Книга: Игры шестого круга
Назад: Глава 35
Дальше: Глава 37

Глава 36

Олег очнулся от того, что ему на голову капала холодная жидкость. Сходящиеся грани огромного кристалла наполнились светом и пропитали им все вокруг. Он стоял внутри стеклянной клетки, стиснутый ее боковыми гранями так сильно, что не мог ни вдохнуть, ни пошевельнуться. Последнее время это видение преследовало его все чаще.
— Ты хотел у меня что-то спросить?
Вопрос, который он попытался из себя выдавить, застрял у него на губах. Не было ни воздуха, ни сил, чтобы протолкнуть слова сквозь плотно сжатые губы. Тогда он спросил так, как умел говорить когда-то, нa том самом истинном языке, которому не надо звуков.
Он спросил, и его услышали — Олег получил ответ.
— Зачем ты это делаешь? Зачем ты издеваешься над собственными созданиями?
— Они поступают по своему усмотрению, они перестают считаться с моей волей, они забыли, кто им подарил жизнь.
— Отделившись от тебя, они обретают собственную волю, собственную индивидуальность, они получают право на собственную судьбу.
— Ты странное создание, человек, ты все время вмешиваешься в дела, которые тебя не касаются. Ты нe относишься к нашему миру, и не тебе судить о законах, которые я здесь устанавливаю.
— Ты устанавливаешь жестокие, несправедливые законы. Ты сам вмешиваешься в дела моего мира. Ты творишь зло повсюду.
— Да, потому что повсюду я создаю жизнь, но вместе с ней прорастают семена зла.
— Жизнь — это великий дар. Она не может быть злом. Я не собираюсь подчиняться твоим законам и твоим правилам!
— Правила не имеют значения. Значение имеет лишь сам процесс игры.
Олег почувствовал, как в нем нарастает гнев. От давления его сконцентрированной воли стены стеклянной тюрьмы стали раздвигаться, пока не лопнули. Их сверкающие осколки разлетелись в черной пустоте, а он летел сквозь нее, и вслед ему неслись раскаты издевательского хохота.
Олег очнулся от того, что ему на голову капала холодная жидкость. Он открыл глаза и увидел, что из лопнувшего трубопровода над его головой сочится вода. Тускло горели лампы аварийного освещения, в кабине танка стояла непривычная тишина — не работал ни один двигатель.
— Глен! — позвал Олег, Никто не отозвался. Тогда он, превозмогая боль, поднялся на ноги и увидел, что страховочные ремни кресел не выдержали удара, а оба его спутника лежали на полу без сознания. Он достал медиатор и оказал Глену первую помощь. Убедившись в том, что у Джона нет серьезных повреждений, он решил не торопиться приводить его в чувство.
Глен зашевелился, открыл глаза и секунду бессмысленно смотрел на неподвижного Джона, очевидно, стараясь вспомнить, что произошло. В конце концов, он спросил:
— Ты не собираешься обезопасить нас от этого сумасшедшего? Может, лучше его связать, пока он не пришел в себя?
Глен говорил медленно, с трудом превозмогая боль. Ему досталось больше всех, и Олег знал, что если бы не транквилизаторы, введенные медиатором, он бы еще долго не мог двигаться.
— В этом нет необходимости — ему досталось не меньше нашего. Надо решать, что делать дальше.
— Танком без него мы управлять не сможем, даже если у машины нет серьезных повреждений. Значит, надо снять оружие, какое сможем унести, и уходить.
— Снаружи нас ждет немало сюрпризов. С неприязнью посмотрев на скорченное тело Джона, Глен проворчал:
— Здесь этих сюрпризов не меньше. Мы должны сделать так, чтобы в его распоряжении не осталось современного оружия, с ним он тут может черт знает что натворить.
— Реактор работает, а в крепости Пандорцев остались лазеры, так что оружие у него будет в любом случае.
— Чтобы его получить, ему придется возвращаться, на это потребуется немало времени. Вряд ли он станет нас преследовать, особенно если будет знать, что у нас есть станер.
— Он и так не станет нас преследовать. Он немного свихнулся (хотел бы я знать, кто бы из нас не свихнулся на его месте), но он нам не враг.
В конце концов Олег согласился с предложением Глена и без всякого сожаления стал готовиться покинуть танк.
Конечно, внутри его стальной громады они чувствовали себя уверенней, но Олег все время помнил о том, что для сил, которые им здесь противостояли, танк не более чем очередная игрушка. Так что не имело особенного значения, останутся они внутри или пойдут дальше пешком.
Взвалив на плечи тяжеленные рюкзаки, они вылезли через бортовой люк наружу. Перевернутый танк лежал на боку, и плоскость борта, на которой они теперь стояли, возвышалась над обожженной взрывом поверхностью планеты метров на двадцать.
— Как насчет остаточной радиации? — спросил Глен, внимательно осматривая пустынный пейзаж, в котором ничто, кроме огромной воронки, не напоминало о недавней схватке.
— Чуть выше обычного фона, — ответил Олег, мельком взглянув на прибор. Разряды стайера не вызывают наведенной радиации. Не понимаю, куда делись останки этого рыцаря? Такая огромная масса не могла аннигилировать полностью. Я не вижу ни одного обломка
— Может, масса не соответствовала объему?
— Все равно что-то должно было остаться.
Они спустились до самой земли по приводу гравитационной подушки. Раскаленная взрывом поверхность камня излучала дополнительное тепло.
— Давай посмотрим, как там Крипе.
Открыть дверь в багажное отделение удалось далеко не сразу. Автоматика работала в аварийном режиме, и бортовой компьютер отказывался принимать команды, не связанные с жизнеобеспечением машины.
В конце концов им пришлось вручную откатывать по направляющим тяжеленную стальную дверь.
Едва она приоткрылась, как появился Крипе. Он бодро спрыгнул на землю, словно ничего не случилось, и заверещал на своем птичьем языке.
— Что он говорит?
— Говорит, что сожалеет о происшедшем.
— Ты еще можешь шутить?
— Это не совсем шутка… Джон был прав, коша сказал, что основу речи Пандорцев составляет телепатия. За последнее время я стал лучше слышать язык чужого сознания. Не сомневаюсь, что о Джоне Крипе позаботится. Мы можем идти дальше.
Когда силуэт поверженного танка исчез за скалами, Глен, словно прощаясь с ним, в последний раз обернулся:
— Думаешь, Джон сможет вновь заставить машину двигаться?
— Основная проблема состоит лишь в том, как его перевернуть без подъемных механизмов. Почва там твердая, и подкоп вряд ли получится, но если Пандорцы ему помогут, он с этим справится.
Некоторое время они шли молча, каждый по-своему приноравливаясь к изменившейся обстановке. Дыхание огненного озера с каждой минутой ощущалось все сильнее, в конце концов жара стала невыносимой, и им пришлось достать из рюкзаков защитные костюмы. Идти теперь стало еще труднее, зато высокая наружная температура не могла проникнуть сквозь теплонепроницаемый материал костюма.
Пейзаж постепенно менялся, принимая все более мрачный, безжизненный оттенок. Появились вулканические трещины, в бездонной глубине которых просвечивала красноватым недобрым огнем расплавленная лава. От нее на поверхность поднимались густые клубы ядовитых испарений.
Только фильтры, встроенные в шлемы защитных костюмов, давали им возможность двигаться и дышать в окружавшей их раскаленной ядовитой атмосфере.
Хотелось пить, но защитные костюмы, в отличие от скафандров, не были снабжены системой жизнеобеспечения. Олег понимал, что довольно скоро им придется остановиться и снять шлемы, чтобы напиться.
Вот только он не был уверен, что после этого они смогут продолжать путь, все зависело от концентрации ядовитых паров и от того, как высоко поднимется столбик наружного термометра. Сейчас приборы сообщали, что человек может провести в окружающей среде, не нанося себе существенного вреда, не более двадцати минут. Но с каждым шагом, приближавшим их к озеру, ситуация постепенно ухудшалась.
Разговаривать можно было лишь через вмонтированную в шлем легкую рацию. Однако механический звук динамика внушал Олегу необъяснимое отвращение.
Наверное, и Глен испытывал нечто подобное, потому что они проделали в полном молчании почти восемь километров, пока жажда не стала совершенно нестерпимой и не вынудила их остановиться.
Прежде чем снять шлем, Олег все же включил рацию и предупредил Глена, что пить придется с максимальной скоростью, на которую они способны.
Глоток неочищенного наружного воздуха, который Олег вынужден был протолкнуть внутрь себя вместе с глотком воды из фляги, к его удивлению, не вызвал ожога, и он, не поверив себе, еще раз взглянул на термометр.
— Пятьдесят восемь градусов по Цельсию! Что за черт, мы должны себя чувствовать, как в паровозной топке!
— Прибор врет. Здесь не больше тридцати.
— Похоже, ты прав… Жарко, но не слишком. И, самое странное — я не чувствую никаких посторонних запахов. Может быть, они стали такими сильными, что перешли порог нашего восприятия?
— Или исчезли совсем. Оказавшись на этой планете, я разучился удивляться. Дальше попробуем идти без костюмов, пока это возможно. Сколько нам еще осталось?
— Судя по карте, километров пятнадцать.
— Значит, мы будем у центра кратера до наступления темноты, если ничего не случится.
— Я предпочел бы утро, а не вечер.
— На этот раз выбирать не приходится. Здесь нельзя останавливаться на ночлег.
Словно подтверждая его слова, скальные выступы перед ними на секунду смазались, с их вершин посыпались камни, и глухой рокочущий звук очередного подземного толчка прокатился по равнине.
Три часа они шли, не снижая темпа и не останавливаясь. Воздух оставался чистым, в нем не было никаких запахов. В безжизненном пейзаже ничего не менялось.
Лишь внутри каждого из них что-то неуловимо изменялось. Ощущение безнадежности? Сознание того, что каждый шаг все дальше уносит их от живых зон, в глубину этой мертвой долины? Мысли о том, что уже никогда им не вернуться обратно? Но тогда почему они продолжают идти вперед? Почему не повернут? Что ведет их? Обыкновенное человеческое упрямство? Любопытство? Или это была всего лишь гордость? То самое чувство, которое священники всех народов называли гордыней и которое иногда позволяло человеку бросить вызов судьбе, поступить наперекор обстоятельствам — узнать себе истинную цену…
Не это ли чувство помогало альпинистам покорять недоступные горные вершины? Не оно ли вело сквозь бесконечные опасности к неведомым берегам сначала парусные корабли землян, а затем и их космические фрегаты?
Как бы там ни было, они продолжали идти вперед. Постепенно мертвая неподвижность пейзажа, окружавшего их, начала изменяться.
Сперва возник равномерный звук. Больше всего он напоминал шуршание песка, стекавшего по горному склону. Иногда в этом общем звуковом фоне возникали отдельные, более четкие всплески.
Шум отчетливо доносился правее дна пологого ущелья, по которому они теперь шли, и, чтобы установить причину странного звука, им пришлось подняться на боковой, покатый край ущелья.
Отсюда, с высоты примерно сорока метров, хорошо было видно дно соседнего, параллельного и более глубокого каньона.
Даже дым не закрывал фантастической картины, представшей перед их взором. Воздух казался абсолютно прозрачным, и лишь над самым дном колеблющаяся завеса разогретых воздушных потоков несколько смазывала перспективу.
Вначале им обоим показалось, что под ними, в этой мертвой долине, протекает живая река. Но почти сразу же они поняли, что движущаяся внизу лента не представляла собой единого целого, а состояла из отдельных частей, перемещавшихся в одном направлении. И, вопреки законам тяготения, масса, составлявшая эту странную реку, двигалась вверх по склону. Олег достал из футляра оптический умножитель.
Бесконечная череда живых существ двигалась вверх по дну ущелья, направляясь к выходу из мертвой долины. Здесь были черные звезды и отряды золотых рыцарей, ползущие по земле Летающие Коты и существа, похожие на Пандорцев. Здесь были, наверное, представители каждого вида фауны, населявшей Остран, если, конечно, можно было назвать фауной все эти странные, искусственно созданные существа.
— Возможно, где-то там внизу находится фабрика по их изготовлению, хрипло проговорил Глен.
— Там нет ничего, кроме Огненного озера. Мы уже подошли к нему почти вплотную.
— Значит, они выходят из озера.
— Обрати внимание — они совсем маленькие. Особенно это заметно на рыцарях, сейчас их рост не больше метра. И, кроме того, они все сделаны из одного материала. Даже цвет у них одинаковый — серый цвет базальта. Позже они обретут свой привычный облик.
— Значит, они все время растут.
— Выходит так, но для этого требуется колоссальная энергия, а ведь они ничего не едят…
— Энергии у них хватает.
Словно подтверждая слова Олега, вдоль ущелья прокатился гром, и ветвистый голубой разряд на секунду соединил под ними противоположные склоны ущелья.
— Электричество?
— Вряд ли. Скорее это побочный эффект энергетического поля, внутри которого они движутся.
— Ты собираешься туда спускаться?
— Это слишком опасно. Да и не нужно. Разгадка их возникновения находится там, откуда они пришли.
Картина безостановочного движения, бесконечно меняющихся форм захватывала воображение. Завораживала так же, как завораживает непрерывное движение водной поверхности реки, если смотреть на нее достаточно долго. И когда наконец оно прервалось, когда последний отряд оловянных солдатиков исчез за перевалом, в той стороне, откуда пришли они сами, Олег долго еще стоял неподвижно, жадно всматриваясь в теперь уже пустынную равнину, словно надеялся найти там какой-то ответ.
В его голове, как в калейдоскопе, наконец-то начала складываться из отдельных кусочков некая единая стройная картина. Лишь одно обстоятельство не укладывалось в ее четкие, логически стройные контуры. Чтобы проверить себя, он снова, в который уж раз, расстегнул рубашку и ощупал ладанку. Что-то в ней едва заметно изменилось. Кожа стала теплее наощупь, и сквозь нее отчетливо проступали острые углы граней…
Все еще не веря, он одним движением сорвал с себя ладанку, торопливо, дрожащими пальцами, развязал шнурок и выкатил на ладонь еще теплый кристалл, мгновенно вобравший в себя окружающий свет и бросивший им обоим в лицо целый сноп разноцветных лучей.
— Что это такое? — почему-то шепотом спросил Глен. — Твое сокровище?
— Сокровище, да только не мое.
«Когда ты окажешься на Черной Планете, когда наступит время контакта, отдельные частицы кристалла вновь соединятся. Я снабжу его для этого достаточной энергией, и тебе не придется сомневаться в том, действительно ли ты попал в нужное место».
Черная Планета. Так на самом деле называется Остран. Он давно догадался. Не хватало лишь этого, последнего доказательства. Теперь оно у него было. И оно означало, что именно здесь, на этой планете, нашла свой конец великая древняя раса Лидянцев, некогда правившая всей Галактикой… Во всяком случае, именно так думал о Черной Планете Олег, хотя Лидянец говорил иначе. Но Лидянский живой корабль, несмотря на всю свою мудрость, мог и не знать всего.
Надо было провести на Остране все эти долгие страшные дни, чтобы понять сущность этой планеты. А понял ли он ее на самом деле? Что представляла собой колыбель и могила древней могучей расы сегодня? Средоточие зла? Полигон для безумных экспериментов? Или что-то еще, гораздо более важное…
Он почти догадался. Не хватало последнего маленького штришка, чтобы картина полностью сложилась, и он собирался его получить — чего бы это ни стоило.
В его родной Галактике появился свихнувшийся мир, непрерывно производящий чудовищ, как будто производил детские игрушки…
Теперь он начинал понимать, что и в этом сумасшедшем мире существовали собственные законы или, точнее, правила — правила игры… Из глубокой задумчивости его вывел голос Глена:
— С тобой все в порядке? Ты стоишь так уже минут пятнадцать, скоро стемнеет, а нам еще идти не меньше часа.
— Мне кажется, нам стоит спуститься в ущелье, по которому только что прошли все эти существа, и продолжить путь по его дну. Эта дорога скорее приведет нас в нужное место, туда, где происходят главные события.
— Ты думаешь, это будет безопасно? Энергетический коридор не уничтожит нас, когда мы пересечем его границу?
— Сегодняшнее действо закончено. Хозяин этой планеты собирается спать.
— Откуда ты знаешь? Олег пожал плечами:
— Откуда я знаю? Откуда я знаю… Может быть, предчувствие или, скорее, уверенность. Потому что дети рано ложатся спать и редко производят подряд два одинаковых действия.
Произнеся эту загадочную фразу, Олег решительно спрятал кристалл обратно в ладанку и начал спускаться, не дожидаясь, пока Глен последует за ним.
Ко дну в этом месте вел довольно пологий спуск. Вскоре Олег уже стоял на дне ущелья. Здесь пахло озоном, воздух казался намного горячее, чем вверху, но зато теперь перед ними лежала прямая дорога к озеру.
Хорошо утрамбованная сотнями ног широкая тропа обрывалась у кромки раскаленной лавы всего в нескольких сотнях метров от Олега. Из ущелья он не мог видеть всей панорамы озера, но и увиденного было вполне достаточно, чтобы любой нормальный человек на его месте повернул обратно.
Багровая густая лава излучала интенсивный жар в инфракрасном диапазоне. Большую часть озера пока еще закрывали от нее стены ущелья, но нетрудно было представить, что их ждет, если Глен и Олег приблизятся к самому берегу. Даже от небольшого открытого взору багрового клина лавовой поверхности несло нестерпимым жаром.
Ощущением смертельной опасности веяло от этой раскаленной, первозданной магмы, словно они перешли некую черту, нарушили запрет, вторглись туда, куда не смеет вторгаться ни один человек.
Не оглядываясь, не проверяя, следует ли за ним Глен, Олег медленно двинулся вперед. Бывают ситуации, в которых каждый должен сам принимать решение, и он чувствовал, что не имеет права тащить за собой кого-то еще в эту раскаленную преисподнюю…
Это было его личное дело — только его. И осознав это, он крикнул нерешительно спускавшемуся вслед за ним Глену:
— Подожди меня здесь! Нет смысла рисковать обоим. Я подойду ближе, насколько позволит температура, посмотрю, что там, и сразу же вернусь.
— Вернусь! Верну-у-у-сь! Вер-нусь-нусь-нусь-нусь… — зарокотало эхо. И в его отголосках почудилась скрытая насмешка.
Если еще оставалась какая-то надежда на возвращение, то она ждала Олега вместе с теми, кого он оставил у себя за спиной. Он вернется лишь в том случае, если кто-то будет его ждать.
Вряд ли он мог рационально объяснить причину подобного ощущения, но оно существовало и помогало ему двигаться.
Минут двадцать, стиснув зубы и обливаясь потом, он продирался вперед, почти физически ощущая, как уплотняется раскаленный воздух, превращаясь во что-то, похожее на жидкость. Не помогал уже и защитный костюм, который ему снова пришлось надеть.
Казалось, несмотря на фильтры, его легкие наполнились раскаленным песком. Стены ущелья начали светиться тусклым багровым светом. Впрочем, в последнем он не был до конца уверен.
Мысли и ощущения начали путаться, казалось, он вот-вот потеряет сознание и упадет на протертую в базальте тропу, поверхность которой постепенно размягчалась.
Мир вокруг него сжался в крохотную ячейку, размером в несколько метров, доступную его органам чувств, и он знал — этот процесс сжатия будет продолжаться до тех пор, пока не замкнется на нем самом.
Как же все-таки ничтожно слаб и несовершенен человек! Как мог он надеяться без помощи множества защитных механизмов что-то здесь понять, что-то увидеть?!
Сам он говорил эти слова, или чей-то посторонний голос, незаметно прокравшись в его сознание, убеждал, уговаривал, почти просил вернуться…
Он не заметил, когда именно, на каком метре, на какой минуте прекратилась эта пытка, исчезло ощущение жары и сомкнувшегося мира.
Тропа кончилась. Он стоял на берегу огненного озера.
Назад: Глава 35
Дальше: Глава 37