И она чувствовала себя счастливой целую неделю. К тому же после этой ночи было еще и утро, и была еще следующая ночь, а за ней – другая. Они отдыхали на всю катушку, но без напряжения, которое, случается, возникает у того, кто решает отдохнуть «на всю катушку». Они объехали все лучшие питерские рестораны, они гуляли по ночному городу и курили, кидая огоньки окурков в темную маслянистую Неву. Они взахлеб рассказывали друг другу о своих чувствах, делясь маленькими секретами собственной физиологии. А после проверяли все это на практике, занимаясь любовью в самых неожиданных местах, где, всегда врасплох, заставал их щекочущий магнетизм взаимного влечения.

Легко на душе у нее было еще и потому, что Атос, не особенно утруждаясь, решил ее проблему с отцом. Неизвестно где и за какую цену добыл он бумагу с солидной подписью и круглой печатью, в коей удостоверялось, что Маша является работником совместной франко-советской фирмы «Кристиан Диор в России».

Наиболее охотно люди верят самым беспочвенным и невероятным выдумкам.

– Шеф говорит, что мой папа – ювелир, – объявила она отцу, вручая бумагу; самое удивительное, что при этом она испытывала искреннюю гордость, – на моей внешности фирма зарабатывает миллионы. Ну и мне кое-что перепадает.

– Что только они находят в такой кобыле? – откликнулся отец, вертя в руках фирменный бланк. – Я так понимаю, что натурщица, или, как сейчас говорят, «модель», должна быть сексуальна. А ты?.. Клубника со сливками. – Но было видно, что ему приятно, да он и сам знал, что дочь у него красивая. – Тебя уже где-то печатали?

– Да, они гонорар только после этого платят.

– Ты бы хоть фото принесла, что ли. Или еще лучше результат – журнал или там плакат, что вы делаете-то?

– О, папочка, их еще и в России нету. И вообще в твоем возрасте такие вещи смотреть вредно.

– Ты что там – голая?!

– Нет. В пояске.

Услышав это, отец принял в воспитательных целях чопорный вид и прошествовал в свою комнату, а Маша кричала ему вслед:

– Да шучу я, шучу! Принесу я тебе фотографии, сам посмотришь!

«Так, так, так, – думала она, придется Атосу попыхтеть еще и с фотографиями…» И тут же вспомнила про фотографа – дружка Лизы Деевой. И подумала: «Какого черта Атос не позволяет мне поработать с ней?»

… В эти же дни она, не имея теоретического знания законов диалектики, на практике познала абсолютную верность, во всяком случае, одного из них: закона перехода количества в качество. Их с Атосом деньги перестали быть деньгами, а стали чем-то совершенно иным, как бы новым их ЛИЧНЫМ КАЧЕСТВОМ, превращающим их в полубогов или волшебников.

Когда у тебя в кармане мелочь, ты можешь выпить стакан газировки; когда штука – много стаканов… Но когда у тебя по карманам рассован миллион, которым ты не особо и дорожишь, для тебя нет закрытых дверей, нет дефицитных товаров, нет гаишников, нет проблем с комнатой «на часок» в любой гостинице, нет проблем с транспортом, нет проблем со связью… НЕТ ПРОБЛЕМ. И кажется уже, стоит лишь захотеть, как следует напрячься, и ты взмоешь в небо и полетишь без всяких глупых приспособлений.

… В субботу, часа в четыре, на журнальном столике у Атоса зазвонил телефон. Он, не одеваясь, перелез через Машу, взял трубу, что-то в ней услышал, бросил в нее – «Минуточку» – и прошлепал с ней за дверь комнаты. До того у него от Маши секретов не было, и она, слегка обидевшись, старалась не прислушиваться к бормотанию за стенкой. Но не могла не разобрать слово «бабки», произнесенное дважды, громко, отчетливо и, похоже, сердито.

Атос с телефоном вернулся в комнату. Выглядел он сумрачно.

– Черт, – сказал он, – срочное дело. Часа через полтора надо выезжать.

Она не стала спрашивать куда. Хотел бы, сказал бы сам. Но обиделась еще сильнее и отвернулась носом к стене.

– Ну перестань, – стал уговаривать он, забираясь в постель, – потом я тебе все расскажу. А пока это не моя тайна. – Говоря, он губами касался ее шеи, плеч, спины… И они пробарахтались в постели почти час, и на смену утолению приходила новая жажда, а на смену той – новая…

– Ты надолго? – крикнула Маша из ванной одевающемуся Атосу.

– Да. Мне сначала в контору надо заехать, взять кое-что, а потом уж по делам. Ты здесь будешь?

– Нет. Ты домой меня сможешь закинуть?

Он глянул на часы:

– Давай тогда бегом! – и хлопнул входной дверью.

Маша выскочила из ванны, наспех вытерлась, натянула паутиново-шелковые плавочки (не имея возможности разнообразить свой верхний туалет, она брала реванш на белье), ковбойку, джинсы, свитер, кроссовки, схватила рюкзчек (в нем – лишь почти пустой уже газовый баллончик, сотовый да деньги) и бегом скатилась вниз, где, сидя за рулем, ее ждал Атос.

Возле ближайшего цветочного ларька он тормознул, вышел на минуту и вернулся с огромным букетом роз. Он вручил ей цветы, чмокнул в щечку и продекламировал экспромт: «Ты не плачь, моя Маруся, я к тебе еще вернуся».

– Ты мне позвонишь завтра? – спросила она. Не потому, что сомневалась, а потому, что ей было приятно услышать утвердительный ответ. И она услышала его:

– Хорошо, часов в двенадцать.

«Что я буду делать до завтрашнего полудня?» – подумала она. Настроение у нее сейчас было хорошее, и омрачал его лишь этот вопрос – как убить сегодняшний вечер? Ведь она уже напрочь отвыкла жить без Атоса.

И вдруг появилась отличная идея.

– Атос, не надо меня домой, выруливай сразу в контору. А меня по дороге высадишь, я тебе скажу, где остановиться.

– Семь пятниц на неделе, – констатировал он. – Куда это ты намылилась?

– Я потом тебе все расскажу, – мстительно передразнила она его интонацию, – а пока это «не моя тайна».

Атос хмыкнул, а она добавила:

– Да, слушай, цветы придется оставить у тебя. Мне же с ними нельзя по улице ходить: вдруг кто-то из моих старых клиентов встретится. Представляешь: плывет по воздуху букет… Ну чего ты насупился? Мне самой жалко. Классные цветы. Спасибо тебе… Но не ехать же мне домой только из-за них.

– Ладно, – вздохнул Атос. – Хотя меня иногда и вышибает твой рационализм.

– Ничего, еще подаришь.

В этот момент они добрались до нужного ей перекрестка, остановились, попрощались, и Маша отправилась претворять в жизнь свою новую идею. Которая заключалась в том, чтобы посвятить сегодняшний свободный вечер слежке за Лизой Деевой. Сколько раз она говорила Атосу, что пора ей этим заняться, но он упрямо отнекивался, уверяя, что пока не время, что с самого начала, когда они затевали эту операцию, они не рассчитывали на помощь невидимки, и Слон с Вадиком не прекращают вполне сносную слежку за вдовушкой. А пускать на такие элементарные дела Марусю, которая за полчаса работы может приносить миллионы, – крайне непрактично. Если будет нужно, они непременно попросят ее о помощи, но пока в этом необходимости нет… И тому подобное.

Может быть, необходимости и нет, но Маша соскучилась по «тонкой» работе, когда, находясь в одной квартире с хозяевами, только скользя между ними, она ухитрялась сутками ничем себя не выдать. А ведь надо было как-то спать, есть, справлять естественные надобности.

… Вот и знакомая дверь. Маша нажала кнопку звонка и, дождавшись шагов (ура! дома!), поднялась на несколько ступенек вверх по лестнице, сняла кроссовки и сунула их в рюкзак. А достала оттуда подобранную по дороге консервную банку, которую приготовилась бросить вниз, в лестничный пролет. Что она и сделала в тот момент, когда Лиза открыла. Оглядевшись, укутанная в шелковое японское кимоно, фиолетовое с золотым огнедышащим драконом, Лиза шагнула от двери и заглянула вниз, в пролет: что гремело? И этого было достаточно, чтобы Маша скользнула в квартиру.

В спальне играла мягкая музыка – как бы делясь друг с другом самым сокровенным, вели неспешный диалог саксофон и гитара. На огромном экране телевизора, подключенного к видику, мерцали плавные сумеречные блики. Лиза сбросила кимоно и принялась за, похоже, прерванную звонком гимнастику. Маша уже не в первый раз залюбовалась линиями ее тела. Она и раньше ловила себя на том, что красивое женское тело впечатляет ее больше, чем мужское, но не видела в этом патологии: она ведь не испытывала при этом влечения, а наслаждалась чисто эстетически.

Невольно она принялась сравнивать Лизу с собой. Фигура у той была, конечно, более женственна: бедра шире, а талия – тоньше. Ноги – длинные, ровные и красивые. Но ногами могла похвастаться и Маша. Грудь хоть и не вздымалась так бойко, как у Маши, зато сохраняла правильные сферические формы, была больше и приковывала взгляд крупными темными сосками.

Закончив занятия и приняв душ, Лиза вновь накинула кимоно, присела возле огромного зеркала и принялась за макияж. «Вот и еще одно ее преимущество, – подумала Маша, инстинктивно пытаясь запомнить названия всех этих ослепительно красивых коробочек и флакончиков, – никогда я не научусь пользоваться косметикой так, как она… Да, но у меня есть то, что перевешивает все ее достоинства, – молодость, – успокоила она себя и тут же укорила: что за натура, почему это в любой женщине нужно обязательно видеть соперницу? Нам ведь с ней делить нечего».

Один из париков, покоящихся на болванках вдоль края зеркала, черный и густой, с короткой стрижкой, что-то напомнил Маше, но она не успела собраться с мыслями, потому что часы пробили шесть и тут же раздался звонок в дверь. «Кто это у нас такой пунктуальный? – подумала Маша с неприязнью. – Хорошо, если это ее фотограф. А если не он? Лучше спрятаться заранее». И она юркнула под обширную кровать четы Деевых, где в свое время ей пришлось коротать пару, надо заметить, абсолютно спокойных ночей.

– О, какие цветы! Ты, как всегда, на высоте, милый, – услышала она приближающийся голос Лизы.

Вот скрипнула дверь спальни. Они уже здесь, догадалась Маша, и тут сердце ее заколотилось так бешено, что она схватилась за грудь, словно не давая ему вырваться наружу. Потому что Лизе в ответ прозвучал голос… Голос АТОСА (!!!):

– Весь Питер объехал, чтобы найти самый лучший букет.

– Очень, очень мило с твоей стороны. Ну, что ты встал как истукан? Раздевайся. —

И Маша увидела, как на пол к их ногам упало сначала кимоно, а затем – одежда Атоса. (Час назад она видела, как он надевал все это!) Она, чтобы не закричать от отчаяния и стыда, что есть силы впилась зубами себе в руку.

– Что-то нечастым гостем стал ты у меня, – продолжала Лиза нежно и в то же время недобро, – ты бы и сегодня не появился, если бы я не позвонила. Так?

– За два месяца мы сделали миллион баксов. Думаешь, у меня есть свободное время?..

– Не трепыхайся, Киса, – перебила его Лиза, – я все прекрасно понимаю. Как наша Маруся?

– Она все делает, как надо.

– И в постели?

– Мне обязательно ЭТО нужно обсуждать С ТОБОЙ? В конце концов, Шахиня, не я все это придумал.

– Куда уж тебе, Киса. Точно, это Я придумала. Только ты должен был влюбить в себя девчонку, а не наоборот. Вот что ты лежишь, как деревянный? Люби меня. Делай хоть что-нибудь. Делай! – угрожающе повторила она.

И он принялся ДЕЛАТЬ. Да так, что кровать чуть не прыгала по комнате. Лиза то блаженно стонала, то кричала во весь голос, а Маша, забившись в угол, тряслась от сдерживаемых рыданий и до крови кусала руки. Ей казалось, она сходит с ума. В то же время в единое четкое знание ПРАВДЫ соединилось в ее сознании множество фактов и неясностей: и почему Атос не давал ей следить за Лизой, и кто подходил к нему в ресторане (парик!), и кто заглядывал в ванную во время ее приступа дурноты…

Наконец они затихли, и Маша услышала томный Лизин голос:

– Вот это ты умеешь. Киса. Тут ты Бог.

– Паршиво у меня на душе…

– Видно, ты и вправду влюбился в эту дурочку.

– Она совсем не дурочка.

– Нужно быть полной идиоткой, чтобы поверить в эту нашу сказочку про благотворительность. Киса – Робин Гуд!.. Умора!

– Она просто добрая. Вот и верит в чужую доброту… Я ведь ее немного знал раньше.

– И еще большей идиоткой нужно быть, чтобы поверить, что ты, двадцатилетний сопляк – главарь банды.

– Она меня любит.

– Да, тут ты хорошо поработал. Но вот обратная картина мне вовсе не нравится. Только не думай, что я ревную. Если ты не будешь к ней равнодушен, тебе потом будет сложно убрать ее.

– Разве это обязательно?

– А тебе сильно хочется иметь врага-невидимку? Ты, наверное, плохо представляешь, на что способна обманутая женщина. Даже обыкновенная.

– Шахиня, давай отпустим ее с Богом. Сейчас. Ну, я прошу.

– Сейчас?! Кисонька, кто же отпускает курочку, которая только-только начала нести золотые яички?! Разве вы банки грабили? Выбрали КАССЫ в банках, а это не одно и то же. Вот когда наша Маруся доберется до настоящих денег, тогда я, может, успокоюсь. И тогда-то ты и уберешь ее. Понял?

– Да. Слушай, Шахиня, а я-то тебе зачем?

– А мне нравятся вот такие крепенькие мальчики. Как грибки. Груздочки. На базаре такими бабульки торгуют. Кстати, бабки-то где?

– В машине.

– Ох, кретин. Быстро сюда их!

Атос спрыгнул на пол и стал торопливо натягивать одежду. Маша чувствовала, как ее отчаяние превращается в ярость. Атос оделся и вышел из спальни. В тот же миг Маша выкатилась из-под кровати, догнала его у входной двери и позвала тихо:

– Ки-са! – впервые она назвала его так.

Он замер, медленно обернулся, и краска отхлынула от его щек. Она стояла перед ним растрепанная, с красными от слез глазами.

– Больше ты не Атос. Ты Киса.

– Я тебе все… – начал он хрипло, но осекся. – Я…

– С кем ты там?! – крикнула из спальни Лиза, но ответа не дождалась.

– Не надо. Не надо ничего объяснять, – зловеще произнесла Маша, отступая на шаг. – Я теперь все понимаю. И я тоже теперь не Маруся. И не Маша, и не Мери. Я теперь – МАРИЯ. Мария – Королева полтергейста! – И она, глядя в его глаза, лишь часть энергии направила в привычное русло. Боль тупо ударила ей в надбровные дуги, и глаза Леши Кислицина расширились от ужаса.

Первое, что она сделала, – выдернула из замочной скважины массивный ключ и сунула его в карман. С криком «Она здесь!». Киса влетел обратно в спальню.

– Кто? – встрепенулась Лиза и тут же все поняла, увидев, как ее симпатичный, небольшой, овальной формы аквариум с одной золотой рыбкой поднялся в воздух и стремительно помчался в ее сторону. Лиза успела отклониться, и он, ударившись о стену, разлетелся вдребезги. Рыбка в агонии забилась на простынях. Теперь в воздух взмыл видик и полетел в голову Кисы. Но и тот сумел увернуться, и японский аппарат въехал в большое сияющее зеркало, осыпавшееся на ковер грудой алмазных осколков.

И тут же из вазы выпорхнул букет – те самые розы, которые сегодня Атос дарил сидящей в его автомобиле Маше. Описав в воздухе сложную фигуру, букет подлетел к Кисе и принялся размеренно и смачно хлестать его по физиономии. А он, морщась и вытянув перед собой руки, ловил воздух возле букета. В этот момент, получив небольшую передышку, Лиза соскользнула с кровати на пол – прямо на стекла босыми ступнями, – подскочила к мебельной стенке, сунула куда-то руку и выдернула ее уже с маленьким пистолетом. (Муж и жена – одна сатана.) «Трах! Трах! – оглушительно прогремели выстрелы в сторону дерущегося букета, и буквально перед носом у Маши просвистели пули.

Она бросила цветы и моментально оценила обстановку. Лиза будет обстреливать пространство вокруг любого самопроизвольно движущегося предмета и рано или поздно в нее попадет. Можно, конечно, затаиться, а потом неожиданно всадить ей в горло острый предмет, но до такой степени озлобления она пока не дошла.

Газ! Она выдернула баллончик и, сунув его в лицо Лизе, нажала на клавишу. Но тот лишь коротко пшикнул и умолк. Пусто! Что-то она не рассчитала. А Лиза уже палила перед собой. Маша бросила баллончик и на цыпочках побежала к входной двери. Словно угадав ее намерения, Шахиня крикнула:

– Киса, дверь! Не выпускай ее!

Тот метнулся в коридор, но было поздно: дверь уже отворялась.

– Ложись! – крикнула Лиза Кисе, который теперь загораживал от нее дверной проем. И когда тот упал на пол, сделала несколько выстрелов в открытую дверь. Но по Лизиной команде упала и Маша, и пули просвистели у нее над головой. Она кубарем скатилась по лестнице, вылетела из подъезда, прыгнула в машину Кисы (благо, он давно подарил ей дубликаты ключей) и, со скрежетом вырулив со двора, помчалась прочь от этого места, где впервые в жизни она узнала цену предательству и унижению.

Слезы застилали ей глаза, и она почти не видела дороги. Однако, не замедляя скорости на поворотах и останавливаясь далеко не на каждом светофоре, нарушив, наверное, все известные правила движения, чудом никого не сбив и не подхватив гаишного «хвоста», она оказалась на какой-то окраине и, не вписавшись в поворот, вылетела на обочину. Промчавшись метров пятнадцать от дороги по пустырю, она, наконец, остановилась и хорошенько проплакалась.

Мало-помалу омывавшее ее грудь горячими волнами отчаяние затвердело и превратилось в жесткую корку, намертво сковавшую сердце. Она еще не осознала перемены в себе. Но глаза ее высохли. И она трезво прикинула в уме: оставаться тут, в этой машине, опасно. Возвращаться домой – тем более. «Деньги лишними не бывают», – вспомнила она фразу, оброненную как-то Атосом и повторенную в тот же день отцом.

Она вышла из машины, открыла багажник, а за ним, набрав код, бронированную крышку встроенного сейфа и с трудом извлекла оттуда точно такой же чемодан, какой Копченый заносил в ресторан. Она открыла его. Здесь на кейсы места не тратилось: все было плотно забито пачками стодолларовых бумажек. Она сунула одну пачку в карман, закрыла чемодан и, с трудом волоча его, двинулась в сторону магистрали.

Сигналя рукой проезжающим машинам, она стояла на обочине и сосредоточенно обдумывала все то, что с нею произошло. Вдруг в рюкзачке дал о себе знать сотовый, включенный на режим вибрации. Вынув его, Маша размахнулась было, но, передумав, просто отключила и сунула обратно. Вскоре ее – потрепанную, но симпатичную девочку с огромным чемоданом – подобрал веселый конопатый дядька на белом «Москвиче».

– Из дома, что ли, сбежала? – поинтересовался он.

– Да, – буркнула она и надолго замолчала.

Конопатый мужик что-то не переставая болтал, а она, сидя на заднем сиденье и держась за ручку чемодана, все думала и думала. И становилась все мрачнее. И кулаки ее сжались сами собой.

– Уничтожу! – неожиданно сказала она вслух.

– Что? – переспросил дядька. – Ничего, – огрызнулась она и, сунув ему хрустящую бумажку, скомандовала: – К гостинице «Центральная».

– А поселят? – усомнился дядька, с удовольствием засовывая баксы в карман. Но симпатичная мрачноватая девочка не удостоила его ответом.