Мичман Нунгатау в отключке
Рядовой Юлфедкерк, продолжая держать на прицеле распростертое тело серебристого пилигрима, осторожно приблизился к валявшемуся рядышком – колода колодой! – мичману.
– Вы в порядке? – спросил он почему-то шепотом.
Нунгатау неразборчиво промычал нечто угрожащее в том смысле, что сейчас самое время для идиотских вопросов.
– Дышать можете? – уточнил рядовой.
Мичман попытался кивнуть, но шея тоже не повиновалась. Все тело превратилось в мешок, набитый, так и хотелось сказать – дерьмом, но нет, скорее колючими мурашками, словно каким-то образом удалось все наличные шесть с половиной футов долго и старательно отлежать. К счастью, как это и бывает с отдавленными членами, чувствительность понемногу возвращалась, хотя и не так скоро, как хотелось бы.
– Вам бы лучше сесть, – участливо сообщил рядовой. – То есть, конечно, всего разумнее было бы полежать, но с минуты на минуту подтянутся посторонние, невесть что о вас подумают, затеют оказывать помощь и вызывать медиков, а ни вам, ни нам это, как я понимаю, ни к чему.
– Пф… попф… – Язык все еще напоминал собой кусок замороженной рыбы, и Нунгатау отказался от попыток артикулировать свои намерения.
Он завозился на полу, кляня себя за беспомощность, с громадным трудом ухватился за протянутую руку рядового, мысленно взвыл от боли в пальцах и отказался от намерений изменить постыдно лежачую позу на что-нибудь более приемлемое для его воинской чести.
Но на этом испытания для чести эхайна и воина не закончились.
Рядовой Юлфедкерк подергал плоским носом.
– Чем это воняет? – спросил он озадаченно. Взгляд его упал на пустую миску. – А, супчик. Янрирр мичман, похоже, вас вырубили этой миской.
– Ззззаткнись!.. – прошипел Нунгатау.
Рядовой, бормоча извинения, ухватил его под мышки, оттащил к стене и привалил там, устроив голову так, чтобы не падала на грудь.
– Юлфа, – шепнул мичман. – Погляди, у меня на правой руке все пальцы на месте?
Тот поглядел.
– Так точно, все.
– Вывихнуты?
– Полагаю, что нет, янрирр мичман. Скорее всего, сильно ушиблены – ни царапин, ни крови. Неужели вам удалось его разок приложить?
– Нет, – честно ответил тот, сгорая от стыда. – Это он у меня скерн выбил с такой силой. Махнул рукой, и… Юлфа, найди мой скерн.
Держа оружие двумя пальцами наотлет, приблизился бармен.
– А вот оно, – сказал рядовой. – Не потерялось, так что не беспокойтесь, янрирр мичман.
– Я в него стрелял, стрелял, – с обидой сказал Нунгатау, – все равно что слюной плевал… ему, видать, надоело, он меня и того… унизил.
– Этелекхи, – промолвил Юлфедкерк со значением. – Их так просто не взять.
– Но тебе-то удалось!
– Он меня не видел, на вас отвлекся. Или спешил очень… Я же со спины зашел. А вас, янрирр мичман, он видел прекрасно. Вы стреляли и вреда не причинили не потому, что у него здоровья навалом. А потому что не попали ни разу. Он успевал уклониться.
– Я же в упор садил, – сказал мичман упрямо.
– Да хоть впритык. Этелекхи умеют двигаться быстрее мысли. Ну, не все, конечно. А уж те, кто прошел сквозь все защитные контуры со сканерами в придачу, определенно умеют.
– Откуда ты знаешь… – проворчал Нунгатау.
– На спецкурсах рассказывали. Вот вы до сих пор думаете, что нас, троих раздолбаев, вам придали в наказание за ваши прегрешения. А нас, между прочим, к подобным казусам специально готовили. В то время как вас, янрирр мичман, при всем уважении, на улице подобрали.
– И что? – ревниво спросил Нунгатау. – Столкнись ты с этим гадом нос к носу, смог бы его упаковать?
– При всем уважении, – без тени сарказма повторил рядовой Юлфедкерк. – Так ведь это я его и упаковал. А от вас супчиком разит и пальчики бо-бо. И келументари от вас ушел своим ходом, даже ручкой не помахавши. Поэтому вы пока отдыхайте, янрирр мичман, а я пойду злоумышленника паковать дальше, потому что живой он или мертвый, покажет только аутопсия.
Крыть было нечем, и мичман, изнывая от стыдобушки и ненависти к злой своей судьбе, смежил веки. Над ним происходило какое-то смутное движение. Кажется, госпожа Боскаарн выразила робкое намерение отправить раненого в госпиталь, благо тут неподалеку. «Это я раненый, – подумал Нунгатау отрешенно. – Но мне отсюда нельзя…» К его разбитому виску приложили что-то холодное и невыразимо приятное.
– Это лед, – сказала госпожа Боскаарн. – Вот еще чашка со льдом, опусти туда пальцы, малыш, чтобы снять опухоль.
Как сквозь туман, донесся непривычно серьезный голос сержанта Аунгу:
– Соображает?
– Мичман-то? – переспросил рядовой. – Соображает, но плохо. Этелекх его отключил.
– Чем это так смердит? – с отвращением спросил сержант. – Как будто супчиком!
– Миской с той бурдой, что вы здесь называете супчиком, этелекх мичмана и вырубил. А потом обезоружил и обездвижил.
– «Длинные пальчики»? – деловито и с каким-то профессиональным интересом уточнил Аунгу.
– В точку, янрирр сержант. Виртупрессура в натуральном виде. Коннотативно и денотативно.
«Умный, сука, – подумал мичман. – Только прикидывается говорящим поленом. Тоже, небось, магистр… спецкурсы опять же… А ты как полагал, скорпион? Что тебя отправят на такое ответственное задание с тремя строевыми придурками и голой задницей?» Он вдруг понял, что в его теперешнем положении есть и свои выгоды. Пока он сидит в уголке и без больших усилий притворяется бесчувственным телом, можно разузнать очень много интересного о боевых товарищах.
– Он вот так стоял, – между тем объяснял рядовой, энергично жестикулируя, – а мичман вот так лежал… супчиком накрытый… Сколько между ними было? Пять локтей?
– Никак не больше, – поддакнул сержант.
– Стандартная боевая дистанция. Ему даже нагибаться не нужно было. Первым пассом обезоружил, вторым обездвижил. Я о таком и прежде слыхал, да не очень верил.
– И зря, – сказал Аунгу. – Инструкторам верить нужно, если жизнью и честью дорожишь. Твоим инструкторам нынче – особое почтение. – Затем спросил с опаской: – А он нас самих… того… не обездвижит? Лежит вроде бы смирно, и все же… Как-то уж очень легко он тебе достался.
– Говорю же, торопился он, – сказал Юлфедкерк. – Бдительность утратил в спешке. Иначе, конечно, это мне лежать бы сейчас рядом с мичманом в луже той баланды, что вы здесь внутрь закачиваете.
«Ну, подожди, – подумал Нунгатау. – Я тебе однажды припомню этот супчик!»
– И к тому же я его… – здесь рядовой Юлфедкерк богато уснастил свою речь терминами явно профессиональными, но никогда прежде мичманом не слышанными, в то время как сержант Аунгу издавал одобрительное урчание: «Молодец… Это ты хорошо придумал…»
И наконец потянуло шмалью.
– Не повезло мичману, – заметил Аунгу, с наглым чмоканьем затягиваясь.
– Это как сказать, – обнаружил свое присутствие ефрейтор Бангатахх, доселе безмолвствовавший. – Сострадательный мичману этелекх попался. Мог бы единым пальчиком шевельнуть, и отдыхал бы уже наш начальник, вкопать его в грунт стоймя, мать его девственница, в Воинских чертогах Стихий. А так он посидит у стеночки, как набивная кукла, и вскорости оклемается.
– Этелекхи так не делают, – сказал рядовой. – Могут, но не делают.
– А ты сделал бы? – спросил сержант с обычным своим весельем.
– Конечно, – отвечал рядовой. – Сколько раз попадется мне этелекх на узкой тропинке, столько раз и завалю гада.
– Странный ты, Юлфа, – заметил сержант. – Не могу тебя раскусить.
– И не нужно, янрирр сержант. Я вам не орех, чтобы меня раскусывать.
– Я думал, ты бахвалишься… что, мол, начнешь валить этелекхов пачками, то-се… Теперь вижу, не врешь. Можно на тебя положиться. Если это и есть твоя высокая логика, меня устраивает… Из какого ты отдела?
– Не понимаю, о чем речь, янрирр сержант.
– Ладно, расслабься, ты так и должен говорить. Я и сам так говорю, когда спрашивают. Но ведь не рядовой, я полагаю?
– Я рядовой, янрирр сержант, а вы сержант, янрирр сержант. Давайте на том и остановимся.
– Ну давай, – хохотнул Аунгу. – Только во благовременье, если вдруг окажется, что ты старше меня по роду и званию, чтобы без обид…
– Катафалк вызвали? – негромко спросил ефрейтор Бангатахх.
– Уже в пути.
– Куда его потом?
– Для порядка попытаются допросить. Поймут, что напрасно тратят время. – Сержант снова засмеялся. – А потом… кто знает? Может быть, к своим, на Троктарк. А может быть, для таких, как он, специальная зона предусмотрена.
– Как бы он не очухался раньше, чем приедут.
«О ком это? – подумал Нунгатау. – Обо мне или об этелекхе? Ну как он может очухаться после такой чувствительной дозы местного гостеприимства… А мне катафалк и вовсе ни к чему: я еще немножко полежу, пока гадские мурашки внутри меня совершенно угомонятся, а потом встану и погоню эту хитрую братию пинками вдогонецза келументари. И если вдруг выяснится, что у них на нашу миссию какие-то свои, особенные планы, то я эти планы живо приведу в полное соответствие с моими собственными. А кому из этих трепаных магистров убойных наук не понравится, так выбор будет небольшой: либо смириться и подчиняться, либо разряд между глаз, и пускай потом их начальство присылает катафалки пачками…»
Вдруг образовавшийся сквознячок принес прохладу и свежесть. Помещение наполнилось голосами, а небогатый предвечерний свет, пробивавшийся сквозь узкие окна-бойницы под самым потолком, окончательно померк.
– Патрульные, в грунт их по уши, мать их распутница, – процедил сквозь зубы сержант Аунгу. – Кто вызвал?!
– Никто, – откликнулся рядовой Юлфедкерк. – Получили сигнал с мониторов и прибыли. Видите, повсюду камеры слежения натыканы.
Ефрейтор негромко, но очень забористо выругался.
– Бросить оружие! – послышался свирепый командный рык. – Пять шагов к стене, опуститься на колени, руки положить на затылок и не вякать без прямо заданного вопроса!