24
Ближних снайперов оказалось двое, они лежали на давно не стриженном газоне, замаскированные не только костюмами-хамелеонами и электронным подавлением биоритмов мозга, но и легкими скафандрами, рассеивающими тепловой фон и запахи их тел. Мимо таких сидящих в засаде типов могли пройти и гончие, кроме самых умных, их не могло бы заметить и большинство полицейских приборов. Но вот мой прицел однозначно высветил слабые скелетоподобные конструкции в самых густых зарослях травы, и мне все стало понятно.
Тогда я еще раз обследовал свою пушку. Это было отличное оружие. Глушитель ее отсекал до восьмидесяти процентов звука, и уже на расстоянии двухсот метров его можно было различить только с помощью техники. Оставалось только надеяться, что засада в доме не будет очень уж настороженной.
Решившись на это допущение, я принялся обследовать собственную недвижимость. Валенту я нашел сразу. Она сидела в большом зале, по-видимому, связанная по рукам и ногам. В малом зале в моем любимом кресле расположился скелет с очень развитой грудной клеткой. Сначала я заподозрил мутанта, скажем, тролля или хотя бы гоблина, но вдруг вспомнил про Лапина-отца.
Был у нас такой служивый, кстати, неизмененный человек. Но обладал он такой жестокостью и силой, что иных мутантов приводил в трепет, подобно тому, как неандерталец пугал первых, робких хомо сапиенсов. На мысль о Лапине меня навела пара очень любопытных пушек, которая покоилась у этого типа на коленях. Лапин-отец всегда был неравнодушен к дорогим, специфическим стволам. Правда, и стрелял он, как ас, навскидку, без малейших задержек на прицеливание, и, конечно, никогда не промахивался. Иногда казалось, что оружие – продолжение его тела. Пожалуй, в перестрелке у меня не было против него шансов, сколько бы я ни поднимал свои скоростные качества.
В библиотеке сидел еще один парень. Это был именно парень, потому что он то и дело подходил к противоположной от окна стене и ходил вдоль нее. У нас с Валентой там находилась небольшая, но действенная коллекция эротических скульптур. По тому, как этот парень гладил произведения, за которые я отдавал, бывало, до двухмесячного оклада, ясно было, о чем он думает.
Тогда я вспомнил, что Лапин-отец подразумевает и младшего Лапина. У того было несколько приводов за сексуальные преступления, которые, правда, всегда удавалось замять. Младший был не очень толков, не унаследовал силу своего папаши, но что касается жестокости и решительности – тут он списал с оригинала все, даже самые незавидные черты. И, в общем, тоже был – не подарок.
На кухне сидела девица. Тощая, худая, настолько расслабленная, что я на пару секунд заподозрил простую, неизмененную женщину… Но подозрение сдохло, так и успев оформиться. И я ахнул от удивления и даже какого-то разочарования. Это была, конечно, не неизмененная женщина, это была мутантка, только очень редкостной и сложной в производстве породы.
Есть у иных наших бонз такой стиль – ходить с телохранительницей, вяловатой на вид, тощей, как кочерга, обычно весьма шлюшного вида и едва-едва вооруженной каким-нибудь дамским малокалиберным «бульдожкой». Почему-то повсеместно их называют «змейка». Стоили они немыслимо дорого, в определенных кругах, как говорится, ценились дороже денег и славились тем, что были запрограммированы на единственного хозяина. Верность их обычно подхлестывалась гормональным переизбытком, и это делало их ужасно сладострастными, почти всегда жутко извращенными, но… Это были скоростники, которых до сих пор никому не удавалось переиграть. Они способны были двигаться быстрее, чем удавалось напасть. Увернуться от выстрела с дистанции в пятнадцать метров для них – средний результат, перехватить арбалетную стрелу – обычная тренировка, погасить троих противников, когда они еще только достают свои стволы, – ленивая разминка. Разумеется, эта штучка тоже могла легко похоронить меня, если ей представится возможность.
Это было опасно, весьма опасно, об этой даме придется позаботиться особо. И надежнее, чем о Лапине-отце. Правда, я еще не знал как, но это не меняло общей ситуации, лишь осложняло ее. Еще про «змеек» я знал, что они не способны жить самостоятельно, не выслуживаясь перед кем-нибудь из высоких бонз. Я слышал, для этих девах очень важно, чтобы хозяин был на самом верху, следовательно, следовало подумать – кто из самых верховных наших шефов отпустил такую дорогую игрушку на поимку непослушного опера, то есть меня? Тут следовало бы порассуждать, жаль, не было времени.
Последнего из засадников я нашел на втором этаже, в оружейной. Время от времени он ходил по другим комнатам, выглядывал в окна с прибором усиления зрения, по сравнению с которым продвинутый аппарат ночного виденья – кустарная оправа, вырезанная из консервной банки. Кстати, такой приборчик и мне бы пригодился, я не в последний раз пускаюсь в рискованные предприятия. Судя по ребятам, которых нагнали на мою виллу, драка будет упорной, даже если тут я одержу временную победу.
Итак, я знал все, что нужно, и можно было начинать. Сначала следовало избавиться от снайперов. Я открыл окошко односторонней прозрачности и зарядил пушку, которая кстати, была разряжена, что говорит о парне, которого я вырубил, с хорошей стороны – нечего зря оружие напрягать, когда опасности не видно. Потом прицелился потщательней и вмазал в того из снайперов, которого не мог видеть его напарник. Когда выстрел отгремел, а эхо в этой бочке оказалось впечатляющим, стало ясно, что парня, по-моему, размазало по земле. Он-то лежал без серьезной брони, без укрытия, лишь под своим камуфляжем, для этой пушки – практически голым.
Я хотел полюбоваться на свою работу, но неожиданно зашевелился второй из ближних снайперов. Он медленно, как их и учили двигаться при полной маскировке, стал оборачиваться, чтобы понять, что происходит с напарником. То ли у них была связь через экранированный провод, то ли он просто почувствовал неладное чутьем хорошего бойца… В общем, это было неприятно.
В нижней технической кромке прицела я видел данные по накапливанию энергии. Почему-то она росла медленнее, чем мне бы хотелось. Но и снайпер старался не обнаруживать себя, продвигался буквально по сантиметрам, и не сразу, а это давало некоторый резерв времени… И все-таки он почти обернулся, когда я ударил по нему.
Этот выстрел получился не таким аккуратным, как предыдущий, я не рассчитал мощности моей бандуры, задел кусты и состриг почти двадцать метров изгороди из возделанной лавровишни. Зато когда установилась тишина, стало ясно, что еще одна не вполне чистая душа отлетела к праотцам, и с переизбытком повреждений раз в тридцать-сорок. На военном жаргоне еще в допотопные времена это называлось «оверкилл», и хотя словечко было труднопереводимым, в данном случае оно меня успокаивало, как колыбельная, оно означало, что от ближних «внешников» мне неприятностей ждать не стоило.
Успех подкреплялся еще и тем, что остальная засада не насторожилась. Я побродил по бочке в поисках хоть какого-нибудь ножа, который собирался использовать вместо отвертки, когда вдруг запищал динамик, вставленный в приклад пушки… Ишь, как они теперь насобачились.
– Эй, верх, почему стрельба?
Я оказался около приклада раньше, чем успел сообразить, что отвечать. Потом обнаружил странный тумблер, который сначала принял за деталь прицела, но который оказался включением рации.
– Техническая проверка по луговым птичкам. Надоели очень.
– Еще раз нарушишь режим, докладная уйдет к начальству.
– Пошел ты… – я выключил переговорник.
Именно так снайперы всегда разговаривали с остальными оперативниками. К тому же не следовало позволять Лапину-старшему задуматься о том, что голос снайпера звучит по-новому. В общем, решил я, пока у меня все получается.