Апрель – это месяц надежд. Впереди теплые дожди и летние рассветы после коротких, напоенных цветочными ароматами ночей, впереди жаркие солнечные дни и благодатная тень от зрелой, насыщенной зелени. Впереди лето, а это каждый раз целая жизнь. Особенная, настоящая жизнь. Не размазанная по стеклу косыми потеками готовой в любой момент замерзнуть осенней слякоти и не звенящая на морозном январском ветру единственной протяжной нотой. Лето – это жизнь во всем ее многообразии и без купюр. И начинается она каждый раз с влажного апрельского ветерка, с первой грозы, с робкой травы на преющих газонах и сумасшедшего восторженного гомона птичьей мелюзги. Апрель двадцать пятого года, быть может, и не сулил ничего вышеперечисленного, но все равно оставался месяцем надежд. Хотя бы на то, что ни май, ни последующие месяцы не принесут новых испытаний. Верили в лучшее далеко не все, но все надеялись. И это было гораздо важнее. В твердой убежденности есть хороший посыл для работы, а в надежде – видение цели. Когда требуется сделать что-то «от и до», лучше иметь убежденность, когда же фронт работ необъятен, чтобы не опустились руки, нужна цель.

Великий Князь Преображенский окинул взглядом зал для торжественных приемов. У собравшихся гостей цель была. И была она той же, что и у него самого. Восстановление Объединения Вольных Княжеств и прочный мир. Цель довольно обобщенная, но более конкретные формулировки заняли бы многие терабайты одного только текста, даже без анимации, графиков и видеоиллюстраций. Великокняжеские специалисты и правительства отдельных субъектов Объединения насочиняли тьму-тьмущую планов и конкретных программ преодоления кризиса. И это было правильно. Чем мять друг другу бока, пусть лучше занимаются делом. Пусть живут и созидают, пусть учатся и постигают, пусть творят и открывают, пусть детей рожают, в конце концов.

Сергей Павлович перевел взгляд на родных и близких, расположившихся по правую руку от его трона. Княжна Оксана с Иваном на руках, ее фрейлина Катерина и Маша, дочка Оксаны. На душе сразу потеплело. Ради этих людей стоило драться и выдерживать все испытания. Ради них и сотен миллионов других подданных. Хотя последнее верно лишь отчасти. Даже для Великого Князя такая громадная масса людей не имеет лиц, кроме лиц тех, кого он видит каждый день, чьи заботы он способен разделить и чье мнение он слышит. Ведь князь – не Бог. Обычный человек. И назови его Великим Князем или Императором, как по наущению Вяземского требует сделать Совет ОВК, ничего не изменится. Всевидящим и всемогущим главе государства не стать и не избежать новых ошибок, просчетов и недоработок. А значит, не угодить всем этим сотням миллионов. Но этого и не нужно. Следует просто думать о близких, советоваться с теми, кто рядом, и периодически ставить себя на их место. Вот и весь рецепт успешного правления.

Оксана заметила, что Преображенский смотрит на нее, и улыбнулась.

– Ваня, помаши папе, – она развернула упитанного карапуза лицом к Сергею Павловичу. – Скажи: папа…

– А-а, – пропел Ваня, одновременно пытаясь засунуть в рот сразу два кулачка. Это не получилось, и тогда он принялся тереть глаза и кукситься.

– Баиньки хочет, – прощебетала Катя. – Оксана Ивановна, давайте я его унесу в покои.

– Не надо, Катя, он еще бодренький, просто зубки режутся, вот он и волнуется. Мы еще посидим с папой.

– Катя, а у тебя ребеночек уже шевелится? – с детской непосредственностью спросила дочка Оксаны, прижимаясь щекой к тщательно задрапированной пышным платьем талии фрейлины.

– Да, Машенька, – Катя погладила ее по голове. – И сердечко бьется, слышишь?

– Быстро-быстро, – прошептала девочка. – Здорово! Ой, он меня толкнул!

Сергей Павлович улыбнулся и снова обратил внимание на гостей. Ему было бы гораздо приятнее повозиться с детишками и послушать успокаивающее щебетание женщин, но не сейчас. Князь сам назначил мероприятие на этот день. Прием в честь Дня Мира, так его именовали официальные инфоканалы. В кулуарах дворца цели собрания обсуждались уже две недели. Во-первых, придворные и гости ожидали, что Сергей Павлович представит всем княжну Оксану как свою будущую жену, во-вторых, князь Вяземский должен огласить решение Совета о вынесении на общенародное голосование предложений об изменении государственного устройства и статуса главы ОВК. Если проще, об объявлении ОВК Империей и Преображенского Императором. Сергею Павловичу все это не слишком нравилось, в первую очередь потому, что конституция новой Империи была практически копией конституции ОВК, лишь с более широкими полномочиями центральной власти. Менять названия, не меняя сути, князь считал неразумным. Да и от самого слова «Император» его слегка тошнило. Но не отрекаться же от власти, лишь бы избежать титула. В нынешней трудной ситуации это будет просто предательством. Ведь когда в государстве не создано эффективной Системы, только и остается, что уповать на конкретную Личность. В ОВК все так и было: система была разрушена Катастрофой и войной, и люди надеялись только на твердую руку Великого Князя. В общем, Сергею Павловичу пришлось-таки согласиться, чтобы абсолютно послушный Вяземскому Совет сделал правителю ОВК «приятное». И в том, что все подданные, даже на Марсе и в недавно бунтарских Колониях, дружно проголосуют за «меморандум Вяземского», как его окрестили журналисты, никто уже не сомневался. Сергей Павлович в первую очередь.

Преображенский кивком ответил на приветствие бургомистра Вальтера. Глава правительства космического города Эйзен расположился поблизости от тронного возвышения в компании с генеральным инспектором Паниным, послом Колонии Рур Ермаковым и главой Совета Медеи мастером Толстовым. После успешного завершения войны и капитуляции коалиционных сил Вальтер и Толстов из всех колонистов оказались в наиболее выгодном положении и потому сейчас чувствовали себя почти в своей тарелке. «Почти» потому, что их армии в битве за долину Бергман сражались все-таки не на той стороне. Но в дальнейшем и Вальтер, и Толстов сделали правильный выбор и получили полную амнистию. Рядом с Ермаковым сияла его дочь, Шура. В дорогом вечернем наряде, с бокалом шампанского в изящных пальцах, она была великолепна. Преображенский только теперь понял, почему сходил с ума его любвеобильный адъютант. Такая девушка могла вскружить голову любому мужчине. Даже самому суровому и уравновешенному. Например, такому, как начальник великокняжеской охраны майор Трошкин. Взгляд Шурочки то и дело возвращался к его статной фигуре, и, когда им удавалось встретиться взглядами, улыбка на лице девушки становилась просто лучезарной. Посол Ермаков, похоже, видел, на кого смотрит его дочь, но ничего не говорил, только снисходительно улыбался. Видимо, выбор дочери он одобрял. Сергей Павлович был с Ермаковым полностью солидарен. Трошкин человек надежный. Не то что этот шалопай Горохов…

Адъютант-капитан Горохов мелькал у входа в зал. Ему предстояло встретить и проводить к Великому Князю главных гостей празднества: Главного инженера Кноппуса и сопровождающих его Старшего техника Миллора и посла Технократии в ОВК инженера Гориннуса. Они прибыли еще вчера и успели пообщаться с Преображенским в приватной обстановке, но протокол требовал торжественной встречи, и Горохов, как ответственный за протокольные мероприятия, старался сделать все «по высшему разряду».

Мысли Сергея Павловича ненадолго вернулись к вчерашней беседе. Технократы довольно подробно изложили все новости зарубежья. В основном вести были приятными. После исчезновения Щукина все золотые солдаты его армии снова впали в странную спячку, а те, которых все-таки выкопал из-под песка пустыни Каралл Великий Ергелан, даже не вышли из энергетического транса. «Оживить» золотых предков не помогли ни шаманские ухищрения, ни новейшие научные подходы. Ученые Отдела Разведки на Ромме внимательно следили за попытками чинидов и пришли к выводу, что все дело в защитной программе невидимых энергетических капсул, по сути – мини-эргов. Видимо, снять их защиту мог лишь тот, кто умел управлять энергоуровнями. Например, получеловек-полухранитель Щукин, или Ван Ли, прямой наследник Техноэргуса. Решив, что Щукин подсунул «бракованную» пещеру, Тиран еще месяц метался, как зверь в клетке, и рассылал по планетам поисковые отряды, но не нашел больше ни одной энергокапсулы. От огорчения он прогнал всех союзников и даже княгиню Татьяну. («Говорят, ее позже видели на Ганимеде, видимо, к Василию она не вернулась, а может, и он ее не принял…») Расстроенный неудачами Тиран вернулся на Торбан: зализывать раны и ковать оружие. Так что временно его можно не опасаться. Таковы были новости зарубежья.

Сергей Павлович в ответ рассказал, как идут дела в ОВК. А шли они примерно так же. Не сказать, что блестяще, но явно «на поправку». Когда вернулся князь и верность ему открыто подтвердили Рур, Эйзен и Медея, все прочие колонисты тут же поняли, что без чинидов, а теперь еще и без поставок оружия от «РУСТа» война проиграна. Они расформировали свои войска и заявили сначала о нейтралитете, по примеру Ганимеда, а затем и о возвращении под знамена единого государства. А вот с марсианами дело пошло не столь гладко. Они играли в независимость до последнего. Пока наконец-то командор Трентон не поднял мятеж и не увел почти две трети флота «спейсрейнджеров» на лунную базу «Гагарин». Оставшись без армии, марсиане были вынуждены сложить оружие и вновь признать власть Великого Князя. Что они и сделали, в обмен на амнистию. За ними тут же последовал Тритон, а чуть позже и Титан. Наступил на горло своей гордости даже Бородач. Преображенский не простил ему предательства и многочисленных военных преступлений и отдал Василия под трибунал, но, учитывая его роль в победе над Щукиным и общую тяжелую ситуацию, приговор ему светил не очень суровый. Лишение княжеского титула, изгнание с Европы и пожизненная ссылка в дальние Колонии. Скорее всего, на Грацию.

Мысли Преображенского вновь вернулись к текущему моменту. Поскольку высокие гости из Технократии прибыли, пришла пора произнести речь. Сергей Павлович уже собрался подняться, но тут к трону подошел Воротов – теперь уже генерал и министр обороны ОВК.

– Пришел Ван Ли, – негромко доложил Игорь. – Просит встречи.

– Срочно? – Преображенский взглядом указал на Кноппуса, а затем и других гостей. – У меня сейчас как раз речь…

– Говорит, ему пора уходить и конца церемонии он не дождется.

– Уходить? – Сергей Павлович с тревогой взглянул на генерала. – В каком смысле?

– Не знаю, – Воротов развел руками. – Вряд ли в фатальном. На вид он вполне здоров. Хотя кто его поймет? Он же как бы «временно воскресший», может, у него срок «заклятия» заканчивается или что там… Не знаю, ваша светлость.

– Придется выйти… Горох!

– Я, ваш свет!

– Мне требуется срочно отлучиться. Речь я произнесу за столом. Рассаживай гостей.

– Протокол же, ваш свет! – Капитан страдальчески заломил руки. – Нельзя ритуалы нарушать, несолидно это!

– Сделай вид, что так и задумано, – отрезал князь. – Я скоро. Пока все рассаживаются, вернусь.

– Дело-то минутное!

– А ты затяни, – посоветовал Воротов. – Не в рог труби, а лично всех обойди и пригласи к столу.

– Ну да, – Горохов насупился, – придумаете тоже! Что я, кадет на побегушках?

– Тогда соображай. Но полчаса его светлости обеспечь. Да так, чтобы никто ни о чем не догадался.

– Понял я, понял, – капитан вздохнул. – Будем импровизировать.

Он быстро пошептался с Катериной и княжной Оксаной и, деловито потирая руки, обернулся к Преображенскому.

– Сергей Павлович, в традициях записано, что вы лично должны наследника в покои отнести. В знак… э-э… того, что… э-э… новая эпоха будет безопасной и… короче… обещает мирный, крепкий сон и стабильную богатую жизнь будущим поколениям! Как раз, пока гости рассаживаются…

– На ходу придумал? – Сергей Павлович усмехнулся. – Хорошо. Белыми нитками по черному бархату, но пусть будет такая версия. Ванечка, иди ко мне, отнесу тебя к нянькам…

Он подхватил сына на руки и, под умиленные вздохи фрейлин и прочих дам, степенно удалился в покои. Горохов к этому моменту уже трижды шепотом повторил варианты версии и на весь зал озвучил наиболее удачный. Похоже, что все гости остались довольны и протокол устоял. «А если бы и рухнул, – подумалось Горохову, – кто б из них посмел это заметить и выказать недовольство? Империя, значит, империя. Это вам не Объединение на вольных началах. Попали вы, граждане… в смысле, дорогие подданные, ох и попали…»

Ван Ли поджидал Сергея в смежной с детскими покоями гостиной. Князь сдал полусонного сына на попечение нянек и расположился в кресле напротив гостя.

– С момента моего возвращения мы видимся впервые. Ван Ли, почему ты скрылся сразу после нашего триумфального возвращения на Землю и почему снова появился только сейчас?

– В моей помощи не было необходимости.

– А теперь она снова возникла? – Сергей Павлович насторожился.

– Нет, – Ван Ли рассмеялся. – Ты стал нервным, Идущий. Все хорошо. Поэтому я и пришел. Проститься. Я снова уйду, но теперь уже навсегда.

– Ты так и не рассказал, как тебе удалось вернуться.

– Разве теперь это важно?

– Ты обижаешь меня, Ван Ли. Разве мы не друзья?

– Друзья.

– Почему же ты думаешь, что меня не волнует судьба друга?

– Это слишком долгий рассказ. Мне просто не хватит времени, чтобы его закончить. А впрочем, ты сможешь закончить его сам. Для этого тебе потребуется не так уж много. Просто задумайся о вариантности пространства-времени и относительности небытия. Вселенная – сложный, живой организм, она не подчиняется никаким алгоритмам. Вся ее жизнь – не правила, а сплошные исключения. Вот поэтому мне не сразу, но удалось выбраться из небытия. В основном за счет умения преобразовываться в энергетическое состояние. Просто в этом я оказался не столь силен, как тот же хранитель-Щукин…

– Когда он был действительно наполовину хранителем, – уточнил Сергей.

– Да. В то время он был гораздо сильнее меня.

– Но ты справился и сумел воссоздать свое тело и вернуть в него душу. Почему же ты сам не слетал в Техноэргус и не исправил ситуацию? Капкан наверняка пропустил бы тебя, особенно при поддержке Слуги.

– На самом деле не все в мире реально, и то, что стыкуется в одном измерении, несовместимо в других, – Ван Ли вздохнул и виновато улыбнулся. – Ты видишь меня сейчас потому, что в мире пространства-времени небытие относительно, вспомни наш давний разговор в дворцовом парке на Каллисто, а вот в капкане я не выжил бы. Человек не должен жить так долго, если только он не вечный узник в мире Техноэргуса. Человеку неподвластно время, будто он какой-то Эрг или хранитель. А я жил. Ловушка посчитала бы это отклонением и не выпустила меня. Но главное – она не пропустила бы меня в Техноэргус. Так что без тебя, Идущий, ничего бы не вышло.

– Но ведь меня могло не быть вовсе. А проблемы в Первополе все равно привели бы к катастрофе. Кто встал бы на защиту человечества и пространства, не родись я на свет?

– Не знаю, – Ван Ли печально улыбнулся. – Но так уж вышло, что обстоятельства сложились удачно.

– Удачно? – Князь задумчиво покачал головой. – Возможно. Хотя не могу не обратить внимания на два подозрительных факта: во-первых, так и не исчез Рубеж. Теперь он не такой, каким был во время Катастрофы, – он снова превратился в безобидный гигантский тор. Но ведь не исчез. Мы по-прежнему имеем доступ в пространство Технократии, а они в наше…

– Разве это плохо? По нынешним временам человечеству лучше держаться вместе.

– Согласен, не плохо. Просто подозрительно. И второй момент: за Рубежом теперь нет энергооблаков, но зато остались червоточины, проходя через которые корабли технократов и чинидов накапливают энергию стабилизированной неизвестным полем аннигиляции. Что это? Результат работы «правильного» Изначального поля? Но не будет ли это началом похожей истории?

– Вспомни о свойствах многомерного капкана, Идущий, – Ван Ли хитро улыбнулся. – Он выпускает на волю лишь то, что целесообразно, и тех, кто не навредит Галактике. Вряд ли из-за одного дефектного Первополя следует ставить под сомнение совершенство всех программ Техноэргуса. Если капкан выпустил Эрга и матрицу Изначального поля, значит, это правильно. Мой тебе совет: лучше не забивай себе голову пустыми размышлениями, а подключайся к новой базе данных и попробуй найти ответы на все загадки Вселенной.

– Разве это возможно? – Сергей Павлович недоверчиво взглянул на Выжившего.

– Не сейчас, позже, – согласился Ван Ли. – Это надо будет сделать, когда Изначальное поле наберет и обработает достаточное количество информации.

– И когда конкретно?

– Кто знает, князь? – Ван Ли развел руками. – Кто знает? Ясно одно: если Изначальное поле кого-то и допустит до таких знаний, так это тех, кто побывал в капкане и вышел из него. Тебя и твоих товарищей. Более надежной проверки на благоразумие не существует… Ну а теперь, мой друг, я уйду. На этот раз добровольно и навсегда. В новое информационно-энергетическое поле, к Эргу и душам наших общих предков…

Он тяжело поднялся. Сначала Сергей Павлович подумал, что Ван Ли «уйдет» фигурально, что он растворится в воздухе, как в свое время исчез перстень-матрица, но Выживший просто направился к двери и, на мгновение остановившись у порога, вышел. Дверь за ним закрылась плавно и бесшумно. Князь мог бы его задержать еще ненадолго или хотя бы окликнуть, но не стал этого делать. Он знал, что это бессмысленно. Идти, не останавливаясь и не оглядываясь, – в этом смысл жизни людей, однажды прошедших лабиринтами многомерности. Он и сам теперь не сможет остановиться. Шаг за шагом, день за днем, вперед, и только вперед. И путь его будет продолжаться вечно. Только теперь не с небес, а за их пределы…