Пару дней гости оставались в Храме, гуляли вдоль моря, почти всегда втроем. Рост слегка злился, потому что эти их променады лишили его привычного места, где он чувствовал себя лучше всего, – на той песчаной косе, где когда-то, сразу после прибытия, купалась молодежь аймихо.

«Вот я уже и стал думать о тех днях в выражениях, выдающих возраст, – невесело размышлял он. – Подумать только – молодежь, привычное место… И для чего? Для ничего – вот как».

К нему отчего-то все чаще стала приклеиваться Роса. Остальная поросль как жила своей жизнью, так и осталась сама по себе. Рост дочку гнал, не сердито, но с претензией на решительность. Она чем-то вмешивалась в его видимость размышлений, и это было сейчас не ко времени.

Иногда он поневоле обращал на гостей внимание. Видел, что они недовольны, Перегуда всегда насуплен, Ким размахивает руками, как ветряная мельница, Баяпошка ходит в очень строгом платье, которое стянула, кажется, у сестры. И всегда чуть отворачивается от своих спутников. А то и вообще отстает, рассматривая море.

Как-то под вечер, когда Рост очень поздно ужинал, чтобы опять-таки остаться, может, только с Винрадкой, Кирлан, Винторуком и кем-нибудь из всегда незаметных аглоров, в большой зал из спален, где обитало гостившее начальство, спустилась Баяпошка. Она была слегка растрепана, чего за ней отроду, кажется, не водилось. Видимо, переживала.

Посмотрела на Роста, окинула тихим взглядом бакумуров, и те сами собой утекли из комнаты, как вода. Винрадка повздыхала, видимо, уже знала, о чем пойдет речь, и тоже ушла в спальню. Рост, по своему обыкновению, молчал, хотя был же у него повод – он все-таки жевал.

– Завтра мы улетаем, – оповестила Баяпошка. Ростик сдержанно кивнул, она продолжила: – Хотелось бы знать твой ответ.

– Ответа не будет.

– Почему? – Оказывается, она была к этому готова.

Рост пожал плечами. Что ей ответить? Что он все равно убежден, что не должен заниматься никаким делом здесь, в Боловске? Так они его не в город зовут, а предлагают заниматься самым что ни на есть «внешним» делом, без всяких возможных пересечений даже с начальством, организовать это нетрудно. Или высказаться в том смысле, что ему на все нынешние проблемы человечества наплевать? Это будет неправдой, ему было дело до всего, что он мог бы узнать, просто… Он не умел это правильно выразить, как-то разучился быть выразительным.

– Они предложили мне быть при тебе на связи, – сказала Баяпошка. – Надеются, если ты останешься как был – сам по себе, – может, все же согласишься.

– Мне с тобой будет только труднее.

– Понимаю, – прошептала она. – Хорошо, пусть так. Тогда я пришлю… Можно прислать кого-нибудь, кто не вызывает у тебя всяких грустных ощущений.

– У меня нет грустных ощущений. Я теперь могу только радоваться или… Ничего не ощущать.

– В том-то и дело, – Баяпошка отвернулась, она так и осталась на ногах, даже не присела. – Рост, ты нам нужен.

– Слабый довод.

– Только ты, – она и не собиралась его слушать, – можешь с этим хоть как-то справиться. И не наделаешь ошибок. – Она подождала, может, он что-нибудь ответит, но он не собирался. – Они почему-то считают, что ты злишься, потому что отстал за эти годы в развитии… Вернее, в карьере. – Она хмыкнула почти безнадежно. – Я пыталась объяснить, что ты развивался так, как никто бы другой не сумел, даже там, а может быть, именно там… Что это для тебя важнее, чем карьера, что любой предлагаемый тебе пост не имеет никакого значения, но они не верят. Толкуют, что предложить тебе большего не могут. Только это – шеф операции по удалению пурпурных.

– Надо же, чего только люди не выдумают от глупости, – буркнул он, дожевав фасоль с рыбой. Взялся за квас, сваренный Кирлан из дикого боярышника, заросли которого были непроходимы со стороны леса, оказывается, он не только на сидр годился.

Баяпошка его сканировала, почти откровенно пыталась что-то выискать. Он даже хотел поежиться, но решил и этого не делать. А то она еще с полчаса будет тут разговаривать… На деле – сама с собой.

Поутру гости улетели, причем Баяпошка все-таки что-то такое про себя решила. Скорее всего, зря, подумал Ростик, и с этим настроением пошел к морю. На этот раз даже Роса осталась дома, видимо, тоже что-то почувствовала.

А Рост уверился, сидя на камешках, по которым за последние несколько дней даже немного соскучился, что все-таки он молодец. Отказался, отбился от гостей, отбоярился от предложений, какими бы интересными они внешне ни казались. Да, он молодец, с этим приходилось только согласится.

И вдруг он очнулся, солнце выключилось, получалось, он так и просидел на берегу весь день. И как это у него вышло? Может, он уже настолько сумасшедший из-за всяких передряг с мозгами, что не контролирует течение времени? Рост поднялся, тело, как после самых свирепых сеансов Баяпошки, ощущалось как чужое, очень хотелось пить или есть… Да, есть тоже хотелось, но меньше.

Он пошагал в темноте к Храму. «Чем же я занимался? – думал он. – Что это было? Чего теперь ожидать от себя, если даже не помнишь, как и почему прошел день?»

Лежа в кровати с открытыми глазами, рассматривая слабый огонек ночной масляной лампы, он опять попробовал подумать, что это было. Винрадка на эту ночь тоже пришла. Она устроилась у мужа на плече и дышала во сне так, что мир начинал казаться едва ли не справедливым. Рост сосредоточился, еще и еще крепче, еще сильнее… Нет, просто он нагоняет напряжение, а никаких полезных идей при этом появиться не может.

И лишь когда он проснулся, то понял – вчера он вызывал Фоп-фалла. И этот «думающий водоросль» настолько серьезно его закрепостил, что у Роста и своих мыслей не осталось за весь вчерашний день. Так, кстати, было с первопоселенцами Одессы, когда Фоп только появился. Ох, и напугал же он всех тогда. Вот и теперь, кажется, Ростика тоже напугал. А ведь он знал Фопа, знал, на что тот способен, и было время, когда они почти осмысленно разговаривали… Стоп, вот оно что! Они о чем-то говорили. Хотя оставалось неясным, о чем же именно?

Еще пара дней выдалась довольно горячих, нужно было лущить фасоль, очередную часть урожая, которую приволокли с поля сборщики – Ждо и с полдюжины детей Винторука, которые за время отсутствия Ростика вымахали почти во взрослых бакумуров. Конечно, Рост мог бы отказаться, никто бы его не стал упрекать за безделье – мало ли о чем он думает? Но ему показалось, что нехитрый ручной труд будет сейчас самым полезным для него занятием.

И вдруг среди ночи он услышал вызов. Резкий, даже какой-то грубый, от чего отвык за четыре года мирного и спокойного житья. Он быстро собрался, Винрадка с Ждо тоже его почувствовали. Ждо даже попыталась составить Росту компанию, но более тонкая Винрадка ее не пустила.

Ростик вышел к морю, оно было, как всегда в Полдневье, очень спокойным. Растянулось безбрежным черным бархатом, под которым творились таинственные и незнакомые людям дела. Из-за того, что все в Полдневье располагалось едва ли не по идеальной плоскости, оно нависало над берегом и над человеком на берегу, конечно.

Росту даже не потребовалось сосредотачиваться, он сразу понял, Фоп-фалла уже готов говорить с ним. Только вот странный это был разговор. Совсем не такой, насколько помнил Рост, как получалось у них прежде. Тогда, в давние годы, они действительно почти разговаривали на Ростиковом языке, он о чем-то спрашивал, что-то мог даже уточнять в человеческих терминах… Теперь же на него навалилось знание, в котором он даже не пробовал барахтаться, понимал, что все равно ничего не выйдет. Он просто постигал, и это было трудно.

Оказалось, Фоп-фалла, который терпеть не мог викрамов, иногда охотился за ними и питался, как добычей, все-таки нашел способ с ними пообщаться. Разумеется, какая-то часть его, которая звучала, как оркестр, на разные голоса, хотя немного и в унисон, при этом жаловалась, что Рост задал ему такую невыносимую задачу. Ведь он привык с ними не церемониться… А они сообщили ему, что в том, кто обещал им помощь в войне с океанскими викрамами за то место, которое они считают самым удобным, то есть на юго-восточной оконечности их континента, где имелись очень удобные для жизни их племени шхеры, они ошиблись. Именно он обманул их, а вовсе не всякие другие люди, тот, кто обитает теперь в священном для этого берега месте, – Познающий. То есть он – Ростик Гринев, и никак иначе.

Ведь только это и было условием, при котором они помогли тогда справиться с плавающим городом, прибывшим сюда уничтожать все, до чего летающие лодки с этого острова могли бы дотянуться… Да, все так и было. Он не помог викрамам, не сумел, потому что попал в плен на этом самом острове, который выговаривался по-викрамски совсем не похоже на привычное имя Валламахиси…

Но это ничего не меняло, и его плен не служил оправданием, ведь он все-таки вернулся. Его не съели там, в этом плену, ему удалось удрать, значит, он мог бы помочь и с войной за шхеры… Теперь они и не подумают не только помогать людям, но даже за молоком от ящерокоров не приплывут. Тоже еще, была охота рисковать встречей со смертельно опасным Фоп-фалла, чтобы торговать с тем, кто нарушает обещания…

Рост понял, что зверски устал от этих контактов с «плавающим» Фопом, только когда его почему-то под руку подхватила Винрадка. Ей помогал кто-то из аглоров, кажется, это была Зули. Она вообще проявляла о Ростике несвойственную невидимкам заботу, видимо, в память о том, что он ее спас, столкнув с Валламахиси, когда она вполне могла погибнуть.

Она даже немного посидела в их спальне, пока Ростика укладывали в кровать, словно маленького. Или раненого. Он слегка разозлился на нее, но спорить с аглором – это хуже, чем спорить с дваром. Или даже с целым племенем дваров. У него была в этом возможность убедиться.

Когда включилось солнце, Винрадка сидела рядышком на стуле и вязала что-то для детей на зиму. Благо шерсти у них теперь было навалом, местные козы давали такую нить, в которой не замерзли бы даже викрамы. Ха, подумал Ростик, ну и юмор у меня стал, под стать боловским начальникам, по крайней мере в этом я с ними совпадаю.

– Ты спал целые сутки, чуть больше, – отозвалась Винрадка на приветствие.

Рост сразу затосковал, опять выпадения сознания, опять пропадающие дни, и на что он после этого годится? Его уныние по поводу своей слабости не скрасил даже отлично приготовленный бульон с какими-то специями, которые осенью на целый год впрок набирала Ждо. Даже жареная картошка – страшный деликатес в Полдневье – не в радость пошла. Все-таки он спросил:

– А картошка откуда?

– Фермер, – фыркнула жена и, ничего не поясняя, ушла на кухню, чтобы нацедить квасу.

Рост ждал, ждал, уже решил подняться, как вдруг в его комнату, улыбаясь во все зубы, вкатила… Нет, вы только подумайте – Ладушка, Ладка собственной персоной. Когда-то она была у него чуть не личным пилотом, пусть и слабенькая еще была, по тогдашним-то нормам питания.

– Ага, проснулся… не запылился! – провозгласила она. Уселась вместо Винрадки. – Мы сюда еще вчера прилетели, с Кимом.

Рост промолчал, как-то сразу замкнулся, хотя с Ладушкой это было… Да, пожалуй, это было жестоко. Она ведь была в него влюблена, совершенно по-девчоночьи, на расстоянии, с примесью обожания и восторга, что именно он, дуралей-дураковский, почему-то подарил ей такое дивное и новое для нее тогда переживание – эту самую любовь.

– Ну, спрашивай, почему мы здесь? И какой в этом смысл?

– Было время, ты больше молчала, чем говорила, – вздохнул Рост почти по-отечески.

Она хмыкнула так, что он чуть не дрогнул. Все, теперь держать отеческий тон с этой девой у него не выйдет. Она уже даже не дева, она девушка, со всеми вытекающими для… хотя бы для этого разговора последствиями.

– Ох, и любила я тебя тогда, – мечтательно проговорила Лада, ничуть не смущаясь. А впрочем, нет, немного разнежилась. – Пока тебя не было, и пока ты тут от всех прятался, Гринев, я… В общем, я опробовала курс биологии в универе, у Пестеля, и ничего у меня не вышло, если тебя это интересует. Потом я проучилась у Поликарпа, стала, если так можно сказать, инженером-механиком… Хотя, знаешь, все еще люблю летать. – Она чуть вызывающе вздернула подбородок. – И у меня это получается, что бы там ни говорили разные… – «Пигалицей была, такой и осталась, – подумал Ростик. – И как ты еще этими рычагами двигать умудряешься». Не дождавшись от него ответа вслух, Лада продолжила: – Еще я сходила замуж. За Серого Изильметьева, ты его, кажется, не знаешь. Он, когда ты тут всем командовал, был еще юн, чтобы его начальство замечало. Хотела даже стать второй женой Полика Грузинова, но Любаня не пустила.

– А сюда зачем?

– Так я почти два года все пороги обивала, чтобы меня к тебе назначили. – Она чуть поежилась. – Так хотелось… Хотя бы посмотреть на тебя… Только посмотреть – ты не пугайся.

«Так я тебе и поверил», – решил Рост. Снова, как в разговоре с Баяпошкой, эта вот почти хищная женская направленность вывела его из равновесия. И что за напасть такая?

– Конечно, и Баяпош-хо начальство отговаривала… А тут, представляешь, вдруг сама ко мне приходит и спрашивает, не хочу ли я оказаться вторым пилотом у Кима, который летит к тебе. И дня не прошло, как она обо всем договорилась, и вот я тут. – Лада посмотрела на дверь. – Только Ким что-то задерживается, но скоро все равно зайдет.

– Ты вот что, – сказал Ростик. – Ты выйди, мне одеться нужно. Не такой уж я изможденный, чтобы вас в спальне принимать.

– Так тебя едва живого с берега увели, – с дурацкой улыбкой, которой прежде за ней не замечалось, пояснила Лада. – Винрадка говорит, тебе еще дня два лежать придется.

– Не придется, – окончательно разозлился Ростик, и это решило спор.

Впрочем, в главный зал он протащился, придерживаясь для верности за стену. Не хватало еще грохнуться на лестнице или вовсе на ровном месте…

Ким, Винрадка, Лада и незнакомый Росту балумур в робе гребца на антиграве, больше похожей на древнеримскую тунику или женскую ночнушку, чем на почтенное одеяние, сидели за столом и чинно пили квас. Но Росту это было не так интересно, как вопрос, который он и задал:

– Ким, колись, почему решил вернуться так скоро? Ведь я русским языком сказал – нет, нет и нет… – Он не выдержал, покосился на Ладу. – И ее зачем приволок?

– Как зачем? – удивилась Лада. – Ведь я тоже как-то тебе года два назад сказала и тоже русским языком – если поманишь хоть пальцем, я буду тут как тут. Неужели забыл, Гринев?

Конечно, пару раз, кажется, она его видела, когда он бывал в Одессе или в Боловске, когда книгу начальству всучивал или когда за детьми ездил, чтобы привезти их на лето в Храм… А ведь она боится, что он ее прогонит, вот и частит, как Трындычиха. Он вздохнул, все менялось в этом мире, особенно Лада.

– Звучит не очень прилично, – пробормотал Ким, посмотрев на Винрадку.

Но Ладу такое пассивное сопротивление остановить не могло.

– Ким, а я уже такая, что о приличиях – ни слова.

Ким фыркнул, конечно, но довольно вежливо. Винрадка была спокойна. Все-таки какая непобедимая стойкость у этих аймихошек, решил Рост.

– Ладно, ну их, все эти нюни, – решительно заговорил Ким. И в упор, словно стрелял, спросил: – Это ты колись, Рост, что будем делать?

– Если для контакта с Фопом я почему-то не гожусь, тогда… – начал Рост и вдруг понял, что знает, о чем следует говорить.