Глава 5
Н-ск. Сентябрь текущего года
Лаборатория
А вообще-то сейчас у меня было по горло собственных забот. Стало предельно ясно, что даже в несомненном успехе первого включения «ловушки» была какая-то незавершенность. Пространство нами было прорезано, это верно, однако, где находится выходное отверстие нашего слепого выстрела, я не понимал. Я не рассчитывал на некие «параллельные миры», теорию о которых модно сейчас муссировать в телесериалах, но технология обломков, принесенных «ловушкой», никак не соотносилась с нынешними разработками нашего родного мира, это подтвердили коллеги из аэрокосмического агентства. Следовательно, на том конце тоннеля был или похожий на наш (если угодно – «параллельный») мир, или нечто посложнее. Можно было предположить, что мы вместо пространства продырявили время и скользнули куда-то в будущее, но расчеты делались нами, а не черт-те кем, и расчеты эти мы делали не в пьяном угаре, а на совершенно трезвую голову. Я точно помню, что время нас не интересовало. Что же произошло? Это был первый вопрос.
Вопрос номер два: куда подевался артефакт ровно через пять минут после того, как уехали специалисты по космонавтике? Утащить такую тяжесть никто не мог, да и пронести мимо охраны что-либо без разрешения Савинкова – тоже. Что получалось: объект самоликвидировался? Странно…
Вопрос номер три: почему на одной из частей обломка при более тщательном изучении мы обнаружили отчетливую надпись на чистом русском языке: «Верфи Д. Т. Романцева. Заказ № 12-765»? Такая маркировка наводила меня на тревожные мысли. Я вдруг отчетливо вспомнил яркое солнце и зеленые пейзажи из своих невероятных ночных видений…
Новая Россия? Эллада? 2352 год?
Я размышлял над этим весь день. Под вечер мы в полном составе сидели в первом зале лаборатории и пытались рассуждать.
– Если мы заглянули в будущее, то своим вмешательством могли нарушить какие-нибудь причинно-следственные связи, вот он и улетучился из нашей «вероятности», – словно услышав мои мысли, предположил Гриша, разливая по чашкам кофе.
– Ты бредишь, Гриня, – грубовато возразил Епифанцев, растирая покрасневшие от усталости глаза. – Такие связи теоретически могут нарушиться, если заглянуть в прошлое, а не в будущее.
– Да мы вообще не знаем, куда заглянули, – сопротивлялся Антончик. – Может, это какое-то нереализованное прошлое. Где прогресс развернулся в полную мощь не к концу девятнадцатого века, а уже в семнадцатом, например…
– Нет, Григорий, не то, – сказал Савинков, закуривая очередную сигарету. – Фантазия у тебя богатая, но я уверен, что никаких параллельных миров не существует, а перемещения во времени возможны только в одном направлении: из настоящего в будущее, секунда за секундой. То есть привычным для нас порядком.
Он указал сигаретой на настенные часы, которые неторопливо отстукивали четверть девятого после полудня.
– Тогда откуда мы выцарапали артефакт?! – раздраженно спросил Гриша.
– А был ли мальчик? – вяло спросил Епифанцев.
– Устал, родной? – озабоченно поинтересовалась Аня, несколько саркастично, надо заметить.
– Так, яйцеголовые, давайте все сначала, – потребовал я. – Во-первых, мы хотели соорудить нечто вроде подпространственного перехода между двумя точками, отстоящими друг от друга на несколько парсеков…
– Это ты так решил, – перебил меня Антончик, – а вот я уверен, что эти точки расположены в разных вероятностях одного и того же мира, нашего то есть…
– И твоя версия еще менее жизнеспособна, – повысив голос, продолжил я. – Как и шеф, я уверен, что параллельные миры – только пища для сценаристов фантастических мыльных опер, а у нас получилось то, на что мы и рассчитывали, – проникновение в атмосферу обитаемой планеты, расположенной где-то в глубоком космосе. В нашем пространстве, я подчеркиваю, и в нашем же времени!
– Где обитают трехголовые существа, владеющие русским языком! – язвительно вставил реплику Антончик.
– Теперь невозможно не согласиться с сомнениями Григория, – заметил Савинков. – Что скажешь на это, Леонид?
Я пожал плечами. Что я мог сказать? Представить пришельца по фамилии Романцев, честно говоря, не получалось. Оставалось проникновение в будущее. Уж не в то ли будущее, что так ревностно защищал загадочный капитан Дремов?
– И все-таки это место в нашем мире, – упрямо ответил я.
– Кто знает? – многозначительно сказал Гриша и улыбнулся, как победитель.
– Я так и не поняла, почему исчез обломок? – с легкой и непосредственной улыбкой спросила Елена Владимировна, внося в лабораторию целый поднос румяных пирожков.
Мы разразились аплодисментами и оставили ее вопрос без ответа, накинувшись на угощение. Заметно подобрев после еды и уже не испытывая друг к другу такого сильного научного отвращения, как пять минут назад, мы закурили и продолжили беседу в более сдержанном тоне. – За утерю артефакта нам еще придется ответить, – сказал Савинков, – поэтому давайте все-таки найдем ей объяснение.
– Я думаю, что сработал закон сохранения массы, – предположил Антончик. – Надо было забросить туда что-нибудь в качестве «противовеса», например Леона…
– Твоя масса подходит больше, – огрызнулся я, – да и значимость для проекта настолько мала, что такую замену никто бы не осудил.
– Не отвлекайтесь, – потребовал Савинков. – Что думает женская часть коллектива?
Елена Владимировна улыбнулась и повторила заданный перед ужином вопрос:
– Так почему же исчез обломок? Может быть, Гриша снова недалек от истины?
– Он «недалек» в принципе, – мстительно сказал я.
Антончик снисходительно похлопал меня по плечу и, самодовольно улыбаясь, заметил:
– Для ведущего специалиста лаборатории – мелковато…
– Так объясни нам, в чем же дело, если такой «глубокий», – вступился за меня Епифанцев.
Я молча пожал программисту руку.
Антончик задумался, и, прежде чем он успел раскрыть рот, чтобы выдвинуть очередную теорию, меня осенило. Мысль была настолько ясной и простой, что я испугался, как бы она не ускользнула. С настоящими озарениями так чаще всего и бывает, поэтому их лучше выкладывать сразу, не придерживая.
– Мы прорезали не только пространство, мы еще и заглянули лет на триста вперед… Это же очень просто! – воскликнул я и зашарил по столу в поисках бумаги и чего-нибудь пишущего.
Все присутствующие, настороженно глядя на меня, замолчали.
– Вот, взгляните, – я обозначил на листке Землю ровным черным кружком. – Здесь мы. Точка «А».
Затем я нарисовал другой кружок и поставил над ним штрих.
– Здесь «точка Б». Мы через подпространство проникаем туда в считанные минуты. Так? А теперь прикиньте, сколько понадобилось бы времени, чтобы долететь до точки «Б» в обычном режиме, даже со скоростью света. Допустим, десять лет. Так? А теперь переведите это субъективное время светового луча во время, которое пройдет за десять лет полета на Земле! Очень грубо – лет триста… Тогда выходит, что мы, отправляясь – включая «ловушку», мы фактически отправляемся в путешествие к этой пресловутой точке «Б», – игнорируем лежащее перед нами пространство, но не в силах игнорировать время. Затратив на перемещение минуту, как нам кажется, мы на самом деле попадаем в далекое будущее. Прокладываемый нашей установкой канал выходит в атмосфере, отстоящей на десять световых лет планеты с опозданием в триста лет земных. За которые там успели поселиться прилетевшие «нормальным» или каким-то другим путем колонисты с нашей любимой Земли… Такой вот парадокс…
– Очень прекрасно, – согласился со мной Епифанцев. – Только не понятно, почему это мы, сумев обмануть три измерения, вдруг споткнулись на четвертом?
– А ведь нечто подобное говорили те двое «неформалов», что посетили меня вчера вечером, – задумчиво сказал Савинков. – Они упомянули наше недопонимание сути действия… портала, так они назвали нашу «ловушку». И упор сделали именно на временной дефект, кажется. Жаль, что я не запомнил всего дословно, только суть была в том, что мы собрали лишь половину установки. Значит, они имели в виду время… Интересно…
– Вот вам и ответ на вопрос, куда делся обломок, – снова вступил в беседу я. – Его здесь просто-напросто не было. Мы видели и осязали часть будущего, в которую уткнулся фокус «ловушки», завершая прокладку канала. Я так думаю, что «выход» располагается на какой-нибудь свалке и сейчас наш обломок подобрали и отправили на перерабатывающий завод, поэтому его проекция здесь, в лаборатории, исчезла. Поймите, что попасть из настоящего в будущее можно. Последовательно, как говорил шеф, – секунда за секундой или через такие вот «каналы», обманывая пространство и объективное время, однако вернуться назад мы уже не сможем, потому что прошлого давно нет. Прошлое это всего лишь наша память, не более.
– Хватит агитировать, – предложил Антончик. – Все уже понятно. «Ловушка», как и было запрограммировано, подтянула артефакт к нашему времени, но удержать его не смогла, потому что ему здесь не место. Он ведь еще не создан на самом-то деле…
– Именно, Гриня. А вот «глаз», я думаю, пройдет и туда, и обратно, если держать канал открытым все время его нахождения по ту сторону.
– Ты же сказал, что в прошлое возврата нет?
– Верно, только мы при помощи канала уравниваем течение времени здесь и на той планете, что находится с другого его конца. Мы перекидываем мостик, по которому более старые структуры, то есть мы или наши роботы, вполне могут бродить туда-сюда, пока он не разрушен. Все будет происходить естественно и даже обыденно. Для того мира пройдет ровно столько же секунд, сколько и для нашего. Если, к примеру, ты проведешь там час, то вернешься сюда не в тот же момент, когда уходил, и уж, конечно, не в более ранний, а тоже через час. Все будет происходить один к одному, только с разницей в триста лет. Улавливаешь?
– Пока смутно, – глаза Гриши уже горели, и он отбросил в сторону все свои амбиции. – А те, «молодые структуры», к нам проникнуть не смогут, верно?
– Не должны, их же фактически пока еще не существует… Хотя… – мне почему-то вспомнился Дремов, и я осекся.
– Да, машина времени, прямо скажем, не выходит, – скептически заметил Епифанцев.
– Потому, что она практически невозможна, – я пожал плечами. – Это же ясно…
– Да я так, – программист махнул рукой, – в плане бреда…
– Ты мне вот что еще объясни, Леон, если я буду прогуливаться «там», а ты вдруг возьмешь и вырубишь «ловушку», что произойдет с моим бренным телом? – снова включился в беседу Гриня.
– Не знаю, но если пофантазировать, то вариантов несколько: первый – то, что и должно произойти за триста лет, – рассыплется в прах, второй – ничего, станешь членом продвинутого общества, но вот сможешь ли вернуться домой, когда мы откроем канал снова, – я сомневаюсь, ведь получится, что ты стал «молодой структурой»; третий – тебя насильно «засосет» на родину, здесь может оказать влияние твоя теория о сохранении массы…
– Надо срочно все попробовать, – лихорадочно сверкая глазами, сказал, не дослушав, Гриша.
– Попробуем, – сказал Савинков, почему-то внимательно разглядывая меня холодными серыми глазами, – только после того, как хорошенько обмозгуем…
Я кивнул и погрузился в раздумье…
