Погоня Джарвинова, которая уже дышала мне в затылок, на треть состояла из солдат, на треть из мутантов всех мыслимых систем и комбинаций, а треть ее оказалась собрана из собачек. Причем это были псы улучшенной модификации, более мощные и защищенные, чем все остальные.

Если бы не эта последняя дверь, они бы меня настигли, просто взломав ее. Но дверь эта оказалась не только самой неподатливой при открывании, но и прочной. Когда погоня принялась долбить в стальную плиту из всего своего оружия, рикошетом посекло часть мутантов и собак, которым ведь не объяснишь, что нужно стоять в стороне, пока ребята из спецподразделения упражняются в стрельбе без цели…

К тому же, на мое счастье, погоня не сообщила пилотам вертолетов точное местонахождение подземного хода, они этого сами не знали. И когда я вывалился в последний, крайне секретный и очень удачно замаскированный тамбур, вертолеты крутились километрах в трех от того места, где меня следовало искать. К тому же я и от имения находился почти в трех километрах, а значит, никакая погоня солдатиков, оставшихся в сплошном кольце вокруг имения, мне не грозила, они меня даже не заметили.

В этом тамбуре, на самом выходе, как в хорошем гараже, услужливо стоял коптер. Вероятно, именно к нему и летел наш полосатенький диктатор, которому сейчас черти в аду пели свои песни… Также в соседнем шкафчике находилось изрядное количество всякого тряпья, самых разнообразных размеров, в том числе и безразмерное, которое могло подойти любому, от крошки типа «змейки» до гиганта величиной с тролля. Нет слов, как я был благодарен предусмотрительности Сапога, когда переодевался в эти шмотки. С ними шанс не нарваться на неприятность в городе существенно возрастал.

Переодевшись, я прыгнул в свое новое транспортное средство и попробовал быстренько оценить его. Машина оказалась – класс, из тех, которые не всякая полицейская тачка догонит. Вернее, почти никакая не догонит, зато я мог вытворять на ней что хочу, даже лететь задом наперед, поливая преследователей из двух автоматических пушек, встроенных в переднее крыло.

Осознав свои возможности, я возликовал. Все, твердило мое гоношистое предвиденье, я справился, сделал дело и даже вышел из ловушки. Но возможно, у меня просто кружилась голова от кровопотери.

Потом открыл люк, на котором в целях маскировки росли тоненькие березки и трава, вознесся сразу в воздух и газанул так, что ветер даже заглушил вой мотора. Направление я, конечно, выбрал самое безопасное – в город, домой, в Москву, великую трущобу и уголовное скопище, в котором каждый может затеряться если не на века, то до того момента, когда его устанут искать.

Пролетая над еще темными полянами, пригородными коттеджами, автострадами, на которых едва-едва появились первые мобили служащих, спешащих в свои конторы, к своим галерным колодкам, я попробовал думать. До того момента, как вертолеты сумеют меня догнать и врезать из своих спаренных орудий, у меня было минут семь-десять, и это время следовало использовать. От этого многое зависело.

Главное – на кого я нарвался? Я имел в виду не Сапегова, с ним было покончено. Почему-то я не сомневался, что тело, которое я поджарил в подземелье, принадлежало именно диктатору, а не защитной имитации, которую за деньги харьковских налогоплательщиков соорудили как раз для таких вот случаев, каким являюсь я.

Итак, Джарвинов, или кто-то более умный, организовал окружение имения, служащее резиденцией Сапегова. И соорудил системы слежения за имением, которые в тот момент, когда я начал действовать, находились под контролем Сапегова, но – и это очень интересно – даже высланные в погоню за мной солдатики в кирпичных мундирах ни на кого при этом не наткнулись. А если и наткнулись, то не подняли тревогу, по крайней мере, убегая, я ничего настораживающего не заметил. И своих вояк этот хитрый поднял именно в тот миг, который окончательно прояснил, что я тут, в ловушке, – не раньше и не позже. Что ни говори, а работу следует признать мастерской.

Пожалуй, Джарвинов так не мог. И мой старый командир Передел тоже. Да он никогда и не командовал таким количеством войск. А солдат в имение в самом деле нагнали от души, я бы не удивился, если бы узнал, что там был полный батальон внутренних войск по списочному составу до последнего штабиста.

Значит, это работа Нетопыря. Только он своими отточенными на всяких злодействах мозгами мог до такого додуматься, организовать и нигде не проколоться. Нетопырь… Я вздохнул, мне не хотелось с ним связываться. Если откровенно, я его боялся, понимал, что без крайне удачного стечения обстоятельств не сумею с ним справиться.

Я отключил свой мыслительный аппарат, потому что вертолеты уже подобрались достаточно близко, чтобы вмолотить в меня еще первые, пробные удары из короткодействующих ракет. Длиннодистантными выстрелами они работать не могли, иначе такая ракетка непременно залетела бы в город и вмазалась в какого-нибудь таксера, везущего почтенное семейство из ночного клуба, или в утренний школьный автобус… Нет, они будут бить в меня только наверняка. Даже то расстояние, которое нас разделяло, а сейчас оно приближалось к пяти километрам, все-таки мало подходило для прицельной стрельбы по такому маленькому, мощному и верткому коптеру.

Но вертолеты все равно принялись наседать, полагая, что существенно сократить дистанцию до города уже не успеют. И это было правильно. Первые небоскребы Долгопрудного всплывали на нас уже так решительно, что едва одна из ракет пролетела мимо меня, потому что я обманул ее резким переворотом через крыло вниз, к темной земле, где плотность дорог уже превысила разумную и начинала карабкаться на второй и третий уровень, она взорвалась в опасной близости от них.

Это говорило, что скоро погоне конец, устраивать воздушный бой между небоскребами, над утренними шоссе ни один разумный пилот не будет. Я даже не стал их дразнить ответным огнем, а просто показал, что выше этого, что переиграл их тактически. И оказался прав. Не успел я как следует понырять под эстакадами, уходя от других возможных ракет, как вертушки взобрались на эшелон в полтора километра, где еще могли вести за мной наблюдение, но уже не могли никак помешать, даже высотным коптерам, которые имели потолок около километра, и стали вести оттуда так называемое «пассивное преследование», которое очень мало чем отличалось от наблюдения астронома за звездами.

Поманеврировав немного, я приземлился у слияния трех скоростных шоссе у Бескудникова, где не было видно ни одного полицейского. Тут я притворился обычным городским лохом, что на моей тачке было весьма непросто, потому что она бросалась в глаза, как новенький «Порше», который почему-то еще не украли уличные «автораздевалы».

Неторопливо, с понурым видом я докатил до узла из трех станций метро и выскочил из своей машины, едва не угодив под колеса грузовика, который следовал за мной впритирку, потому что не ожидал ни этой моей остановки, ни того, что я выберусь из машины. То есть его шокировало, что я даже не пробовал искать стоянку, что в это время суток было еще не безнадежно, хотя поработать пришлось бы как следует.

Потом я шагнул на подземный эскалатор, но спускаться вниз не стал, а, доехав до площадки перед входом в метро, перешел на противоположную линию и поднялся на поверхность, к остановке местных мобусов, идущих на Сокол.

Мобус подошел минут через пять, и эти пять минут были едва ли не самыми неприятными за последние несколько дней, потому что вот-вот должна была нагрянуть полиция. А я даже не переоделся, даже не вывернул плащик наизнанку, чтобы сбить с толку случайного наблюдателя, даже не мог замаскироваться какой-нибудь непритязательной шляпой…

И все-таки я успел сесть в только-только подошедший мобус и уже из его заднего окошка увидел, как лихо, с мигалкой подкатила полицейская патрульная танкетка, из которой на мостовую высыпал полувзвод придурков со служебными короткоствольными бластерами.

Я уже отъезжал, стоя на задней площадке общественной колымаги, когда они, разделившись на два отделения, отправили одно вниз, на станцию подземки, а второе, воинственно выставив оружие во все стороны, окружило мой брошенный коптер. Некоторые, самые рьяные из них, даже попробовали отгонять любопытных, но это уже было от полного бессилия.

Я ушел, это было каждому ясно, даже этим служакам, если они хоть что-то понимали в происходящем, а не просто выполняли приказ. На этот раз я ушел по-настоящему, без дураков. И никакое дальнейшее преследование имеющимися в распоряжении Охранки средствами было невозможно, потому что подходящих для этого средств у них попросту не существовало.

Интересно, подумал я, сонно покачиваясь на моем любимом месте, над задним левым колесом, что Джарвинов скажет Нетопырю после этой ночи? Но даже это меня не очень интересовало, я просто хотел принять душ и уснуть. Нет, решил я, побоку гигиену, вымыться можно и потом. И уснул, прислонив висок к холодному, механически подрагивающему стеклу.