Глава 30
Боловск миновали скучно и молчаливо. Докай определенно хотел поскорее оказаться на своем корабле, он так поднажал на Ладу, которая работала на рычагах, что и объяснять ничего не следовало. Она лишь заложила крен влево-вправо, должно быть, приветствуя родной аэродром, и двинула дальше.
А вот Ростику все казалось непростым. Он даже Докай, который, наверное, опять его читал, перестал стесняться. Ему было грустно, он даже не злился по поводу того, что с этим, таким важным заданием не справился.
Нет, он пытался, пробовал, даже настаивал на своем желании рекрутировать Докай в союзники человечества, но вот – ничего не вышло. И дело было, конечно, не в том, что он что-то пропустил, чего-то не понял… Хотя, разумеется, отчасти и в этом.
Он просто не увидел какой-то возможности, спрятанной настолько глубоко, что даже Докай, которому и слова-то были не нужны, который читал человечество, словно открытую книгу, не увидел ничего, достойного сотрудничества с этой расой.
Наверное, Докай считал, что и так помог людям, хотя бы потому, что разобрался с последней кладкой летунов. Все четыре отобранных наездника забрались в своих птерозавров и вполне успешно стали их осваивать… Но ведь хотелось большего!
Или людям всегда хочется большего? Может, люди потому-то и считаются такими неугомонными, что просто они – жадные? Хотя, при чем тут жадность, он-то, Рост-люд, отлично знает, что за эту неудачу, по чьей бы вине она ни произошла, придется расплачиваться кровью, смертями людей… которых осталось очень мало, катастрофически мало.
Лада повернула голову в кабинку к Ростику, который сидел за пушками под стеклянным колпаком на спине антиграва.
– Сходи-ка назад, командир, посмотри, что с нашими загребными. У меня почему-то тяга… меняется.
Рост послушно поднялся, посмотрел, оба вырчоха работали так, что от них пар шел. Работа им нравилась, они улыбались в своей жуткой манере. Батат даже, нимало не стесняясь, сбросила верхнюю часть комбинезона, повязала вокруг бедер, так делали танкисты в жаркие дни на Земле, ее вполне женская грудь под потемневшей от пота полотняной распашонкой без рукавов немного стесняла движения, или наоборот – разгоняла кровь. Барон посматривал на нее с восторженным аппетитом, его жена ему в этот момент очень нравилась.
На всякий случай Ростик посмотрел, сколько осталось топливных таблеток для котлов, и выяснилось, что не очень много. Почему-то люди-выдры жгли топливо, словно продирались сквозь джунгли, а не плыли плавнейшим образом по суховатому, зимнему и такому легкому воздуху.
– Вы бы, ребята, не слишком усердствовали, все-таки не на дальнюю дистанцию полет, – сказал вырчохам Рост.
– Им-мно, – подтвердила Батат с акцентом, вызванным строением ее челюстей. – Хоч-ся разг’реть… с’бя.
Ростик кивнул, погладил почти горячий бок котла и вернулся на свое место.
– Работают как наскипидаренные, – объяснил он Ладе. – Но топлива хватит.
– Я знала, что ты можешь… вдруг на Бумажный холм смотаться. Или вообще через континент запулить.
– Через континент – это идея, но вот Докай не хочет больше гостить, его на корабле ждут, а их – штормы поджимают.
– Что-то я не заметила, чтобы они штормов боялись, осенних, зимних или каких угодно. – Внезапно Лада оглянулась. – Что-то все-таки творится с машиной, Рост. Рычаги как живые, чуть ли не из пальцев вырываются.
– В сторону или на Боловск тянет? – он и сострил-то глупо.
– Ты не очень-то доверяй мне, сам понимаешь, из меня еще тот… объяснитель этих ваших тонкостей и нюансов. Но машину определенно толкает от Чужого. – Она помолчала. – И ведь идем по касательной, и все равно.
– Мимо Чужого? – Ростик подумал об этом, как об очередной странности.
Он и не такое видел, в Полдневье случалось разное, то пространство меняется, то расстояния невозможно замерить, то… некоторые штуки, вроде промежутка между лесами, всех пугают и отгоняют, хотя, как в итоге получилось, и правильно, что отгоняют. Теперь какая-то ерунда с Чужим городом, с такими мирными и вполне разумными Шир Гошодами. Надо бы как-нибудь об этом серьезно подумать или даже решить, что же это может значить…
– Стоп, Ладка, вниз, – почти заорал он, не заметив, как вздрогнул Докай, который сидел, согнувшись в три погибели, за второго пилота, впрочем, не прикасаясь к рычагам. – Идем к Ширам.
– Стопить, любезный командир и повелитель сердца моего, я не способна, стоп-крана на нашей лодочке, как известно, нет. А вот к Ширам я могу…
Дальше Ростик Ладу уже не слышал. Он лишь явственно разбирал стук собственного сердца. Оно даже показалось ему самым чувствительным органом в теле, чего раньше никогда, кажется, с ним не случалось.
Впрочем, перемахнули через город Широв они совсем немного. Лада развернулась, поправилась, а потом даже поднажала, хотя, учитывая, как работали рычаги ее машины, смотреть на ее попытки было странно. Как она и говорила, рукояти едва ли не вырывались из ее ладоней, словно намазанные вазелином.
Это внушение, думал Ростик, наблюдая за ней, определенно – очень мощное внушение. И я его, кажется, чувствовал, только объяснил по-глупому – мол, Ширы не хотят Докай… А сам-то наш гость, похоже, ничего не ощущает. Но это и правильно, с точки зрения внушения. Если ему слишком явственно показать неудовольствие от его пребывания на этом месте, он заинтересуется, начнет выяснять, что да почему?.. И кто знает, до чего додумается?
А я-то, лопух, думал Ростик дальше, не обратил внимания, не сумел среагировать… Эх, если бы не Лада, я бы и сейчас, как дурачок, купился… Хотя, все равно, еще оч-чень даже непонятно, что из этого выйдет.
Докай, прежде хранивший молчание, вдруг разговорился.
– Ты знаешь, люд-Рост, я решил сообщить тебе вот что. По моему скромному мнению, люди очень мало, недолго живут, поэтому не могут собрать достаточно знаний о мире. Для меня осталось загадкой, каким образом вы передаете эти знания в цепи поколений… Хотя путь – от учителя к ученикам и дальше, до нового талантливого ученика, который пусть немного и исказит исходное учение, но резко усилит его – разумеется, проверен практикой у многих рас и цивилизаций. В целом он срабатывает. У вас тоже срабатывает. Ваш университет, насколько я понял, тому подтверждение.
– Друг-Докай, я понимаю тебя. Ты стал говорить даже на едином в нашей манере, без тех странных формул, которые и осознать не всегда возможно. У аймихо так не получается, только у некоторых девушек, которые долго жили в человеческом сообществе.
– Да, друг-люд, словарные формулы, готовые клише, которыми мы пользуемся, проявляют смысл, но часто и затемняют многие его части. Все дело в объеме значений, который вкладывается в слова. Вот этого я тоже не понимаю, как вы, не умея практически читать друг друга, все же объсняетесь? Ведь если говорить с незнакомым человеком, у которого другой, неизвестный тебе опыт, и этот опыт не передается эмпатией, хотя бы в малой толике, даже знакомые слова становятся неизвестными.
Похоже, подумал Ростик, о герменевтике придется говорить. А что я в ней понимаю? Ведь не учился толком, даже читать мало получалось… Хотя, с другой стороны, если бы много читал, что бы стало с моими предвиденьями? Забил бы мозги разной шелухой, и готово – в Смагу мог бы превратиться. Или не в Смагу, но тогда – в Рымолова. Да, в него, скорее всего.
Декабрьский ночной ветер несильно, но все-таки трепал огонь факела, выставленного перед единственными воротами Чужого города Широв. Антиграв мягко завис перед ними, взметая мерзлый песок в разные стороны, потом опустился. Докай как очнулся.
– Что? Зачем мы тут, друг-Ростик?
– Не волнуйся, друг-Докай. Это город расы Шир Гошодов и Махри Гошодов, но тут есть и небольшая колония людей, ею руководит мой хороший приятель по имени Эдик Сурданян. Давай сходим к нему и посидим в тепле и относительном уюте.
– Зачем? В Одессе, как вы называете городок на берегу, было бы удобнее.
Но Ростик, пользуясь тем, что двигался чуть быстрее, чем неуклюжий в зимней одежде Докай, уже проскочил мимо вырчохов, которые с некоторой даже неохотой натягивали свои комбинезоны, готовясь выйти наружу, вылетел, словно пробка из бутылки, из нижнего люка антиграва и припустил к воротам. Умница-Лада посадила антиграв едва ли дальше чем в пятидесяти метрах от них.
Удары в створки из литого камня прозвучали резко. «А ведь я, пожалуй, нервничаю», – решил Ростик, но стучать принялся еще сильнее. Почему-то ему не давала покоя идея о том, что даже обычно нечувствительная к разным… хитростям наведенного порядка Лада чуть было не отвела летающую лодку вбок. Это было не случайно, ох как не случайно.
Крохотное оконце в воротах открылось, за ним открылось кошмарное лицо ширского стражника. Он посмотрел на Ростика, который что-то попробовал объяснять, а затем равнодушными, замедленными движениями приоткрыл одну створку.
– Впусти нас, друг Шир, – говорил Рост, протискиваясь в щель, опасаясь, что ее опять могут закрыть. – Мы ненадолго, посмотреть на наших…
– Люд, – Шир определенно не ожидал прилета антиграва этих взбалмошных людей, в общем-то, союзников, – я пошлю кого-нибудь доложить о тебе… Шир Марамоду.
Да, Марамод, старый знакомый, когда-то – почти друг, теперь же, принимая во внимание разные обстоятельства, возможно, совсем не друг. Нужно торопиться, решил Ростик.
– Вызывать его смысла не имеет… А вдруг он не захочет с нами встречаться? – Он лгал, как конокрад, продающий чужого коня. – Мы не надолго. Вы лучше приглядите за летающей бочкой, а то у нас некого оставить для ее охраны. Об остальном не беспокойся, друг Шир, мы дорогу знаем.
– Тогда пошлю кого-нибудь за вашим… люд С’рднян.
Ого, они даже Эдика величают на свой манер, наверное, слишком давно он тут живет. Но против этого протестовать было бы бессмысленно. Тем не менее пока все получалось лучше, чем Ростик мог бы надеяться.
Уже через несколько минут, вооруженный плещущим жидким пламенем факелом на длинном древке, он с Ладой, ничего не понимающим, но умолкнувшим Докай и обоими вырчохами топал по гулким, каменным улицам Чужого города. Чтобы Докай хоть немного успокоился, Ростик продолжал говорить:
– Мы открыли этот город почти сразу, как только были перенесены в Полдневье. Отношения складывались по-разному, но войны ни разу не было, мы соседи и друзья. Сколько же я тут не был? – сделал он задумчивый вид.
Они шли действительно не очень знакомыми Росту улицами, только бы не заблудиться, почти молился он. Они не заблудились. Главная площадь города открылась перед ними темнотою нежилых зданий, нигде не было видно ни единого огонька. Ох, Ширы, думал Рост, растительные существа, спать укладываются, едва выключается Солнце… Спокойнее, напомнил себе Ростик, я слишком разбрасываю мысли, наверняка кто-нибудь из местных вождей их уже почувствовал, а значит, времени осталось немного.
Они спустились вниз, по ступеням, которые иногда снились Ростику в беспокойных снах, потом прошли одним коридором, другим, оказались перед целенькими катковыми воротами. Когда-то с капитаном Дондиком они их подорвали гранатой, теперь ворота были отремонтированы, на их плоской поверхности, как и встарь, читались какие-то барельефы. Рост уперся в одну из створок. Ему на помощь тут же бросились вырчохи, Лада, на правах девицы, придерживала факел.
Створка зашуршала, словно мельница, которая молола зерно в муку, но отползла. Рост перехватил факел и шагнул вперед. Докай, все еще не вполне соображая, что происходит, последовал за ним, вырчохи почему-то принялись осматриваться, словно из темноты их могли неожиданно атаковать. Батат даже обхватила рукоять своей пушки.
Рост походил между плитками литого камня, сложенными штабелями, потом попытался сообразить, где же сверху свисает пустотелая сфера, пронизанная обозначением каменных стрел… И не сумел вспомнить. Потом почувствовал что-то странное сзади и оглянулся.
Чтобы не пропустить то, что он увидел, пришлось потопать назад, ко входу в зал. Хотя в этом зрелище не было ничего приятного.
Обычно невозмутимый, сдержанно-воспитанный Докай был в шоке. Он дрожал, у него в свете их единственного факела безумно горели глаза, а по подбородку текла слюна. Рост и не знал, что Докай может забыть закрыть рот.
Оба вырчохи тоже замерли, причем – буквально, как изваяния в полумраке. И по их ауре, ставшей вдруг вполне читаемой, становилось ясно, что сейчас, в этот самый миг они… или умрут от восторга, или превратяться… может быть, в Широв. В общем, с ними что-то дикое происходило, чего Ростик ни за что не взялся бы читать.
– Это… – голос Докай, обычно звучный и уверенный, сбивался на хрипоту, – библиотека Динке.
C его сознанием творилось что-то странное, по ошибке, должно быть, он транслировал свои мысли на всю Вселенную, не замечая этого, но так, что становилось ясно – умение этого племени переговариваться на тысячи километров без технических средств связи или контакта – реальность.
– По сравнению с этим ихна – кладбище растительных мыслей, как бы мы ни научились их использовать… – почти мычал он.
Росту стало неудобно, он не ожидал подобного, хотя, как ему казалось, был готов ко всему.
– Нам повезло, друг-Докай? Или опять – война.
Докай наконец стал понемногу очухиваться, подошел к одной из стопок, прочитал иероглифы, начертанные, как оказалось, на торце стопок, а Ростик их раньше и не замечал. Но таким образом, похоже, Ширы наводили порядок в своей библиотеке.
– «Познание и логика Несомненного», «Противоречия Неизбежности и неизбежность Противоречий», эти трактаты считались утерянными… «Красота и подлинное Прекрасное», так… Значит, тут философии… Что, люд? Да, война теперь – дело решенное. Пурпурные не позволят вам владеть этим. – Он прошел мимо, кажется, факел оказался в его руке сам собой. – «Различение вкусов Горечи», это кулинария, кажется… Стопы даже сложены правильно, потому что за ними следует сравнительная медицина.
Ростик подумал, что если есть какая-то сравнительная, значит, существует и абсолютная медицина.
– Докай, а Нуакола знал об этой библиотеке, когда посылал сюда, вернее… посылал нам, людям, свое зерно, из которого вырос Зевс?
– Именно это он и имел в виду, когда посылал… А я-то гадал, почему, зачем? – Докай уже вытер слюну с подбородка, но стал как-то расслаблен и потусторонен. У него даже факел стал гореть ярче, но таким светом, что для Ростика почему-то потемнел.
– Слушай, друг-Докай, давай по порядку, – Ростик решился. – Ты можешь жить с нами, можешь даже находиться безвылазно тут, у Широв, хотя это, возможно, вызовет некоторое сопротивление, ведь не зря же они отводили нас от своего города. Мы будем присылать тебе ребят, которых отберет Табаск, или сам будешь отбирать, у вас, я заметил, какие-то несовпадения… И обучай их в наездников. А попутно возись с библиотекой.
Докай отвлеченно кивал, Лада подошла поближе, потому что ей стало неуютно в темноте одной. Вырчохи, которые видели в темноте, разбрелись в разные стороны и негромко переговаривались, к тому же, похоже, Докай что-то беззвучно им внушал, или командовал ими, чтобы они… чего-то не делали, или наоборот – сделали. Ростик был в таком состоянии, что не очень разбирал эти сигналы.
– Я буду первым, кто прочтет… «Математика совпадений», «Предназначения малых чисел»… – Кажется, друг-Докай слегка помешался, но это было благородное помешательство. – Что?.. Да, конечно, я согласен жить тут.
Рост тихонько отошел, он был доволен. Вот этот склад не читаемых для него, но вполне понятных и соблазнительных для Докай плит и каменных досок, кажется, и был тем фактором, который он упускал до сих пор. Но все-таки, почти случайно, едва ли не по непониманию своих же мыслей, если выражаться понятийными средствами Докай, не допустил этой ошибки.
А он-то, лопух, пытался намекать на таланты… которые не произвели на этого высоченного и невнятного временами интеллектуала ни малейшего впечатления. Как и должно было, конечно, случиться. Зато библиотека оказалась приманкой. И она сработала.
Ростик опять прислушался к себе. К ним уже спешили, кажется, с недовольством и даже гневом. Спешил кто-то из Широв, откуда-то издалека торопился Эдик… Рост почти с визуальной ясностью видел это в своем восприятии. Но это было уже неважно. Если будет нужно, человечество сумеет настоять на своем – чтобы Докай читал эти плиты.
Правда, придется, вероятно, торговаться, может быть, выражаясь языком этологии, принять подчиненную позу, хотя бы на время, но это – дело техники. Ведь теперь, по всему, не Ширы будут хранителями этих книг, а люди. Кто бы что ни говорил и кто бы что по этому поводу ни думал.
Пожалуй, даже так, теперь хранителем всего этого подвала, забитого забытой, но от этого не менее ценной премудростью, следует при всех обстоятельствах считать Докай, вот этого, потерявшегося между штабелями, которого видно только по факелу, почти не контролирующего себя от снизошедшей на него удачи. И готового ради того, чтобы его сюда допустили, на что угодно, даже на небольшое преодоление своих этических принципов, например, на подготовку из людей наездников для гигантов в ожидании неминуемой войны.