– Оружие, допустим, я брошу, – злобно объявил сержант Аунгу. – Но ты, крысеныш, только посмей до него дотронуться!

– Довожу до вашего сведения, что в случае неповиновения имею право применить к подозреваемым в совершении убийства самые жесткие меры…

– Ну, рискни!..

– Янрирр сержант, при всем уважении, – вмешался ефрейтор Бангатахх и отодвинул вскипающего Аунгу. – Высокочтимые янрирры… Мы не хотим неприятностей, мы не намерены оказывать сопротивление, мы добровольно разоружились, так что делайте свое дело, но не подходите к телу этого эхайна.

– Здесь я решаю, куда нам подходить и что делать!

– Ничего ты не решаешь, псекацаг, – негромко, но отчетливо произнес мичман, про которого уже все и думать позабыли.

Пока тянулась пауза, он сумел подобрать под себя вялые ноги, с громадным усилием, по стеночке, выпрямиться во весь рост и придать занемевшему лицу надменное выражение.

– А, так этот жив! – с неподдельным изумлением сказал начальник патрульного наряда, долговязый молодой капрал в новеньком, только что со склада, обмундировании.

Мичман Нунгатау безрадостно отметил, что часть прицелов, ранее предназначавшаяся его команде, теперь переместилась на него.

– Оружие при себе? – неприязненно осведомился капрал.

– Еще бы не при себе, – промолвил мичман. – Вы, янрирры псекацаги, видите перед собой воинское спецподразделение на боевом задании, каковому спецподразделению имеете несказанную наглость в осуществлении означенного задания препятствовать.

– Какое, к демонам, задание! – нахмурился капрал. – Пока что я вижу мертвый труп убитого покойника, предположительно служителя культа, причиной же смерти послужил залп из боевого оружия типа «скернкуррон», принадлежащего одному из присутствующих здесь лиц, выдающему себя за рядового…

– Он и есть рядовой, – отрезал Нунгатау. – А этот ваш служитель культа перед тем, как заделаться дохлым трупом, напал на меня, к слову – унтер-офицера на задании, и вообще никакой он не служитель, а… – Тут он увидел округлившиеся глаза сержанта Аунгу и губы рядового Юлфедкерка, беззвучно шепчущие: «Тих-х-хо…» – и закончил с воодушевлением: – Паршивый захолустный монах, надышавшийся воздуха свободы и спятивший от обилия доступной выпивки! – С этими словами мичман, болезненно морщась от боли в пальцах, извлек из нагрудного кармана церрег и ткнул под нос капралу. – Такое видели?!

Тот брезгливо взял личный знак гранд-адмирала в щепоть и поднес к глазам. Затем пренебрежительно фыркнул:

– Ерунда! Быть может, где-то в других мирах эта цацка и имеет какое-то значение, а у нас тут Анаптинувика, сударь! Так что потрудитесь заткнуться и встать рядом со своими соратниками, перед тем избавившись от оружия и вредных иллюзий на свой счет. А эту игрушку можете оставить себе, на портовых шлюх она вполне может произвести впечатление…

Церрег со звоном полетел под ноги мичману.

«Молодняк, – подумал тот. – Еще вчера в училище на плацу носочек тянул, а нынче большого командира из себя строит. Потому и хорохорится перед подчиненными. Я тебе покажу вредные иллюзии, сопляк…»

– Подними, – потребовал он страшным шепотом.

– Что? – переспросил капрал. – Ты что-то сказал, кхэри?

– Подними, – повторил Нунгатау.

Теперь почти все прицелы были устремлены на него.

– Ты прав, большой парень, – проговорил Нунгатау голосом, напоминающим змеиный шип. – Это Анаптинувика. Только это мой мир, а не твой. И таких, как ты, я резал пачками, а была нужда – так и на жратву переводил. Что вылупился? Думаешь, твои ублюдки успеют меня подстрелить? Нет, не успеют. А хотя бы и успели… я тебе глотку и мертвый перегрызу.

– Янрирр капрал, – вмешался ефрейтор Бангатахх. – В самом деле, вам лучше поднять личный знак Субдиректора Оперативного дивизиона Бюро военно-космической разведки Черной Руки Эхайнора гранд-адмирала Вьюргахихха. А то у камер слежения есть неприятная особенность: они фиксируют и желаемое, и порочащее. Начнется разбирательство, да еще, упаси-сохрани, дойдет до гранд-адмирала… не думаю, что ему понравится, как вы обращаетесь с его церрегом.

– Мы не подчиняемся армейскому начальству, – сказал капрал не слишком уверенно.

– Так и есть, – продолжал ефрейтор. – Только они там, наверху, договорятся быстрее, чем мы с вами. Не успеете опомниться, как окажетесь в тундре, душегубов и насильников изящным манерам обучать. И хорошо если в тундре, а не где похуже.

– Это угроза, солдат?

– Никак нет, янрирр капрал. Попытка разрешить недопонимание миром. Ну выронили вы церрег случайно, с кем не бывает. В том, чтобы поднять выпавшее, изъяна чести не будет… А вот сейчас будет угроза. – Бангатахх светло и радостно улыбнулся. – Вас, конечно, втрое больше, и вы всех нас тут с большой вероятностью положите рядом с этим серебристым трупаком. Только лично вы, янрирр капрал, нынче домой к ужину не вернетесь ни при каком раскладе. Либо вас янрирр мичман достанет, либо один из нас троих. А если вы изволите обратить внимание, мы все уж сызнова при оружии, каковое подняли, пока вы с янрирром мичманом вздорили, а оружие у нас не парализаторы, как у ваших ребятишек, не чихалки для раздухарившейся шпаны, а вполне себе, как вы справедливо заметили, боевые скерны, и лично вы у нас троих на прицеле.

– Ну? – прошипел мичман, на протяжении всей ефрейторской тирады игравший с капралом в дуэль на гляделках. – Поднимешь или что?

– Как сейчас помню, – сказал капрал с натянутой усмешкой. – Учинили однажды эти самые кхэри бунт в лагере под Майртэнтэ. Они же на воле подолгу не засиживаются, а как соберутся в одном месте числом более десяти, так сразу обижаются на весь мир, то и это им неладно… и давай бузить. А меня, помнится, с моим взводом послали на подавление. Так мы что сделали? Не желая рисковать здоровьем, подогнали с ближайшего карьера водяные пушки, расставили по периметру…

«Не поднимет, – подумал мичман разочарованно. – До конца будет фасон давить. Придется его шмортануть. А там уж как повезет. Хотя какое там везение – все мое мне же и достанется. Недолго я побыл в приличном обществе…»

– Опустить оружие, – услышал он многократно в той или иной форме повторявшийся нынче приказ. Только на сей раз он был произнесен тоном, совершенно исключавшим всякое неповиновение. Бывают такие голоса, которым не захочешь, а подчинишься.

Капрал повиновался едва ли не первым, и с видимым облегчением. Его примеру последовали патрульные, а уж затем упрятала свои скерны команда «болтунов». Сам же мичман просто развел руки, демонстрируя свою полную непричастность к творящемуся здесь муздрягу.

– Капрал, покинуть помещение.

Что-то бурча под нос, начальник патруля двинулся к выходу, а за ним бегом устремились остальные. В помещении забегаловки снова стало просторно. Мичман увидел серую от неприятных переживаний госпожу Боскаарн, что вместе с барменом топталась за стойкой, и ободряюще ей подмигнул.

– Вы, я вижу, в порядке, янрирр мичман, – сказал сержант Аунгу, приближаясь. – И в обычном своем расположении духа.

– Как вы его, капрала-то! – рассмеялся ефрейтор Бангатахх.

– А ты, Банга, оказывается, здоров болтать, – заметил Аунгу. – Кто бы мог подумать.

– Это так… от волнения.

Теперь они, все четверо, стояли возле стенки, взволнованно передавая по цепочке дымящуюся штакетину («Это что у тебя, Аунгу? Снова гняха?» – «Обижаете, янрирр мичман! Чистейший зузырь!..»), а в центре помещения над телом пилигрима колдовали странные личности в ослепительно-белых комбинезонах с капюшонами, похожих на защитные, только намного чище, в белых же полумасках и глухих белых перчатках по локоть. Споро перевернули тело на спину, обмотали ноги и руки широкими лентами с залипами. Ловко, в два приема, запихали в непроницаемый мешок из толстой эластичной ткани и еще раз перетянули лентами в трех местах. Подогнали на гравиплатформе небольшую, отливающую сизым металлом капсулу и без обычных «на раз-два-взяли!..» поместили в нее мешок. С лязгом надвинули сверху бронированную крышку. По краям капсулы тотчас же бойко замигали зеленые и белые огоньки. Платформа сама собой тронулась к выходу, а личности в белом обменялись удовлетворенными кивками и двинулись за нею на манер почетного караула.

– Катафалк? – с иронией осведомился мичман Нунгатау.

– Вроде того, – уклончиво ответил рядовой Юлфедкерк.

– Ставлю десять монет, что сбежит, – сказал сержант Аунгу, неприятно ухмыляясь.

– Кто сбежит? – не понял мичман.

– Этелекх, – кратко пояснил Аунгу.

– Как он может сбежать? – удивился Нунгатау. – Во-первых, он, кажется, мертвый. Во-вторых, упакован, что твоя Диадема Власти на интронизации.

– Не знаю, как они это делают, – сказал сержант, – а сбегают. Утекают, как мелкий песок сквозь пальцы. Это если живым удастся взять. А живой он или мертвый – поди разберись! Юлфа в него половину батареи разрядил, в плаще дыра размером с мою голову, а выходного отверстия нет. Значит, считается условно мертвый. Или условно живой – кому как понравится. Эх, умел бы я, как они, из любого узилища уходить, любые оковы сбрасывать – до скончания века горя бы не ведал.

Рядовой Юлфедкерк ни с того ни с сего вдруг разразился очередной историей:

– Назидатель Нактарк и Декламатор Птинхенмут были дружны и часто сходились на диспутах, стремясь уличить один другого в паралогизмах и противоречиях. А еще Назидатель Нактарк был вхож…

– …и влезш, – глумливо ввернул Аунгу.

– …и вползш, – прибавил Бангатахх.

– …в дом высокородной янтайрн Уацурн, где часто и подолгу проводил время в беседах и прочих увеселениях.

– Знаем мы, о чем они там беседовали, – ухмыльнулся Аунгу.

– Случилось, что Назидатель Нактарк принужден был отправиться в дальнее путешествие для участия в традиционном коллоквиуме Назидателей в университете Парушаттарн. Собрав свои нехитрые пожитки и горячо простившись с высокородной янтайрн, он пустился в путь. Но не достигнув даже городских ворот, вдруг обнаружил, что оставил в доме своей подруги опоясание из трехслойного коралла, знак высокой логики и дар старейшин предыдущего коллоквиума. Предвосхищая нежелательные расспросы со стороны коллег, Назидатель счел за благо поворотить стопы вспять. Высокородная янтайрн Уацурн была ввергнута в изрядное недоумение нежданным визитом, однако же встретила его с обычными своими радушием и галантностью. Объяснив причину своей реверсии, Назидатель Нактарк устремился к большому шкафу в опочивальне высокородной янтайрн, где обычно оставлял привнесенные в ее обитель сакральные ценности. Открывши шкаф, он обнаружил там не только позабытую ценность, но и своего друга и извечного прекословщика Декламатора Птинхенмута. Во вполне объяснимом замешательстве утратив присущую ему логику слов и поступков, Назидатель Нактарк вопросил, что-де вы делаете в столь неподходящем для вашего сана и возраста месте, любезный друг. На что Декламатор Птинхенмут с обычным своим присутствием духа и наклонностью к парадоксам отвечал, что-де здесь и сейчас со всей возможной резвостью направляется на традиционный симпозиум Декламаторов, каковой имеет перспективу состояться в университете Ораагл. Услышав такое, Назидатель Нактарк заметил, что-де потрясен столь неожиданной и паралогичной отповедью. Нимало не смутившись, Декламатор Птинхенмут возразил, что-де и сам прежде того был ввергнут в конгитивный диссонанс всей абсурдностью заданного вопроса, и потому отповедь его всецело выстроена в той же парадигме алогичности предпосылок. Оценив возражение по достоинству, Назидатель Нактарк заключил друга в объятия и предложил ни секунды не медля отправиться в более подходящее место, дабы предаться там столь подобающему их научным достоинствам времяпрепровождению, как возвышенные беседы о логике, каковое предложение было горячо Декламатором Птинхенмутом поддержано.

– Оставили дамочку без удовольствия, – сказал Бангатахх разочарованно.

– От этих ученых никакого толку, – ввернул Нунгатау. – Один вред.

– Не скажите, янрирр мичман, – возразил сержант Аунгу. – Не будь ученых, сидели бы мы с вами в матушке-метрополии один у другого на плечах и ели сами себя поедом, потому как размножаться народу не запретишь, а Эхитуафл не резиновый. А так… погрузились на интергалактический транспорт, выпили, закусили, вздремнули, и вот мы уже на другом конце мироздания, на Анаптинувике, развлекаемся приятными беседами, занимаемся ерундой, а куда глазом ни кинь – простор, пустота и ни одной живой души в пределах досягаемости.

– Ну спасибо, – сказал ефрейтор Бангатахх.

– Я фигурально…

«Зачем он нам все время втирает эту лабуду? – подумал Нунгатау. – Про какого-то мутного Назидателя… пигаклетазмэтот идиотский… Не рассчитывает же всерьез сманить в свою секту, о которой, кстати, предпочитает не распространяться? Или это он таким способом пытается разрядить напряжение? Не понимаю… Вот когда пойму, для чего он это делает, то, наверное, и самого Юлфу пойму досконально».

Вслух же сказал, обращаясь к рядовому:

– Хочешь, расскажу ту же историю, но короче?

– Ну да, анекдот, – согласился тот. – Но анекдот слишком короткий, и мысли по его поводу такие же короткие. Нет пространства для раздумий. Над анекдотом вообще ржать начинают раньше, чем думать. А в историях, что я рассказываю, есть пространство.

– Ну, и над чем тут думать? – нахмурился Нунгатау.

– Неверно поставленный вопрос. Было бы чемдумать, а над чемнайдется…

– В таком случае имею первый вопрос, – сказал Нунгатау. – Что такое «длинные пальчики»?

«Болтуны» переглянулись.

– Это, янрирр мичман, тайное оружие этелекхов, – пояснил сержант, – которое всегда при них, и ни отнять его, ни сканерами заметить. Неким мистическим способом, предположительно волевым напряжением, подготовленный этелекх способен продолжать мышечное усилие за пределы конечности, нечувствительно удлинняя пальцы до пяти, а то и шести локтей. И таким образом передавая силу удара на расстояние.

– Он обезоружил и обездвижил вас не прикасаясь, – добавил рядовой Юлфедкерк.

– Вот же нечисть, – проронил Нунгатау. – Тогда имею следующий вопрос. Куда его сейчас? – Выдержав паузу, уточнил: – На Троктарк или в особую зону?

– Понятия не имею, о чем вы, янрирр мичман, – не моргнув глазом, отвечал сержант Аунгу.