Глава 15
Иногда впереди Андрея появлялось сотканное из голубых электрических огней лицо человека и его руки. Этот не известный ему человек тянулся к нему сквозь бездну пространства и старался помочь, он был единственной надеждой, единственным маяком в этом бесконечном безумном полете.
Иногда Андрею казалось, что этот человек больше, чем он сам, нуждается в помощи. Тогда он протягивал ему навстречу Рикон, стараясь поделиться его силой. Голубые искорки стекали с лезвия, словно капли воды, и улетали в пространство. Лицо незнакомца притягивало их, как магнит.
Но человеческое лицо появлялось лишь изредка. Гораздо чаще вокруг Андрея мелькали разъяренные, оскаленные морды чудовищ, стремящихся во что бы то ни стало добраться до него, прорваться сквозь защитный кокон.
Когда им это почти удавалось, Андрей использовал последнее средство — свое единственное оружие.
Образ синего ножа, мягкий и никчемный на ощупь, действовал тем не менее безотказно. Сполохи ослепительного пламени слетали с его лезвия и уходили за пределы кокона. Они возвращали лики чудовищ туда, откуда они вышли, — в темноту и хаос неорганизованного пространства, в котором не было даже звезд.
Единственное, что удерживало сознание Андрея на грани разрушения, было обещание, данное Алану в момент расставания. Он обещал донести образ синего ножа до своей родной планеты, он обещал помочь тем, кто сейчас борется с космическим нашествием, с ядовитыми грибами, похищавшими души людей. И хотя вслух клятва произнесена не была, он поклялся помочь, и, значит, обязан все вытерпеть. Обязан долететь. В его возрасте клятвы еще имели то мистическое, определяющее значение, которое в них вкладывали люди тысячи лет назад.
— И это все, что от него осталось? — спросил Лосев, разглядывая засохший дуб, стоявший посреди хижины.
— Все, что ты от него оставил, хозяин. Правда, ты и сам наполовину одеревенел. Еще немного, и мне бы тебя не вытянуть.
Лосев с сомнением посмотрел на крошечную фигуру домового и на свое распростертое на полу тело.
— Да нет, я не то имею в виду, — слегка смутился его маленький друг. — Из ловушки ты сам вылез.
— Я всегда буду помнить, что ты для меня сделал.
— Да уж, пожалуйста, не забывай. И выпей вот этого отвара, после него полегчает, а то тебя до сих пор с пнем спутать можно.
— И где это ты раздобыл такую гадость?
— В кладовке у Лешего полно сушеных трав, а вода в котле еще есть. Пей, сколько хочешь.
— Мне бы сейчас поесть не мешало.
— Это уж точно, только здесь, кроме гнилых костей, из пищи ничего нет. Если хочешь — я тебе выберу косточку посвежее.
— Издеваешься, да?
— Нет, хочу, чтобы ты хорошенько проникся обстановкой. Нам нужно отсюда поскорей выбираться. Через дверь не получится. Слишком сильное заклятье на нее наложено. Но я нашел трещину и расширил ее немного, может, и пролезем.
— Пролезем, если я смогу подняться.
— Сможешь. Этот отвар действует быстро, да и ты не слишком долго у Лешего на коленях сидел.
— Какой-то юмор у тебя загробный.
— А у тебя вообще никакого нет.
Лосев не ответил, целиком сосредоточившись на том, чтобы, упершись руками в пол, приподнять свое каменно-неподвижное тело. Минут через пять, после нескольких неудачных попыток, ему это удалось. Но вот с головой было гораздо хуже — мысли оставались деревянными и тяжелыми, как поленья.
Но даже сквозь эту «деревянность» пробивался к нему луч синего света от того волшебного ножа, что помог ему в самую отчаянную минуту. «Значит есть у меня еще один друг, и я должен его найти. Только все вместе сможем мы отсюда выбраться, а может, и не только выбраться…»
На Земле зарождался энергетический центр, из которого потянулись пока что узенькие тропочки в другие миры. Но эти дорожки будут разрастаться, и никто сейчас не может сказать, чем все это обернется, выживет или погибнет человечество, оказавшись на перекрестке тысяч миров… «Я должен там быть, я должен вернуться!»
Но это было легче сказать, чем сделать. Все, что ему удалось, — ползком добраться до котла с водой и вволю напиться. Вода оказалась холодной и чистой, хотя и имела какой-то странный, металлический привкус.
Обдумав положение, в котором они оказались, Лосев решил, что немедленно покидать хижину рискованно. Слишком мало для этого у него сил. Чтобы их восстановить, нужна пища, но ее можно найти только снаружи. Получался замкнутый круг. А Лосев чувствовал, что пища для него сейчас важнее всего остального. Голод становился совершенно нестерпимым. Он знал, что это неспроста — организму требовались силы, чтобы справиться с негативным внешним воздействием.
— Может, ты испробуешь свой лаз и раздобудешь хоть что-нибудь съестное?
Масек почему-то смутился и ответил несколько неопределенно. Лосев, в своем нынешнем состоянии, этого не заметил и, как выяснилось позже, совершенно напрасно.
— Я, конечно, могу попробовать… — промямлил Масек, — но ход очень запутанный — обратную дорогу найти будет не так-то просто.
Лосеву не хватало только остаться одному в хижине, утонувшей в отвратительной вони гнилых костей, рядом с котлом, наполненным металлической мертвой водой… Нужно выбираться, чего бы это ни стоило.
— Показывай, где вход в твой лаз!
— Да вот он, прямо перед тобой!
— Я ничего не вижу!
— Конечно, ты не видишь. Человеческие глаза не видят того, что видят глаза домовых.
— А ты уверен, что мне удастся в него вползти?
— В обычное время нет. Но я много поработал над ним, наложил специальное заклятье… Расширил вход. Если постараешься, думаю, у тебя получится. Не смотри на стену, забудь о ней, закрой глаза и ползи.
— А если я застряну?
— Как ты это узнаешь, пока не попробуешь?
На это Лосеву возразить было нечего. Пришлось закрыть глаза, собрать все силы и медленно двинуться вперед.
Через какое-то время на него навалилась непомерная тяжесть, словно он оказался погребенным под слоем обвалившейся породы. Он попытался сказать об этом Масеку, но не услышал собственного голоса.
Тогда Лосев открыл наконец глаза и увидел окружавшую его тьму. Она была физически плотной, почти ощутимой. Тьма без единого проблеска, без надежды, навалилась на него со всех сторон холодной липкой массой. Он чувствовал, как ее ледяные пальцы вползают к нему в тело, начинают замораживать сознание. Тогда он закричал и вновь не услышал собственного крика. Он понял, что вот сейчас, в эту самую секунду, он полностью утратит контроль над ситуацией, над собственным телом и навсегда останется в этом чудовищном мертвом пространстве.
Лосев вновь приказал себе закрыть глаза, чтобы отрезать, отделить свое «я» от внешнего, чуждого человеческому сознанию мира.
Это помогло, но недостаточно, ему следовало в точности соблюдать совет Масека и не открывать глаз. За тот короткий миг, пока глаза были открыты, тьма сумела пробраться внутрь его сознания и обосновалась там мерзким комом, склеившим его желания и мысли. Он уже не знал, куда он движется и где находится. Он стал забывать, кто он такой, растворяясь в безликой тьме.
И тогда, словно проблеск спасительного маяка, мелькнуло видение мальчишки, плывущего сквозь такую же тьму с синим ножом в руке… Лосев собрал остатки своих сил, чтобы удержать видение, сделать его более четким. Он думал об этом мальчишке, у которого мужества оказалось больше, чем у него, он думал об этом, пока не почувствовал стыд и вместе с ним гнев на свою беспомощность.
Он стал повторять движения мальчика. Теперь он словно поплыл сквозь густой темный кисель и почувствовал, что неподвижность исчезла. Он вновь двигался вперед. Вот только не знал, куда и сколько ему еще осталось этого ледяного пути.
Его биологические часы остановились, больше он не испытывал ни голода, ни жажды — ничего, кроме усталости и холода, которые скорее всего останутся с ним навсегда.
Но безнадежна лишь остановка. Движение, рано или поздно, приводит человека к какой-то цели. Иногда, правда, совершенно не к той, к которой он стремился.
Неожиданно Лосев почувствовал, что вновь может нормально дышать, и уловил сквозь сомкнутые веки проблеск слабого света.
Он открыл глаза и увидел, что лежит на полу невысокой пещеры. С потолка, сквозь трещины, сочилась вода, и откуда-то пробивался далекий дневной свет.
Рядом с ним сидел Масек и, словно ничего не произошло, приводил в порядок свою шкурку, тщательно вылизывая ее шершавым розовым языком.
— Где мы? — прохрипел Лосев, испытывая радость оттого, что вновь может говорить.
В ответ Масек неопределенно повел плечами:
— Откуда мне знать? Из хижины мы точно выбрались.
— Что значит, «откуда тебе знать»? Ты не знаешь, где мы? Не знаешь, куда вел ход, который ты раскопал?
— Конечно, нет. Эти ходы могут вести куда угодно, в любой из миллиона параллельных миров.
— Ты ничего не говорил об этом! Мы собирались только выбраться из хижины!
— Ну, не говорил. А ты и не спрашивал. Какая тебе разница, в каком из миров очутиться? Главное, мы выбрались из хижины Лешака. Вот там действительно было гиблое место.
Но разница для него была… Ксения осталась за этим переходом сквозь тьму, их снова разделила бездна неведомого пространства, и теперь, во второй раз, он вряд ли найдет дорожку, ведущую к ее дому.
— Почему ты меня не предупредил?
— Да ладно, хозяин, не хмурься. Найдешь ты свою Ксению, если она действительно твоя суженая. Уж очень ты плох был после боя с Лешаком. Надо было вытащить тебя оттуда все равно куда. Что толку горевать о содеянном? Мы уже здесь. Обратно не вернуться. Будем искать пищу и новый дом.
— Выходит, любой дом для тебя может стать своим? Мы, люди, устроены иначе. Наш дом находится там, где мы родились.
— Ну, сейчас ты не о своем доме горюешь. Дом Ксении находился в другом месте, вспомни об этом.
Масек был прав. Лосев чувствовал, что окончательно запутался, и вряд ли мог определить сейчас, что для него важнее всего. Пожалуй, все же — найти пищу. Этим простейшим делом он и решил заняться, отложив сложные вопросы на более позднее время.
Пещера, в которой они очутились, заканчивалась узким лазом, и точно такой же лаз вел в противоположную сторону. Лосев решил полностью положиться на чутье своего спутника и предоставил ему право решать, в какую сторону двигаться. Масек довольно долго копался в стене пещеры. До Лосева дошел запах сырой земли и прелых корней. Мир, в который они попали, был наполнен жизнью. Лосев окончательно убедился в этом, когда Масек извлек из стены белый корень какого-то растения, долго обнюхивал его, а потом, усевшись на задние лапы, стал аппетитно хрустеть своей находкой.
— Не хочешь попробовать?
К тому моменту, когда последовало это предложение, Лосев был готов попробовать что угодно, так сильно было чувство вернувшегося к нему голода.
Корень оказался сочным и сладковатым, напоминавшим по вкусу земное яблоко. Пока Лосев с ним управлялся, Масек нашел еще пяток подобных корней. Половину они съели, остальные Лосев привязал к поясу — про запас. Теперь он был готов двигаться дальше. Голод полностью утолить не удалось, но силы быстро возвращались к нему, и главное, скованность в мышцах постепенно исчезала. Движение уже не отдавалось режущей болью в каждом суставе.
— Ты никогда здесь не был? Этот мир тебе не знаком?
— Их слишком много. Мы знаем тропинки между ближайшими мирами, но тот лаз, которым нам пришлось воспользоваться, я еще не проходил. Он ведет наверх, я чую свежий воздух, скоро мы узнаем, куда нас вывел проход.
— Но если мы уже прошли один раз этим путем, мы можем вернуться обратно? Ты помнишь дорогу?
— Этот выход находится слишком далеко от места, в котором ты меня нашел. Планеты, звезды, все миры не стоят на месте. Связь между ними все время изменяется, и чем дальше находится мир — тем сильнее изменения. Дорога никогда не повторяется. Она будет другой. Вернувшись обратно, мы попадем в новое место. Для тебя так важно вернуться?
— На Земле я сам выбираю дорогу и в любой момент могу вернуться туда, откуда уехал…
— У нас, домовых, все иначе. Никто не знает, какая ему выпадет дорога.
Они надолго замолчали. Лосев пытался примириться с тем фактом, что дорога здесь ведет в одну сторону, и не мог этого сделать. Это лишало его всякой инициативы. Он вновь, в который уж раз, попытался прокрутить в голове всю цепочку событий, с того момента, когда он прервал свой отпуск и оказался в вымершем селе, а затем встретил Ксению…
Сейчас он начинал сомневаться даже в том, была ли эта встреча настоящей. При таких фантастических возможностях существо, вторгшееся на Землю, могло инициировать любую встречу. Создать любой, самый невозможный мир. В воображении или в реальности — это, в сущности, не имело никакого значения. Если нельзя отличить воображаемый мир от реального — они однозначны.
Эту истину он усвоил для себя еще со школьной скамьи, когда так и не принял философский постулат о вторичности сознания. Доказать этого никто не смог и не сможет потому, что для доказательства необходимо выйти за пределы собственного рассудка и посмотреть на него со стороны.
В таком случае не стоит рассуждать на эту бесплодную тему, надо принять реальность, в которой он оказался, как таковую, и попытаться разобраться в ее законах. Только так у него еще оставалась слабая надежда вернуться когда-нибудь в родной мир.
Проход сузился, и теперь Лосев двигался за Масеком ползком, завидуя маленькому росту своего спутника. Примерно через час такого мучительного продвижения, почти в полной темноте, Лосев неожиданно заметил справа от себя неясный тусклый свет, и, миновав еще один лаз, они выбрались наконец наружу.
Вечер только что опустился на этот мир, своим нежным покровом укутав долину, раскинувшуюся у Лосева под ногами.
Он стоял у выхода из пещеры, на высоком скалистом гребне, и внизу, под ним, на сколько хватал глаз, раскинулось поле огромного космодрома.
Странные корабли, формой похожие на толстую спираль подающего винта мясорубки, стояли невдалеке друг от друга. Их было не меньше десятка, и можно было различить, что у двух ближайших суетятся крохотные фигурки каких-то существ. Видимо, шла подготовка к старту или разгрузка.
А где-то совсем далеко, у самого горизонта, виднелось огненное зарево огромного города.
Масек присел у самого обрыва и, пригорюнившись, смотрел на далекий город.
— Что это за город? — спросил Лосев, прежде чем вспомнил, что Масек запутался в пространственном туннеле. Но домовой неожиданно ответил:
— Это город Эннит.
— Откуда ты знаешь? — сразу же насторожился Лосев. — Ты говорил, что не можешь определить, куда выведет нас туннель.
— Это не совсем так… — грустно признался Масек, продолжавший, не отрываясь, смотреть на город.
— Ну-ка, давай рассказывай и постарайся ничего не пропустить. Запомни, если ты еще раз начнешь морочить мне голову…
— То что ты сделаешь? — с неожиданным интересом спросил домовой.
— Я тебя уволю. Я откажусь быть твоим хозяином.
— Никогда так не говори, даже в шутку, — нервно сказал Масек, и Лосев готов был поклясться, что волнение в его голосе неподдельно. — Я не говорил тебе об Энните, потому что боялся, что ты откажешься пойти со мной сюда.
— Значит, ты все-таки знал дорогу?
— Конечно, я ее знал! Мы, домовые, пользуемся этими воображаемыми туннелями уже сотни лет. Как, по-твоему, мы еще можем передвигаться, чтобы не дать твоим сородичам нас переловить?
Сначала мои предки научились таким образом переходить из дома в дом. Они рыли туннель, которого на самом деле не существовало и который, кроме них, никто не мог обнаружить. Потом, постепенно, они научились уходить все дальше. Во время таких путешествий можно сделать довольно странные открытия… Вот так мои предки и оказались в этом городе.
— И кто же еще здесь живет, кроме домовых?
— Да люди же и живут. Мы, домовые, не можем без людей. Вот и нашли город, который люди для себя вообразили.
— Как это понимать, «вообразили»?
— Все, что возникает в ваших человеческих головах, может быть воплощено в реальности. Ну, может, не в настоящей реальности, я в этом не слишком разбираюсь. Но для нас все эти вещи существуют на самом деле, и когда мой будущий хозяин вообразил себе этот город — я в нем родился.
— Ты меня окончательно запутал. Я еще могу понять, что для домовых воображаемая кем-то реальность может существовать на самом деле. Но ведь для людей дело обстоит иначе. Люди могут существовать только в реальном мире, или ты хочешь сказать, что эти корабли внизу тоже плод моей фантазии?
— Все не так просто…
Масек явно темнил, и Лосеву приходилось, буквально клещами, вытягивать из него крупицы правды, то и дело прибегая к угрозам. Это было не слишком честно — угрожать несчастному домовому вновь оставить его одного, но другого метода воздействия Лосев не знал, да и особых дружеских чувств к своему спутнику он не испытывал, несмотря на то что тот только что спас его от Лешего.
Существо, сидевшее напротив него, обитало в другом, слишком чуждом для Лосева мире. Он привык руководствоваться в своих поступках жесткой логикой и не мог вот так сразу принять реальность, в которой теперь очутился. Слишком все это походило на галлюцинацию, на бред, слишком круто переплелись в тугой узел реальные события и их фантастическая, иррациональная подоплека.
Наконец Масек решился, он долго смотрел на Лосева своими большими грустными глазами, словно все еще пытался оттянуть неизбежное, но Лосев сурово молчал, не поддаваясь гипнотическому воздействию этих глаз, и тогда, тяжело вздохнув, Масек сказал:
— Вообще-то у этого города есть другое имя. Он называется Барнуд. Я, правда, не знаю, который из них. Их много, городов с таким именем. Может быть, люди назвали бы его Барнуд-десять или Барнуд-тринадцать, я не знаю. Мы, домовые, зовем этот город Эннитом, каждому новому городу, который придумывают себе люди, мы даем свое имя.
