– Я хочу, чтобы вы отправили этот груз в первую очередь! Как хотите, но через два дня коробочка должна стоять на складе нашего института, обклеенная бирками карго или ручной клади, меня не волнует! Я достаточно ясно выражаюсь?

Субъект, представленный мне, как новый начальник нашего транспортного отдела, промокнул цветастым платком потную лысину и кивнул. Я сердился потому, что мы совершенно выбились из графика, и выправить положение могло только чудо. Собственно, никто меня особо не подгонял, но четкость исполнения плана дисциплинировала, а для работников старой закалки это имело принципиальное значение. Гоша почему-то предпочитал иметь дело именно с такими кадрами: пронырливыми и живучими, но только когда они попадают в поле зрения начальства. Ему-то что, он сидит в своем кабинете и выслушивает доклады, а я должен носиться по континентам и подпинывать агентов, закупающих не освоенное отечественной промышленностью оборудование. Нет, я мог бы доверить это кому-нибудь другому, например, Олегу, но у него тоже дел невпроворот, как и у всех сотрудников. Так что путь мой лежит из одного аэропорта в другой без нытья и отдыха и так до самого старта «Ермака». Охрана от усталости бледнеет и теряет бдительность, все три смены пилотов спецрейса зевают и трут воспаленные глаза. Работа на износ. Вот улечу, тогда и отоспитесь, парни, а пока… Кружится голова. Мне и самому неплохо бы отдышаться где-нибудь на лазурном побережье… Нет, не пойдет, но присесть и выпить чашку ненавистного кофе необходимо. Какую по счету, седьмую или восьмую за утро? Не важно…

– Оплатите немедленно, – приказал я, до треска сжимая телефонную трубку. – Если бухгалтер не подписывает, увольняйте его, принимайте на работу нового и оплачивайте!

Нервы уже не выдерживают. Я же ученый, а не снабженец! Но тот, кто не может организовать рабочий процесс – работает сам. Все верно, только я организовать могу, а работать приходится не меньше. Парадокс…

– Кто такой Завьялов? Я вас спрашиваю! Что в нем такого особенного по сравнению со мной, например? Вот пусть и не выпендривается, а собирает чемоданчик и немедленно вылетает в Израиль. Если сорвет поставку, назад может не возвращаться!

Я раздраженно бросил телефон на соседнее кресло и залпом выпил остывший кофе. В шикарном зале для особо важных персон не было слышно рева взлетающих и садящихся самолетов, мягко журчали декоративные фонтанчики, едва слышно шелестела листва миниатюрной оранжереи, а солидные люди в сопровождении охраны и секретарей спокойно потягивали прохладительные напитки и неторопливо беседовали. Казалось, их не волнуют выкрики, доносящиеся из нашего раскрасневшегося стана, хотя многие наверняка беседуют обо мне. Я, почти устыдившись своей несдержанности, откинулся на спинку шикарного кресла и принялся разглядывать расписанный библейскими картинками потолок. Черте что, библейская тематика – в аэропорту! Готовят к вечности, на всякий случай? Четыре мощные театральные люстры вдруг одновременно замигали и стали медленно, как перед началом спектакля, гаснуть. Я, борясь с неприятным предчувствием, опустил глаза и обнаружил, что, кроме лысого начальника отдела снабжения, рядом никого нет. На опустевших креслах лежали забытые газеты, на столиках поблескивали запотевшие стаканы с облитым виски льдом и остывали крошечные чашки с кофе. Где-то надрывался телефон. Спрятанная в листве оранжереи птаха поперхнулась и прервала заливистую песню. Фонтанчики иссякли. Смолк даже незаметный ранее гул кондиционеров; от него остался лишь последний бесшумный выдох, пронесшийся, пожалуй, чуть сильнее, чем следовало, по залу и бесследно растворившийся в приличной кубатуре. Мой снабженец ошалело завертел головой, но, когда люстры почти погасли, испуганно вжался в кресло и замер. Я почему-то не боялся. Происходящее напоминало прелюдию кошмарного сна или начальные кадры триллера, не хватало душераздирающей музыки, но в моем состоянии все это воспринималось спокойно.

Он вошел молча. Грустный, усталый, неизлечимо больной, как в те весенние дни перед смертью, когда я видел его в последний раз. Человек, умерший пять лет назад. Сев напротив, он долго смотрел на меня, так же молча и без всякого выражения на осунувшемся лице.

– Ты материален или я могу пройти сквозь тебя? – спросил я храбрясь.

Он не ответил, продолжая сидеть неподвижно. Спустя минуту, в остаточном свете едва тлеющих спиралей люстр его силуэт немного раздвоился и поплыл по залу. Начальник снабжения сполз по креслу на пол. Я начал как всегда сердиться, но на этот раз не слишком искренне. Почему-то мне было даже весело.

– Свет! – крикнул я, сжимая кулаки.

Темный силуэт продолжал плавно кружить по залу.

– Свет, много света! – заорал я в полную силу.

Силуэт заметался, словно понимая, что происходящее контролируется вовсе не им. Под потолком между погасшими люстрами начали расцветать яркие красные и желтые созвездия. Они росли, меняя цвет на синий, розовый, фиолетовый. Их свет становился все ярче. Зал залил поток смешанных бликов, а затем вспыхнул ослепительный белый свет, окончательно прибивший летающую фигуру к полу.

– Ну, посмотрим, что ты за фрукт! – крикнул я и азартно схватил незнакомца за вполне осязаемое, теплое плечо.

Высокий и стройный, азиатской наружности оппонент, сверкнув черными глазами, впился длинными цепкими пальцами в мое предплечье и бедро, пытаясь опрокинуть меня или удержать. Ничего знакомого в чертах его лица уже не было. Хотя он похож на того азиата, что стрелял в Музу… Или мне кажется?.. Нет, не похож… А что вообще происходит? Что это за сцена в аэропорту? Воспоминание? Нет, не мотался я по странам перед отлетом на «Ермаке», для этого у нас был целый отряд агентов, молодых и энергичных. Сон? Сон! Тогда следует проснуться, да побыстрее. У меня только двенадцать часов на доработку «искривителя», не хватает еще проспать собственную жизнь! Как бы отцепить от себя этого Али-бабу?

– Эй, снабженец! – заорал я, косясь на испуганного торговца. – Тресни его чем-нибудь по затылку! Скорее, иначе мы будем так бороться вечно!

Снабженец, как ни странно, поднялся и на негнущихся ногах подошел к моему врагу сзади. Ухватив с ближайшего столика за удобное горлышко бутылку «Белой лошади», он размахнулся и резко опустил сосуд на голову азиата. Звон разбитого стекла вырвал меня из объятий кошмара и вернул в капитанскую каюту «Ермака».

– Первый раунд за тобой, – сообщила мне Лена, осматривая голову лежащего ничком на полу Алика. – Придется наложить пару швов, но жить будет.

– Всем сортам виски всегда предпочитал «лошадь», – сказал я и усмехнулся. – А кто был третьим? Кто махал бутылкой?

– А кто у нас на корабле лысый, но смелый?

– Только Сомов, но он же в анабиозе?

– Порядку это, видимо, не важно, вы сражаетесь не здесь и не друг с другом, ты же не станешь арестовывать Алика за то, что боролся с ним во сне. Это, кстати, был не сон, а наваждение. Заметь, ты победил. Это говорит о твоем глубоком знании предмета своих исследований.

– Не понял.

– Ты почувствовал, когда поле сгустится, и вызвал «свет», это хорошо.

– Ты, что же, за всем наблюдала?

– Да.

– Как?

– Трудно объяснить, может быть, попозже я и попытаюсь, но сейчас у тебя нет времени на беллетристику.

– Да, пожалуй, – я все искал глазами осколки, но, не найдя, спросил Лену, – а где бутылка?

– А где Сомов?

– Но рана…

– Совершенно верно, потому я и говорила, что этот враг не менее реален и опасен, чем ваши громилы.

– Мы же переколотим друг друга, пока я буду возиться с «искривителем»…

– Именно об этом я тебе и твержу. Вернуться, пока не поздно.

– Еще раз нет! Основной блок «искривителя» рассчитан только на десять-двенадцать переходов из нормального пространства в безвременье и обратно, отбросить возможность исследовать лишнюю область Вселенной я не могу! Я уже сообразил, как усовершенствовать аппарат без остановки, дополнительный блок остается только собрать и подключить к основному. Мне нужен помощник – ты сгодишься – и три часа времени. Все, за работу!