Стены камеры растворились в туманном вихре, едва амулет коснулся кожи Перлис. Она оказалась в старинном дворцовом зале. Гобелены, картины, предметы редкостной красоты окружали ее со всех сторон.

Она одна сидела за длинным столом, уставленным яствами и напитками. Исчезла стальная цепь, исчезло рваное грязное рубище, исчезли даже следы пыток на ее коже. Лишь медальон ледяной глыбой давил на грудь, замораживая дыхание. Сердце билось редко и медленно. Из всех прежних ощущений осталась разве что жажда.

Она протянула руку к золотому кувшину, и тотчас, сами собой, зажглись свечи в серебряных подсвечниках, едва слышно заиграла музыка.

Презрительно усмехнувшись на все это театральное великолепие, она залпом осушила бокал неведомого заморского вина, затем еще один и еще. Это была, конечно, не вода, но мучительную жажду вино все же утолило.

Голова слегка закружилась, и ей впервые за этот долгий день стало тепло.

Капли вина упали на роскошное древнее платье из голубого шелка и оставили на нем следы, похожие на кровь…

– Ярута! – требовательно позвала она.

И тоненький голосок ответил:

– Я слушаю тебя, моя госпожа! Госпожа? Странное обращение…

– Сядь со мной. Поешь.

– Мне запрещено, госпожа.

– Раньше ты звал меня Пер! Сядь, я сказала!

– Слушаю и повинуюсь.

Маленький домовой образовался наконец на стуле. Он выглядел испуганным, дрожащим и жалким.

– Ешь, дурачок!

– Мне страшно, Пер… Здесь плохое место…

– Я знаю. Другого у нас нет. Поэтому давай поедим хотя бы.

Дверь отворилась без скрипа и стука. В зал вошли два человека в длинных желтых плащах. Старинные ботфорты и шпаги обозначали их принадлежность к персонажам той театральной постановки, в которой она теперь вынуждена была участвовать. Лицо одного из визитеров показалось ей странно знакомым, даже сердце вздрогнуло и ударило чаще, но тут же успокоилось, перешло на прежний замедленный ритм, придавленное непомерной тяжестью медальона.

Оба сели в стороне от нее. Не обращая на Перлис ни малейшего внимания, гости говорили только друг с другом.

– Садитесь, ешьте. Пока мы одни, можно продолжить наш спор.

– Но вы обещали мне совсем другое!

– Не беспокойтесь. Она скоро будет. Итак, вы уверены в справедливости собственной мысли. В том, что человечество непременно должно победить в начавшейся космической войне. Почему?

– Потому что, появившись из небытия в этой вселенной, мы получили такие же права на существование, как и все прочие существа!

– Это верно. Но давайте вспомним, как вы распорядились этими правами. Вы затопили собственную планету океанами грязи, стараясь выжать из нее максимум для удовлетворения непомерных амбиций малой части вашего общества. Вы превратили собственный дом в огромный военный завод, хотя десятки лет у вас практически не было внешних врагов. Вы производили оружие смерти лишь для того, чтобы торговать им, обеспечивая роскошную жизнь кучке генералов, руководящих вашим так называемым «советом». И, наконец, вам показалось этого мало, и вы начали экспансию, постепенно захватывая все новые планеты, навязывая им свой образ жизни и совершенно не считаясь с массовым уничтожением местной биосферы. Для того чтобы остановить вас с минимальными потерями, пришлось разработать специальную стратегию захвата.

– Вот вы и признали, что захват – всего лишь замаскированная форма инопланетной агрессии.

– Разве я это отрицал? Посмотрите на себя. Посмотрите, во что вы превратили собственный народ. Вы стали слишком легкой добычей. Было бы просто глупо не воспользоваться сложившейся ситуацией. Для начала захвата оказалось достаточно всего лишь одного опломбированного вагона, затем нам оставалось лишь подбирать тела тех, чьи души уже принадлежали нам. Ну, а потом небольшая замена… Маленькая психологическая операция, и вот уже готова шестая колонна. Ряды наших адептов множатся, постепенно захватывая все жизненно важные центры вашего общества: СМИ, банки, властные структуры, армию.

Если бы не такие, как вы, единичные экземпляры, нам не о чем было бы разговаривать. Но, к сожалению, среди вас есть упрямые дураки. Они лезут в мой мир со своим нахальством, со своими претензиями и ничтожными надеждами. В конце концов, случайно вам повезло, и теперь я вынужден договариваться с вами, вместо того чтобы отправить вас всех в подземелье…

Дверь открылась, и вошла Перлис. Вначале Логинов не узнал ее. На ней было сверкающее золотой парчой платье. Бладовар на массивной золотой цепи свешивался до самой талии. Талисман нельзя было спутать ни с чем. От него исходило мягкое голубоватое сияние, и странная ледяная сила перехватывала дыхание, стоило лишь на секунду задержать на нем взгляд. Но не Бладовар поразил Логинова и даже не старинное платье, открывавшее взору отливающие темным золотом, точеные плечи Перлис.

Больше всего ранила его заторможенность ее движений. Она словно несла на своих плечах невидимую глыбу льда… И она его не узнала! Ни на секунду ее взгляд даже не задержался на его лице!

– Перлис! – крикнул Логинов, вскакивая.

– Сядь и успокойся. Она тебя не видит и не слышит. Она находится в другой временной фазе. В этой фазе мы с тобой еще не вошли в комнату. Это произойдет лишь через несколько минут.

Перлис жадно потянулась к кувшину с вином, залпом опорожнила подряд три бокала. И вдруг, повернувшись к закрытой двери, проводила глазами невидимое для Логинова движение теней. Наконец ее глаза на какое-то мгновение задержались на его лице. Секунду казалось, она его узнает, но женщина тут же отвела взгляд.

– Перлис! – повторил Логинов, вкладывая в звучание ее имени всю свою тревогу, всю радость от встречи, всю надежду.

– Да, так меня зовут, – равнодушно ответила женщина. – Чего вы хотите?

– Подойди к ней, постарайся снять с нее медальон, это он мешает ей тебя узнать, – прошептал Амутал.

– Что ты с ней сделал?! – Рука Логинова сама собой нащупала рукоять шпаги и сжала ее. Гнев и отчаяние переполняли и ослепляли его.

– Да. Теперь я вижу, что ты не лучше прочих ослов из своей породы. Самовлюбленный, ничтожный дурак!

Ракшас бросал ему в лицо отборные оскорбления, те самые слова, которые в присутствии Перлис должны были как можно сильнее задеть его самолюбие. И клинок Логинова выскользнул из ножен.

Голос звучал в его голове как комариный писк, стараясь пробиться из неведомого далека, сквозь завесу ярости, непонимания и гнева. Логинов отмахивался от него, как от надоедливой мухи, загонял в подсознание, но голос возвращался снова и снова, пока не сложился в слова:

– Амутал нарочно провоцирует тебя. Если ты обнажишь оружие, он тебя убьет и вновь завладеет амулетом. Тогда его никто не остановит. Прекрати, Артем, пока не поздно!

Но было уже поздно. Отбросив плащ и ножны, Логинов вскочил на ноги с обнаженной шпагой в руках. Раскатистый довольный хохот Амутала наполнил зал. За немыслимую долю мгновения ракшас оказался рядом с ним, в боевой стойке, со своим готовым убивать оружием.

Где-то это уже было… Что-то подобное… Воспоминание, как молния, сверкнуло в мозгу Логинова. Зал гаместон-центра, компьютерная реальность, похожее на вареное мясо небо и убийца со шпагой в руке, стоявший напротив него. Возможно, это было предостережение, которого он не понял…

Шпага Амутала, описав полукруг, рванулась к его груди. Логинов едва успел уклониться.

Что-то надо было сделать. Что-то очень важное. Единственно возможное в той безнадежной ситуации, в которую он сам себя загнал своей непростительной гордостью, которую так легко спутать с глупостью, если смотреть на происходящее с несколько иной точки зрения.

И тут он вспомнил все до конца! И, переломив о колено сверкающее лезвие, отбросил эфес. С крутящимся колесом «лао» в правой руке Логинов сам пошел навстречу ракшасу.

Трижды стальная сверкающая мельница в руке Логинова отбрасывала шпагу Амутала, несмотря на его нечеловеческую реакцию, несмотря на то, что Логинову казалось, будто он одновременно сражается с десятком противников. Амутал, теряя терпение и разъяряясь все больше, бросился в прямую флеш-атаку. Его голова на долю мгновения осталась без защиты. Вращающийся круг «лао» тотчас слегка наклонился, отбросил смертельное лезвие и задел скулу Амутала. Крови не было. Есть ли она у демонов? Этого Логинов не знал, отчаянно защищаясь и понимая, что с каждой секундой приближается неизбежный конец. В том месте, где лезвие коснулось кожи Амутала, появилась огненная полоса. Но боли ракшас, похоже, не испытывал. Непрекращающаяся череда чудовищной силы ударов обрушилась на Логинова, как шквал…

Малейшая ошибка, малейшая неточность – и он лишится своего «лао». Однако пока ему удавалось успешно отражать удары. Но Логинов все время отступал и в конце концов уперся спиной в стол, рядом с тем местом, где сидела Перлис.

– Прекратите! – сказала она. – Вы мешаете мне.

Ледяная сила ее голоса, нечто гораздо большее, чем сам этот голос, заставило Логинова повиноваться. Исчез сверкающий охранный круг. Оружие в его руке опустилось вниз.

Та же самая сила обрушилась на Амутала. Но, собрав всю свою демоническую волю, он не опустил шпаги и продолжал начатый выпад.

Казалось, время остановилось. Логинов видел, как тонко отточенное жало лезвия медленно приближается к его груди, пробивает складки одежды, кожу, мышцы… Боли он не почувствовал, лишь леденящий, парализующий холод.

Живая, человеческая кровь брызнула во все стороны. Несколько капель упали на платье Перлис, в то самое место, где темнели пятна вина. Но одна из капель, словно заблудившись, свернула с заранее предначертанной дороги и коснулась кожи женщины раскаленной алой жемчужиной.

В ту же секунду Перлис вскочила, сорвала с себя медальон и бросила его на стол.

Выпустив эфес шпаги, торчавший из груди Логинова, ракшас продолжил бросок, вытягивая руку к своему сокровищу. Лишь доли мгновения отделяли его от заветной цели, но Перлис с непостижимой быстротой вдруг схватила цепь и изо всех сил хлестнула амулетом по этой жадной, ищущей руке.

Ракшас, взвыв от нестерпимой боли, отпрянул назад. Бладовар, оторвавшись от цепи, покатился по столу и, словно невзначай, лег плашмя на краю стола, напротив оседающего на пол Логинова. Тот, ища точку опоры, повернулся и, опустившись перед столом на одно колено, схватился руками за скатерть.

Прямо перед его тускнеющими глазами плясали древние, непонятные буквы…

«Прочти их, прочти вслух!» – молил комариный голос в его остывающем сознании; но последним усилием воли, плохо повинующимися губами он вместо этого прошептал женское имя.

– Пер… – прошептали его умирающие губы. – Перлис, я люблю тебя… – С бесконечным сожалением посмотрел он на женщину, которую оставлял навсегда, с чувством бессильной горечи и утраты.

– Латума! – прогремел голос над залом, вдруг превращаясь от слов Логинова из комариного писка в рык разъяренного льва. И ракшас покачнулся. Раскаленное лезвие летящего из глубины веков древнего заклятия лишь теперь поразило его гнилое сердце. Амулет треснул, распадаясь на две половины.

И умер зал. Умерло пламя свечей. Остановилось время. На тысячелетие застыл в неестественной позе, падая навзничь, поверженный ракшас. Застыла в воздухе шпага, так и не дотянув до намеченной цели, и затянулась рана на груди Логинова. Ибо не мог нанести раны тот, кого не стало ни в этом, ни в предыдущем времени.

Команда стояла на берегу горного потока, в том месте, где кончался сверкающий мост.

Вдалеке прозвучал удар гонга, и сверкающий барьер, отделявший людей от их собственного времени, рванулся им навстречу.

Последнее, что увидел Логинов в этом чужом, навсегда покидаемом мире, была фигура старца на сверкающем мосту. На секунду Артему почудилось, что Мартисон стоял там не один. Образ незнакомой прекрасной женщины возник на мгновение перед их глазами, заслоненный цветным туманом.

Туман раздвинулся. В какое-то мгновение Логинову показалось, что он может прочесть в глазах этой женщины свою собственную судьбу… Судьбу всех тех, кто идет впереди и никогда не возвращается обратно, потому что время течет как река, и никому еще не удавалось дважды вступить в одну и ту же воду… Никому? Но ведь причина захвата как раз и состояла в том…

Следующий удар гонга оборвал его мысль. Вроде бы ничего не изменилось. Они по-прежнему стояли на вершине той же самой скалы. Но внизу, под ними, раскинулись институтские корпуса, которых здесь не было раньше.

Группа туристов поднималась к ним снизу по горной тропе. Они были уже почти радом, но еще не видели десантников. Голос маленькой девочки, донесенный порывом ветра, спросил отчетливо и звонко:

– Мама, что такое захват?