И снова я проснулся от жажды. Глаза, постепенно привыкая к темноте, различили вверху кривые неструганые жерди кровли, темное окошко, заросшее паутиной, наконец, нависавшие со всех сторон клочья сена. В дальнем углу сеновала шуршали мыши, внизу деловито протопотал прикормленный ежик, сквозь неплотную дверь из сеней пробивался свет. Все было очень знакомо. Все. Даже головная боль. До боли знакомая головная боль — во какой оригинальный литературный штамп!

Для начала я решил вспомнить, какой сегодня день, а не справившись с этой проблемой, задался вопросами посложнее: когда мы приехали в Уши, зачем и в каком составе по какому поводу я надрался, что именно пил и почему лежу здесь совсем один. Оказалось, что не помню я ровным счетом ничего.

Не то чтобы я сильно испугался, но сразу вскочил, пытаясь сбросить остатки сна. Сделалось как-то неуютно — уж слишком глубокая амнезия. И хохмы ради я задал себе мысленно вопрос: «Ну а как зовут тебя, помнишь?»

«Разумеется, — лихо начал я и запнулся, потому что имя-то я вспомнил, но оно мне не понравилось, не мое это было имя, но помнил я именно его… — Сергей Малин. Малин Сергей Николаевич. Малин…» — повторял я словно в бреду и, кажется, уже вслух, когда в сенях звякнули ведра и раздался громкий голос Белки (то есть. Господи, какой Белки — Татьяны, конечно!):

— Сережа, вставай, пожалуйста, Леонид приехал.

И тогда словно кто-то дернул за веревочку, белая простыня амнезии упала быстрыми складками вниз, а перед взором моей памяти предстал величественный монумент всех событий, происшедших со мной за последние дни — от смерти матери до знакомства с Горбовским. Монумент оказался тяжеловат, голова моя закружилась, и я рухнул навзничь обратно в сено.

Что же случилось после знакомства с Горбовским? Здесь не было провала в памяти, но был какой-то туман, неясность какая-то, неуверенность в реальности происходившего. Наверняка я мог сказать лишь одно: увидев свое лицо на гэбэшной ксиве, я, разумеется, выпил еще стаканчик «Мартеля», а может, и два. А потом… Кажется, Горбовский потом уехал, но мы еще успели вынуть из «Ниссана» еду и даже что-то убирали в холодильник, кажется, Татьяна сделала замечательную яичницу с ветчиной, зеленым луком и помидорами, нет, с баклажанами, точно — с баклажанами, было очень вкусно, и мы снова выпили за мои генеральские погоны, только теперь уже какое-то красное вино (откуда взялось красное вино?), а потом пили кофе, должно быть, опять с коньяком, и страшно хотелось спать, и мы пошли на сеновал, но спать, конечно не стали, потому что с этой рыжей бестией да еще на дурманяще-ароматном сеновале спать совершенно невозможно, и было нам опять очень хорошо, и мы окончательно разгулялись и пошли купаться на пруд, и по дороге я показывал Татьяне все местные достопримечательности и предлагал пойти «за грибами», но, кажется, в лес мы так и не пошли, а вернулись домой на сеновал с известной целью, а потом с наслаждением хлебали ледяную окрошку из холодильника, потому что день был жаркий и больше ничего не хотелось. Интересно, когда и из чего мы сделали окрошку, главное, где квасу взяли, разве что вместо него использовали пиво «Туборг»? Кстати, похоже, что именно так и было, потому что как раз после окрошки я и вырубился насовсем…

А теперь была ночь. И была Татьяна. И был Тополь. И меня звали Сергеем. Я должен был привыкнуть отзываться на это имя.

И очень, очень болела голова.

Слева от меня валялась открытая баночка пива, и, к счастью, она оказалась не пустой. Мне стало чуточку легче, я спустился по шаткой лестнице и вышел в сени.

Татьяна наливала воду в самовар, а Тополь только вошел, поднырнув под притолоку, он даже еще не успел разогнуться и сумку свою чудовищную держал в руке. Тополь смотрел на льющуюся из ковшика в Таниной руке воду с таким пристальным вниманием, словно от этого процесса зависела вся наша дальнейшая судьба. Торжественность момента нарушил соседский кот, неожиданно свесивший с чердака свою большую черную морду и сказавший:

— Мр-р-р…

— Ух ты, лапочка, — отозвался Тополь, — пойдем я тебе рыбы дам.

Он распахнул дверь, и кот, свалившись с чердака тяжелым черным комком, охотно ринулся в комнату.

— Устал как собака, — вздохнул Тополь. — Танюш, сделай чайку поскорее. Настало время поговорить. Серьезно поговорить. Слышишь, Ясень?

— Слышу. Только башка тяжелая.

— Выпей таблетку.

— Таблетки на меня не действуют.

Это была правда. Чего я только не перепробовал в свое время, но действенными оставались для меня лишь два средства: хороший коньяк или сон в зависимости от ситуации. В остальных случаях мою головную боль излечивало время.

Тополь достал ярко-синюю блестящую облатку и протянул мне.

— Эти помогают всем. Возьми. Запивать только водой.

Таблетка и сама оказалась ярко-синей, а название я, разумеется, не запомнил. Зато эффект от таблетки запомнил навсегда. Не прошло и минуты, как невидимая нежная рука стерла в моей голове даже воспоминание о боли — так влажной тряпкой протирают пыльный плафон, и свет вспыхивает ярче. Мне показалось, что в комнате и впрямь стало светлее. Нет, мне не показалось. Я поглядел на лампочку под потолком и понял, что горит она ярче обычного.

— Знакомая история, — сказал я. — Сейчас свет погаснет.

И свет погас. Естественно, во всем доме, точнее, во всей деревне..

— Это надолго? — спросил Тополь.

— Возможно, на всю ночь, а то и на сутки. Но могут и сразу починить.

— Вот и попили чаю из самовара, — грустно констатировал Тополь.

— Ерунда, — возразила Татьяна, — я сейчас на газ чайник поставлю, а потом, если хотите, перелью в самовар. У тебя свечи есть, Сергей, или будем лучиной пользоваться?

— Ну, до лучины мы еще не скоро дойдем, потому что есть керосиновая лампа. Но и свечи тоже есть.

— Давай свечи, — распорядилась Татьяна.

Вода на плите закипела быстро. И Тополь принялся колдовать над моим захрюканным треснутым кофейником (заварочный чайник куда-то запропастился), подсыпая в него из нескольких коробочек любовно отмеряемь дозы разных сортов чая.

Пять свечей — Татьяна зачем-то зажгла их все — горели на столе тихо и торжественно, создавая в комнате атмосферу таинственного заговора.

— Слушай, Тополь, а таблетка — это надолго?

— У всех по-разному. Но на пару часов точно хватит. Вообще смотря какая боль. Такая, как у тебя, скорее всего уже и не вернется. А если вернется, так можно и повторить. Только больше двух таблеток в сутки не рекомендуется.

— А я как-то четыре слопала, — поведала Татьяна.

— Ну и чего хорошего? — отозвался Тополь. — Ты у нас и без того девушка не фригидная.

— А что, — удивился я, — влияет на это дело?

— Еще как! От передозировки люди становятся сексуально агрессивными, я бы сказал, сексуально неуемными.

— Иди ты! — сказал я и посмотрел на Татьяну.

Она игриво показала мне кончик языка и хитро улыбнулась.

— Слушайте, — не выдержал я, — у вас вообще секретная служба или бордель?

— А вот об этом мы сейчас и поговорим.

Тополь разлил по чашкам свой изысканный ароматный напиток и сел к столу. Потрескивали свечи. Дрожали язычки пламени. Колыхались тени на бревенчатых стенах. Пахло дымом, плавленым воском, жасмином, смородиновым листом и еще маракужей, что ли, — в общем, чем-то экзотическим. Я сделал глоток и почувствовал, что сейчас начну медитировать.

— Видишь ли, Разгонов, — проговорил Тополь, закуривая и глядя в стол, — я знаю, что ты не любишь ГБ.

— Откуда? — поинтересовался я, ожидая ответа типа: «А я все про тебя знаю».

Но Тополь ответил по-другому:

— Из твоего романа.

— Да у вас там что, мой роман входит в программу обязательной подготовки сотрудников?

— Где — у нас? — спросил он.

— На Лубянке, естественно.

— А мы не с Лубянки, Разгонов.

— Вот как, — не очень-то я ему верил. — Откуда же?

— Мы из Двадцать первого главка ФСБ.

— Что-то не слыхал про такой.

Тополь пристально и с интересом посмотрел на меня, но от вопроса удержался.

— А про него никто и не должен слышать. Это новое и очень секретное подразделение. Специальная служба по контролю за специальными службами. Мы поставлены над ними над всеми, и в штате у нас только старшие офицеры.

— Ну и что? — сказал я. — В некоторых главках бывшего КГБ, Пятнадцатом, например, тоже служили одни лишь старшие офицеры.

Тополь вскинул на меня глаза теперь уже с явным удивлением.

— Откуда ты знаешь про Пятнадцатый главк?

— Из своего романа, — буркнул я.

— В романе этого нет, — не приняв шутки, возразил Тополь.

— Ну нет. А что это за вопрос? Я не понял. Ты предлагаешь мне расколоться? Заложить хорошего знакомого?

— Не обязательно.

— «Не обязательно»! — передразнил я. — В вашей славной госбезопасности сотни тысяч сотрудников. И уж как минимум десять тысяч из них треплются не по делу с друзьями за рюмкой чая. Какая разница, кто из них что сказал? Платить надо больше, как на Западе, тогда все будут молчать. А еще можно на кол сажать, как при Иване Грозном, — тоже метод. Или как при отце народов: сказал лишнее — к стенке! Или куда там? Живьем в печку?

— С чего ты завелся? — не понял Тополь. — Упреки не по адресу. Я же тебе еще раз объясняю: ты будешь работать не на ГБ и не на военную разведку.

— А я этого пока не понял. Весь букет новых спецслужб в нашей стране — это либо бывшая ГБ, либо ГРУ, как бы они там ни разваливались от переизбытка демократии и разубедить меня в этом будет очень непросто.

— Я постараюсь, — скромно сказал Тополь.

А Татьяна подтвердила решительно:

— Он постарается.

— Ну, валяйте, — согласился я. — Буду задавать вопросы. Хорошо? Допустим, вы — Двадцать первый главк. Директору ФСБ вы подчиняетесь?

— Да нет же! Двадцать первый главк ФСБ — это условное название. Ну, вроде как восьмое чудо света или там Четвертый Интернационал. Нет такого главка в структуре сегодняшней ФСБ. Мы пользуемся удостоверениями и вообще всеми правами сотрудников службы безопасности просто для удобства работы в этой стране. В других странах мы пользуемся другими удостоверениями.

— Ага. Значит, вы международная организация. Понятно. Но кому-то же вы подчиняетесь? Совету Объединенной Европы, Интерполу, Международному валютному фонду, Совету Безопасности ООН, ну, я не знаю, лично генеральному секретарю, в конце концов!

— Эх, Разгонов! Боясь показаться законченным параноиком с манией величия, не стану говорить, что мы над всем этим, скажу мягче: мы в стороне от всех этих организаций, мы — отдельно. Двадцать первый главк — это российское подразделение Международной службы контроля (МСК), или службы ИКС, как еще мы ее называем по первым буквам английского наименования — International Control Service. Служба возникла…

— Стоп, стоп, стоп, — прервал я его. — В общем, масонская ложа, иезуитский орден, Союз Девяти и так далее. Все понятно. Наверно, не обошлось и без зеленых человечков.

— Обошлось, — спокойно возразил Тополь.

— Слава Богу! Но я не поэтому тебя прервал. У меня вопрос, так сказать, о порядке ведения. Если ты рассказываешь мне сказки, то, по-моему, момент не очень подходящий, да к тому же по части сказок я сам специалист. А если все это правда, то, извини, почему я должен ее знать? Меня что, убьют через полчаса, потому что роль свою я уже для вас выполнил? Или мне все-таки предстоит поработать, но никто не спросит, хочу ли я этого?

Тополь надолго замолчал.

— Слушай, Верба, — произнес он наконец, — а какой дотошный парень попался!

— Писатель, — вздохнула Татьяна.

— Ну и что — писатель? Кто у нас не писатель?

И он опять замолчал надолго. Я успел выкурить целую сигарету, прежде чем он разродился новой фразой:

— Ну так вот, дорогой мой Ясень. Сергей Николаевич Малин — это не твой кагэбэшный псевдоним, как ты изволил давеча выразиться. (И когда я успел так выразиться?) Это на самом деле был такой человек. Утром ты оказался невнимателен и, я бы даже сказал, недогадлив, чем, признаться, удивил меня. Там же не твоя фотография, Разгонов.

Вот это да! Вот это промах! Действительно, люди от любви глупеют. Правда, я поглупел не только от любви. Было от чего и совсем задвинуться.

Я достал свою красную книжицу и еще раз поглядел на фото. Да нет же, лицо мое, ну ей-Богу! А вот пиджак, галстук… Господи, как же я сразу не заметил! Из-за этого досадного промаха до меня даже не сразу дошло главное, что сказал Тополь, а он между тем продолжил:

— Так вот. Сергея убили. Три дня назад. Но мы хотим, чтобы об этом никто не узнал.

Теперь уже я замолчал надолго, переваривая услышанное.

— На, выпей, — предложил Тополь, плеснув в стакан коньяка.

— Ты же сказал завязывать.

— Правильно. Но это алкоголикам следует резко выходить из запоя. А обычным пьяницам из состояния похмелья рекомендуется выползать очень плавно, потихонечку.

Я выпил и произнес. Тихо так произнес, ни к кому конкретно не обращаясь:

— Стало быть, тень воина.

Собственно, это были мысли вслух. Вольная ассоциация. Но Тополь понял.

— Ты имеешь в виду фильм Куросавы? Да, что-то вроде этого. Ты абсолютный его двойник. Даже наш антрополог подчеркнул, что подобные совпадения встречаются очень редко.

— Прелестно, — сказал я. — Редчайший экземпляр yникальный биологический вид — двойникус натуралюс. И кем же мне суждено теперь быть? Кем был ваш Сергей? Императором Японии? Прокуратором Иудеи? Президентом Тасеевской партизанской республики? Или надо брать выше?

— Бери выше, Разгонов.

— А что это за Тасеевская республика? — поинтересовалась Татьяна.

— Была такая в Красноярском крае в девятнадцатом году. А когда я там лес валил шестьдесят лет спустя, как раз ее юбилей отмечали. И на какой-то пьянке меня избрали почетным президентом.

— Ты еще и лес валил в Сибири? — удивилась Татьяна.

— Ах, где я только не был, чего я не изведал, ах, сколько душ я загубил!.. Слушай, Тополь, эта твоя таблетка — она с алкоголем как?

— Нормально, — сказал Тополь. — Очень весело.

— Ах ты, зараза! Ну, ладно. Так кто он был все-таки, ваш Сергей?

— Выражаясь в уже понятных тебе терминах, Сергей был начальником Двадцать первого главка.

— Отлично, — сказал я. — Значит, теперь вы все мои подчиненные. Почему сидите в присутствии начальника?! Встать! Выходи строиться!

— Ну, брат, начальником ты станешь, конечно, не сразу. Ясень ведь по первое был диссидентом, потом агентом, потом суперагентом и лишь после этого — шефом спецслужбы.

— Нет, — заартачился я, — так не пойдет! Мы так не договаривались. Агент из меня никакой. Я от природы человек добрый, мягкий и очень открытый. Руководить могу. Гуманно и мудро. А шпионом работать — фу, какая гадость! Не мое это дело.

— Агентами не рождаются, — серьезно и строго объяснил Тополь. — Ими становятся. И в нашей конторе умеют сделать суперагента из любого человека.

— Ну, тогда ладно, — продолжая дурачиться, согласился я.

Я не верил ему. Не верил фантастическим сказкам про восьмое чудо света — Двадцать первый главк. Однако история с двойником, кажется, была настоящей. Иначе как еще объяснить, зачем я им понадобился? И ветровое стекло «Ниссана» было вполне реальным, и немыслимые синие таблетки… Ощущалась огромная сила, стоящая за этим нескладным звездолетчиком Тополем и этой шальной фигуристкой Вербой. Оставалось только понять, кто же за ними действительно стоит и чего они на самом деле добиваются. А путь к пониманию был у меня только один — согласие на все их условия, работа с ними. Строго говоря, у меня вообще не было выбора. Я слишком серьезно вхлопался в эту историю. Татьяну я уже просто любил, по-настоящему любил, не вру. А Тополь, честно говоря, был мне искренне симпатичен. С образом гэбэшного офицера (а я знавал одного при личном контакте) он у меня никак не монтировался. Уж скорее вспоминался придуманный мною накануне Центральный Комитет бандитской партии бывшего Советского Союза. Может, их пресловутая служба контроля и была на самом деле международной мафией, но, если Генеральным секретарем ЦК у них Тополь, а одним из членов Политбюро — Татьяна, я готов вступить в эту мафию-партию даже рядовым бойцом. А еще каким-то краешком сознания я понимал: бежать невозможно. Я уже слишком много знаю, и, если побегу, они будут стрелять. Люди они, конечно, замечательные, может, потом даже всплакнут, но огонь откроют на поражение, обязательно откроют. Потому что инструкция. И потому что привычка — вторая натура. И все-таки я оставался с ними не за страх, а за совесть, точнее — за любовь. За любовь и за любопытство.

Свечи уже догорали. Я закурил последнюю в пачке сигарету и спросил:

— Так что я должен делать, ребята?

— Молодчага, Ясень! Мне нравится твой вопрос. Отвечаю: завтра у нас день отдыха и общей подготовки, а вот послезавтра — ответственная операция по захвату убийцы Ясеня.

— Ясеня?

— Да, твоего двойника.

— И вы так быстро узнали, кто его убил?

— Мы умеем работать, приятель, — ответил Тополь по киношному лихо. Потом сам улыбнулся этой хвастливои фразе и добавил: — Если честно, то нам повезло. Но подробности расследования как-нибудь в другой раз, тем более что оно еще не закончено. Мы ведь, как водится, знаем пока только исполнителя. Его необходимо взять, и взять довольно хитро, чтобы использовать не как «языка», а как наживку на более крупную рыбу. В общем, все, что надо, я объясню тебе завтра в деталях, а если успеем, расскажу и многое другое, как говорится, из области лирики. Понятно?

— Понятно. А этот исполнитель — кто он?

— Профессиональный киллер высшего класса по кличке Золтан. Возраст — сорок два. Вес — около восьмидесяти. Мастер спорта по боксу. Семь лет службы в спецназе ГРУ. Афган, Карабах, Босния. Сорок шесть заказных убийств за три последних года. Ни одной судимости. Связи на уровне кабинета министров. Покровительство двух сильнейших бандитских группировок. Счет в швейцарском банке. Личная охрана. В общем, еще один Карлос. Санчес Карлос Рамирес Ильич. Слыхал про такого? Сидит сейчас во Франции.

— Слыхал.

— Еще вопросы есть?

— Почему вы не посадили этого Золтана раньше, если так много о нем знаете?

— Потому что не всех надо сразу сажать. И не всех можно. К тому же Золтан последние годы работал все время за границей. Ему приписывают только четыре убийства в России. Это — пятое. Но причастность к тем четырем доказать не удалось. Не думай, что все так просто.

— А я и не думаю. Ладно, объясни мне теперь мою роль в операции захвата.

— Пожалуйста, только вкратце. Подробности тоже завтра. Ты должен показать ему свое лицо и сделать выстрел из газового пистолета. Убивать нельзя — требуется лишь напугать. По нашим расчетам, он будет полностью выбит из колеи появлением перед ним собственноручно уничтоженного три дня назад суперагента Ясеня. По имеющимся у нас неофициальным данным, Золтан склонен к мистицизму и панически боится всякой нечисти: вурдалаков, привидений, зомби. А как профессионал он отлично помнит, что размозжил тебе голову весьма основательно. Поэтому, сам понимаешь, все козыри будут в твоих руках. Ну а подстраховку мы берем на себя.

— Где это будет происходить?

— На его даче в Завидове.

— Рядом с Ельциным?

— Не совсем. Но Завидово то самое.

— Понятно. Отсюда недалеко.

— Вот именно. Поэтому и завтрашний день мы проведем в здешних краях — на нашей базе под Тверью. Потренируемся. Я бы с удовольствием в твоей деревне остался. Красиво тут. И люди все такие приветливые, лишних вопросов не задают. Но от греха лучше уедем. Кстати, кроме Дарьи Петровны, видел тебя кто-нибудь?

— Никто. В эти выходные удивительным образом ни один из москвичей не приехал — как сговорились все. А постоянные жители — сам видел, сколько их тут, — к общению мало предрасположены.

— Это точно. Но утром из дома все-таки не вылезай. Запомни: ты сегодня же, еще с утра, уехал отсюда на «Ниссане», а остались мы, твои друзья. Это очень важно, Михаил. Ты понял?

— Понял, но меня как-то больше волнует завтрашняя операция. Что, Татьяна тоже будет участвовать в захвате?

— Нет, но она хочет там быть вместе с нами. Это ее право.

— Она большой человек в вашей конторе?

— О да, — сказал Тополь, — высшая категория причастности.

— Не понял. По званию она кто?

— По званию-то она, конечно, полковник, с другим документом просто работать тяжело. Но дело не в этом. Ты ведь уже должен понять, Разгонов, что в службе ИКС чины и звания — не главное. У нас другая система ценностей. У нас есть категории причастности. И те, кто принадлежит к высшей категории, не подчиняются друг другу, среди нас всякое подчинение просто бессмысленно. Впрочем, извини, тут надо все по порядку.

— Нет-нет, и так нормально, Тополь, я, кажется, уже начинаю въезжать.

— Ты все поймешь. Ясень. Просто, по-моему, нельзя cразу. Для тебя слишком многое поменялось за один день. Правда, Разгонов? Правда, Ясень? Правда, Сергей?

— Правда, — сказал я. — На сегодня хватит.

— И я про то же. — Тополь встал. — Танюшка, сделаешь чего-нибудь пожрать перед сном, а?

— Слушаюсь, Андреич, только чуть позже.

— Ладно, и, кстати, можешь теперь говорить этому типу все, что тебе заблагорассудится.

— А можно этот тип задаст последний на сегоднешний день вопрос?

— Можно. Какой?

— Ты действительно Горбовский?

— Нет. Я действительно Леонид Андреевич и я действительно люблю Стругацких, а Горбовский я по матери. Когда пришло время выбирать себе гэбэшный псевдоним, я назвал именно эту фамилию. А изначально, по отцу, я Вайсберг. Кстати, ты, часом, не антисемит?

— А что, похож?

— Да ну вас к черту! — возмутилась Татьяна. — Разгонов, пойдем воздухом подышим.

— Пойдем.

Мы вышли на улицу. Там было удивительно здорово. Небо в звездах. Роса на траве. Трели ночных птиц.

— Татьяна, скажи мне, это все правда — то, что он рассказал?

— Правда, Мишка.

— Но это же совершенно невероятно!

— Да, Мишка, мне тоже было очень трудно поверить. Но ты постарайся. У тебя получится. Ты же фантаст.

— Бред, Танюшка, какой-то бред. Ты считаешь, я должен на вас работать?

— Ты ничего не должен, дурачок! Просто я очень хочу, чтобы ты был с нами. И Тополь тоже хочет. Ты нам нужен. И не только потому, что ты двойник Сергея. Пойми, нас очень, очень мало. Но мы многое можем, когда мы вместе. Очень многое. Понимаешь, от нас зависит весь мир, все люди в мире зависят от нас, понимаешь?

— Ни черта я не понимаю, ни черта! Кто вы такие, в конце концов? Можешь ты объяснить мне это просто, в двух словах? Тополь вот не смог. Или не захотел.

— В двух словах? — задумалась Татьяна. — Нет, в двух не получится. Я попробую объяснить тебе словами Сергея, но их будет больше, чем два. Ладно? Так вот, нашим миром реально управляют алчность и злоба, то есть деньги и секретные службы. Деньги принадлежат по большей части людям нечестным и малообразованным, а в спецслужбах работают беспринципные, озверевшие и зачастую тупые. Меж тем жизнь на планете теплится благодаря совсем другой и очень небольшой части человечества: поэтам целителям, философам, мастерам, проповедникам, самоотверженным героям, у которых нет ни денег, ни власти. Так вот Сергей всегда мечтал соединить несоединимое. И он решил создать спецслужбу из поэтов и честных людей. Все, конечно, смеялись. А он ее создал. Так и возник Двадцать первый главк. Все. Если коротко.

— Ты это серьезно?

— Абсолютно серьезно.

— Да вы же просто шизики! Я всегда догадывался, что этой страной управляют сумасшедшие. Но чтобы такие!..

— Наверно, — спокойно согласилась Татьяна. — Наверно, мы психи. Правда, у нас десятки тысяч отборных бойцов по всему миру, тысячи специалистов-ученых и самая современная техника на вооружении. И президенты великих держав с нами советуются, прежде чем что-нибудь серьезное предпринять. А в остальном, по большому счету, мы и вправду шизики…

— Хватит, Танюшка, правда, хватит, — взмолился я, чувствуя, как в голове снова зарождается боль. — Тополь был прав: на сегодня хватит.

Мы оба сели на лавочку под стеной дома, молча закурили и стали смотреть на звезды.