Сергей сидел на песке за чертой прибоя и, упершись подбородком в сплетенные на коленях пальцы рук, задумчиво смотрел, как высокие темные мачты яхты, болтавшейся у самого берега, чертят на поверхности лазурного неба темные восьмерки.

Несмотря на прибой, вода у берега оставалась прозрачной, и, когда волна отходила, в глубине можно было различить мелкие прозрачные галечки, слишком яркие для московских водоемов.

Сергей сидел спиной к острову и старался не оборачиваться. Если совсем не оборачиваться, то можно легко вообразить, что за его плечами самый обыкновенный земной остров, а не этот кремовый сад, даже издали похожий на произведение сумасшедшего кондитера.

Искрящееся огоньками, полосатое, словно арбуз, существо выбежало на берег и с разбегу бросилось в воду, подняв целый каскад брызг. Сергей даже не повернул головы. Ожидание слишком затянулось. Слишком велико было напряжение последних часов. Причаливание к берегу, высадка и, наконец, этот пустынный маленький остров, поросший неведомыми растениями, населенный неведомыми зверями, ничего не объяснявший в той загадочной ситуации, в которой Сергей теперь очутился. Он, конечно, понимал, что этот остров, возможно, завершение той дороги, на которую он ступил, взяв в руки яркую коробку с «Игрой номер два», а может быть, это всего лишь перекресток, остановка перед новой дорогой. Как бы там ни было, что-то должно произойти… Слишком много накопилось загадок и неопределенности. Не стоило городить такой сложный огород и забрасывать бывшего аспиранта на тропический остров иного мира лишь для того, чтобы он мог здесь искупаться. Впрочем, даже искупаться он не рискнул. Кто знает, какие еще существа, кроме того полосатого шара, обитают в здешних глубинах?

Мальчишку Сергей увидел издали. Тот шел по самой кромке прибоя, загребая песок босыми ногами. Шел медленно. Но расстояние и скорость движения в этом мире определить было не так-то просто. Сергей то и дело ошибался. Перспектива искажалась, далекие предметы неожиданно и скачкообразно могли приблизиться, разрастись в размерах и так же внезапно исчезнуть.

Он ждал. Он мог лишь надеяться, что это не мираж и не фантом.

Когда песок заскрипел совсем рядом, он снова, как и при появлении «полосатого арбуза», не повернул головы.

Непонятным и странным оказалось для него приглашение на эту встречу. Многое он передумал за долгую дорогу на яхте и не желал теперь первым начинать разговор.

Свежо еще было воспоминание о султане пара, поднявшемся над земным водоемом, и о его собственной незавидной роли во всей этой сложной и непонятной для него игре — «Игре номер два».

Сейчас ход был за его партнером, или, может быть, за противником? Даже этого он не знал и потому сидел молча, уткнув голову в ладони, и слушал ленивый рокот прибоя, слишком спокойный, слишком неторопливый, словно воду здесь смазали маслом.

— Ты знаешь, как называется это место? — наконец услышал он вопрос, как будто это имело какое-то значение. Голос прозвучал хрипло и низко, словно принадлежал взрослому человеку. Прежде чем ответить, Сергей первый раз посмотрел на своего собеседника. Его ожидания, его худшие опасения оправдались, потому что мальчишка как две капли воды походил на его друга из давно ушедшего детства, недавно устроившего ему встречу в пустом вагоне московской подземки.

Павел уселся рядом и сидел теперь неестественно прямо. Казалось, он пытался повторить позу Сергея: те же руки, лежащие на коленях, тот же наклон головы. Но ему это почему-то плохо удавалось. То, что у Сергея выглядело естественным, в исполнении Павла скорее напоминало гротеск. Только сейчас Сергей заметил, как много недетских морщинок скопилось вокруг глаз Павла, и подумал о том, сколько же ему было лет в тот день, когда они расстались, в тот далекий день перед соревнованиями по модельному спорту, и сколько должно быть ему лет сегодня.

Наконец-то до него дошла вся нелепость подобных расчетов, и, пожав плечами, он ответил на вопрос мальчика:

— Конечно, нет. Конечно, я не знаю, как называется остров. Это имеет какое-нибудь значение?

— Нет. Я спросил просто так.

— И как же он называется, ваш остров? — Не желая показаться невежливым, Сергей старательно доводил этот пустой, нелепый разговор до конца.

— У него нет названия. А если быть точным, то в буквальном смысле по отношению к вашему миру его попросту не существует. Не существует в вашем времени.

— А ведь ты не Павел, — тихо и утвердительно произнес Сергей.

— Разумеется, нет. Хорошо, что ты понял это сам. Просто такая форма была удобна для первоначального контакта.

— Такая форма… — одними губами прошептал Сергей. — Павел был моим другом. Где он сейчас? И кто ты такой?

— Боюсь, ты сразу хочешь узнать слишком много. Я не смогу объяснить — ты не поймешь. Кроме того, я просто не имею права объяснять тебе все.

— В таком случае нам не о чем больше говорить. — Сергей встал и решительно шагнул к яхте.

— Не горячись. Нам предстоит очень трудный разговор. Не осложняй его в самом начале.

— Или ты объяснишь мне все, или дальнейший разговор не имеет смысла. Я не желаю играть роль пешки в чужой игре, хватит с меня вашей яхты!

— Тебе не предназначена роль пешки. Совсем другая роль… — Видно было, что мальчик колеблется, время от времени бросая на Сергея озабоченные взгляды. — Ну, хорошо, я попробую объяснить все, что смогу. Двадцать лет назад, в вагоне поезда метрополитена, ты совершил поступок, отказав своему другу в его просьбе, и коробка с конструктором осталась у тебя…

— Это я помню.

— Да, но ты не знаешь, что было потом… И что могло бы быть, поступи ты иначе. Павел не стал участвовать в соревнованиях по моделизму.

— Это я тоже знаю! — Только сейчас Сергей заметил, насколько неприятны для него эти воспоминания и как резко, почти грубо, звучат его реплики.

— Извини. Нужно было напомнить об этом. Дело в том, что Павел должен был поступить на инженерный факультет морского института, окончить его и стать изобретателем совершенно нового двигателя, предназначенного для подводных судов.

Этому двигателю предстояло сыграть особую роль в развитии человеческой цивилизации. Собственно, не самому двигателю, а принципу, положенному в его основу.

Павел должен был стать генеральным конструктором, академиком. Как видишь, его судьба не безразлична для истории вашей цивилизации. Конструкторы космических кораблей, ученые, расщепляющие атом на листе бумаги, те, кто создает теории звезд, — такие люди рождаются не часто. И если судьба одного из них изменится…

— При чем тут я?

— Вообще-то, по большому счету, ни при чем. Ничего этого ты не знал и не мог знать. Ты поступил, как мальчишка. Как эгоистичный мальчишка — и только. Но Павел с того дня перестал интересоваться моделизмом и морем, не поступил на инженерный факультет, не стал академиком и в конце концов изобрел совсем другую, очень опасную игрушку… С этого момента развитие всей вашей цивилизации пошло по совершенно иному пути…

— Кто ты такой? Откуда тебе известны судьбы нашей цивилизации?

— Оттуда, откуда я говорю с тобой сейчас, слишком заметен результат…

Сергей почувствовал, что у него пересохли губы.

— …Ты хочешь сказать, из будущего?..

Павел не ответил, только повел плечом.

— Я не верю, что судьба целой цивилизации может зависеть от простой случайности, от каприза какого-то мальчишки!

— Ты прав. Все гораздо сложней. — Павел тяжело вздохнул. — Попробую объяснить остальное. Не знаю, поймешь ли… В вашем мире подобная случайность способна лишь затормозить развитие, но не изменить его результат. Все дело в том, что существует не только ваша вселенная.

Ты слышал о параллельных мирах? Изменения в той реальности, в которой ты родился, вызывают спонтанные изменения в параллельной вселенной. Там они нарастают, усиливаются и в конце концов приводят к возможным, но не осуществленным в вашем мире последствиям… Ты понимаешь меня?

— Не совсем.

— Объяснить это трудно, хотя на самом деле все довольно просто. Беда, которая миновала ваш мир, обрушилась на наш. В нашем мире тоже жил Павел Северцев. Из-за этой злополучной коробки конструктора, которую он не получил ни в вашем, ни в нашем мире, он и у нас не стал академиком. А свою опасную игрушку, приведшую в конце концов к войне, он изобрел уже у нас. Вот только, к сожалению, дело этим не ограничилось.

Ваш Северцев тоже не сидел сложа руки. Он изобрел машину времени, и в результате его эксперимента произошел разрыв пространственно-временного континуума. Четкая граница между временными оболочками разрушилась, стало возможным проникновение в вашу вселенную посторонней, чужой для вас реальности. Именно поэтому стала возможна наша встреча. Ты понимаешь меня?

— Это слишком сложно. Слишком противоречит основным положениям земной науки.

— Конечно. Конечно, это противоречит вашей науке, и тебе очень трудно меня понять. Об этом я предупреждал. Но мне необходимо твое доверие, поэтому я попробую объяснить все еще раз.

— Зачем тебе мое доверие?

— Об этом чуть позже. А сейчас слушай внимательно и постарайся на время забыть все, чему тебя учили в школе и институте. Вселенная, Вселенная с большой буквы, содержит внутри себя бесчисленное множество миров, не только в пространстве. Она чем-то похожа на луковицу или на детскую матрешку. Параллельные вселенные, разделенные между собой всего лишь одним квантом времени, следуют друг за другом в строгом порядке.

В центре этой системы находится изначальный мир, порождающий бесчисленное множество собственных отражений в этих временных оболочках. Чем дальше от центра, тем больше отличия и тем сильнее сказывается влияние центрального мира.

Ваш мир — мир подлинной реальности — устойчив. Законы, определяющие его развитие, не так-то просто нарушить. С нами все обстоит сложнее.

Как круги на воде, расходятся по вселенной ваши желания, стремления, результаты ваших поступков. Они не исчезают бесследно. Волны постепенно наращивают размах своих колебаний. Рано или поздно любая пуля, выпущенная у вас, где-нибудь да находит свою цель…

Он замолчал. Вспыхивали и гасли красноватые блики заходящего солнца, отраженные в ленивой воде. Трудно было поверить, что где-то существует другая реальность, другое измерение, в котором время течет стремительно и круто. Но в этот момент Сергей почему-то безоговорочно поверил словам Павла. Его собеседник умел убеждать, но подобное умение совсем не понравилось Сергею.

— Почему ты не сказал мне все это в вагоне поезда, в нашу первую встречу?

— Ты бы мне не поверил. Или, во всяком случае, не понял бы всей серьезности разговора. Кроме того, ты должен был прийти сюда сам. Самостоятельно сделать выбор, как тебе поступить. Только тогда мы могли надеяться…

— Надеяться на что?

— На твою помощь.

— Разве я могу вам помочь?

— Можешь. Если захочешь, конечно… После эксперимента с машиной времени, который совсем недавно произвел повзрослевший друг твоего детства, разрыв во временном континууме достиг десятого слоя… Это очень опасно. Опасно во многих отношениях. Стало возможным проникновение в вашу вселенную существ из других миров, совершенно непохожих на ваш. И это еще не самое худшее — прежде всего для нас. Влияние вашего мира, до сих пор ограниченное вашей временной зоной, теперь ворвалось в наш мир, усиленное в сотни раз.

Каждый несчастный случай, каждая смерть в вашем мире оборачивается сотнями трагических случайностей в нашем… Жадность и злоба обитателей вашего мира хлынули к нам сквозь эту дыру, угрожая развратить, опошлить и даже полностью уничтожить наш мир. Вот почему я сейчас здесь.

Сергею не понравилась последняя сентенция его собеседника. Что-то прорвалось сквозь ровную ткань беседы, что-то темное, скрытое на самом дне. Ненависть? Желание отомстить или исказить правду?

Тысячи вопросов вертелись на языке, но Сергей выбрал один, на его взгляд, наиболее важный:

— Чем это грозит нашему миру?

— Тем, что мы не будем сидеть сложа руки и смотреть, как гибнет наш мир, погребенный под волнами вашей безмерной жадности, разврата и пошлости. Мы будем защищаться.