Электричество мы с Мишкой восстановили быстро: заменили перегоревшие пробки — и все; с аварией на установке тоже разобрались споро: при столь интенсивной нагрузке и наличии самодельных плат, да еще размещенных в непосредственной близости друг от друга, одна из плат нагрелась, выгнулась, сблизившись с оголенным проводником на критическое расстояние. Естественно, что при этом проскочила искра от образовавшейся вольтовой дуги, вызвала скачок напряжения там, где он совсем не был нужен. Дроссель, получивший, можно сказать, пинок, издал прощальный всплеск самоиндукции, после чего оплавился, а дальше ток, в потерявшей нужное сопротивление установке, начал ею поглощаться в неимоверном количестве, что и привело к перегоранию плавкого предохранителя квартирной разводки. Остался пустяк: выяснить, какие именно условия привели к провалу образца на два года назад, что, с учетом вселенского круговращения, по теории вероятности имело почти нулевые шансы.

Вот перед какой дверью мы так внезапно очутились. Предстояло подобрать к ней отмычку, потому что ключей у нас не было. Была поврежденная коротким замыканием установка УПМ-1, и все. Ну, еще покрытый пятнами ржавчины, пролежавший в кухонном столе образец. Когда он выпал у меня в спальне, ни я, ни Мишка, естественно, не помнили точно: где-то в первых числах января 1988 года, ночью, около четырех часов (примерно). Но оставался сам факт, а значит, такое возможно в принципе. Я решил поделиться с Мишкой обязанностями, так как в процессе работы над УПМ-1 он уже вполне сносно стал владеть математическим аппаратом и кое-какие знания о физических законах усвоил четко.

— Мишка, — сказал я, — на данном этапе придется нам с тобой разделиться. Я хочу поручить тебе разработку принципа, а потом и само конструирование одного аппарата. Условно я назвал его «дубликатор», потом можешь дать ему другое имя. Понимаешь, какая идея… Вот стартовая плита нашей установки. Она работает как считывающее устройство. То есть я так полагал до того момента, пока ты не сунул туда свой палец. Очевидно, я элементарно заблуждался, ибо ты свой палец получил назад в целости и сохранности, следовательно, объективная реальность гораздо сложнее моей теории, но этим мне придется заняться самому, а тебе я хотел поручить создание дубликатора — то есть приемная плита, как она есть, считывает атомную структуру предмета, воссоздает ее снова, а вторая часть дублирует предмет из виртуальных частиц или из атомов атмосферы — неважно. Ты уловил идею?

— Ты серьезно считаешь, что я с этим смогу справиться?

— Почему нет? Сможешь. Я полагаю, шансы у тебя есть. А я займусь новой загадкой, если не возражаешь. Вполне вероятно, все займет у нас не один год. Деньги, благодаря твоей прозорливости, пока есть. Так что на корочку хлеба нам с тобой хватит, а там, Бог даст, что-нибудь придумаем, голь на выдумки хитра…

Словом, я и Мишка начали свой марафонский забег, пожалуй, по одной из самых сложных трасс. Вскоре выяснилось, что нам одного компьютера на двоих мало. Пришлось раскошелиться еще на один, Мишка тотчас же попытался наложить на него лапу. Компьютер действительно был хорош, и после нескольких дней препирательств я купил еще один, списав и мысленно махнув рукой на старый.

Следом выяснилось, что я совершенно не могу думать в обществе Мишки: он постоянно лез ко мне с вопросами. Я психанул и велел ему перетащить компьютер к себе в квартиру; однако Мишка и тут ухитрился доставать меня вопросами. Я был просто в бешенстве, ультимативно отвел ему время с восемнадцати до девятнадцати часов для консультаций. Мишка, конечно, присмирел, но порой консультации с ним затягивались до полуночи.

Сам я старался в это время воссоздать на компьютере ситуацию короткого замыкания в стартовой части установки, дробя время в режиме короткого замыкания на миллисекунды. Модель короткого замыкания мне мало что дала, тем более я чувствовал, что промашку допустил еще раньше, отсюда и тщетность попыток. Стал пересматривать прошлые расчеты и наткнулся на уравнение, показавшееся мне корявым. Нет, оно прекрасно работало в режиме для УПМ-1, но выглядело несколько громоздким, и я, скорее из эстетического чувства, чем интуиции, попытался придать ему краткий и законченный вид.

Между тем незаметно зима перешла в весну, весна — в лето, а у меня получалось сплошное топтание на месте. Впрочем, перерыв, правда, всего на три дня, внесла в нашу с Мишкой работу сама жизнь.

19 августа мне позвонила мама со странным вопросом: как я к этому отношусь.

— К чему? — спросил я тупо.

— Ты что, телевизор не смотришь? — возмутилась она.

— Нет. А что случилось?

— ГКЧП отстранил Горбачева от власти. Что теперь будет?..

Я пообещал вникнуть в суть и перезвонить. Помню, смотрел скудные сообщения по телевизору со страхом и неизвестно откуда взявшейся ненавистью. Этой компании, называвшей себя ГКЧП, ничего не стоило развязать в СССР гражданскую войну, хотя я был уверен, что народ на такое не пойдет. А там кто его знает… И Ленин, и Сталин в свое время знали, какой страной они правят, и потому систему экономики государства выстраивали таким образом, что при малейшем поползновении на власть «руководящей и направляющей» со стороны любой силы вся система должна распасться, разрушиться до основания, «а потом»… в воцарившемся хаосе можно будет сказать: «А мы предупреждали…» Это — как надпись на надгробии курильщику: «А ведь Минздрав предупреждал…»

До вечера 21 августа мы с Мишкой не могли заставить себя продолжать работу, а когда Ельцин добился у Горбачева разрешения запретить партию коммунистов, оба мы чувствовали себя победителями, хотя нигде и ни в чем не участвовали. Как-то легче на душе стало. Даже распад СССР и превращение его в СНГ, в котором бывшие братские народы стали, как и положено дружным братьям, разбираться между собой, применяя авиацию и установки «Град», нас уже, считай, не затрагивали. И как само собой разумеющееся воспринималось даже то, что те, кто раньше вел нас бодрым шагом к светлому коммунистическому завтра, не менее бодрым шагом теперь вели нас к светлому капиталистическому будущему. Чего только, в конце концов, не бывает? Но, слава Богу, мы стали жить в России. Это уже обнадеживало.

Наконец мне надоело пялиться в ящик, и я вернулся к злополучному уравнению. Вскоре в нем нащупалась брешь, которую я стал потихоньку расколупывать, и через нее вдруг вылез на такие просторы, что у самого дух захватило. Невольно пришла на ум поговорка: «задним умом крепок». Действительно, теперь я отчетливо видел все просчеты, допущенные мною при конструировании УПМ-1. Стало понятно, почему отсутствовал вентильный эффект, а главное, теперь совершенно не нужна была приемная часть установки, я видел решение, делавшее возможным открытие «окна» в любой определенной заранее точке пространства — вот какие перспективы давало усовершенствование «некрасивого» уравнения. Только работай.

Мишка, как оказалось, тоже трудился над этим же уравнением, только посылки его базировались не на категориях «нравится», «не нравится», он видел в нем главный «запрет» к открытию двери, перед которой я его поставил.

— Дать списать? — шутливо предложил я.

— Юрка, — ответил он, — давно хотел тебе сказать: я, конечно, сознаю, что ты талантливей меня, но в последнее время ты просто не устаешь это подчеркивать. Из принципа — сам решу.

— Ну, прости меня, Мишка. Я даже как-то не подумал, что это может тебя обидеть. И к черту твои принципы, мы делаем одно дело, тянем один воз. Прости, и все. Даже не обращай внимания. Ну, такое уж я г…

— Ладно… Тогда показывай.

Я поклацал клавишами на пульте компьютера. Мишка склонился к дисплею. Некоторое время он молча отслеживал решение, потом протянул:

— Не понял…

— Что там?

— Зачем ты интегрировал вот это выражение?

— Ну как же? Тут само собой… Стой-ка… А-а-а, тут же в полярных координатах, а нужно переходить… Точно! Для твоих целей этот интеграл лишний, ты прав, а я соответственно лев. Извини.

— Слушай, досюда и я добрался, — сказал с нотками разочарования в голосе Мишка.

— Неужели сам? — изумился я. — А мне столько умственных вывертов пришлось сделать, чуть не свихнулся…

В это время в дверь позвонили.

— Черт! — выругался я. — Кого это может принести? — И пошел к двери. Открыв ее, я обмер: за порогом стояла Галка Звягинцева.

— Здравствуй, Юра, — сказала она. — Ехала мимо, смотрю, свет горит, дай, думаю, зайду. Можно?

— Галка… — сказал я растерянно. — Здравствуй, Галочка! Сколько лет! Мишка, смотри, кто к нам пожаловал! Заходи, Галя, конечно, заходи. — Я отступил, освобождая проход. — Вот радость-то!

За мной нарисовался Мишка. Лицо его выглядело озабоченным, и внезапное появление Галки его явно не обрадовало, но он постарался изобразить приветливость.

— Точно… Подруга дней наших суровых! Входите, мадам, будьте как дома. Со времени нашей последней встречи ты совсем не изменилась. Как была двадцатилетней девочкой, так и осталась ею.

— Ну что ты, Миша, — скромно ответила Галка. — Ты вроде тоже не очень-то постарел. Один Юра возмужал. Седина вон появилась…

— Это после смерти жены, — словно оправдываясь, ответил я. — Проходи, Галя, сейчас я что-нибудь на стол соображу. Проходи.

— Поскольку я предполагала подобный прием, то у меня с собой кое-что есть. Куда проходить? Сюда?

Галка вошла в комнату, огляделась и поставила у стола два объемных полиэтиленовых пакета. Бросила взгляд на Людин портрет, вставленный за стеклянную дверцу стенки:

— Это твоя жена?

— Была, — кивнул я.

Галка еще раз очень внимательно посмотрела на улыбающуюся Людмилу с Иринкой на коленях, кивнула и сказала:

— Красивая… А это дочка?

— Да.

— В автокатастрофе?

— Да.

— Сочувствую, Юра. — И стала выкладывать на стол продукты: колбасу, сыр, апельсины, «сникерсы» с «марсами». Из второго пакета достала две бутылки французского шампанского и бутылку водки «Абсолют».

— Ну ты, Галя, уж совсем расстаралась. Мы бы с Мишкой ради такого случая и у себя нашли чего-нибудь.

— Да-да, — покивал Мишка. — Чай, лапу не сосем, хотя в принципе не вижу причины, почему бы лапу и не пососать, особенно если есть куда ее перед этим макнуть. Впрочем, северяне всегда любили шиковать. Итак, сегодня пируем?

— Может, хоть пельменей сварить? — спросил я. — Сегодня только купил.

— Кооперативные? — сморщила нос Галка. — Подождите минутку, у меня в машине есть консервы, я сейчас сбегаю за ними. Минутку… — И она, прихватив пустой пакет, направилась к двери.

Едва она вышла, Мишка зашептал мне:

— Юра, ты как хочешь, а я собираюсь ее расколоть.

— Ты о чем, Мишка?

— Пусть сознается, кто она на самом деле и как ее зовут, а также — что ей от нас надо. Я прав?

— Наверное. Но я сейчас как будто в молодости очутился. Она действительно нисколько не изменилась.

— Ты опять раскисаешь? Будь потверже. Она же ведьма, ну?

— Ну, хоть не сразу, Мишка…

В это время Галка хлопнула дверью, возвращаясь.

— Ф-фу-х… Ну и тяжесть…

Я подскочил к ней, перехватывая пакет. Он действительно был тяжел, как только ручки выдерживали. Мы с Галкой принялись его опорожнять. Двухлитровая пластмассовая бутылка пепси-колы, икра красная, икра черная, сок киви, соус «Татарский», пакетик с балыком осетрины, ветчина и… пачка сливочного масла.

— Лукулл обедает у Лукулла! — сказал Мишка, потирая руки. — Давненько я не брал в руки шашек…

Галка проворно накрывала на стол. Через несколько минут комната приобрела праздничный вид. Вскоре и мы разместились за столом. Решили начать с шампанского. Мишка откупорил бутылку, разлил пенящуюся жидкость по высоким фужерам. Затем потребовал слова:

— Предлагаю первый тост за старую дружбу и, естественно, за встречу!

Отпив из фужера пару глотков, он взял в руки бутылку с «Абсолютом», повертел ее перед глазами, откупорил и налил в рюмки себе и мне. Я балдел, глядя на Галку, а Мишка с рюмкой в руке уже провозглашал следующий тост:

— Друзья мои, я, конечно, «гоню лошадей», и вы вправе одернуть меня, но, поймите меня правильно, мы все знаем друг о друге с детства, во всяком случае, мы с Юркой. Некоторые обстоятельства заставляют меня думать, что твое появление, Галочка, не случайно. Поскольку на меня неожиданно напала нетерпячка и мне до отчаянности захотелось расставить все точки над «i», я хотел бы, Галина, услышать от тебя правду, верны ли мои предположения. Услышать прямо сейчас. Компания, как видишь, собралась довольно тесная, так что для начала хотелось бы знать, сударыня, ваше настоящее имя: Анна де Бейль, Шарлотта Баксон, графиня де ля Фер, миледи де Винтер или просто Мария? Извини, но некоторые обстоятельства подталкивают меня к этому вопросу. — И Мишка опрокинул в рот рюмку.

Галка оценивающе оглядела нас с Мишкой, вертя в пальцах фужер.

— Хорошо, — согласилась она. — Вообще-то я думала о таком разговоре и представляла его себе по-другому, но, если все поворачивается так круто, пожалуйста. Мое настоящее имя — Мрай. — Она произнесла это слово очень интересно — звук «р» примерно так, как произносят его французы, а звук «а» — как «я» и «а» одновременно. — Полное имя звучит леди Раут Мрай Кроум, я инопланетянка.

— Во-во, — сказал Мишка. — Именно так вас и называл рыжий чекист, расстрелявший Афанасия Степановича. — Было?

— Было, — согласилась Галка.

— Инопланетянка-а? — протянул я, поперхнувшись шампанским.

— Да, мальчики. Моя родина находится довольно далеко отсюда, почти за сорок парсек, но она уничтожена ядерной войной, и уже давно, почти пятнадцать тысячелетий назад. Да, Юра, я инопланетянка, именно поэтому я не спешила отвечать тебе согласием на брак, я сделала бы тебя несчастным.

— Можно подумать, что сейчас я прямо купаюсь в счастье… — ответил я.

— Это уже зависит не от меня. Ну, Михаил, еще у тебя вопросы есть?

— Есть. Давно ли вы на Земле?

— Давно. Очень давно. Более пятнадцати тысяч лет. Можешь поверить, что это очень большой срок, такой большой, что я бы его никому не пожелала.

— Сколько? — ахнул я.

— Пятнадцать тысяч, Юра.

— Зачем ты убила Афанасия Степановича? — продолжал допрос Мишка.

— А что мне оставалось делать? Этот абориген совсем спился и требовал невозможного. Запас амброзии у меня кончился. Ничто не вечно под Луной, увы.

— Что вам надо от нас?

— О-о! Вы — исключение. Вы изобретете и построите машину времени.

— Откуда вам это известно? Мы еще сами ничего не знаем.

— Мальчики, мне сообщила о вас моя предшественница еще примерно четырнадцать с половиной тысячелетий назад, вы вместе посещали тогда Атлантиду.

— Что-о? — тут уже не выдержал Мишка. — Ту самую?

— Да. Это были незабываемые дни на Земле. Самые, наверное, лучшие годы, какие я только знаю. Потом было гораздо скучней.

— Кто была эта предшественница? — Мишка уже взял себя в руки.

— Это была я, то есть я, но уже прожившая то, что прожила теперь я.

— Ничего не понимаю, — сказал Мишка.

— Мальчики, мы с вами попали во временную петлю. То есть вы пока об этом не подозреваете, но вы уже в петле времени. У меня есть небольшая надежда на то, что вы вдвоем что-нибудь придумаете…

— Так… Это дело будущего. Как вы попали на Землю? Авария звездолета? Вынужденная посадка?

— Нет, что вы… На Олле во время нашего бегства цивилизация достигла примерно современного земного состояния. Может быть, только оружие получше было. Да оно и понятно: Олл лишь последние 70 лет не был охвачен глобальным военным конфликтом, а мелкие — те вообще не прекращались. Мы вынуждены были бежать. В общем, история эта длинная, может быть, не стоит ее сейчас рассказывать?

— Ничего, — сказал Мишка, — мы не спешим. Район у нас тихий, но если ты беспокоишься за машину, у Юрки вон гараж свободный здесь рядом. Давай загоним твою технику в него, а потом и скоротаем время.

— Да, правда, было бы жаль, если бы мою машину угнали…

— Пошли, — вставая, сказал Мишка. — Юра, дай ключи, мы сейчас вернемся.

— Чего же вы меня покидаете? — обиженно спросил я. — Я с вами.

— С нами так с нами. Где ключи?

— На вешалке в прихожей, где же еще? — ответил я, направляясь в коридор.

— Ну, так вперед. — Мишка уже открывал входную дверь.

Мы спустились во двор. Было темно, однако не настолько, чтобы я не разглядел темный силуэт машины.

— Иномарка. Что за модель?

— «Мерседес-600», — ответила Галка.

Мишка присвистнул:

— Да, такую крутую ласточку действительно было бы жалко! Заводи.

Галка открыла машину и села за руль. Мишка взялся за переднюю дверь и сделал мне приглашающий жест:

— Садись, а я сзади.

Заперев в гараже машину, мы вернулись и уселись за стол. Здесь Галка снова удивила нас.

— Хотите фокус? — спросила она. — Только отвернитесь и не подглядывайте. — И, встав с кресла, подошла к портрету Людмилы. Минут через пять она сказала, что готова и мы можем оглянуться.

Я посмотрел, и сердце мое ухнуло куда-то вниз: в Галкином платье перед нами стояла моя жена Людмила.

— Люда… — прошептал я. — Людмилушка!

— Совесть у тебя есть? — спросил Мишка. — Человек, может, эту женщину любил до беспамятства, а ты… Эх ты… Инопланетянка.

— Извини, Юра… — сказала Людмила, медленно меняя черты лица на Галкины. — Я действительно не подумала. Извини. — И села на место, окончательно став привычной Галкой. — Хотелось подтвердить чем-то свои слова.

Я смотрел на Галку круглыми глазами.

— Так это ты приходила ко мне по ночам?

— Когда? — Она явно не поняла моего вопроса.

— К нему иногда покойная жена по ночам является, — продолжил за меня Мишка. — В эти ночи они занимаются любовью, а потом он день дрыхнет как сурок.

— Нет, Юра, ну что ты. Я в Ставрополе третий день. Из Москвы вот на этой тачке прикатила. Специально к вам. С официальным предложением.

— Каким? — Это мы спросили в один голос.

— Я подумала, сейчас в стране инфляция. Твои деньги, Юра, вероятно, уже закончились или обесценились. Я буду вашим спонсором, вернее, заказчиком. Сами понимаете, как долго мы вас ждали. От себя лично и от имени моих соплеменников я буду финансировать вас, обеспечивать всеми необходимыми материалами, а вы будете изобретать. В Москве я предоставлю в ваше распоряжение прекрасно оборудованную лабораторию, жилье и вообще все, что вы захотите. Мы отдадим вам все накопленные за эти тысячелетия ценности. Одним словом, я и мои товарищи превратим вашу жизнь в сказку, только работайте. А когда справитесь, мы посетим Атлантиду и я подарю вам обоим бессмертие. Относительное бессмертие, ибо при желании всегда можно пустить себе в лоб разрывную пулю, или сгореть, как Лола, на костре, или…

— Кто такая Лола?

— Аборигенка. Мы подобрали ее на Атлантиде дикаркой. К сожалению, так получилось, мы не смогли уберечь ее от костра инквизиции.

— И сколько же вас сейчас?

— Всего нас осталось пятеро. Трех девушек во время потопа после гибели Атлантиды утащило и пожрало морское чудовище, огромный спрут, которого местные жители называли Посей-Доном. Это глубоководное животное обычно обитает в недоступных впадинах океана, но катаклизм поднял их на поверхность, и наш корабль они атаковали трижды.

— Тот чекист, что стрелял в Афанасия Степановича, тоже ваш?

— Нет. Но, по всей вероятности, он тоже бессмертен. Он наш враг, хотя не подавал о себе вестей все пятнадцать тысячелетий.

— Погоди, я сейчас вспомню, — наморщил лоб Мишка. — Ага, Арфик Абрагамович.

— Вообще-то из-за него мы и оказались на Земле. Его зовут Арфик Абрагам Кнор, он урфянин.

— Кто?

— Мальчики, давайте я расскажу вам всю историю по порядку, может быть, так будет яснее. — И Галка поведала свою атлантическую эпопею.

— Ну, теперь более или менее понятно, — сказал Мишка, когда Галка закончила рассказ. — Значит, пятнадцать тысячелетий вы жили мечтой о нас…

— Галя, а чем вы, ваши женщины, отличаются от наших?

— В принципе ничем, как и мужчины. Я, к сожалению, оказалась бесплодной, но наши мужчины посеяли на Земле много своих семечек. Все рыжие — это потомки олльцев. Рыжие, конопатые, блондины и шатены — результат смешения рас, а впоследствии — результат смешения между собой, между аборигенами. За пятнадцать тысячелетий многое произошло.

— Давно ты в России?

— Это я могу сказать точно. С начала царствования Екатерины Великой. Я приехала сюда с Вулкансом. Вероятно, вы слыхали о графе де Сен-Жермене? В то время Вулканс носил это имя. Позже под именем графа Калиостро сюда наведывался Аргус. Удостовериться, что со мной все в порядке.

— Насчет Сен-Жермена не в курсе, а граф Калиостро точно умер, об этом есть свидетельства достаточно известных людей.

— Я сама несколько раз так же «умирала»… — ответила Галка.

— А давайте наконец выпьем! — сказал Мишка. — Чегой-то жрать хочется.