– О, снова работает! – воскликнул Красавчик, набирая на телефоне свой домашний номер. – Машенька, как дела? Кто звонил? А, понятно… Хорошо… нет, я приеду только к вечеру. Ну пока… Целую.

Я вопросительно взглянул на партнера. Если я правильно понял, кто-то звонил ему домой. Это вполне могла быть одна из бывших подружек, но тогда лицу Красавчика надлежало принять не деловое, а озабоченное выражение. К тому же звонок от обиженной девицы в столь ранний час представлялся маловероятным.

– Какая-то бывшая возлюбленная попыталась выяснить отношения? – тем не менее уточнил я.

– Нет. – Красавчик задумчиво покачал головой. – Нашему рафинированному интеллигенту приснился очередной кошмар.

– Василию?

– Ему самому, – подтвердил напарник. – Надо бы к нему наведаться.

– Для начала мы должны что-то решить по поводу Лены, – возразил я.

– Оставим ее под присмотром стажеров в токсикологической лаборатории, – предложил Красавчик, – а сами смотаемся к Сюртукову.

Я не видел причин отказываться. Пока медики брали у Лены кровь и определяли, чем двое суток подряд пичкали ее неизвестные похитители, мы вполне могли поговорить с Василием, тем более что связь между этими двумя делами становилась для меня все более очевидной. Особенно после того, как у Лены тоже нашелся двойник. Кстати сказать, как и во всех случаях с Сюртуковым, двойник к моменту обнаружения уже бесполезный…

Василий встретил нас нечленораздельным мычанием и отчаянной жестикуляцией. Его полосатая, больничного образца, пижама была жестоко измята и пропитана потом. Редеющие волосы стояли дыбом, а руки дрожали. Я долго пытался встретиться с его плавающим взглядом, но Сюртуков постоянно отводил глаза.

Мы прошли в его спальню и осмотрели оставленную аппаратуру. Ни один из приборов ничего существенного не зафиксировал. Датчик, который должен был отметить изменения в картине мозговой активности, мы искали дольше всего и нашли его не в спинке дивана, а в цветочном горшке. Приборчик был тщательно разломан на три равные части и утоплен в сыром грунте.

– Зачем прибор-то сломали? – Красавчик осуждающе взглянул на подопечного и протянул ему на ладони все три обломка.

– Я? – Сюртуков помотал головой. – Я и не знал ничего. Это прибор?

– Прибор, прибор, – подтвердил мой напарник. – А вы думали, инструмент для рыхления почвы?

– Нет. – Василий заглянул в горшок и испуганно отпрянул. – Я не поливал цветы уже три дня!

– Возможно, это сделала ваша жена? – предположил я.

– Нет. – Сюртуков снова покачал головой. – Видите ли, она… Она ушла три дня назад.

Было видно, что это признание далось ему с большим трудом. Василий сложил руки на груди и насупился.

– Что ни делается, все к лучшему, – нейтральным тоном подбодрил потерпевшего Красавчик. – Народная мудрость.

– Я не знаю. – Сюртуков присел на диван. – Может быть, мне стоило уделять жене побольше внимания? Или ей действительно нужна более достойная пара?

– У вас дети есть? – спросил я с сочувствием.

– Нет. – Василий поднял на меня мутный взгляд. – Все никак не решались. Теперь я понимаю, что так даже лучше…

– Ну вот, я же говорил, – снова включился в беседу Красавчик, – что ни делай…

– Все равно потом пожалеешь, – закончил фразу я. – Это вариант той же народной мудрости в интерпретации Кузьменко. Он менее оптимистичен, но более правдив. В ретроспективе жизни всегда найдется что-то упущенное. Например, став сыщиком, я так и не стал космонавтом, но жалеть о безвозвратно ушедшем глупо…

– Потеряв жену, вы стали свободным для множества других, обделенных мужской лаской, женщин, – быстренько извратил логику моих рассуждений Красавчик. – Только мой вам совет – в следующий раз, чтобы избежать нервотрепки по поводу развода, вступать в брак не спешите.

– Я учту. – Сюртуков кивнул и уставился в пол.

– Так кто же сломал наш прибор? – вернулся я к теме. – У вас были гости?

– Нет. – Василий развел руками. – Я спал…

– А ключи у вашей бывшей жены остались?

– Они лежат на журнальном столике, – ответил Сюртуков. – Она сказала, что не вернется сюда ни при каких обстоятельствах.

Красавчик неторопливо прошел в большую комнату и вернулся со связкой ключей.

– Эти?

– Да, – подтвердил Василий. – Третий комплект хранится у моей тетки, но она сейчас за границей.

– Проверим, – сказал Красавчик и, бросив ключи на тумбу, спросил: – Что же вам привиделось на этот раз?

– Это было гораздо хуже, чем тогда, – Сюртуков махнул рукой за спину, – во время путешествия в горячую точку. Я был на дне…

Он вдруг закрыл лицо руками и всхлипнул.

– Ну, ну, успокойтесь. – Я сочувственно похлопал Василия по плечу и попросил напарника принести воды.

Красавчик быстро вернулся с полным стаканом. Отпив немного, наш подопечный успокоился и смог продолжить…

«Сюртуков давно привык к невыносимой вони колодца. Как, впрочем, и к любой другой. Вонь сопровождала его везде и всегда. Поначалу, в те забытые времена, когда он был инженером в никому не нужном НИИ, во время многочисленных перекуров, его пропитывали мерзким запахом отечественных сигарет сослуживцы. Потом, когда от него ушла жена, а он так и не научился толком стирать белье и убирать за ленивым черным котом, его стал преследовать холостяцкий запах «недочистоты». С ним Сюртуков боролся, как мог, но почти в то же время в его квартире стали появляться странные приятели, то занимавшие десятку, то предлагавшие скоротать время за портвейном и партией в «дурака». От них несло чесноком, потом и потерей стремлений. Поначалу Сюртуков морщил нос и задерживал дыхание, но вскоре перестал обращать на это внимание, а полюбив портвейн, перестал задумываться над ходом событий и поплыл по течению. Привыкнув к стойкому амбре спиртного и грязных носков, он смирился и с характерным запахом заживо разлагающейся личности. Мир для Василия вдруг обрел отчетливую полярность: с одной стороны, благоухающий польско-французскими ароматами «минус», а с другой – «плюс», то есть он сам, одинокий, горделивый, с патриотическим запахом тройного одеколона изо рта. Признавать себя неудачником он не спешил, хотя у него все реже получалось сделать что-нибудь правильно, достойно или хотя бы до конца. Девизом его жизни стали лозунги: «почему бы и нет», «если захочу – брошу» и, обидчивый, «вам меня не понять». С течением времени лозунгов и вони прибавлялось, а интерес к чему-то менее декларативному – например, к остальной части жизни, в обрывочные фразы не умещавшейся, – практически исчез. Так же незаметно и бесследно исчезла квартира, работа и средства к существованию. Сюртуков помнил что-то из своей прошлой жизни, но это казалось ему каким-то полустертым шалящей памятью отрывком из фильма на производственную тему. Он уже не идентифицировал себя с главным героем и лишь недоуменно тряс головой, когда его окликал кто-нибудь из бывших знакомых. Жил он теперь в комфортном подземелье, где сходились воедино целых восемь труб теплотрассы и даже в суровые морозы было тепло и уютно. Здесь пахло чуть подгнившими рыбными консервами, аммиаком и мокрыми окурками. Убранство жилища составляли два деревянных ящика, топчан с ватным матрасом и металлический сундучок для хлеба. Прочая еда Василием в доме не хранилась, чтобы не баловать многочисленных крыс, тем более что в мусорные баки на его законной, прилегающей к подземелью территории не смели заглянуть ни конкуренты, ни нахальные псы. В этом вопросе Сюртуков был непреклонен.

Что могло заставить этого вполне счастливого человека изменить привычное течение благостного растительного существования? Только катаклизм. Или досадное недоразумение. Или, наоборот, счастливое стечение обстоятельств…

Однажды, ближе к вечеру, прямо сверху, то есть через один из четырех люков, ведущих в сюртуковскую обитель, явился гость.

Мало того, что гость был незваным, он был еще и отвратительно чистым, выбритым до самого затылка и пахнущим дорогим (хотя по вкусовым качествам довольно средненьким) одеколоном. На плечах посетителя красовалась отличная кожаная куртка, а руки были заняты тяжелым иностранным пистолетом и раздутой спортивной сумкой (Василию почему-то сразу подумалось, что с деньгами).

Следом за гостем через тот же люк влетело несколько пуль. Они энергично звякнули по толстым трубам, срикошетили, откололи от стен пару пригоршней бетонной крошки и угомонились. Сюртукову забава понравилась. А уж когда чужак ответил на провокацию, послав навстречу агрессорам залихватское сочетание мата и пистолетного огня, восторг не смог удержаться в тесных рамках склеротичной сюртуковской души и прорвался наружу радостным смехом.

Пришелец удивленно оглянулся и наставил оружие на хозяина.

– Ты кто? – хрипло спросил бритый, заранее понимая, насколько глуп его вопрос.

– Чего вторгаешься в частную собственность? – вопросом на вопрос ответил Василий. (Здесь следует заметить, что к диалогам рассказчик применил глобальный литературный перевод.)

– Грамотей… – сказал бритый и презрительно фыркнул.

Он уже опустил пистолет и отошел к стене, под прикрытие труб. Его внимание вновь сосредоточилось на открытом люке в далеком потолке подземелья. Оттуда больше не стреляли, зато сыпался мелкий мусор и песок.

– Это из стыков между плитами… Проседают малость, – пояснил Сюртуков. – Не иначе как человек двадцать там, наверху, собралось. Дружки твои?

– Заткнись, облезлый, – раздраженно прошипел гость и тщательно прицелился в центр зияющего просвета колодца.

Пауза тянулась не более минуты. Наконец на фоне заката показалась чья-то любопытная физиономия, и пришелец выстрелил. Разлетевшиеся от точного попадания брызги крови оросили Сюртукова и его гостя мелким красным дождем. Убитый человек начал медленно заваливаться вперед, но его подхватили и оттащили от люка невидимые руки.

– Ну все, сука! – пообещал сверху чей-то истеричный голос, и осажденные услышали металлический скрежет. Преследователи волоком придвигали тяжелую крышку.

Василий вспомнил свой любимый фильм, где кормящая мать с двумя младенцами на руках двигает такую крышку, изо всех сил упираясь в нее головой. Он даже зачем-то потрогал макушку, словно желая удостовериться в готовности темени повторить подвиг той беглой радистки. Надежда на повышенные способности собственной головы улетучилась сразу после того, как плиты над убежищем снова дрогнули и по ту сторону закрытых люков послышался приглушенный, однако отчетливый гул мощного мотора. На крышку явно поставили машину.

В наступившей тьме Сюртуков без всяких проблем нащупал патрон заляпанной потайной лампочки и провернул прибор на пол-оборота по резьбе. Жилище наполнилось тусклым желтым светом. Сегодня, возможно, из-за того, что он был вынужден давать прием, действо показалось ему еще более сакральным, чем всегда.

Гость, правда, энтузиазма Василия не разделил. Он устало опустился на почерневший дощатый ящик (вообще-то это был стол, а не стул, но гостю, по незнанию, подобное хамство было простительно) и закурил длинную сигарету с необычно сложным фильтром. Курил он быстро, короткими злыми затяжками. Прикурив от первой сигареты вторую, он наконец догадался угостить и Сюртукова. Сигареты были безумно дорогими, и находчивый хозяин ловко спрятал подарок за ухо, после чего присел и принялся влюбленно ожидать окурка.

Гость усмехнулся и молча бросил ему всю, еще почти полную, пачку.

Такой удачи у Василия не было минимум месяц. С тех самых пор, как он откопал в мусоре случайно кем-то выброшенную сторублевку.

– Крышка нам. Слышишь, вонючка? – севшим голосом сказал бритый и прикурил третью.

– Это я заметил… – добродушно согласился Сюртуков, совершенно не обижаясь на неблагозвучный эпитет.

– Как думаешь, мы тут задохнемся или с голоду помрем? – Пришелец старался говорить бодро, но от этого только безудержно фальшивил, никак не схватывая нужную тональность.

– Да нет. – Василий отрицательно покачал кудлатой головой. – Позавчера ремонтники приходили, трубы, говорили, менять будут… Так что через неделю нас по-всякому выпустят…

– Тогда еще пойдет. – Бритый успокоился и даже приободрился. – Чью они, интересно, тачку над нами оставили? Жорик за свой джип удавится, а Гаврилин «мерс» на такой постамент не заскочит… Да, достали они меня, ничего не скажешь…

– Никак, деньжат маленько у приятелей увел? – Сюртуков проницательно улыбнулся и, тщательно прикурив, сощурился от попавшего в глаза дыма.

– Не твое дело… – хмуро огрызнулся гость.

– Так-то оно так… – Василий многозначительно вздохнул, – только отныне мы с тобой совсем не те люди, что встретились пять минут назад. Теперь мы один тонущий экипаж. Как на подлодке. Соображаешь?

– Что-то ты замутил, братан…

– Ничего подобного. Вот смотри: ты – принц, я – нищий, а помираем не только одинаково, но и вдобавок рядом. Разве не смешно?

– Тебя что, рикошетом задело? – Гость выпучил туманно-голубые глаза и криво ухмыльнулся. – Развыступался, философ подземный… С каких таких радостей мне должно быть смешно? Что подыхаю медленной и мучительной смертью? Ты говори, да думай, прежде чем сказать…

– Не нравится быть нищим бродягой? – Сюртуков снисходительно улыбнулся. – У тебя, случайно, во внутреннем кармане нет такой плоской оловянной фляжки, как в фильмах про гангстеров показывают? Ну, с чем-нибудь горячительным… А то у меня с самого утра во рту ни капли не было.

– Ты что, совсем охренел? – Гость опешил.

– Нет так нет, – Василий пожал плечами, – я же просто спросил, на всякий случай… Да ты расслабься, присядь вот на стул. Нечего теперь социальным неравенством кичиться. Поздно. И «пушку» свою спрячь пока. Ты дома, здесь тебя обижать некому. Да и не больно хотелось…

Пришелец несколько секунд возмущенно моргал, но потом спрятал оружие и переместился со «стола» на ящик пониже. Он потер толстыми холеными пальцами седеющие виски и тоскливо посмотрел на Сюртукова:

– Я еще выкарабкаюсь. Я еще им покажу, где раки…

– Забудь, – прервал его Василий, – не нужно это тебе. Суть нашей жизни совсем не в этом.

– Если для тебя суть всего мироздания в полной объедков помойке, то это не значит, что мой образ жизни неверен, – обиженно возразил бритый.

Сюртуков оценил неожиданную сложносочиненность выданной гостем фразы и кивнул:

– Любой вариант существования достоин права на жизнь, однако не всем подходит то, что некоторые ценят и почитают как воплощенную свободу. – Василий гордо выпрямился и сверкнул угольками глаз. – Только сейчас речь идет совсем о другом. К каким бы слоям общества ни относил себя человек, его внутренний мир ограничен теми же стенами, что и миры миллиардов других. Стены эти не только гладкие и твердые, они еще и скользкие. И знаешь почему? Да потому, что они не перегораживают вселенную, а смыкаются кольцом вокруг человека. Эти стены образуют колодец его жизни. Человек развивается, растет, ковыряет в стене тоннель, а нужно ему всего лишь посмотреть вверх. И увидеть выход. Потому, что у подобных колодцев нет люков, которые можно было бы прижать колесом машины. А значит, выход всегда там, наверху. Тут, правда, возникает новая проблема – как выбраться, если стены гладкие, скользкие и отвесные? Если честно, я не знаю. А еще я не знаю, стоит ли вообще это делать? Что там, наверху, интересного? Или необычного, чего нет здесь, у нас на дне? Возможно, выбравшись наверх, мы сможем увидеть только множество зияющих дыр других колодцев, и ничего более, а может быть, мы обретем высшее знание. Кто знает? Ты – человек другой, у тебя совсем иная жизнь, но стены те же и просвет лишь вверху.

– А, заканчивай эту ерунду. – Бритый махнул рукой. – Какие, в задницу, просветы, когда на самом деле сверху крышка и бригада со «стволами»?

– Ты не понял метафоры. – Василий между делом налил в грязный жестяной чайник воды из пластмассового ведерка, засыпал горсть подозрительной заварки и погрузил в смесь прикрученное к двум проводкам бритвенное лезвие. Вода почти сразу забурлила, но Сюртуков не торопился вынимать импровизированный нагреватель.

– Смотри, замкнет еще что-нибудь, – гость недовольно покосился на прибор, – спалишь нас с потрохами…

– Ты же настроился на смерть. – Василий взглянул на пришельца с искренним недоумением. – Какая разница, от чего ее принять?

– Совсем мозги пропил? – Бритый начал сердиться. – Чего каркаешь-то?

– Ты непоследователен в своих стремлениях. – Сюртуков укоризненно погрозил корявым пальцем. – Это путь, ведущий к горьким разочарованиям.

– Я жить хочу, – неожиданно признался бритый и шмыгнул крупным носом.

– И я хочу, – ответил Василий, – хотя не всегда понимаю зачем. Вот видишь, насколько мы с тобой похожи. А все воспитание… Росли-то рядом, в одной стране, городе, в одну эпоху… Идеалы, авторитеты, ну и все такое…

– А что авторитеты?

– Да нет, я не о тех, о ком ты подумал, я в прежнем смысле этого слова, в устаревшем…

– А-а, тогда гони дальше…

– Что, так тебе легче?

– Ага. Ни о чем плохом тогда не думается.

– Ну ладно, продолжим…

За приятной беседой прошло больше часа, и красноречие Сюртукова начало иссякать. Он занервничал и принялся негромко покашливать. Ему страшно хотелось выпить, а потому остальные мысли сморщивались и растворялись в подступающей волне желания.

Ко всему прочему, в подземелье стало нестерпимо душно. И Василий, и его гость то и дело поглядывали на недоступные люки, а пару раз, не выдержав, даже пытались открыть тот, к которому вели вбитые в стену скобы технической лестницы.

С течением времени товарищей по несчастью все больше затягивало густое, вязкое отчаяние. Философское спокойствие хозяина улетучилось с последними каплями алкогольных паров. Быть трезвым Сюртукову не нравилось. Бритый, до последнего времени ориентировавшийся на бодрого хозяина, тоже приуныл и, усевшись прямо на пол, уставился в одну точку.

Открывшийся люк вселил в их души двоякие чувства. С одной стороны, страх, что в просвете снова появится зловещий ствол пистолета, а с другой – надежду, что на этот раз все обойдется…

Василий вылез из-под труб и, прищурившись, смело взглянул вверх. Он смотрел против света и потому видел только склонившийся над колодцем длинноволосый силуэт.

– Привет, – звонким девичьим голоском сказал силуэт, – а где Борис?

– Я здесь, Дина, – радостно сообщил бритый, выползая на свет следом за хозяином. – Ты на тачке? Я сейчас вылезу… Братва далеко? За тобой не следили, ты проверяла? Я уже лезу…

Задавая все эти вопросы, он повесил на плечо сумку и начал карабкаться по ржавым скобам наверх.

– Не надо, Боря, – печально, однако достаточно громко сказала Дина и, взмахнув белой ручкой, бросила под ноги бритого какой-то предмет.

Сюртуков услышал щелчок отскочившей чеки и перевел взгляд с напрягшегося щетинистого затылка пришельца на предмет. Это была обычная наступательная ручная граната. На этот раз в исходе сомневаться не приходилось. В глазах бритого Бори застыл откровенный ужас, а Василий почувствовал необъяснимое облегчение от того, что все наконец решилось. Он медленно, как ему показалось, встал перед гранатой на колени, а потом осторожно лег на теплую и гладкую вещицу впалым волосатым животом и закрыл глаза.

Довольно долго ничего не происходило. Сюртуков даже начал сомневаться в серьезности ситуации. Он открыл глаза и увидел, что все-таки не прав. Первое, что он заметил, – изменение в интерьере. Василий пока оставался узником своего колодца, но вверху был только один люк, а стены трансформировались из серых бетонных в черные, похожие на пластиковые или мраморные. Сюртуков сунул руку под живот, но не обнаружил там ничего, кроме пряжки брезентового ремня своих засаленных штанов. Гранаты не было. Василий поднялся на ноги и зачем-то отряхнул колени. Это простое движение придало его телу мощный импульс. Он почувствовал, как поднимается над полом и стремительно взлетает к просвету люка.

Сюртуков взлетел над темной лоснящейся поверхностью Земли, которая была покрыта, как хороший сыр, множеством разнокалиберных круглых ям. Василия поразило не то, что его предположение оказалось настолько верным, а то, что оно получило дальнейшее развитие. Сюртуков плавно двинулся над ямами, сохраняя небольшую высоту и заглядывая в зияющие в черном теле бытия колодцы. На дне каждого из открывшихся ему провалов копошились люди. Колодцы были разной глубины, и люди в них тоже вели себя по-разному. Одни ходили по дну, заложив руки за спину, словно прогуливаясь по тюремному дворику, другие стояли на месте и с тоской смотрели вверх, куда-то мимо пролетающего над ними Василия. Третьи отчаянно карабкались по гладким стенам, и, как ни удивительно, от этого глубина их ловушек с каждой минутой незаметно уменьшалась. Самыми странными были, пожалуй, четвертые. Они лежали, скрючившись в эмбриональных позах, на дне не то что колодцев и даже и не ям, а так, символических углублений и отчаянно жмурились, словно боялись открыть глаза и увидеть истину. То есть сделать то, для чего другим не хватало всей жизни, а им – стоило только подняться на ноги. Сюртукову даже захотелось подлететь к одному из таких людей и просто потормошить его за дрожащее плечо… Сдержав свой порыв, Василий двинулся дальше. К пятой категории. К тем, кто выбрался и теперь блаженно вдыхал воздух чистого, не стесненного никакими рамками пространства. Сюртуков внимательно всматривался в их счастливые лица, но, как ни надеялся, не увидел ни одной знаменитости. Видимо, здесь было не их место. Тогда чье?

От размышлений его оторвала стремительно приближающаяся туча. Василий прищурился и попытался рассмотреть ее получше. От тучи периодически отделялись крупные капли, которые черными кляксами падали на землю, наглухо запечатывая то один, то другой колодец. Василий почувствовал, как мощный порыв ветра, летящего впереди грозового фронта, отбросил его назад и, подхватив, словно опавший лист, понес к родной дыре. Сюртуков отчаянно сопротивлялся, пытался взлететь повыше, как-то уклониться от настойчивой стихии, но ветер был неумолим. Он обхватил Василия за тощие бока и с размаху швырнул на дно его черного, глубокого колодца. Почти тотчас со страшным грохотом на горловину сюртуковской обители обрушилась тяжелая свинцовая капля, и жизнь бродяги пришла в полную негодность…

– Да я ему памятник из золота… Да склеп из черного мрамора! – Отчаянно пьяный человек в дорогом костюме высморкался в шикарный галстук и, уронив на скатерть суровую мужскую слезу, махнул рукой.

Плавучий ресторан покачивался на теплой волне Эгейского моря, озаряя окрестные воды мягким светом иллюминации. Сидящая напротив пьяного блондинка сочувственно качала головой и постоянно косилась на пару подаренных ей накануне перстней с крупными бриллиантами.

– А как его зовут… звали то есть? – спросила она, совершенно этим не интересуясь.

– Сюртуков, я же говорил… – с трудом ответил мужчина. – А имя… Черт! А имени я и не знаю… Вот ведь прокол… Как же тогда памятник? Без имени – поди разберись, что там за Сюртуков…

– Придется, Боря, эту затею отложить, – подсказала блондинка, – а пока выясняется имя, мы вместо памятника купим домик в Испании.

– Это мысль, – согласился бритый и громко икнул. – Эй, капитан, веди свое корыто к берегу! Мне надо в Испанию по-быстрому!

Заработал мощный дизель, судно вздрогнуло всем своим белоснежным корпусом и пустилось в бесконечное плавание вдоль черной, скользкой стены холодного и глубокого колодца, высвечивая в воде за ярко освещенной кормой стайки мелких рыбешек…»

– Ваши двойники расползлись практически по всем слоям современного общества, – прокомментировал очередное сюртуковское наваждение Красавчик. – Не хватает только высших эшелонов власти. Может быть, вздремнете еще часок? Мне очень интересно узнать, какие проблемы будут вас преследовать, когда вы перевоплотитесь в федерального министра, например.

– Это не смешно! – Василий вытер потное лицо краем пижамы. – К тому же я рассказал лишь первую часть моего сна. После нее я проснулся и очень долго ходил по квартире, не решаясь вам позвонить. В конце концов я немного успокоился и опять смог заснуть…

– Вот это уже интереснее, – сказал Красавчик.

– Но и во втором эпизоде я не был министром! – Губы Сюртукова дрогнули. – А самое ужасное, что в каждом сне я погибаю! Я устал! Я больше так не могу!

– Успокойтесь, – спокойно предложил я. – Расскажите вторую историю. Чем больше мы будем знать, тем быстрее разгадаем вашу тайну.

– Хорошо, – Василий допил воду и тяжело вздохнул, – я постараюсь…

«– Ты не спи, а застегивай шлем! – приказал Сюртукову сержант-инструктор, толкнув его при этом в бок. – До точки десантирования три минуты!

Василий оглянулся и увидел, что сидит на скамье внутри переполненного самолета. На голове его был шлем, за спиной парашютный ранец, а в руках он сжимал автомат. Судя по реплике инструктора, Сюртукову очень скоро предстояло покинуть воздушное транспортное средство, причем не дожидаясь его приземления. Василий не понимал, как оказался на трехкилометровой высоте, но почему-то принял этот фокус все с тем же спокойствием, которое не оставляло его никогда, кроме минут бодрствования в шкуре вечно ноющего неудачника… Бодрствования?! Сюртуков с тревогой взглянул на соседа слева. Он вдруг понял, что не знает имен своих товарищей, а сержанта видит впервые в жизни. Сон?! Василий приподнялся со скамьи, но его тут же осадили расположившиеся рядом воины. Если все происходило во сне, то становились понятными и перепады высот, и смена декораций. Сюртуков немного подтянул рукав и ущипнул себя за оголившийся участок запястья. Получилось очень больно.

– Не веришь, что это происходит? – с усмешкой спросил один из сидящих рядом десантников. – Я тоже никогда бы не подумал, что увижу эту пресловутую Землю. Но теперь все по-настоящему, никаких учений, можешь не беспокоиться. Сейчас выйдем на точку и – Аллах акбар! Мало этим неверным не покажется!

– Да уж, – неопределенно ответил Сюртуков, более внимательно разглядывая собеседника и ближайших соседей.

Несмотря на терминологию, ни один из десантников не выглядел человеком восточного типа. Все были обычными голубоглазыми и русоволосыми славянами. Сюртуков с недоумением уставился на эмблему, которая украшала его собственную форму в районе груди слева, и раскрыл рот. Красная звезда, в центре которой расположился золотой полумесяц, была помещена на зеленый фон щита типичной геральдической формы. Василий положил автомат на колени и понял, что это тоже вовсе не «калашников», хотя и нечто весьма похожее. Несоответствия вдруг стали проявляться в каждой детали, и их количество нарастало как снежный ком.

Прийти к какому-то выводу Сюртукову помешал сигнал тревоги. Его новые товарищи деловито поднялись со своих мест и направились к раскрывшимся в хвосте самолета створкам десантного люка.

– Шевелись! – вновь подтолкнул Василия сержант.

Сюртуков запнулся и сделал широкий шаг по сложенной аппарели. В лицо ему ударил упругий поток холодного воздуха, и из глаз невольно брызнули слезы.

– Не задерживай! Пошел!

Василий почувствовал толчок и повалился в раскрывшую темно-синие объятия бездну воздушного океана. Свист ветра и обжигающий холод привели его в чувство, и он лихорадочно зашарил по груди и животу в поисках заветного кольца. О том, что за него следует немедленно дернуть, Сюртуков помнил из фильмов. Незнакомая экипировка ехидно прятала необходимую деталь среди множества ремешков и подсумков с различными боеприпасами. Василий в панике завертел головой, стараясь увидеть кого-нибудь из десантников, но в полной темноте это было невозможно. Темная земля, кувыркаясь, приближалась с угрожающей скоростью. Василий не только никак не мог найти кольцо, он еще и не выровнял свой полет, падая то вниз головой, то боком, то спиной. До твердой поверхности оставалось совсем мало, когда Василий рискнул и дернул за первое, что попалось под руку. Как ни странно, ему повезло, и где-то над головой хлопнул раскрывшийся вытяжной парашютик. Следом за ним выполз купол побольше, и Сюртукова встряхнуло так, что у него щелкнули челюсти. Однако падение значительно замедлилось, и Василий успел рассмотреть, что до земли ему осталось пролететь не больше сотни метров. По его ноге жестко хлестнула ветка высокого дерева, затем послышался треск обломанных сучьев, и вместо удара о почву Сюртуков ощутил новую встряску. Его парашют зацепился за крону сосны, и десантник повис в паре метров от земли.

С трудом рассмотрев, что прыжок вниз не сулит особой опасности, Василий расстегнул ремни и рухнул на мягкую подстилку из опавшей хвои.

– Вася, это ты? – тотчас раздался над его ухом взволнованный шепот.

– Я, – не стал отпираться Сюртуков.

Собеседника он почти не видел, но общие очертания говорили о том, что он также принадлежит к спустившемуся с небес подразделению неизвестной армии. Парень поправил шлем и поднялся на ноги. Василий оперся о ствол сосны и тоже встал.

– Нас снесло ветром, – пояснил новый знакомый, – надо пробираться к городу.

– Темно, – возразил Василий. – Заблудимся.

– Нет, – уверенно ответил солдат. – Я помню карту. Там, за деревьями, река, она выведет нас прямиком к шоссе. Сейчас главное – не столкнуться с поисковыми группами противника. Они наверняка уже рыщут вокруг, как грязные собаки.

Выражения соратника снова вызвали в душе Василия волну смятения. Он не понимал, что такое уж необычное послышалось в словах солдата, но это явно не вписывалось в привычные Сюртукову языковые рамки.

– Тихо! – вдруг прошептал воин и потянул Василия к земле. – Ложись! Вот они!

Сюртуков приподнял голову и рассмотрел цепь темных фигур, которая медленно двигалась от плещущейся где-то за перелеском реки.

– Придется отбиваться, – возбужденно сказал напарник. – Занимай позицию здесь, а я отползу вон к тому углублению. Патроны не жалей…

– Понял, – обреченно ответил Василий и улегся поудобнее.

В неверном свете наступающего утра фигуры приближающихся врагов казались размытыми, и потому нормально прицелиться Сюртуков не рассчитывал. Когда Василий наконец решил, что дистанция позволяет вести более-менее точную стрельбу, он снял оружие с предохранителя и нажал на спусковой крючок. Выстрелы были не такими громкими, как ожидал Сюртуков, а отдача вовсе не отбивала плечо. Единственным неприятным ощущением после длинной очереди был легкий зуд в указательном пальце. Василий извлек пустой магазин и вставил на его место новый. Пока он выполнял эту процедуру, напарник тоже открыл огонь, но, в отличие от Сюртукова, не длинной, а короткими очередями. Враги почему-то не отвечали. Их цепь рассыпалась и слилась с землей. Теперь стрелять можно было лишь наугад. Противник не обнаруживал себя ни звуком, ни вспышками выстрелов. Не видя целей, Василий замешкался и, чтобы получше рассмотреть поле битвы, приподнялся на одно колено. В ствол сосны тотчас ударило несколько пуль. Сюртуков по-прежнему не видел ни вспышек, ни фигур вражеских солдат, а звуки ответных выстрелов скорее напоминали едва различимые хлопки пневматических винтовок. Внезапно что-то толкнуло Василия в плечо, и он потерял равновесие. Левая рука тотчас онемела и выпустила цевье автомата. Оружие ткнулось стволом в мягкую землю, а Сюртуков завалился навзничь. Он уже почти растянулся на хвое в полный рост, когда совсем рядом вспыхнула ослепительная молния и раздался громкий взрыв. Василий почувствовал, как взрывная волна приподнимает его над почвой и с силой швыряет на иссеченный пулями ствол сосны. От тяжелого удара в глазах Сюртукова поплыли красные пятна и он медленно сполз обратно на землю. Во рту оказалось полным-полно крови, а конечности перестали слушаться вовсе.

Василию почудилось, что время остановилось, а пространство приобрело вид упругой, сжавшейся вокруг его обмякшего тела сферы. Сумерки расцвели яркими разводами и неоновыми пятнами. Внутрь мячика этого усеченного варианта вселенной попала лишь многострадальная сосна и часть теперь бесполезного автомата. Сюртуков нашел в себе силы повернуть голову вправо и увидел еще и две пары остановившихся напротив ботинок.

– Бараны, – донесся до Василия тягучий, как патока, бас. – Если все остальные будут драться так же примитивно, как эти двое, победа достанется противнику.

– Надо было взять их живыми, – высказался второй. – Если мы будем убивать своих же воинов, то к концу учений можем остаться совсем без ударной группы.

– Лучше мы останемся ни с кем сейчас, чем когда высадимся на территории врага, – возразил первый. – В боевых учениях выживают сильнейшие. И если они справятся с этим последним экзаменом здесь, то смогут гарантированно выжить и на той стороне границы.

– Все равно это немного… слишком. – В голосе второго послышалось явное осуждение.

– Такова специфика службы в элитном подразделении, – равнодушно ответил первый. – Идемте, проверим точку проникновения. Я вполне допускаю, что попутным ветром кого-нибудь из этих идиотов могло занести и внутрь избушки…

– Да, в ближайшие пять-шесть недель это нежелательно, – согласился второй и усмехнулся.

– А вы знаете, что контрразведчики обнаружили довольно приличную группу офицеров, которые составляли план начала акции уже сейчас, не дожидаясь фазы максимального противостояния? – уже не таким деловым тоном, словно говорил о какой-то занимательной сплетне, спросил первый.

– Да что вы говорите?! – удивился второй. – Какая откровенная глупость! Надо быть особенно недальновидным, чтобы не понимать, насколько мы пока не готовы…

Голоса собеседников постепенно удалялись, а сфера сжавшейся вселенной все больше усыхала. Сюртуков сделал последний вдох и отчетливо понял, что он был именно последним. По телу пробежала судорога, и все закончилось…»

Я откинулся на спинку кресла и потер виски. Новые приключения Василия меня особо не тронули, но последний диалог неизвестных посредников на жестоких учениях странного подразделения показался мне заслуживающим особого внимания. В том, что Василий не выдумывал свои истории, а наблюдал их на самом деле, я уже не сомневался. Как – можно было выяснить позже, а вот реагировать на скрытые в этих откровениях сигналы следовало немедленно. Оставалось их расшифровать.

Гибель бродяги представлялась мне всего лишь рассказом о незавидной доле одного из тех, с кем наш взлохмаченный медиум был до последнего времени «на связи».

Вторая история была менее душещипательной, но зато информации в ней содержалось гораздо больше. Я достал блокнот и раскрыл его на той странице, где ранее уже записал несколько ключевых слов. В текущих расследованиях они играли важную роль, и потому я постоянно возвращался к составлению всевозможных комбинаций этих слов-улик. Теперь к «гильзе», «окурку» и «двойникам» добавились «точка проникновения», «фаза максимального противостояния» и «избушка», причем последнее я подчеркнул. Если я был прав и загадочные офицеры говорили о той самой избушке, где потерялась Лена, то очередной кошмар Василия приобретал совершенно особый смысл. Конечно, я мог и ошибаться, но слишком уж все лепилось к одному. В моей версии не было другой логики, кроме надежды на продолжение череды «неслучайностей», спровоцированных нашим вмешательством в это дело, но в последние сутки именно такой подход зарекомендовал себя как единственно верный. В общем-то абсурдность улик, невменяемость свидетелей и загадочность противника иного выбора нам не оставляли. Следовало действовать как угодно смело и нелогично, но обязательно результативно.

Что нам мешало? Я захлопнул блокнот и задумался. В отличие от нормальных расследований у нас был совершеннейший избыток фактов, но ни один из них не давал нам реальной зацепки и не указывал даже примерное направление дальнейших действий. Можно было засесть напротив избушки и ждать, когда оттуда выползут новые свидетели. Но в то же время мы имели шанс добиться от чекистов свидания с безумным стрелком из десятимиллиметрового оружия или права осмотреть останки двойника Лены. Также я не исключал возможности посетить с экскурсией морг, где хранились тела дублеров Василия. Хотя лучше всего нам было бы найти того, кто втянул нас в историю изначально…

Я встрепенулся и посмотрел на Красавчика. Мне вспомнилось, что Сюртуков признался в знакомстве с неким гражданином, который направил его прямиком в нашу контору, и в то же время первая история о приключениях Василия попала к нам с подачи напарника. Не один ли источник ввел в игру и басни, и самого «Эзопа»?

– Насколько я понимаю, из восьми запасных жизней у вас осталась только одна – своя собственная? – заметил Красавчик.

– Но вы же понимаете, что это бред?! – с надеждой спросил Сюртуков. – Это были не мои жизни! Я не знаю, как это объяснить, но самое большее, что связывает меня со всеми фигурировавшими в моих видениях людьми, были общие имя и фамилия. Возможно, я имел с ними мысленный контакт. Возможно, но это не означает, что я был всеми этими людьми физически!

– Не означает, – согласился Красавчик, – тем не менее, если раньше у вас было восемь братьев по разуму, теперь не осталось ни одного.

– Что же мне делать? – Василий запустил пальцы в волосы и сжал голову, словно намеревался выдавить из нее хотя бы одну дельную мысль.

– Наплюйте на все, – посоветовал мой напарник.

– Я хочу еще немного пожить, – испуганно ответил Сюртуков. – А что, если я действительно стою на краю пропасти? Вы обещали мне помочь!

– Но вы же отказались? – Красавчик усмехнулся. – Тогда, во дворе. Вы так эффектно ушли, что я даже представил, насколько громким получился бы хлопок дверью. Жаль, что ее там не было…

– Я погорячился, – громким шепотом сказал Василий. – Я все осознал!

– Прекрасно, – таким же шепотом ответил Красавчик. – Мы принимаем вас обратно, но больше поблажек не ждите!

– Я согласен! – торопливо ответил Сюртуков.

– Тогда собирайтесь, – по-прежнему издевательским шепотом приказал сыщик. – Поедете с нами.

Василий тут же бросился прочь из комнаты, и, пока он метался по квартире, собирая чемодан, мы получили возможность обсудить его байки.

– Мне очень не понравилась смысловая нагрузка последнего эпизода, – заявил Красавчик.

Я поморщился и попросил:

– Хотя бы на минуту отбрось свою манеру выражаться…

– Какие-то сволочи планируют напасть на нашу Родину, и я в это верю! – выдал Красавчик и уставился на меня в ожидании оценки.

– Нет, так еще хуже. – Я вздохнул. – Хотя верно по сути. Вот только откуда ты взял, что именно на нашу Родину?

– Ну, так ведь… – Красавчик замялся. – А бог его знает…

– Тебе не кажется, что нам пора срыть гору накопившихся вопросов одним махом? – спросил я.

– Ну ты, барин, и задачи ставишь! – Напарник покачал головой. – Каким образом?

– Разумнее всего будет встретиться с твоим информатором, – осторожно предложил я. – С тем, который подсунул нам дело Сюртукова.

– Исключено! – возмущенно ответил Красавчик. – Мы же договорились!

– Договорились, что не будем трогать его до тех пор, пока не возникнет крайняя необходимость, – напомнил я. – Думаю, что она уже возникла.

Напарник упрямо опустил голову и промолчал. Он не хуже меня понимал, что время действительно настало и дальнейшее промедление может нам серьезно навредить. Я не сомневался, что Красавчик согласится, но торопить его не стал.

– Я готов, – лихорадочно сверкая глазами, заявил Сюртуков.

Он появился на пороге комнаты с огромным чемоданом в одной руке и с теплой курткой, переброшенной через другую. Мы не стали уточнять, ко всему ли готов наш подопечный, и, молча поднявшись с кресел, покинули его квартиру.