– «Возрождения»?.. – Таксист зачем-то потрогал нос и сплюнул. – Нет.

– Что «нет»? – спросил Виктор. – Не знаешь?

– Нет такой улицы, – заявил он. – Можешь не искать.

Мухин газанул и тут же затормозил возле другого такси – у кинотеатра их стояла целая шеренга.

– Не, – отозвался второй. – «Возрождения» я не слышал. Никогда не слышал.

Третий и четвертый сказали примерно то же, а до пятого Виктор не доехал – он как раз поравнялся с табачным киоском и вышел за сигаретами.

– Вы, молодой человек, потеряли что-то? – раздалось рядом.

– А?.. – рассеянно вякнул Мухин.

У него за спиной стоял благообразный старик с идеальной осанкой и удивительными белыми ресницами, пушистыми, как у ребенка. Старик теребил щегольскую палочку – до трости она все-таки не дотягивала, но и клюкой назвать ее было нельзя.

– Я, простите за назойливость, видел, как вы к таксистам обращались, – молвил он. – Таксисты не скажут. Им отвезти интересно, деньги с клиента получить, а справки давать они не обязаны. Н-да… Такая порода.

– «Возрождения», – отрывисто произнес Виктор. – Говорят, улицы Возрождения нет…

– Неправду говорят. Кстати, мне туда же.

– Серьезно?! Я на такую удачу даже не рассчитывал, – признался Мухин.

– Я тоже не рассчитывал на… гхм, такое везение, простите за каламбур.

Пассажир неторопливо, с достоинством уселся и поставил палку перед собой, точно был не в «девятке», а в собственном экипаже.

– Городским транспортом здесь неудобно, на двух автобусах, – продолжал он. – Или на метро, но тогда еще пешком придется… А откуда вы про улицу Возрождения знаете? Сейчас редко, кто ее вспомнит.

– А я вот взял, и вспомнил, – отшутился Виктор.

Он выехал на Октябрьскую площадь и остановился у светофора. На угловом доме висела синяя табличка: «Площадь 7-го Ноября».

– Что это за… – начал он, но старик его перебил:

– Все время прямо. Прямо, прямо и прямо, – указал он сухой ладошкой. – А потом два раза налево.

– Вы так здорово Москву знаете… – пробормотал Мухин, исключительно для поддержания разговора.

– Опыт, молодой человек.

– Таксистом работали?

– Ну… вроде того, да. Ездил много.

Дома впереди расступились, и из-за крыш выглянуло громадное пятиугольное здание – ни дать ни взять, Пентагон.

– Лево руля, – распорядился пассажир. И как бы между прочим добавил: – Вообще-то, улицы Возрождения в Москве нет.

– Переименовали? Вот, почему никто ее не помнит. Все-таки хорошо, что мы с вами встретились.

– Хорошо, – согласился старик. – Тут опять налево… Только ее не переименовывали. Ее сразу под другим названием построили. Планировали «Возрождения», получилась «Луначарского». Вон за тем перекрестком.

Свернув у старорежимной аптеки, Мухин посмотрел на номер дома и прибавил скорости, благо улочка была пустой и тихой. В пятнадцатом доме находился овощной магазин, в семнадцатом – что-то непонятное, явно коммерческое, в девятнадцатом была почта.

За почтой стоял бесхозный рекламный щит, полностью закрывавший обзор. Из-под ржавого края выглядывали мелкие заморенные деревца и угол скамейки. Миновав щит, Виктор увидел маленький, по-осеннему захламленный садик.

– Огромное вам спасибо, – сказал пассажир.

Он дождался, пока машина не подъедет к следующему зданию, и коснулся ручки.

– Так вам тоже сюда? – удивился Мухин.

– И вам сюда же? – ответно удивился старик. – В двадцать третий?

– Почему?..

Виктор посмотрел на табличку – действительно: «23».

– Двадцать третий, – подтвердил пассажир. – А вы какой ищете?

– Двадцать первый. Улица Возрождения, дом двадцать один.

– Ах, двадцать один! – он прихлопнул дверь и, усмехнувшись, постучал в пол своей палкой. – Наверно, вас разыграли, молодой человек.

– Ничего не понимаю.

– С этим домом целая история. – Дедок пожевал губами и вновь затеребил палочку. – Проект сам Иосиф Виссарионович рассматривал. Дело в том, что на этом месте собирались…

– Не так подробно, – прервал его Мухин. – После девятнадцатого дома должен идти… Его что, снесли?!

– Нет.

– Где же он?

– Его никогда не было. Дом двадцать один на этой улице так и не построили. Вместо него… – Старик звучно щелкнул пальцами, указывая через плечо на сад. – С самого начала. Уж поверьте аборигену.

Виктор поверил, ничего другого ему не оставалось.

Пассажир уже скрылся в подъезде, а он все еще сидел, поглядывая в зеркало. В садике не было ни души, и надежда на то, что «дом двадцать один» – это только метафора, растаяла.

В одиннадцатом часу начало темнеть, особенно это было заметно по деревьям. Кроны уплотнились, будто бы в них выросли дополнительные листья, и перестали пропускать свет. Черная скамейка утонула в сумраке – теперь любой желающий мог вздремнуть на ней без помех.

Несмотря на вечер, духота не спадала, и Мухин, утомившись от плотного мертвого воздуха и собственного пота, опустил в машине все четыре стекла.

«К проституткам мотануть?.. – вяло подумал он. – Ну их на фиг. Вокзал?.. Тогда уж сразу – в отделение, в клетку. А в клетке – бомжи и опять проститутки. На фиг…»

Он мог переночевать в гостинице, но денег хватило бы дня на три-четыре, не больше, и то при условии, что это будет далеко не «Метрополь». К тому же, Мухин чувствовал, что проблему надо решать кардинально, поскольку…

Виктор тяжко вздохнул и закурил.

Да… Поскольку возвращаться домой он не собирался. Там чужая жизнь – в чужой квартире, с чужой женой. Там все не его, и даже эта рубашка, и даже эти трусы… Единственное, что Виктор мог считать своим, – это сигареты. Пачку «Кента» он купил сам… правда, на чужие деньги.

Возможно, у местного Мухина, у зоолога, была любовница, возможно – и апартаменты для встреч… Однако чтобы о них узнать – о любовнице и апартаментах, – Виктору нужен был хоть какой-то намек.

За последние полчаса на улице Возрождения-Луначарского не появилось ни одного прохожего.

Лихо отстрельнув окурок – он этому не учился, это умел зоолог, – Мухин тронул руль и медленно поехал, словно размышляя, не подождать ли ему еще, хотя было ясно, что Константин не придет – ни с топором, ни без.

Впереди, у аптеки, в сером полотне дороги фары выхватили дырку открытого люка.

«Откуда?.. – отстраненно подумал Виктор. – Никого ведь не видел…»

Он повернул, объезжая колодец, и вдруг заметил между домами какую-то тень. Силуэт пробежал по стене, огромной птицей скользнул на тротуар, тут же – на мостовую и, догнав «девятку», вскочил в правую дверь. Виктор даже не пытался увернуться, а если б и пытался, то вряд ли успел бы – все произошло нереально быстро.

Мухин остановил машину и вопросительно произнес:

– Ну…

На него смотрели неглупые карие глаза. Темные глаза и светлые брови – редкое сочетание. Еще у мужчины был нос с горбинкой – Мухин почему-то сразу обратил на это внимание. Горбинка была не природной – нос ломали и, скорее всего, неоднократно. Одет был мужчина в черную «натовку» и плотные брюки, тоже черные. На выбритом загорелом черепе выступали крупные капли и, скатываясь по щекам, впитывались в лоснящийся воротник. Казалось, куртка была мокрой насквозь, но его это ничуть не беспокоило.

Под сороковник, оценил Мухин. Опасный возраст.

– Привет, – бросил человек. – Давно в этом слое?

– В этом… что?..

– Понятно. Ты езжай, езжай. Не надо тут отсвечивать, – сказал незнакомец и деловито представился: – Петр.

– Виктор, – ответил Мухин без энтузиазма. – Куда ехать-то?

– Все равно. Лично мне никуда не надо.

– А чего сел? Тачка?..

– Витя, я не вор.

– Кто же ты, Петя? – сказал Мухин насмешливо, даже с некоторой издевкой, и сам поразился своему нахальству. Есть люди, становящиеся в опасности бесстрашными или, точнее – безбашенными, но Виктор себя к ним не относил. Ошибался, что ли?..

– Вопросец… – молвил Петр задумчиво и вроде бы не враждебно. – Кто я… А ты кто? Можешь ответить?

– Я?.. Зоолог, – поколебавшись, сказал Мухин.

– Ну-ну… А я в таком случае – геолог. Такой же, как ты – зоолог, – добавил он многозначительно. – И что же наш уважаемый зоолог здесь делал?

– Девочек снимал, – огрызнулся Виктор.

– У дома номер двадцать один… И как?.. много наснимал?

Мухин сунул в рот сигарету и, не прикуривая, пожевал фильтр. Теперь было ясно, что Петр не прыгал в первую попавшуюся машину, а ждал именно его. Он знал про двадцать первый дом, и еще… да!.. он что-то говорил про «слой».

На Садовом Кольце, куда они выскочили, движение было слишком плотным, и Виктор повернул к Арбату. Небо уже стало угольным, но звезды едва светили – вместо них повсюду вертелись и вспыхивали затейливые рекламные финтифлюшки. Обе стороны проспекта горели всеми мыслимыми цветами, и неоновый огонь выглядел не просто живым, а разумным.

– Чего стоит вся эта красота, когда она зависит от одного рубильника… – мрачно произнес Петр.

– А рубильник от чего зависит? – осторожно спросил Мухин.

– Рубильник-то? От человека, естественно. А люди, как правило, дураки… Дай-ка и мне.

– Чего?..

– Сигарету, «чего»! Нигде от них не отвяжешься.

– Назови улицу, – помолчав, сказал Виктор. – Улицу, где мы были.

– Пароль, да? – осклабился он. – «Возрождения». Этот пароль всему миру известен.

– Как?.. Ее же здесь нет…

– При чем тут «здесь»? Э-э, да тебя первый раз перекинуло?

– Ты от Константина? Что ж ты раньше не сказал?

– Где вы с ним виделись?

– Не знаю, – удрученно ответил Мухин. – Где-то… где-то не здесь.

– Понятно, что не здесь, – скривился Петр. – Он к тебе, наверное, в последний момент пришел?

– В последний?..

– А-а… – протянул он. – Вас же всех корежит поначалу. Кого раздваивает, у кого вообще память отшибает. Ты не волнуйся, это временное. Еще пару раз околеешь, и все восстановится.

– Пару?.. – тупо переспросил Виктор. – Так я, значит, умер… И те ракеты…

– Что, и ракеты видел? Повезло.

– Мне их Константин показал.

– И велел прийти на улицу Возрождения, да? Урод вонючий…

– Почему?

– Он меня убил, – хмуро ответил Петр.

Мухин озадаченно взглянул на собеседника.

– Все равно ее тут нет, этой улицы. И дома тоже. И площадь! – спохватился он. – Не «Октябрьская», а «Площадь седьмого ноября»!

– Хорошо, хорошо. Чего ты разбушевался-то?

– Но ведь не совпадает!

– Что не совпадает? С чем? С тем слоем, в котором ты жил? Ну и что? Они все отличаются, какие – сильно, какие – не очень.

Мухин с трудом проглотил комок.

– Петр… Где я?..

– Знаешь, что первое приходит в голову тем, кого перекинуло? Что они попали в ад! – Петр искренне рассмеялся и повел рукой, охватывая одновременно и Новоарбатский гастроном, и книжный на другой стороне, и всю Москву разом. – Никто не соглашается принять это… ну, не за рай, так хоть за чистилище. Все ждут после смерти какого-то большого кайфа, а получают вон чего… – Он цыкнул зубом и отвернулся к окну.

– Так что я получил?

– Да практически ничего. Но ничего и не потерял. Слоев много, и в каждом ты существуешь – за исключением тех, где ты уже попал под машину, отравился грибами, или, допустим, тебя кто-нибудь грохнул. Вообще-то, перекидывает многих, но человек редко может это осознать. У тебя там что было, на родине?.. Ядерная война? Обычное дело, – сказал Петр, не отрывая взгляда от двух девушек в коротких юбках. – Есть хочешь? – неожиданно спросил он.

Виктор вроде бы не хотел, но стоило ему об этом подумать, как в животе громко булькнуло. Теща в обед накормила одним супом – да и тот, кажется, съел кто-то другой.

– Понятно, – сказал Петр. – Притормози-ка.

– Здесь запрещено. Арбат проедем, свернем на Гоголевский…

– Здесь нет Гоголевского бульвара, – раздельно произнес он. – А слово «запрещено» для тебя потеряло смысл. Сегодня. Во сколько?

– Без чего-то семь, – сказал Виктор, покорно останавливаясь возле подземного перехода.

Петр вышел и направился к фургончику с датскими хот-догами. Палатка на колесах стояла задом к дороге, лицом к гастроному, и Мухин не видел, ни как Петр заказывал, ни как он расплачивался.

Виктор потянулся было к магнитоле, но раздосадованно хлопнул ладонью по ноге. Не до музыки…

Он пытался убедить себя в том, что все эти слои, все эти сомнительные истории с реинкарнациями – или как их называют? – это чушь, бред и сказки для блондинок.

Там – умер, здесь – воскрес… И как, спрашивается, воскрес, если здесь он прожил те же тридцать два года? Вселился в готовое тело?.. прямо в женатого зоолога, да?.. как злой дух в монашку, да?.. вселился, да?..

Мухин внезапно иссяк и с отвращением посмотрел в зеркало.

Да, да, да.

Он спорил не с Петром, а с самим собой, и это было гораздо хуже – потому, что было бесполезно. Потому, что Виктор все отчетливей вспоминал тот мир… или тот слой, в котором разговаривал с Константином, а через него, как сквозь ряску, уже проглядывал другой, – приснившийся во сне… Споря, Мухин все больше соглашался с тем, что эта жизнь, с синей «девяткой» и «Проблемами зоологии в средней школе», принадлежит не ему.

И вот теперь он согласился окончательно.

Да. Его перекинуло. Другого объяснения не найдется.

Петр довольно спортивно добежал до машины и, еще толком не усевшись, бросил:

– Гони.

Мухин механически вдавил педаль и лишь потом обернулся – вокруг палатки происходила какая-то суета, впрочем, скоро обзор закрыл подошедший автобус.

– Все нормально, – заверил Петр, вручая ему длинную булку с розовой сарделькой. Кроме четырех хот-догов он взял две пол-литровых банки пива и пачку сигарет. – А зачем тебе тумбочка?

– На дачу ехал, – сказал Виктор, изрядно откусывая.

– Снял бы. Больно приметно.

Мухин с тревогой посмотрел назад, но около бывшего – или нынешнего? – роддома Грауэрмана проспект изгибался, и гастроном уже пропал из вида.

Через несколько секунд по улице разнеслась сирена, и в лобовом стекле замелькали блики от двух маячков. Виктору даже и зеркало было не нужно – за ними ехали два патрульных автомобиля.

– Бензина много? – осведомился Петр и, швырнув недоеденную сардельку в окно, достал из-под куртки здоровенный пистолет.

– Ты им деньги заплатил? – спросил Мухин.

– Зачем? У меня же ствол.

– А с милицией что делать будешь?

– По обстоятельствам.

– Какие еще обстоятельства? У нас «Жигули», а у них два «БМВ»!

– А у нас обойма на двадцать патронов, – в тон ему произнес Петр и, покачав пистолетом, коротко пояснил: – Это «Стечкин».

– Ты спятил?!

– Почему? Неплохая пушка.

За «Прагой» Виктор хотел свернуть к бульвару, но Петр придержал руль.

– Не надо, – сказал он. – Прямо давай, к центру. Отрывайся.

Машин было много – и впереди, и по бокам, поэтому как оторваться, Мухин не представлял. Патруль почти уперся ему в бампер и снова зыкнул сиреной, но вдруг ушел в сторону и остановился у тротуара.

– Не за нами, что ли? – буркнул Виктор.

– Ч-черт… – прошипел Петр. – Все испортили.

Мухин молча обогнул библиотеку, пересек площадь и заехал в какой-то темный переулок.

– Разыграл, да?..

– Проверил, – сказал Петр. – Машину ты водишь неважно.

– Так ты заплатил?

– Я за бутерброды людей не убиваю. – Он извлек из пакета второй хот-дог и с приятным пшиком открыл пиво. – Да ты ешь, ешь!

– За бутерброды – нет, а за что убиваешь?

– По обстоятельствам, – повторил он.

– И какие же у тебя обстоятельства?

– Разные. Сам увидишь, – сказал Петр и смачно хлебнул из банки. – Запомни текст: «Уникальный рецепт вишневого пирога». Дашь объявление в какой-нибудь газете. В любой.

– Глупость… И что дальше?

– Я тебя найду.

– А чего меня искать? Вот он я…

– Не-ет, – нетерпеливо возразил Петр. – Не здесь дашь, а в другом слое. Ты ведь сам пока не выбираешь, этому не сразу учатся.

– Почему в другом слое? – опять не понял Виктор.

– В этом ты не задержишься. Так всегда бывает: воспоминания запутаны, связи разорваны… Тебе деваться некуда. Ты перекинутый.

– С чего ты взял, что я к тебе приду?

– Все куда-нибудь, да приходят… – изрек Петр.

Он тщательно вытер рот салфеткой и, отряхнув руки, поднял пистолет.

– Убери. От него порохом воняет.

– Что, Витя, боишься?

– Боюсь…

Мухин, не шевелясь, покосился на ствол – «Стечкин» был настоящий. И от него едко пахло порохом.

– Не бойся, Витя. В смерти ничего страшного нет. Потому, что ее самой нет.

– Не стреляй.

Петр взвел курок.

– Не стреляй…

– «Уникальный рецепт вишневого пирога». Запомнил?

– Не стреляй!

– Не бойся. Хуже не будет…