Так что насчет оружия? — прицепился я к Петьке, едва мы оказались на улице.

— Ты уже слышал. Оружие нужно сегодня вечером сдать в хранилище.

— Петя, ты меня пугаешь.

— Не больше, чем Директор испугал меня.

— Послушай, это серьезно. Что говорили на планерке?

Петр выразительно посмотрел на меня и ничего не сказал. Я же пребывал в смятении. И вовсе не потому, что мне очень нужен этот пистолет. Как раз наоборот.

Вся штука в том, что, кроме нас, по городу ходит огромное количество вооруженных людей в штатском. Таможенники, фельдъегери, охранники самых разных мастей. Не говоря уж про милицию. Даже ревизорам, что проверяют билеты в поездах, и тем дают револьверы.

Все они имеют четкие правила на тот случай, если придется доставать своих железных защитников из кобуры. Выстрелить в человека можно только в строго определенных случаях: например, если кто-то захватил заложника или пытается отобрать у тебя пистолет. Всего шесть пунктов. Мало, но в этих пунктах предусмотрены все мыслимые и немыслимые ситуации, в которые может попасть человек с оружием. Больше не придумаешь, сколько ни напрягайся.

Так вот, у сотрудника Ведомства таких пунктов девять.

И вдруг... Собственное начальство не доверяет нам наши пистолеты.

Правда, справедливости ради нужно сказать, что на моей памяти лишь один случай, когда сотрудник Ведомства воспользовался правом стрелять.

Мы с Петькой стояли уже на разделительной полосе широкой улицы и ждали, когда иссякнет поток рычащих, агрессивных, озверевших под дождем машин.

— Погодка... — пробормотал Петя. — А завтра — жара.

— Веришь синоптикам?

— Нет. Верю внештатникам.

— Правильно. А мне один внештатник подсказал простой способ, как остаться сухим под дождем.

— Ну-ка...

— Элементарно. Нужно только обходить струи и уворачиваться от капель.

— Он сам-то этот способ попробовал?

— Спрашиваешь! Давай-ка бегом, пока машин нет. Мы заскочили в подъезд и полезли за своими карточками, которые надлежало показать тете Саше. Тетя Саша знает нас как облупленных, но если не показать ей документы, она нажмет скрытую кнопку под стойкой и нами займутся совсем другие люди. Таковы правила Ведомства.

— Ну, ты иди к шефу, а мне тут еще в одно место нужно... — засуетился Петр-

Я не стал дожидаться лифта и побежал по лестнице.

Торопливо открыл кабинет, захлопнул окно, через которое на стол падали дождевые капли.

Теперь — к Директору. Я перерыл бумаги в столе, чтоб взять одну с собой и прийти как бы по делу, а не с пустыми руками и повинной головой. Наконец нашел номерную инструкцию, которую должен был вернуть еще месяц назад.

Инструкцию — в папку, мокрые волосы — пригладить, галстук — поправить. Все, можно отправляться.

У Директора большой кабинет. Но, что странно, сам Директор в нем не смотрится маленьким— Порой кажется, нет такого пространства, по сравнению с которым казался бы маленьким шеф Ведомства. У него могучие округлые плечи, толстые руки с ладонями-лопатами, в которых он по неосторожности только на моих глазах сломал с десяток авторучек. Недавно ему подарили новую — немецкую, титановую. Она еще цела, хотя и слегка погнута.

У Директора смуглая кожа и крючковатый нос, что делает его похожим на индейца. Волосы черные и жесткие, причесыванию они не поддаются, и потому всегда пострижены «ежиком». Голова сидит крепко и надежно, как наконечник стенобитного орудия. И такой он весь — прочный, добротный, тяжелый. И очень спокойный. Когда сидит в президиуме — даже не моргает.

Директор поднял на меня глаза.

— Вот, — я протянул бумажки. — Вы просили вернуть лично в руки.

— А-а, спасибо. Пустяки, можно было у Марины оставить. Что-нибудь еще?

— Да нет... — начал я валять ваньку. — Если только...

— Кстати, Олег, — перебил он меня, — я что-то хотел сказать тебе утром, но не нашел. Ты в лаборатории был?

— Нет, — ответил я. — Я сегодня опоздал.

— Опоздал? — с удивленной улыбкой переспросил Директор. — Троллейбуса долго не было? В другой раз не стесняйся вызвать дежурную машину.

— Дело не в троллейбусе. Просто проспал. Я твердо знаю и никогда не изменю этому принципу — шефу врать нельзя. Он четко видит, когда ему врут. Если соврешь — он запомнит. Если скажешь правду — даже в ущерб себе, — он оценит и тоже запомнит. Из этого складывается доверие.

— Проспал... — он понимающе покачал головой. — Что ж, бывает. Ну, хорошо, иди.

В душе такое чувство, будто получил хорошую взбучку. Хотя никакой взбучки не было. И обиды на начальство нет. Директор на этот счет молодец. Умеет следить за дисциплиной, никого не обижая. В Ведомстве недопустимо создавать конфликтную обстановку.

Но я знаю и другое. Воспитательный процесс на сегодня не закончен. Сейчас Директор говорит мне «иди», а после обеда вдруг спросит, почему я не готовлюсь к командировке. Я скажу, что ничего не знаю. Почему? Потому что не был на планерке. Почему? Проспал. И снова будет настроение, как после взбучки. Ну, нет, не доставлю я ему такого удовольствия.

— Можешь идти, Олег, — он опустил глаза к своим бумагам.

— Простите, а что насчет завтра? — деликатно поинтересовался я.

Если Директор и был разочарован моей осведомленностью, то ни один даже самый проницательный человек не смог бы об этом догадаться.

— Насчет завтра? — он вопросительно посмотрел на меня.

— Да, — так же вежливо напомнил я. — Насчет завтрашней командировки.

— Ах да, конечно, — он отвернулся к компьютеру. — Одну минуту.

Все! Я разрушил его воспитательные планы, и теперь наконец вместо игры в кошки-мышки начнется нормальная работа. Директор распечатал бланк, тщательно свернул и положил в конверт.

— Вот.

И ни слова больше. Сам знаю, что прочитать предписание я должен у себя в кабинете без посторонних, а затем уничтожить.

По коридору я летел, как на крыльях. Что ни говори, приятно из разряда недисциплинированного, опаздывающего разгильдяя вернуться в положение полноправного сотрудника.

В кабинете я сразу прыгнул на свой стул-вертушку и посидел некоторое время, наслаждаясь упавшим с души камнем. Тихо подал голос телефон.

— Слушаю.

— Ну? — это был Петька.

— Попозже поговорим, — отрезал я, удивленный его нетерпением.

Я вскрыл наконец конверт и расправил отпечатанный бледным шрифтом бланк.

И все. Ниже шли только талоны для склада и бухгалтерии. Я отделил их с помощью линейки и положил в карман. Направление изорвал в мелкие клочки и выбросил в запечатанную мусорную корзину с узким отверстием в крышке.

Если краткость — сестра таланта, то передо мной несомненный шедевр. Впрочем, кое-какую информацию из него можно выудить. Во-первых, нет ничего о цели поездки и условиях работы. Это может означать, что объект исследования очевиден и мы заметим его сразу по прибытии. Это старая традиция Ведомства — ничего не говорить участникам изыскания перед началом, чтоб не сбивать их восприятия. Если сказать, например, что в местных лесах завелись зеленые человечки, то мы будем искать именно их и можем пропустить что-то более важное. Тем более что подобные командировки часто основаны на самых нелепых слухах.

Срок поездки — всего день. Значит, сразу вслед за нами должна приехать полновесная поисково-исследовательская бригада. Или не должна — в зависимости от того, что мы передадим на базу. А возможен и такой вариант, что бригада будет идти вслед за нами, едва ли не наступая на пятки. Этот план всегда мне нравился. Приятно чувствовать за спиной мощь организации.

Далее — препарат 2-101. Используется для защиты психики от чего угодно — от клаустрофобии до психотропных препаратов. Его берут с собой почти в любую экспедицию, где подтверждается сигнал о Явлении или хотя бы Следах. Так что ничего конкретного на этот счет не придумаешь.

Маршрут. Вместо того, чтоб сесть на машину во дворе базы и доехать на ней до конечной точки, мы будем добираться на перекладных. Хорошо, что не автостопом. Стало быть, в дороге нужно поработать с населением и выяснить хотя бы минимум сведений о Явлении, обнаруженном в селе Ершово. Тоже обычный метод.

Теперь следовало разобраться с оружием— И тут в дверь постучали. Я быстро оглядел стол — нет ли чего непредназначенного для посторонних — и повернул рукоятку замка. В проходе стоял Ветров. Он был пенсионером Ведомства, но я видел его каждый день, потому что он продолжал выполнять одну важную функцию.

— Проходите, Сергей Кириллович.

— Здравствуй, Олег. Хотел попросить тебя об одном одолжении. Я читал твой отчет об Угольной аномалии в Серогорске. Нельзя ли использовать его для моих выступлений? Мне давно уже пора обновить текст.

Ветров занимается в Ведомстве связями с общественностью. Дело это настолько тонкое и непростое, что любой сотрудник относится к нему со всей серьезностью. В Ведомстве существует лишь одна форма работы с общественностью — это встречи и выступления в трудовых коллективах, школах, институтах. Общаться с журналистами нам строго запрещено. Все устроено так, чтобы люди слышали информацию из первых рук. Когда Ветров приходит выступать в любое заведение, там все бросают работу и забивают под завязку комнаты отдыха и актовые залы. Увидеть и услышать сотрудника Ведомства — большая удача.

И Ветров знает это. Он владеет методикой в совершенстве. Если сегодня его услышали пятьдесят человек, то завтра будут пересказывать уже пятьсот. И пусть они даже что-то перепутают, наплетут лишнего — это нам всем только на пользу. Кто-то из аналитиков подсчитал, что слухи, расходящиеся после таких выступлений, значительно полезнее для имиджа организации, чем газетные статьи и телепередачи.

— Угольная аномалия, — повторил я, открывая сейф и листая папку. — Дело почти закончено, Сергей Кириллович, но еще будут испытания на добровольцах. Похоже, в человеческом организме кристаллы мутируют и распадаются в полтора раза медленнее. В любой момент исследования могут возобновиться.

— Жаль, — вздохнул Ветров. — Что-то в этом году совсем нет интересных дел.

— Ну почему же. Зайдите в Сектор биологии. Там только на днях закончено дело Человека-молнии.

— Правда? — просветлел пенсионер. — Я не знал. Вот спасибо!

— Правда-правда. Дело очень интересное, я им сам сначала занимался. Помните, я ездил в Карелию?

— Спасибо, Олег, что подсказал. Не буду тебе больше мешать.

Он повернулся, собираясь уходить.

— Сергей Кириллович! — позвал я, когда он уже почти закрыл дверь.

Он с улыбкой обернулся.

— Зайдите, пожалуйста. Скажите, Сергей Кириллович, у вас были такие экспедиции, в которые вам запрещали брать оружие?

Ветров нахмурился.

— А зачем тебе?

— Завтра уезжаю, и вот...

— Хм... Бывали, и часто. Если предполагается какое-то психическое воздействие, то оружия лучше не брать. Мало ли в кого начнешь стрелять с дурной головой.

— Я понял, Сергей Кириллович. Спасибо за консультацию.

Я задумчиво посмотрел ему вслед. Бедный наш Ветров, тяжелая его доля. Что остается пенсионеру, как не рассказывать молодежи о своих былых подвигах. АН нет, нельзя. А то, что можно — разве это подвиги? Сегодня или завтра он будет делиться воспоминаниями с замершими от восторга школьниками. Расскажет, как ловили гипнотизера, грабившего сберкассы. Вспомнит, как целый месяц лазили в изолирующих костюмах по побережью моря Росса среди мертвых тюленей и морских леопардов, дезактивируя смертоносный вирус, принесенный на Землю осколком астероида. Может, даже рассекретит историю казанских близнецов, которые жили в разных концах страны и при этом имели один разум на двоих.

Но не решится он вспомнить, как в самом начале своей работы в Ведомстве, проверяя банальный сигнал о «летающих тарелочках», наткнулся на самую настоящую экспедицию исследователей из двадцать восьмого столетия. Что он увидел и пережил, он так и не смог толком объяснить, и Отдел классификаций напрасно мучился с ним почти два месяца. Не откроет Ветров и то, как был обнаружен интеллект у бродячих кристаллов, найденных под Кемеровом, в скважине на глубине шести с половиной километров. И как сам скрепя сердце командовал взрывом этой шахты, потому что ни в коем случае нельзя было допускать выхода псевдоразумных минералов на поверхность. И уж, конечно, не расскажет наш уважаемый пенсионер про Колонию призраков, обнаруженную водолазами на дне черного омута возле заброшенной деревни где-то под Смоленском.

Про все это Ветров будет молчать, как бы ни хотелось ему похвастаться. Большая часть нашей работы — тайна, которая очень не скоро станет достоянием этого беспечного мира. И в этом трагедия всех пенсионеров Ведомства, ведь даже ветеранам разведки разрешено писать мемуары. Я очень хорошо понимаю скорбь Ветрова. Старики вообще умеют понимать друг друга.

Тут напомнил о себе телефон. Я решил, что это Петя, но ошибся. Звонила Катенька.

— Олежек, привет. Ты занят после обеда?

— Здравствуй, Катенька. После обеда мы занимаемся в спортзале.

— Я Вовку оставила у мамы. Может, ты освободишься пораньше и зайдешь, а?..