— Ну что, новый роман скоро писать начнешь? — спросила Верба.

— Ага, — ответил я. — Прямо сейчас и начну. По-моему самое время.

Мы снова сидели вдвоем в нашей квартире, как неделю назад, только теперь антураж несколько отличался прежнего. Кровать аккуратно застелена, на столе пакет сока и пара недоеденных бутербродов. А на теле, точнее на обоих телах — спецназовское обмундирование по полной форме. Шел уже второй час с того момента, как мы позволили арестовать нашу охрану во главе с Лешкой Ивлевым. Так велел Тополь. А потом позвонил он же и дал команду: готовность номер один. Вот почему теперь приходилось сидеть в глубине комнаты при погашенном свете с автоматами наготове и ждать неизвестно чего: может стука в дверь, а может, очередной гранаты в форточку, может быть, нового телефонного звонка, а может быть, ракетного удара.

— Ты верующий? — вдруг спросила Татьяна, как будто не знала.

— Нет.

— Я тоже. Я даже молиться не умею.

Мне сделалось страшно. Верба явно не понимала, что происходит. Тополь ведь ничего не успел объяснить. И час назад в полуистерическом состоянии мы бегали по квартире, собирая в большую сумку ценности, деньги, документы, часть из которых готовили к мгновенному уничтожению, закладывали окна диванными подушками и книгами, натягивали на ходу спецкостюмы, снаряжали магазины патронами и едва не начали баррикадировать железную дверь.

Потом первый приступ паники прошел и подкатило спокойное отупение, безразличие. Снова пошел разговор о том о сем.

— Таня, расскажи все-таки, что было этой осенью, пока вы мотали меня по всей планете?

— Ты думаешь, это важно? — несколько странно отреагировала она.

— Конечно. Я теперь знаю все-все о Ясене и почти все о тебе, но по-прежнему очень мало знаю о себе. И совершенно не представляю, что должен делать по больше счету, что вообще происходит в этой непутевой стране кроме кадровых перестановок, бесконечных катастроф и непрерывной войны.

— Красиво говоришь, прозаик, — похвалила Верба, в этой стране больше и не происходит ничего. А еще ты, кажется, спросил, что делать. Для России это всегда вопрос номер один. Но ответ прежний: ни-че-го.

— Теперь ты красиво говоришь. Только непонятно. Мы что, отсюда не выберемся?

Боже, как спокойно я спрашивал об этом!

— Скорее всего, если честно, нас тут передавят всех по очереди.

— А чего ж мы сидим тогда?

— Ждем.

— Пока нас передавят?

— Не обязательно. Тополь обещал помочь.

— А может, все-таки ноги надо делать? — робко предложил я.

— Готовность номер один, — напомнила Верба. — Значит, без специального сигнала бежать некуда. Можно прорываться, но это когда откроют стрельбу.

— А-а-а, — только и сказал я.

Под окнами, натужно урча, поползло какое-то чудовище, аж стекла задрожали.

— Бэтээр. Или танк, — попытался угадать я. — За нами, что ли?

— Нет, — уверенно сказала Верба. — Это «КамАЗ». За помойкой, наверно, приехал.

Мы помолчали.

— Татьяна, — спросил я, — что же все-таки случилось со службой ИКС? Почему мы, два главных в стране руководителя, сидим здесь, как мыши, как жуки в банке?

— А черт его знает, почему, — проговорила она рассеянно. — Вообще-то я думаю, тут все просто: РИСК практически начал контролировать ситуацию в России, даже без помощи агентов Базотти. Они должны были готовить и готовились, но среагировали все почти девять лет Сергей накапливал информацию обо всем, что здесь делается, обобщал, анализировал. А они заметили.

— Они — это кто? — не выдержал наконец я.

— Видишь ли… ну, как нас учат в последнее время. В каждом обществе есть три официальные ветви власть законодательная, исполнительная и судебная.

— Правильно. И четвертой властью в шутку называют прессу.

— Очень хорошо. Пусть четвертой считается пресса. Не такая уж это и шутка. Но есть еще и пятая власть. есть всегда и везде. Власть тайной полиции. В некоторых странах, например, в нашей, она зачастую становилась первой. Но самое удивительное, что Россия породила феномен: шестую власть. Знаешь, какую?

— Бюрократию, — предположил я.

— Нет, ну что ты! Во-первых, это не власть, а как бы способ управления. Во-вторых, бюрократия есть повсюду не только у нас. А Россия породила власть уголовную.

— Разве не Италия? — робко спросил я.

— Не Италия, не Америка и не Япония. Европейская и штатовская коррупция любых масштабов остается вне закона, даже якудза при самом тесном сотрудничестве с полицией живет сама по себе. И только в России сушествует понятие «вор в законе», только в России вор о котором знают, что он вор, может быть членом правительства депутатом или сотрудником охранки.

— Понятно, — кивнул я. — И Малин наступил на хвост этой шестой власти?

— Не только. Малин наступил на хвост всем властям сразу, когда обнаружил и доказал их полное слияние. От слились в экстазе!.. А тут им Сергей кайф-то и поломал.

— Понятно, — сказал я еще раз. — Значит, тогда в августе, они начали давить нас.

Я сказал «нас» и сам удивился. Да, четыре месяца службе ИКС — это много.

— Почему же до сих пор не передавили?

— Видать, слабо, — вполне серьезно ответила Верба. — Помнишь, Дедушкину шифровку, которую в твою деревню доставили? «Имитируйте свертывание деятельности». А мы до того хитрые стали, что уже не имитируем, а натурально сворачиваем. И со всеми дружим. Нас и не трогали больше. А теперь…

— Постой, Верба, я никак не въеду, они что, хотят нас… Давно бы уж хлопнули. Или собираются начать? Тогда почему молчит телефон?

— Сними-ка трубку, — попросила Верба.

Я сидел ближе к аппарату и, даже не вставая, нажал кнопку селекторного режима. Гудка не было. Только тихое шуршание.

— Ну вот и все! — как-то даже радостно сообщила Верба. — Долго бы мы тут ждали звонка от Тополя.

— Хрущев в Пицунде, Горбачев в Форосе, Разгонов — у Покровских Ворот, — пробормотал я. — Красота!

Быстро поднявшись. Верба скользнула к окну, держа автомат в правой руке стволом вверх. С улицы снова послышался рев мощных двигателей. «Неужели здесь так много мусора, что помойные КамАЗы приезжают целыми стадами среди ночи?» — успел еще подумать я, прежде чем она сказала:

— А вот это уже действительно бэтер!

Я подкрался к окну с другой стороны и осторожненько выглянул. Грязно-зеленая махина остановилась у самого нашего подъезда. Из люка быстро вылез человек в камуфляжной форме, с «Калашниковым» и в маске. Но, не высунувшись из окна по пояс, трудно было видеть, скрылся ли и нашем подъезде. Очевидно, это было именно так. Я услышал тихий щелчок предохранителя на Татьянином пистолете, а когда повернул голову, ее уже возле окна не было.

Словно тень мелькнула Верба в дверном проеме. Я и не знал что можно перемещаться до такой степени неслышно. Возле входной двери (а она у Ясеня была специальной, не прошивалась даже из «калаша») мы снова затаились.

Тищина. Потом шаги на лестнице. И наконец, отвратительно резкий и громкий голос звонка. Мы не шелохнулись. Звонок продолжал звенеть, то замолкая, то вновь длинно или коротко. Я не сразу понял, что это пароль, а Верба уже внимательно вслушивалась и шевелила губами, переводя буквы пароля.

— Свои, — шепнула она наконец и открыла дверь.

Я держал автомат на изготовку. На лошадке стоял Лешка Ивлев. Маску он уже снял.

— Значит, все-таки выпустили? — спросила Верба.

Лешка только кивнул и, буквально подталкивая нас в спины, сказал:

— Быстро, быстро, двери я сам закрою. А вещи забирайте.

И показал стволом в сторону лестницы. Повторного приглашения не требовалось. Ведь в наших делах случайной торопливости не бывает.

От двери подъезда до брони — метра три, не больше но на этих трех метрах стояли шесть человек спинами внутрь, в полном обмундировании, в таких же, как у нас касках с прозрачными щитками и, образуя этот крохотный плотный коридор, водили по сторонам стволами. Еще двое сидели возле открытого люка. Такое я видел только в кино.

Верба первая нырнула внутрь. Я чуть-чуть замешкался: уж больно впечатляющий был момент, душа моя, жадная до авантюр, буквально кричала: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!»

И мгновенье остановилось.

Жахнуло так, будто над самой головой треснуло небо. На пару секунд сделалось светло, как днем, точнее, как ночью во время грозы. Гром и молния в декабре — это сильно. И дождь не замедлил хлынуть — мелкое стекляное крошево от бывших наших окон.

Я выпустил из руки огромную сумку, вжался в брони и только испуганно поглядывал направо из-под щитка своего шлема. Наверно, было бы правильнее в такой ситуации падать на землю, но никакой стрельбы не началось, вопреки ожиданиям. Охранники даже не шелохнулись и все так же меланхолично водили по сторонам стволами.

— Вперед, вперед, — торопил меня Лешка, хлопая по плечу.

— Ну а теперь-то куда спешить? — грустно спросил я отлипая от бэтээра и оглядываясь на полыхающие окна.

— Товарищ генерал, — взмолился Ивлев, — вам объяснят. Полезайте!

Лешка и двое возле люка прыгнули следом за мной те шестеро, как выяснилось после, ехали на броне. Вот мы прокатились по ночной столице!

— Пожарных вызвали? — спросила Верба по-итальянски и я понял, что в машине есть чужие.

— Пожарных я заранее вызвал. Я же знал, что мы все раньше приедем. А вот и они, кстати. Тополь пригнулся, заглядывая в триплекс. Четыре машины проехали мимо, почему-то без сирены, но синие огни мигалок мелькнули во чреве нашей боевой машины и потом снова сделалось совсем темно.

— Стало быть, ты знал, что мы должны взлететь на х? — сказал я Тополю, старательно вспоминая итальянские слова для этой нехитрой фразы.

— Не вы, а ваша квартира, — поправил он.

— Квартиру тоже жалко, — заметила Верба невозмутимо. — Опять ремонт делать… Господи, в который раз!

— Возможно, уже и не придется, — невинно сообщил Тополь.

— Это еще почему? — спросили мы чуть ли не одновременно.

— А никто не знает, суждено ли вам туда вернуться.

— Вот как… — сказал я. — Значит, сейчас в аэропорт и куда-нибудь очень далеко?

— Очень далеко. Ты угадал, Ясень. И я улетаю с вами. Эндшпиль будут доигрывать Клен и Платан. А Кедр, Пальма Рябина, Самшит, Пихта, Каштан, Вяз, Бук — все уже там.

Клички он произносил, слава Богу, по-русски, иначе я бы совсем запутался. В темной глубине машины за моей спиной кто-то отчетливо мяукнул, весьма талантливо изображая голос сотого сиамского кота. Я решил, что мне почудилось. Переходить с итальянского на кошачий — это было уж слишком, даже в условиях, приближенных к боевым.

— И что же будет дальше с этой страной? — спросил я, подумав. — Если мы выпускаем ее из-под контроля?

— Все будет нормально, голубчик, не беспокойся. Пусть думают, что мы выпускаем что-то из-под контроля. На деле почти все Причастные оказались засвечены, а неожиданно отказал нам в «крыше».

— То есть как это «неожиданно»? — удивилась Верба. — Вы что там, сидели ушами обмахивались пока принимали решение?

— А вот это уже совершенно отдельная песня.

Последнюю фразу Тополь сказал по-русски, и я подумал, что разговор окончен. Но дело было в другом. Тополь очень скоро нарушил молчание. И опять на родном языке:

— В этой консервной банке темновато, конечно но я все равно хочу представить всем присутствующим нового человека. Ольга Разгонова — вдова писателя-фантаста Михаила Разгонова, автора романа «Подземная империя».

Тополь был абсолютно прав в выборе момента для знакомства. Ведь даже после долгих интенсивных тренировок и тщательного перевоплощения в образ моего двойника я вряд ли сумел бы скрыть от Белки чувства, нахлынувшие на меня в ту секунду.

— Все присутствующие в курсе, — продолжал Тополь. — Разгонов был удивительно похож на Малина, и убили его в августе по ошибке. Мы с самого начала считали своим долгом помогать семье Разгонова, но Ольга неожиданно начала расследовать убийство мужа, и ей удалось узнать больше, чем нам. Трудно поверить, однако это так. В общем, дело кончилось тем, что именно Ольга предупредила нас об опасности. Только благодаря ей мы и переиграли сегодня всех.

— Оля, — спросила Верба, — а где ваш ребенок и ваши родители?

— Дети со мной, — сказала Белка.

Кота Степана она всегда называла вторым ребенком, а про родителей ответил Тополь:

— Зою Васильевну и Марка Львовича мы отправляем пока в Швейцарию. В надежное место.

«Боже! Почему в Швейцарию? Почему Белка с нами? Почему сорванец Андрюшка сидит там тихо как мышь? Неужели и теперь они устраивают очередное испытание для меня? — выловил я вдруг одну самую назойливую потока путаных мыслей. — Да нет, вряд ли…»

И быстро спросил:

— Ольга, вы знаете, кто мы?

— Да, конечно, — ответила моя Белка.

— И вы хотите с нами работать?

— Мне казалось, я уже с вами работаю. Разве нет, Леонид Андреевич?

— Разумеется, Ольга, разумеется, — подтвердил Тополь.

Я слушал голос брошенной моей жены, и он казался почти незнакомым. Почему? Ее-то никто не учил разговаривать с чужими интонациями. Почему? Может, просто много времени прошло? Четыре месяца… Или четыре года?

Верба сидела со мною рядом, я взял ее руку в свои и нежно погладил. Кажется, она поняла меня.

В аэропорту Тополь разрешил не надевать шлемов, после чего полностью передал руководство мне. Я вышел третьим после Лешки и одного из охранников. Им оказался Марат, которого я уже достаточно хорошо знал. Группа прикрытия работала в своем обычном режиме, но чувствовалось, что здесь нас уже никто не преследует. Правда, Верба, вдруг начавшая дрожать от холода и прижавшаяся ко мне, не расставалась со своими «узи», но держала их уже вполне расслабленно: трудно было представить, что бой начнется прямо здесь и сейчас. Мы стояли на летном поле, у самого трапа специально поданного самолета, а в обозримом пространстве не видно было не только чужих бойцов, но и вообще никаких подозрительных объектов.

Белка выбралась на свежий воздух последней. Дала подержать кота сонному, плохо понимавшему происходяее Андрюшке. Потом увидела меня в свете ярких фар машины, сделала шаг-другой навстречу. Наверно, ей было очень трудно не закричать Миша но она сдержалась и просто упала мне на грудь, всхлипывая.

— Ну что вы, Ольга, успокойтесь, успокойтесь, — бормотал я, — не надо так, успокойтесь, я вас понимаю, конечно, пожалуйста, успокойтесь…

Это было очень трудно не сказать ей «Белка». Я понимал, что нельзя, но, если честно, теперь уже плохо понимал, почему нельзя. А действительно, почему?