ГЛАВА 44

Опасения Зарудного не оправдались. Десантники, измученные полной изоляцией своего крохотного корабельного мирка, встретили их возвращение с радостью и беспрекословно признали полномочия своего бывшего командира.

Несколько раз они собирались отправить отряд на поиски группы Ротанова, но так и не смогли договориться о том, кто останется на корабле. Бросать его на произвол судьбы никто не хотел, и дело так и не сдвинулось с мертвой точки. Так обычно бывает с теми, кто не привык к самостоятельным действиям. Зато сейчас, когда появление Зарудного избавило их от необходимости самим принимать решения, они готовы были следовать за ним куда угодно. И рьяно занялись подготовкой к эвакуации остатков земной колонии.

Ротанова беспокоила нехватка места на кораблях, но после первого же визита в колонию стало ясно, что большинство колонистов не желают возвращаться. Он ожидал чего-то подобного, но не думал, что отказ вернуться будет таким массовым.

Несмотря на все уговоры, на угрозу полной изоляции от родины на долгие годы — половина колонистов решила остаться, невзирая на смертельные опасности, подстерегавшие их в пустыне Аромы, несмотря на красивую приманку райских врат, ежемесячно уменьшавших население колонии, а может быть, как раз из-за них… С мечтой о чуде человек расстается в последнюю очередь.

Известие о гибели Линды было воспринято десантниками довольно равнодушно, и их реакция лишний раз напомнила Ротанову о том, как недолговечна людская память.

Всего месяц назад они готовы были драться за эту женщину, а теперь никто из них не вспомнил о том, что по прошествии сорока дней по древней традиции следовало бы помянуть покойную. Впрочем, она для них всегда оставалась только женщиной, желанной, но чужой.

Инспектор не стал напоминать об этой дате и отправил весь отряд под руководством Зарудного исследовать состояние второго звездолета, люк которого, как он и предполагал, оказался разблокирован к моменту их возвращения.

Сам же заперся в своей каюте, чтобы помянуть Линду и еще раз перед отлетом привести в порядок собственные мысли, проанализировать все, что здесь произошло, и не упустить чего-то важного в своем окончательном решении скрыть от земного правительства существование рэнитской информатеки на Ароме.

За время ею отсутствия ничего не изменилось в этой крохотной каюте, которую он выбирал тогда, когда Линда еще была жива, когда она находилась вместе с ним на этом корабле… Здесь произошла их первая настоящая ссора, после которой они так и остались чужими людьми.

С тех пор разве что пыли в каюте прибавилось. Он вспомнил о том, что они забрали с собой почти всех уборочных роботов, используя их как средство передвижения, а после того как на корабле больше месяца хозяйничали десантники, лишенные общества своего командира, все судно напоминало захламленную холостяцкую квартиру.

Сейчас проржавевшие остовы тех роботов, которые унесли их отсюда, уже заметены песками аромской пустыни. Когда он вспоминал о Линде, его постоянно охватывало сожаление оттого, что первым делом вспоминалось ее роскошное тело, которое уже истлело под теми же вечными песками…

Он достал из сейфа графин с запрещенным на Земле напитком, терпеливо дождавшимся здесь его возвращения, налил две рюмки, накрыл одну из них ломтиком хлеба и, опрокинув вторую до дна, завалился на койку не раздеваясь.

Почему-то этот древний ритуал не смягчил его тоски. Что-то он упустил. Что-то сделал не так. Что-то важное…

Но эти мысли сразу же заслонила более животрепещущая и совершенно неразрешимая дилемма: едва только посадочные опоры звездолета коснутся плит земного космодрома, начнется расследование, проверка и перепроверка его отчета… Слишком серьезное решение он принял единолично.

После эвакуации любой колонии всегда проводилось расследование на самом высоком федеральном уровне. Чиновниками всех рангов подобная эвакуация всегда расценивалась как отступление, как сдача позиций, как сокращение сферы влияния Земной Федерации и, разумеется, они были правы.

Какое-то время его обман не будет раскрыт, потому что на самом деле не было ни одного доказательства существования рэнитской информатеки, — только легенды и предположения. Но, опираясь на показания очевидцев, прибывших на его корабле с Аромы, «Инпланет» обязательно добьется отправки новой экспедиции… Рано или поздно все тайное станет явным… Так стоит ли начинать эту, не совсем честную, неблаговидную игру, если ее конец заранее известен? Стоит ли ее начинать даже из самых благородных побуждений, если добиться положительного результата невозможно?

Ответ на свои сомнения он мог бы еще найти, еще можно было что-то исправить, изменить. У него еще оставалось время.

И, подумав об этом, он поднялся с постели, задержался на минутку, налил себе вторую рюмку водки, осушил ее и уже у двери, с порога, обернулся, чтобы лишний раз убедиться в том, что на пустом месте за столом, напротив рюмки, накрытой кусочком хлеба, никого не было.

Снаружи вовсю шла предстартовая подготовка. Десантники Зарудного под руководством Хорста тянули толстые пластиковые рукава для перекачки горючего, собираясь поровну разделить запас топлива, имевшийся только на одном из двух кораблей.

Его все равно не хватит для того, чтобы довести оба корабля до космодромов Земли, но, по расчетам Хорста, если не случится ничего непредвиденного, они сумеют выйти в район регулярных трасс федеральных звездолетов и подать сигнал бедствия.

Ротанов доверял старому капитану и не стал вмешиваться в его действия. Все его внимание в этот момент было поглощено совершенно другой задачей, никак не связанной со стартом.

В транспортном отсеке только что расконсервированного звездолета был обнаружен в неприкосновенности полный набор стандартных транспортных средств. На этом корабле все выглядело так, словно он только что сошел со стапелей земной верфи, а не простоял несколько лет в законсервированном виде посреди аромской пустыни. Во всяком случае, те, кто на нем прилетели сюда, не успели воспользоваться реактивными флаерами или предпочли более медленные средства передвижения.

Две такие машины, заправленные, стояли в ангаре корабля, готовые к полету.

Включив стандартную процедуру проверки и предстартовой подготовки одного из флаеров, Ротанов уселся в кабину, дистанционно откинул стартовую аппарель и, порадовавшись тому, что недостаток людей и хлопоты, связанные с подготовкой корабля, избавили его от необходимости давать какие бы ни было объяснения своему поступку, уже через минуту оказался в воздухе.

Сделав круг над космодромом для набора высоты, он развернулся в сторону пустыни, дождался, пока на курсографе высветятся цифры знакомого азимута, и плавно увеличил мощность двигателя до максимума.

Этот небольшой летательный аппарат, предназначенный для разведки, мог садиться в любом месте и был способен преодолеть за пару часов путь через пустыню, на который он месяц назад потратил несколько дней.

Пискнула рация, и на пульте замигал красный огонек экстренного вызова. Придется ответить, иначе Хорст, чего доброго, увяжется вслед за ним. Никто ему не был нужен в этом прощальном полете над пустыней Аромы.

Короткий и резкий разговор с Хорстом оставил после себя неприятный осадок. С полным основанием капитан потребовал его немедленного возвращения, но старт еще не был объявлен, и полномочия Хорста даже с официальной точки зрения до старта не распространялись на действия инспектора.

Что же касается неофициальной, они еще успеют объясниться… Ну не мог он улететь с этой планеты вот так — не попрощавшись. Может быть потому, что здесь навсегда оставалась часть его души. А может быть, от того, что будущее в какой-то мере управляет нашими сегодняшними поступками…

Тройная черная вершина, возвышавшаяся над песками Аромы, встретила его неприветливо. Посадить здесь машину так и не удалось, ему пришлось сделать круг и сесть с подветренной стороны, в том месте, где все еще валялись высохшие трупы бандитов, убитых Линдой. Стараясь не смотреть на их обезображенные черепа, обтянутые почерневшей кожей с клочками сохранившихся волос, он направился к тому месту, где узкая извилистая тропинка вела на вершину утеса.

Здесь ничего не изменилось, разве что кусты вереска слегка разрослись да на камнях, прикрывавших могилу Линды, появились следы пустынного загара.

Он сел на камни и долго смотрел на раскинувшийся перед ним мертвый пейзаж, в котором ничего не менялось на протяжении столетий. Видят ли мертвые окружающий мир, а если видят, то неужели время для них течет так же медленно, как для нас, слагаясь в бесконечные столетия? Если это так, тогда не надо никакого ада…

— На самом деле, я знаю… — тихо проговорил он, даже не повернувшись в сторону могилы. — Это не было спонтанным выбросом энергии. Ты сделала это специально, отдав свою жизнь ради того, чтобы сохранить мою…

Сказав наконец Линде самое важное, он поднялся, надел фуражку и, только повернувшись к тропинке, увидел, что он не один на вершине скалы.

Существо стояло здесь давно — с той самой минуты, как Ротанов присел на краю могилы, но проявилось это подобие человека лишь после того, как убедилось, что Ротанов уходит, так и не забрав зарытого здесь бесценного клада.

— Опять ты… Даже сейчас ты не даешь мне покоя!

Палмес кивнул с виноватым видом.

— Это последняя возможность поговорить с тобой.

— Ну что же, говори, раз уж тебе так приспичило!

— Ты не забрал жемчужину.

— Я и не собирался ее забирать!

— Камень может помочь тебе найти те пять своих собратьев, которые попали на Землю.

— Обойдусь.

— Рэнитка говорила правду, — это споры, и они очень опасны.

— Я знаю.

— Каждый раз ты удивляешь меня, Ротанов… — Палмес надолго замолчал, и какое-то время они неподвижно стояли друг против друга, слушая, как свистит ветер в расселинах скалы.

— Я хочу сделать тебе на прощание подарок.

— Не верьте данайцам, дары приносящим… — пробормотал Ротанов и попытался обойти Палмеса, загораживавшего ему узкую тропинку.

— Только кретины, получив в дар деревянного коня, не проверяют, что у него внутри. А поскольку я не считаю тебя кретином, то мой дар абсолютно прозрачен. Ты можешь больше не мучиться, мой безупречный друг, и с чистой совестью рассказать властям Федерации об аромской информатеке.

— Спасибо за совет.

— Это не совет. Это — подарок. В том, что все содержимое рэнитской информатеки, вся ее память, записана в многоуровневом коде, ключ к которому давно утерян, и даже сами рэниты теперь не могут прочитать те бесценные сведения, которые покоятся в этой информатеке и будут лежать здесь бесполезным грузом еще много тысячелетий, пока ваша собственная цивилизация не сумеет построить машину, еще более совершенную, чем рэнитская, способную расшифровать этот код.

Но к тому времени для цивилизации, сумевшей это сделать, данные рэнитской информатеки уже не будут представлять никакой опасности.

— Кто ты такой, Палмес, и почему я должен тебе верить?

— Потому что я был человеком, прежде чем стать таким, каким ты видишь меня сейчас. Потому что рэниты, еще задолго до катастрофы, соблазнили меня сказкой о своем рае, и еще потому, что, несмотря на все их усилия, я так и остался человеком в глубине своей души, которую они снабдили бессмертной оболочкой, не предупредив меня о последствиях подобного шага…

Ты можешь себе представить, Ротанов, что это значит — быть пленником построенного ими железного катафалка не год, не два, не сотню лет… Вечность?

— Мне трудно это представить. Но, может быть, со временем мне удастся это изменить.

И неожиданно для себя инспектор пожал Палмесу руку, оказавшуюся слишком горячей и слишком твердой для человеческой руки, но вполне нормальной, если помнить о том, что это была рука его нового друга.