимо и услышит, как я разговариваю неизвестно с кем, то тут же решит, что этот парень, то есть я, видимо, поехал крышей… – Егор торопливо оглянулся, – улица оставалась по-прежнему пустынной. – Значит как-то мне тебя, наверное, нужно называть. Такая машина, как ты, обязана иметь собственное имя. Как меч короля Артура. Как линкор или космический корабль. – Он немного подумал и добавил. – Или как живое существо. Собака там, или кошка…
В динамике отчётливо фыркнуло. Или показалось? Егор прибавил громкость, и тишина в приёмнике стала ещё красноречивей.
– Хорошо, пусть не собака и не кошка. Пусть… женщина! Точно, женщина! Женщина, как известно, тоже человек и должна иметь имя… нет, если не нравится быть женщиной, ты скажи, не стесняйся.
Приёмник поощрительно молчал.
– Значит, женщина, – с удовлетворением констатировал Егор. – Опять же само слово «машина» – женского рода. Правда, с другой стороны слово «автомобиль» – мужского, но ты ведь не просто автомобиль, верно? Молчишь. Ну молчи, молчи… а я буду звать тебя… – он задумался, перебирая в памяти женские имена. В голове мелькали всевозможные Светы, Оли, Наташи и Елены. Нет, все не то. Нужно что-то такое… подходящее, чтобы сразу было понятно, что по-другому назвать никак нельзя. Анна? Близко, но не совсем. О! Анюта!
– Точно! – улыбнулся он и выщелкнул окурок в окно. – Я буду звать тебя Анютой. Нравится? Молчание – знак согласия. И вообще, главное, чтобы нравилось мужчине, то есть, мне. Мне нравится. Ну что, Анюта, поехали?
И они поехали.
Дома Егор пообедал, потом завалился на диван с книгой, слегка вздремнул, а в девять вечера пошёл к соседу, чтобы, как и договаривались, позвонить Королю.
Король снял трубку сразу.
– А! – сказал он, – услышав Егора. – Хорошо, что позвонил. В общем, слушай. Совсем по-хорошему мне с Борей договориться не удалось. Он, понимаешь, палец сломал о твой локоть (Король коротко хохотнул) – молодец, не зря я тебя учил! – а ты ещё в придачу все правое крыло его любимого «мерса» покорёжил. И вообще с Богатяновским никто подобным образом давно не обращался. Так что у него сейчас форменная истерика. Брызжет слюной во все стороны и орёт.
– Так ты…
– Погоди, не перебивай. На меня тоже попытался наорать. Но тут ему не повезло. Я ему припомнил кое-какой должок, кстати, хорошо, что так всё вышло, а то я давно собирался ему этот должок припомнить, да все случай не представлялся. В общем, напомнил это я ему про должок, а он, прикинь, возьми и откажись! Ничего, мол, не знаю и всё такое. Тут уже мне обидно стало… В общем, сегодня никаких санкций против тебя не будет – у этого козла хватило ума со мной в этом согласиться. А завтра – стрелка. Тебя тоже ждут.
– Вот блин, – сказал Егор. – Где и во сколько?
– Не ссы, прикроем. Я же сказал, что мне обидно стало. Так что теперь это и моё дело. Даже гораздо больше моё, чем твоё. Борю давно пора поставить на место – оборзел совсем. Завтра в девять утра по твоему любимому таганрогскому шоссе…
Король объяснил, куда нужно ехать.
– Да, – добавил он, закончив, – друга своего, механика, тоже возьми. Он в деле, как я понял. Заодно и познакомимся.
– Он в любом случае бы со мной поехал – в деле он там, или не в деле, – буркнул Егор.
– Ну-ну, – хмыкнул Король. – Хороший друг, значит.
– Настоящий. – гордо сказал Егор.
– Тебе повезло. Ну, хороших снов. И не опаздывай завтра.
– И тебе. Не опоздаю.
Егор медленно положил трубку и в задумчивости потёр подбородок.
– Неприятности? – сочувственно осведомился сосед.
– Ерунда, ничего особенного. Можно ещё один звонок?
– Да хоть десять.
Егор позвонил Володьке Четвертакову, объяснил вкратце ситуацию, договорился, что заедет за ним завтра в восемь пятнадцать, поблагодарил дядю Лёшу и пошёл к себе. Сегодня он намеревался пораньше лечь спать.
Утро вторника выдалось пасмурным и холодным. И настроение у Егора вполне соответствовало погоде. Да и у какого нормального человека в такой ситуации будет хорошее настроение? Однако с плохим ли настроением, с хорошим ли, а ехать было необходимо. Подобные гордиевы узлы в своей судьбе следует разрубать сразу, не дожидаясь, пока они окончательно затянутся на твоей шее – уж в чём – в чём, а в этом Егор успел убедиться за свою не очень длинную, но довольно богатую на всяческие, в том числе и довольно неприятные, события жизнь. Другое дело, что он отнюдь не всегда (ох, не всегда!) следовал правилу разрубания узлов. Но сейчас был не тот случай.
Володька, одетый и тоже хмурый уже ждал его у крыльца.
– Надьку будить не хотел, – пояснил он, садясь в машину. – Ни к чему ей знать про все эти дела, верно?
Егор согласно кивнул и выжал сцепление.
К нужному повороту они подъехали за десять минут до назначенного времени.
– Кажется, мы первые, – констатировал Володька. – Это хорошо. Будет время оглядеться.
К шоссе здесь примыкала хорошо укатанная грунтовка, ведущая через поле к большой роще. Там, в роще, и должна была состояться встреча.
Вот и поляна, о которой говорил Король. Судя по изрядно примятой траве и всяческому мусору в виде окурков, бутылок и пустых банок из-под пива, они тут не первые и не последние.
– Давай-ка вон за тот кустик, – показал Володька. – Нечего нам торчать на самом виду.
Они вышли из машины, закурили и одновременно услышали шум моторов.
Опоздавших не было.
Люди Короля приехали на двух машинах: тёмно-синем, почти чёрном «БМВ» и песочного цвета «Ниссане», и было их вместе с Королём восемь человек.
Боря Богатяновский со товарищи – общим числом тринадцать рыл – прибыл на трёх авто: уже известном чёрном «Мерседесе» с красноречиво помятым правым крылом, тёмно– красной «Ауди» (той самой, что вчера блокировала Егора сзади на улице Красных Зорь) и широком, как танкетка, джипе «Тойота» какого-то неопределённо-зеленоватого оттенка, явно перекрашенного.
Толковище началось бурно и громко, безо всяких китайских церемоний и даже элементарной предварительной разведки. Было видно, что Боря Богатяновский, как впал вчера в истерику, так по сю пору из неё, родимой, и не выпал. А может, и не пытался, а даже, наоборот, всячески поддерживал в себе это взвинченное, дающее ложное ощущение превосходства над противником, состояние.
Король же, напротив, был свеж, подтянут, холоден и корректен, насколько это представлялось возможным в данной ситуации.
Начал Боря. Он громогласно перечислил нанесённые Егором ему, Боре Богатяновскому, обиды, включая, разумеется, помятое крыло любимого «мерса» и сломанный палец, а также неимоверно наглое его, Егора, поведение и потребовал немедленной и безоговорочной компенсации. В качестве таковой, учитывая заступничество Короля, он, Боря Богатяновский, так и быть, согласен ограничиться Егоровой тачкой марки ВАЗ-2101, хотя, ежели по справедливости, должен был бы потребовать ещё баксов триста за помятое крыло, но, так и быть, пусть знают его, Бори Богатяновского, доброту и другим расскажут. А крыло пусть сделает или заменит вот этот чернявый Егоров дружок, который, говорят, мастер по любому автомобильному ремонту, а если учесть, что за рулём «копейки» в пятницу сидел именно он, то пусть благодарит Бога, что легко отделался.
– Ты кончил? – холодно осведомился Король, когда поток Бориного красноречия иссяк.
– Кончают на бабе, – ощерился Богатяновский. – Может, закончил, а может, только начал.
– По-моему, ты не только палец сломал, – усмехнулся Король, – но и нюх потерял. Вместе с памятью. За тобой ведь должок висит. Или забыл?
–Ничего я тебе не должен! – глазки у Богатяновского неестественно блестели, и вся его массивная, несколько оплывшая фигура буквально излучала на окружающих какое-то нездоровое, истеричное нетерпение, граничащее с безумием. – Кто ты такой? вообще, чтобы я тебе был что-то должен?!
Да он же под наркотой, сообразил вдруг Егор, небось всю ночь не спал и сейчас, перед стрелкой, наверняка вмазался, чтобы кураж не потерять. Неужели Король этого не видит?
Король, однако, все видел прекрасно. Его худое, изрезанное ранними морщинами лицо с перебитым носом и давно потерявшими первоначальную форму от сотен полученных на ринге ударов губами, потемнело. Но разум пока брал верх над эмоциями
– Как сейчас принято выражаться, – спокойно сказал он, – ты неадекватен. Хотя вчера мы договорились об ином. Вижу, что с тобой в таком твоём состоянии разговаривать – это напрасно время терять. Значит, за тобой теперь и второй должок – моё время, которое я на тебя зря сегодня потратил. И будет этот должок посерьёзней первого, потому что ничего я так в этой жизни не ценю, как собственное время. Езжай проспись, а потом будем разговаривать. И учти, что звонить я тебе больше не буду – сам меня найдёшь. А этих ребят, – Король слегка кивнул в сторону стоящих чуть поодаль Егора и Володьки Четвертакова, – не тронь. Это мои люди, и тебе не повезло, что ты на них наехал. Пора бы уже, Боря, взрослеть, а то, гляди, так и помрёшь пацаном…
– Ты меня достал, – перебил его Богатяновский. – Ты меня давно доставал, Король, но сейчас достал окончательно. А с теми, кто меня достаёт, я поступаю просто.
Он сделал вид, что поправляет под ремнём рубашку и выхватил из-за спины пистолет.
И тут произошло одновременно сразу несколько смешных, невероятных и трагических событий.
Первое событие оказалось смешным и печальным.
Пистолет, настоящий «ТТ» и отнюдь не китайского производства, то есть, машина серьёзная и довольно тяжёлая, так вот пистолет этот, который Боря Богатяновский, явно подражая многочисленным героям американских кинобоевиков, лихо выхватил сзади из-за пояса, почему-то повёл себя по отношению к хозяину совершенно непочтительно и (как позже клятвенно уверял Боря своих соседей по палате), сам вылетел из Бориной руки. Пока присутствующие с неподдельным вниманием следили за его красивым полётом, в близрастущих кустах боярышника дико взвыл сигнал Егоровых «жигулей». Тоже сам. И тут внимание присутствующих разделилось, потому что пистолет, картинно кувыркаясь, достиг земли-матушки и грянулся об неё, родимую, со всей своей тэтэшной дури. А грянувшись, не удержался и выстрелил. Пуля, которая всегда, как известно, была дурой, на этот раз проявила редкую сообразительность и попала не куда-нибудь, а прямо Боре в яйца. И тут комедия закончилась и началась трагедия.
Боря Богатяновский, целую секунду с молчаливым изумлением разглядывавший растущее алое пятно на своих белых штанах, охнул, схватился руками за раненое место и рухнул на землю с диким криком:
– Что смотрите?! Мочите их!! Меня убили!!!
И началась пальба.
Огнестрельное оружие оказалось у всех, кроме Егора, Володьки и Короля, и он, Король, первый получил четыре пули в живот и грудь, так до конца, видимо, и не поверив в происходящее.
Егор и рта не успел раскрыть, как окружающее его мирное весеннее утро наполнилось выстрелами, криками боли и ярости, густой руганью и визгом рикошетов.
– Король ранен! Кто может, спасайте Короля, – сквозь пистолетный лай услышал он чей-то отчаянный призыв и тут же понял, что призыв этот относится именно к нему, потому что у него нет оружия, и он не может прикрыть вынос тела товарища из-под огня.
Армейские навыки, равно как и навыки вождения, например, велосипеда или катания на коньках остаются с человеком на всю жизнь. В следующую секунду Егор обнаружил, что они вместе с Володькой ползком тащат за шиворот тело Короля по направлению к кустам боярышника, за которыми стоит Егорова машина.
Они втащили окровавленного Короля на заднее сиденье.
– Я его перевяжу, – пропыхтел Володька, торопливо открывая аптечку, – а ты, давай, гони, а то помрёт, неровен час, и до больницы не довезём. Эх, вспомним, товарищ, мы Афганистан… А ты что, разве двигатель не глушил?
Егор не ответил. Зажигание он, разумеется, выключал и двигатель глушил. Но сейчас тот работал на холостых оборотах и, уже ничему не удивляясь, Егор врубил передачу и бросил машину наперерез пулям.
– Куда, мудила?! – немедленно заорал сзади Володька. – Убьют на хер! В объезд давай!!
Но Егор уже не верил в то, что их могут теперь, когда они внутри Анюты, убить.
– Я знаю, что делаю! – крикнул он, не оборачиваясь. – Держись!
Дорогу перегораживал осевший на все четыре простреленных колеса вражеский джип, и Егор не стал тормозить. Откуда-то слева по ним ударила длинная автоматная очередь (враждующие стороны перешли, видать, к более серьёзным аргументам), но пули, не причинив не малейшего вреда, рикошетом ушли в пасмурное небо.
Удар. Скрежет. Мат Володьки сзади, короткий стон Короля, и вот они уже на выезде из рощи и летят по грунтовке к шоссе.
– Ну, ты, блин, Талалихин, – сказал Володька. – В БСМП давай, через Военвед, понял?
– Да понял я! Как там Король?
– Дышит пока. Но у него две пули в животе, и две в груди. Если, конечно, сердце и печень не задеты, то шанс есть. Маленький, правда…
Однако до больницы скорой медицинской помощи им доехать не удалось, – оглушительно треснуло под днищем, небо и земля мгновенно поменялись местами, Егора швырнуло на рулевую колонку, потом отбросило назад и вправо, он крепко приложился обо что-то очень твёрдое головой и потерял сознание.