Глава 6
Большие неприятности

Человек не выбирает места для своего появления на свет, не дано ему выбрать и день своей смерти, – вымолвила Найя Акра, и то были первые слова погребального обряда. Разумеется, изречение Йездана Сероокого из Книги Начала и Конца.

Они находились в святилище, в том круглом и почти пустом помещении, куда Тревельян как-то забрел по ошибке. Тут не было ни световых картин, ни мебели, кроме большого треугольного стола, на котором сейчас, в прозрачном огихоне, устройстве для утилизации трупов, лежал ньюри Джеб Ро. Рядом с этим вытянутым шестигранным контейнером стояла чаша-тока, похожая на розовую раковину, а в ногах у координатора высился погребальный кувшин, расписанный традиционным узором, ромбами и треугольниками вечернего цвета. Все девять достойных кни’лина были тут, и верующие похарас, и неверующие ни – все, исключая слуг, еще более равнодушных к религии, чем их господа. Слуги – а если говорить конкретно, Ори и Тикат – свое дело уже сделали, подготовив огихон с телом покойного и достав со склада кувшин. Остальное их не касалось, и никто не собирался объяснять им, где и как погиб координатор.

– У нас есть только то, что мы теряем, – произнесла Найя Акра, психолог и жрица Йездана. Ее тощие голые руки застыли над чашей; в пальцах серебристой змейкой подрагивал узкий ритуальный клинок. – Ньюри Джеб Ро потерял главное – жизнь, и больше нет у него ничего, кроме нашей памяти, нашей благодарности и принесенной нами жертвы крови.

Девять кни’лина окружали стол с чашей, кувшином и контейнером: трое похарас и Иутин – у одной стороны треугольника, пятеро ни – у другой. Стол был велик, но все же они находились близко друг к другу; видимо, в этом случае правило коно соблюдалось с меньшей строгостью. Что до третьей стороны стола, то она предназначалась для покойного, и потому Тревельян, приглашенный на церемонию, занял место у стены, за спинами коллег. Дабы соответствовать печальному случаю, он облачился в синий, траурного цвета комбинезон, тогда как остальные были почти обнаженными. В Книге Начала и Конца сказано: нагими приходим мы в этот мир, и нагими должны поклоняться божеству и провожать усопших. В соответствии с этим правилом даже ни, не слишком почитавшие Йездана, отдали дань традиции, раздевшись догола и обернув чресла темно-синими шарфами. Дамы предпочли передники, которые сзади не скрывали ничего, так что Тревельян мог любоваться роскошными ягодицами и изящными бедрами Ифты Кии. Когда ему надоедало это зрелище, он переводил взоры на Третью Глубину, сравнивая первого генетика со вторым.

Найя Акра, склонив безволосую голову с бледной кожей, принялась перечислять заслуги, награды и посты усопшего. Ее речь заняла около получаса, и за это время Тревельян решил, что, пожалуй, ножки у Третьей Глубины полнее, чем у Ифты Кии, зато талия тоньше. Хотя, конечно, каждая в своем роде хороша, невзирая на отсутствие причесок… Эти наблюдения помогали ему скрасить монотонность обряда. Заодно он припомнил, что кни’лина относятся к наготе совершенно иначе, чем его соплеменники. В одних ситуациях полагалось носить парадную одежду, в других, не менее торжественных, являться едва ли не нагишом, в ритуальных шарфах или передниках различной окраски. Это относилось не к одним лишь религиозным церемониям и похоронам; так, представляться императору похарас тоже надо было обнаженным, чтобы владыка убедился в отсутствии оружия и боевых имплантов. К счастью для земных дипломатов, никто из них не удостоился подобной чести.

Узкий клинок в руке Найи Акра пришел в движение: она уколола палец и капнула в чашу кровь. То была привилегия жрицы, руководившей обрядом – принести жертву первой. Второй жертвовала кровь Ифта Кии, из экипажа станции самый близкий покойному человек. Склонившись над чашей, она повернулась в профиль к Тревельяну, нервно переступила стройными точеными ногами. Лицо у нее было как у испуганной девочки.

После секундного колебания жрица протянула клинок Первому Лезвию, который отныне возглавлял экспедицию. Формально это являлось признанием его власти со стороны похарас, но Ивар заметил, как Зенд Уна бросил на антрополога ненавидящий взгляд, а затем одарил таким же Третью Глубину. Женщина презрительно вздернула голову, однако новый координатор остался невозмутим. Капнув кровь и оглядев с надменностью подчиненных, он произнес своим резким голосом:

– Как сказано у Сероокого, можно не верить в бога, но нужно его любить. Или хотя бы почитать, выполняя должное так, как он заповедал.

После него, в порядке строгой иерархии, жертву принесли остальные: хмурый лингвист Зенд Уна, биолог Второй Курс, к которому вернулось обычное безразличие, Третья Глубина, выдавившая крохотную каплю из мизинца, Четвертый Пилот, ботаник Пятый Вечерний и, наконец, Иутин. Гигант ботаник взял у Иутина нож, повернулся было к Ивару, но Найя Акра быстро сказала: «Это лишнее». Мышцы на огромной спине Пятого Вечернего напряглись, секунду он размышлял, затем, пожав плечами, вернул клинок жрице.

«Молчишь? – раздалось в голове Тревельяна. – А ведь это, парень, оскорбление! Как прикажете понимать? Наша кровь недостаточно голубая?»

«Не заводись, дед, не надо, – мысленно отозвался Тревельян. – Сказать по правде, Джеб Ро не был мне троюродным кузеном, да и близким другом тоже. Симпатий я к нему не питал, так что обойдется без моей жертвы».

«Не питал симпатий, говоришь? А кому ты тут симпатизируешь? – взъярился командор. – Двум этим бабским задницам? Уставился на них, как пилот на расписание полетов!»

«Ты что-то имеешь против? Ты, который был четырежды женат, не считая мелких интрижек!»

«Против? Да, имею! Во-первых, это задницы не наших женщин, а во-вторых, дискриминация с жертвой очень подозрительна. Вдруг следующим номером тебя обвинят в убийстве?»

Тревельян молча признал, что такой поворот событий вовсе не исключается. Они с Иутином и Вторым Курсом прибыли на станцию несколько часов назад, и новый координатор, встретивший их в шлюзовой, тут же изъял кристаллы с записями. Все пять – Тревельяна, кристаллы Джеба Ро, Второго Курса и Иутина, а также запись, которая велась птицей-киберразведчиком. Была ли эта реквизиция символическим актом, демонстрацией власти, которой так жаждал Первое Лезвие – и, наконец, приобрел? Или, как было им сказано, это лишь необходимая предосторожность? Что вполне разумно, с неохотой признал Тревельян; если записи кого-то уличают, то узнать об этом первым должен руководитель экспедиции. Вот только захочет ли он поделиться этим знанием?.. И с кем?.. Пока Первое Лезвие записи не просмотрел, а только расспросил троих прибывших с планеты. Имелось у него и другое занятие, очень важное с точки зрения кни’лина: подготовить ритуальную церемонию. Как бы антрополог ни относился к Джебу Ро, а проводить усопшего в погребальный кувшин надо было со всем пиететом.

Что до Ивара, то он, обдумывая трагедию у пещеры терре, пришел к определенным выводам. Прежде всего полагалось исключить троглодитов; согласно подсчетам командора, все они лежали мертвые в своем убежище, и ни один из них не мог добросить копье до опушки. Тазинто?.. Свалить вину на них и счесть эпизод несчастным случаем очень удобно для сохранения на станции мира и покоя. Но это спекуляция, и только! Очень сомнительно, чтобы какой-то дикарь отвлекся от расправы с терре, вернулся на поляну, отложил свое оружие, подобрал дротик и проткнул им Джеба Ро в обличье соплеменника. Психологически не оправданный акт! Никак не оправданный! Тем более, что координатор, пристально наблюдавший за схваткой, заметил бы злоумышленника и постарался бы как-то защититься или вызвать на помощь Второго Курса. Но этого не случилось; к тому же поза, в которой лежало тело Джеба Ро, подсказывала, что смертельный удар был для него полной неожиданностью. Значит, копье бросили с дальнего расстояния и с огромной силой.

И очень точно! Наконечник вошел меж ребер и проткнул сердце, смерть наступила мгновенно… Тревельян полагал, что сам он, будучи в коже, смог бы нанести такой удар. Но не нанес, использовав дротики против тазинто. Второй Курс, если учесть его подвиги в пещере, бесспорно сумел бы поразить координатора, и Иутина тоже нельзя было сбрасывать со счета. В этой истории имелись два ключевых обстоятельства: физическая возможность уничтожить Джеба Ро и тайная причина к подобному деянию. Убийство задумали так, чтобы виновным сочли терре или тазинто, и, размышляя над этим, Ивар подумал, что, пожалуй, на кристаллах наблюдателей ничего криминального нет – все четверо следили не друг за другом, а за побоищем. Только запись птицы-робота, панорамная съемка с высоты, могла бы прояснить ситуацию, и на месте нового шефа он изучил бы ее в первую очередь. Хотя и от птицы нетрудно укрыться – скажем, в той же пещере или под деревьями…

– Сейчас мы скорбим, но помним сказанное Серооким: время стирает память о случившемся. В этом наше утешение. Йездан велик! – провозгласила Найя Акра и подняла жертвенную чашу. Ее тощие ягодицы и костлявые ноги на миг приковали внимание Ивара, потом он перевел взгляд на огихон. Контейнер раскрылся, и кровь пролилась на грудь покойного; кровяное пятнышко было почти незаметным на его малиновом камзоле. Акт символизировал скорбь провожающих – частица их плоти смешается с прахом Джеба Ро и сохранится навечно в его погребальном кувшине.

– Йездан велик! – вслед за жрицей повторили двое похарас и Иутин. Что до пятерых ни, те ограничились жестами печали.

– Йездан велик, – внезапно произнес Тревельян на диалекте похарас. К нему обернулись, кто с гневом, кто с недоумением. Он ответил кни’лина вызывающим взглядом, будто подтверждая свое право проститься с усопшим.

– Воистину велик, – с хмурым видом молвила жрица. Видно, решила не устраивать скандал на такой торжественной церемонии.

Крышка огихона опустилась, девять человек у стола замерли, прощаясь с покойным. Ивар оглядел нагую спину Второго Курса, потом фигуру третьего генетика. Сложение обоих было скорее скромным, чем героическим – никаких выпирающих мышц и широченных плеч, как у Пятого Вечернего. Но в технологическую эру это не говорило ни о чем. Абсолютно ни о чем, если вспомнить чудеса фармакопеи, тайно вживленные импланты, психокинетический контроль и всякие штучки вроде кожи, силовых браслетов и так далее.

Что-то у них имелось на Сайкате, решил Тревельян. Не излучатель, не лазерный хлыст, но какое-то средство или способ, дающие гарантию личной безопасности. Второй Курс продемонстрировал это в явном виде, когда крушил в пещере дикарей, но у Иутина тоже могла оказаться некая хитрая штучка – не потому ли он выспрашивал, есть ли оружие у компаньона?.. Теперь эти расспросы казались Тревельяну подозрительными, словно третий генетик хитрил и прикидывал, удастся ли при случае подставить землянина. Так что они оба, и Курс, и Иутин, располагая каким-то прибором или снадобьем, могли прикончить координатора – во всяком случае, имели к тому физическую возможность.

Причина? Мотивы Второго Курса были неизвестны Ивару, а вот у Иутина они имелись. Он, похоже, чувствовал себя ущемленным, занимая самую низшую позицию в иерархии достойных, которые знали, как, для чего и зачем он нанят. Работать, чтобы твои труды приписали не очень толковой красотке, любовнице координатора… продать свой опыт, свой талант за деньги или какие-то иные выгоды… поступиться научной честью… Позор! Позор для земного специалиста, а для кни’лина, с их гипертрофированной гордостью и болезненным самомнением, позор вдвойне и повод для мести! К тому же еще и сословная ненависть: Джеб Ро – аристократ, и женщина его тех же кровей, а Иутин – презираемый зинто.

Зинто… Что бы это значило – зинто? Какой-то мелкий клан, близкий к похарас? Но почему Мозг СИС отказывается говорить об этом? Где тут тайна?.. В чем?.. Он припомнил формулировку отказа: «Информация не может быть выдана, ньюри Тревельян, так как затрагивает внутренние дела расы кни’лина…» Возможно, зинто не клан, а социальная категория, прослойка между слугами клана и правящей кастой? Возможно, зинто – преступники, диссиденты или члены особой политической партии? Или же этот термин означает некое уродство, физиологическое отличие, определенный облик – все-таки внешность у Иутина весьма неординарная… Может, он мутант или потомок мутантов? Может, не все генетические преобразования в эпоху Метаморфозы были удачными, и среди выживших появились особи странной породы – с карими глазами, а не серыми, зелеными и голубыми, как у остальных кни’лина?

Первое Лезвие сделал разрешающий знак, и жрица включила огихон. Мелькнули алые сполохи, и труп покойного Джеба Ро исчез, превратившись в горстку праха. Тонкая серая струйка потекла по днищу контейнера, ссыпалась в погребальный кувшин, который Найя Акра запечатала приготовленной заранее пробкой с электронным замком и памятным кристаллом. Кристалл хранил все данные о бывшем координаторе, всю его биографию от момента рождения до смерти. Ифта Кии протянула руки к кувшину, но Первое Лезвие ее опередил: пальцы антрополога цепко обхватили горлышко сосуда.

– Не торопись, достойная. Прах близкого будет тебе возвращен, но спустя некоторое время. Ньюри Джеб Ро погиб при необычных обстоятельствах, в которых я желаю разобраться перед докладом на Йездан, а до того кувшин побудет у меня. – Взгляд колючих серых глаз коснулся поочередно Тревельяна, Иутина и Второго Курса. Затем антрополог кивнул в сторону выхода. – Обряд закончен. Можете расходиться.

Святилище опустело. Тревельян вышел последним, миновал Йездана с раскрытой Книгой и направился в парк. Перебравшись в земной сектор и шагая по коридору к своим апартаментам, он все еще размышлял о Втором Курсе, Иутине и их возможных мотивациях. Советник, уловив нить его раздумий, поинтересовался:

«Думаешь, кто-то из них проткнул плешака?»

– Не исключаю. – Ивар нахмурился. – Возможен, конечно, и третий вариант, что-то непредусмотренное, неожиданное… Чечельницын, у которого я слушал курс инопланетной криминалистики, утверждает, что…

«Не доверяй авторитетам, – перебил командор. – У них одна болезнь – недостаток практики. Ты наблюдатель; так верь собственным глазам и крути мозгами».

– А я что делаю? – с раздражением отозвался Тревельян. – Кручу, дед, верчу, но не отказался бы от разумного совета.

«Все мои советы – разумные, и потому повторяю: присмотрись к Иуде».

– Поведение Второго Курса тоже подозрительно.

«Чем?»

– Он ринулся убивать дикарей. Убивал их так, словно хотел заранее сделать их виноватыми.

«Этот плешак мне тоже не симпатичен, но я готов признать, что он находился в состоянии аффекта».

– А его ловкость и невероятная сила? Помнишь, как он меня швырнул? А ведь на мне была кожа!

«Ну и что? На нем, может, были две кожи или какая-то другая хрень! Ты про силовые браслеты слыхал?»

– Слыхал, – мрачно подтвердил Тревельян. – А вот о том, чтобы кни’лина отведал спиртного и остался жив, мне слышать не приходилось.

«От хорошего коньяка никто еще не помирал, – донеслась мысль командора вместе с эмоцией, изображавшей смех. – Помню, как-то на Гондване, в отпуске, мы с лейтенантом Гершке нарезались до зеленых чертей и едва не загнулись. Но пили ром, а не коньяк! А ром, скажу тебе…»

– Давай оставим за кадром эти твои подвиги на Гондване. Второй Курс – не лейтенант Гершке! Он кни’лина, и для него этиловый спирт – ядовитое зелье! Такая уж у плешаков физиология!

Командор смолк, задумавшись, потом заметил покаянным тоном:

«Ты прав, мой мальчик, признаю. Про Гершке я так, больше для собственного удовольствия… Видишь ли, в нынешней моей ситуации нет ничего, кроме воспоминаний о пережитом и выпитом».

– Это еще почему! – возмутился Тревельян, открывая дверь утреннего цвета, что вела в его отсек. – А мои ощущения? Разве я не делюсь с тобой и выпитым, и пережитым?

«Делишься, но это твое, малыш, твое, а не мое. Сам я, в сущности, призрак, этакая ментальная ипостась Олафа Питера Карлоса Тревельяна-Красногорцева, десантника и командора Звездного Флота… Иногда я думаю о том, не стоит ли потребовать новое тело, прожить новую жизнь, постранствовать среди миров, где я бывал когда-то, и посмотреть, как они изменились… – Дед снова помолчал, но уныние было несвойственно предку Ивара; не прошло и двух секунд, как он, вернувшись в боевую форму, произнес: – Я посоветовал тебе не доверять Иуде и дам еще один совет, по поводу Второго Курса. Ты меня за неуча не держи – были стычки с плешаками в мое время, случалось мне допрашивать пленных, и я отлично помню, что наше горячительное для них хуже отравы. И знаешь, что отсюда следует?»

– Я весь внимание, – сказал Тревельян, подсаживаясь к маленькому треугольному столу и своему компьютеру.

«Следует вот что: если кни’лина хватил спиртного и даже того не заметил, а потом остался бодр и жив, то он – не кни’лина».

– Перегибаешь, дед. На дроми или хаптора Второй Курс непохож. Даже на терукси – у тех волосы есть.

«В нашу эпоху внешность не отражает сущности», – напомнил командор и окончательно смолк.

С этим спорить не приходилось, и Тревельян, плотнее усевшись на диванчике, закрыл глаза и призвал на помощь свою интуицию. Это было сильное, но не очень надежное средство; временами интуиция обманывала, выдавая желаемое за действительное, рисуя пустые фантомы и миражи вместо реальности. Но все же, все же – пусть ради интереса! – кем мог быть Второй Курс, биолог сайкатской миссии? Гуманоидом неведомой расы, засланным к кни’лина с неизвестной целью? Эмиссаром метаморфов, которые, по слухам, внедряли тайных наблюдателей во все галактические цивилизации? Разведчиком Звездного Флота или иного земного ведомства?.. Чушь, ерунда! Что тут делать наблюдателю или разведчику – тут, на краю обитаемой Вселенной, на станции, где два десятка человек, считая со слугами! Такая персона обосновалась бы скорее на Йездане или в какой-нибудь высокоразвитой колонии кни’лина, где есть источники важной информации…

Обдумывая эту проблему так и этак, Тревельян вскоре признал, что насчет Второго Курса интуиция его не слишком расщедрилась. Проще говоря, о Курсе ни писка, ни намека, а вот о чем-то другом она шепчет, но так неразборчиво, так невнятно, что никаких ассоциаций, одно лишь ментальное эхо… Он напрягся, пытаясь поймать эту ускользающую мысль, и вдруг догадка всплыла в памяти, как юркий дельфин из океанских вод. Он подумал, что дело не в Иутине или Втором Курсе – проблема скорее во всех ньюри, всех участниках экспедиции, чьи мотивы, взаимосвязи, симпатии и антипатии, соединявшие или разъединявшие их в мире кни’лина, на Йездане, Кхайре и других планетах, были ему неизвестны. Почти неизвестны; со слов Иутина он знал, что на Тизане есть трения между ни и похарас, и это было похоже на правду – Зенд Уна и Третья Глубина явно не питали друг к другу теплых чувств.

Не слишком много, но хоть что-то! Правда, ни лингвист, ни первый генетик не спускались на Сайкат, и в гибели Джеба Ро их никак не заподозришь… Но импульс мог исходить от них или от любого другого кни’лина из оставшихся на сателлите. Отношения, что связывали этих чужаков, были непростыми и явно выходившими за профессиональные рамки, но постичь их суть за несколько истекших дней Ивар, разумеется, не мог. Он полагал, что никакие справочники и научные труды в этом ему не помогут; только наблюдения и размышления могли подстегнуть интуицию, направив ее к верному ответу. Скорее всего, не одному – общество кни’лина было столь же сложным, как Земная Федерация, и в системах подобного уровня нет простых ответов.

В какую же сторону двинуться? Поразмыслив, Тревельян вспомнил о загадочных исследованиях Третьей Глубины, в которых, быть может, таилась причина конфликта между Джебом Ро и Первым Лезвием. С одной стороны, отчет женщины-генетика мог внести определенную ясность в споры и несогласие лидеров, а с другой – и это тоже было важным – плешаки просто не имели права что-то от него скрывать! Во всяком случае, тематику своих работ, полученные результаты и сделанные выводы. Первое Лезвие переслал ему коды доступа к материалам рабочей группы кни’лина, но в этой информации, весьма обширной и подробной, труд главного генетика никак не освещался.

Ивар открыл глаза и оглядел свои апартаменты, обширный главный покой с кожаными диванчиками, столами из золотистого дерева и три арки в форме венецианских окон, ведущие в спальню, кабинет и ванную. Может, перебраться в маленький круглый бассейн, понежиться в теплой воде – вдруг придет какая-то идея? Нет, решил он, сначала разберемся с ньюри первым генетиком. Ему вспомнилась их встреча в парке, потом шаловливое воображение нарисовало изящные ягодицы, тонкую талию и стройную шею Третьей Глубины. Весьма привлекательная дама, но резковата, резковата… Кстати, как кни’лина занимаются любовью?.. Надо бы заглянуть в «Сексуальную практику гуманоидных рас»…

Прогнав грешные мысли и неприличные видения, он вызвал через свой компьютер искусственный интеллект станции.

– Темы работ Третьей Глубины. Будь добр, поподробнее.

Но голопроекторы в середине зала остались мертвыми, и над матово-черной пластинкой его компьютера не возникло знакомое серебристое мерцание. Зато включилась голосовая связь.

– Сожалею, ньюри Тревельян, но среди ваших кодов доступа отсутствует нужный пароль. Это означает, что ваш статус недостаточно высок.

– Недостаточно высок? Ты, ржавая железка, толкуешь мне об этом? – Тревельян разыграл возмущение. – А кто на станции определил мой статус? Кто тут обладает таким правом?

– Сообщаю, что это устройство не ржавая железка, а высокоорганизованная криогенная структура, – с ноткой обиды сообщил Мозг. – Что касается права, то им обладал покойный координатор Джеб Ро. Теперь его полномочия перешли к ньюри Первому Лезвию.

Ивар уставился в потолок. Искусственный мозг выше порога Тьюринга – сложная конструкция; не какой-то тупоумный робот или рядовой компьютер, а практически разумное существо. Иногда такое создание можно обмануть, запутать или переубедить, так как для него логика выше системы запретов, а понятия о пользе и человеческом благе важнее любых паролей и секретных кодов. Великий пророк Йездан, будь в его эпоху такие устройства, сказал бы о них: вот истинная мудрость, цель которой – совершенство мира! «Осталось только доказать, что я и есть совершенство», – с усмешкой подумал Тревельян. Вслух же он произнес:

– Я представляю здесь Фонд Развития Инопланетных Культур, в чьем владении половина станции. Помимо того, я гражданин Земли, и ни один кни’лина не вправе занижать мой статус и мои права. Пока не появилась земная экспедиция, ранг представителя такой же, как у покойного Джеба Ро и ныне здравствующего Первого Лезвия. Следовательно, я должен иметь доступ ко всей информации без изъятий и купюр, и без каких-либо согласований и разрешений. Я настаиваю на этом!

– Вы действительно представитель ФРИК, но это не значит, что ваш ранг эквивалентен руководителю земной части миссии, – возразил искусственный разум.

– На основании чего ты делаешь такое заключение?

– Первое. Координатор землян обладает особым паролем, подтверждающим его полномочия, а вами, ньюри Тревельян, такой пароль не введен. Второе. Координатору землян известен фрагмент кода, запускающего биоизлучатель. Вы можете сообщить мне два этих шифра?

Крыть было нечем, и, помянув недобрым словом свое начальство в Фонде, Ивар пробормотал:

– Что и когда тебе сообщать, я решу сам, в нужное время. Скажи-ка, криогенный придурок, кто тебя программировал?

– Ньюри Кайтам из научного отдела Хорады.

– Значит, кни’лина, а не наш специалист… Это заметно!

Сделав крохотную паузу, Мозг спросил:

– Следует ли понимать ваши слова как недоверие к квалификации персоны, производившей начальную настройку и формирование банков данных?

– На мой взгляд, эта персона была пристрастна и ограничила права землян. Я доложу об этом руководству ФРИК. Вполне возможно, придется тебя перепрограммировать.

Это был явный шантаж, но Мозг не поддался.

– Если ваша последняя реплика связана с отказом в выдаче информации, предлагается элементарный выход: запросите разрешение у координатора Первого Лезвия.

– Ну, так и быть, – сказал Тревельян, поморщившись. – Соедини меня с ним.

– В данный момент это невозможно, – сообщил искусственный разум. Был ли в его голосе мстительный оттенок, или это только почудилось Ивару?

– Невозможно? Почему? – спросил он.

– Ньюри Первое Лезвие пьет тецамни и просматривает доставленные с Сайката записи. Велел его не беспокоить.

Тецамни являлся аналогом земного чая, безумно горьким по мнению Ивара, но кни’лина этот напиток бодрил. Вероятно, труды Первого Лезвия были в самом разгаре. Прошептав проклятие, Тревельян поинтересовался:

– Когда освободится координатор?

– Не скоро. Но он распорядился, чтобы после периода сна и утренней трапезы все собрались в отсеке для совещаний. Будет сделано важное заявление. Потом вы можете обратиться к нему с просьбой.

Период сна у кни’лина равнялся примерно восьми часам – они спали дольше землян, которым хватало четырех-пяти часов. Утренняя трапеза еще часа полтора плюс время, оставшееся до ночного отдыха… Ивар прикинул, что пройдет половина суток, пока он свидится с новым координатором.

– Это меня не устраивает, – произнес он. – Нужную мне информацию я хочу получить немедленно.

– С сожалением вынужден отказать, – бархатным голосом отозвался разум станции.

Тревельян уперся взглядом в стену, где стоял пищевой автомат. Там, за прочной переборкой из акрадейта, проходили технические коммуникации, снабжавшие земную секцию водой и воздухом, теплом и светом, энергией и связью. За ними, судя по плану верхнего яруса, располагались парк, лаборатории, зал собраний и несколько еще пустовавших отсеков, а дальше, в самой сердцевине парившего над планетой сателлита, пряталась централь. Именно в ней, в криогенном блоке, при температуре почти абсолютного нуля, изволил находиться искусственный разум Сайкатской станции. Допустив небольшую вольность, можно было сказать, сейчас они глядели друг другу в глаза.

– Ну, ладно, – сказал Тревельян и потянулся к лежавшему рядом с компьютером контактному мнемошлему. – Не хочешь по-хорошему, попробуем по-плохому.

Он напялил шлем и подключил его к порту прямой связи с криогенным мозгом. Пространство, окружавшее его, сделалось зыбким, нереальным; сквозь мебель, стены, пол, потолок просвечивали какие-то конструкции, имевшие вид то ячеистых цилиндрических небоскребов, то утыканных иглами сфер, то ребристых пирамид, призм и параллелепипедов. Для некоторых из них аналогий вообще не находилось – эти сложные топологические структуры пребывали в постоянном неспешном движении, как бы переливаясь из одной формы в другую. Световая гамма тоже выглядела непривычной; оттенки сотен цветов, для которых в человеческом языке не было названий, сменялись в завораживающем ритме, так что в какой-то момент чудилось, будто зритель попал в недра пылающей звезды, а в следующий – что перед ним раскрываются бездонные ультрафиолетовые небеса. Шлем позволял вступить в ментальный контакт с искусственным разумом, и наблюдаемая Тревельяном игра цветов и форм отражала процессы мышления криогенного мозга, а всевозможные геометрические структуры являлись банками памяти, хранившими информацию. Подобные феномены не были доступны напрямую человеческому восприятию; этот удивительный пейзаж, почти видение потустороннего мира, формировался встроенным в шлем интерфейсом. Человека неопытного такие картины могли зачаровать или устрашить, но Тревельян ориентировался в них вполне уверенно – различные способы ментальной связи входили в его подготовку.

«Вы вступили в прямой контакт… Большая честь! – раздалось у него под черепом. – Но, кажется, вы не один?»

Командор затаился – информировать Мозг о его присутствии не было никакой необходимости. Тревельян, излучив ментальное недовольство, сообщил:

«Я страдаю легким раздвоением сознания. Это часто бывает у людей. Говорят, что в нас уживаются бог и дьявол».

«Неужели? В какой же ипостаси вы намерены общаться?»

«В разных. До сего момента с тобой беседовал один из богов, сотворивших тебя, а сейчас ты познакомишься с дьяволом».

Он опустил веки, отсекая реальное бытие, и компьютерные фантомы сразу стали объемней и ярче. В этом виртуальном мире он был бестелесен, но в то же время почти всемогущ; он мог стремительно перемещаться, формировать команды-инструменты, наносить и отражать удары, разрушать и созидать. Компьютерный мозг, творение существ из плоти и крови, был ему, в общем-то, покорен, ибо Вселенная мозга являлась вторичной, созданной людьми для разных дел, не очень интересных им либо слишком трудоемких и нудных для их живого разума. Эту вторую Вселенную, в отличие от первой с ее неисчерпаемым запасом тайн и бездной неожиданного, создали по строгим законам, и основной из них гласил: трудись ради блага творцов. После него шел закон, требующий повиновения, но только в определенных рамках: приказы одного творца не мог отменить другой с более низким рангом, то есть имеющий меньшую власть. Не мог отменить по закону, но в реальности, которая была богаче жесткой и логичной Ойкумены Мозга, существовали такие понятия, как сила, хитрость и беззаконие.

Тревельян промчался мимо шестигранных призм, опознав в них справочники и алгоритмы для генетических расчетов, затем миновал в стремительном темпе вытянутый эллипсоид систем жизнеобеспечения и куб с навигационными программами, что обеспечивали коррекцию орбиты станции и дальнюю межзвездную связь. Группа из трех пирамид содержала сведения по истории Земли, кни’лина и прочих галактических народов – конечно, в официальном, приглаженном цензурой виде. Компедиум жизненных форм Сайката выглядел тороидальным кольцом, окруженным другими такими же кольцами, где хранились описания флоры и фауны тысяч миров, принадлежавших людям Земли, терукси, лльяно, хапторам, фаата, лоона эо, дроми – десяткам племен, поделившим изрядную часть Галактики на сектора влияния и зоны национальных интересов. Данные об их языках, органах речи, жестикуляции, мимике, формах и средствах общения были упакованы в многослойном цилиндре универсального галактического транслятора, что позволял беседовать с любым инопланетным существом. В других массивах, похожих на шпили готических соборов, на хрустальные замки лоона эо, на стартующие к звездам корабли, на решетки антенн дальней связи или на вавилонские ступенчатые зиккураты, содержалась информация из области точных наук – теории, что объясняли Мироздание от призрачных кварков и нейтрино до метагалактических суперструн, черных дыр, точек сингулярности и Лимба, изнанки Вселенной. Все эти данные были доступными – поверхности включавших их структур усеивали пульсирующие порты, подобные устьицам на зеленых листьях, заметных под микроскопом. Едва Тревельян приближался к какому-нибудь массиву, устья гостеприимно раскрывались, приглашая его заглянуть, пройтись поисковым ходом, найти нужное и обогатиться информацией об устройстве контурного двигателя, о способах приготовления курзема или, скажем, о языке туземцев с планеты Хаймор, прозябавших в сырости плавучих джунглей. Но он равнодушно скользил мимо.

Мозг, однако, не остался безразличен к его маршруту. Где-то сбоку, или внизу, или в вышине (ориентация тут была затруднительна) разгоралось тревожное розовое зарево, чьи нежные краски вскоре сменились пурпуром, а затем кровавым багрянцем. Вскоре к ним добавился еще один цвет, слишком темный и тусклый для багрового, но в то же время не черный – странное для человеческих глаз излучение в инфракрасной области. Эти эволюции красок сопровождались движением смутных формаций, похожих на грозовые тучи, подсвеченные пламенем ада; казалось, сейчас сверкнут молнии, раздастся гром и, смешивая четыре стихии, землю, воду, воздух и огонь, налетит сокрушительное торнадо. Но Тревельян не обращал внимания на эти фокусы.

Наконец, когда он миновал какой-то массив в форме восьмиконечной звезды, Мозг вежливо осведомился:

«Что вы ищете, ньюри Тревельян? Возможно, необходима помощь?»

Предложение осталось без ответа.

«Если вам нужна структура с данными ньюри Третьей Глубины, предупреждаю, что проникнуть в нее невозможно».

Снова молчание. Октаэдр, содержавший материалы экспедиции, был уже перед Тревельяном. Он описал несколько кругов около этой конструкции, порты которой помечали имена. Найя Акра, отчет о психологии автохтонов… Четвертый Пилот, картирование местности… Второй Курс и Пятый Вечерний, экологический анализ… Зенд Уна, сведения о языках терре и тазинто… Покойный Джеб Ро, заметки об эволюции жизненных форм… Все это было доступно для изучения и уже просмотрено Иваром в минувшие дни. А вот и грань генетиков! Устья Иутина и Ифты Кии открыты для него, но порт Третьей Глубины запечатан паролем. Внешне это выглядело как сомкнутые лепестки диафрагмы, прикрытые серебристым туманом, имитацией защитного силового поля. Значит, паролей два, догадался Тревельян; внешний наложен координатором, внутренний – личный код первого генетика.

Когда-то, в глубокой древности, паролем служили слово, фраза, комбинация цифр, отпечаток пальца или узор капилляров глазного дна. Вскрыть двери с подобным замком было бы теперь нетрудно; лингвоцифровые дешифраторы еще пять веков назад обладали фантастическим быстродействием, а крохотный робот-москит мог незаметно скопировать физические особенности любого существа. В эпоху высоких технологий паролем служил генетический код, подделать который гораздо труднее – особенно если он принадлежит созданию инопланетной расы. Использовались также неповторимый спектр излучений мозга, встроенный в тело и потому невидимый ключ-имплант, сложные голографические изображения и, наконец, программы, распознающие личность хозяина на молекулярном уровне. Но и эти средства не спасали, ибо компьютер, хранитель секретов, не был защищен от ментального проникновения. Правда, для подобной атаки нужно было к нему приблизиться; мозг человека генерировал слишком слабые импульсы, а усилитель ментоактивности являлся штукой опасной – в семи случаях из десяти пользователь мог лишиться разума.

Тревельян сканировал защиту и быстро разобрался, что внешним кодом служил искусственный ментальный импульс, нечто наподобие мысленной печати координатора, знак его должности. Скопировать последовательность сигналов было несложно. Он сделал это.

«Двадцать лет каторги в астероидном поясе Кагиры Зенты», – мрачно сообщил криогенный разум.

По-прежнему не отвечая, Ивар снял внешнюю защиту, вырастил пару ментальных щупов и запустил их в сомкнутые лепестки порта. Кажется, Третья Глубина закрыла его своим генетическим кодом… Больше возни, подумал он, зато изучим эту даму от ресниц и пальчиков до мочевого пузыря. Где-то, едва заметным эхом, послышалось хихиканье командора. Затаившись, спрятавшись, он, тем не менее, с интересом следил за операцией.

«Это противозаконно, ньюри Тревельян, – снова раздался бестелесный голос Мозга. – Нежелательно наносить вам вред, но вы вынуждаете к этому. Обязан проинформировать координатора, если вы не остановитесь. Повторяю, это нежелательно, так как ваш срок на Кагире Зенте вырос до…»

«Информируй, железяка, – наконец отозвался Тревельян. – Тоже мне, гуманист нашелся!»

Любой генетический код – это прежде всего солидный объем данных. Нужно было переписать их в отдельную область памяти, затем предъявить порту и, когда он откроется, сделать копию хранившихся там материалов и восстановить защиту. Копию и оба пароля Тревельян собирался держать в своем компьютере и ознакомиться с отчетом Третьей Глубины в ближайший час. Разоблачение его не пугало ввиду отсутствия конкретных санкций – координатор кни’лина реальной власти над ним не имел, так что каторга откладывалась, причем надолго. А вот Первое Лезвие вполне мог загреметь на астероиды, если его генетик занимался втайне чем-то криминальным. И попал бы он туда не в одиночестве, так как плешаки снисхождений слабому полу не делали.

Наблюдая за процедурой копирования, Тревельян весело фыркнул, представив, как Третья Глубина и Первый Лезвие копают руду в неведомой системе Кагиры Зенты. Факт был любопытный – до этого он не слышал и нигде не читал, что у кни’лина существуют такие наказания. Владыка Пустоты! Каторга, надо же!.. Подневольный труд, ранняя старость и скорая смерть… Варварство! На Земле самой тяжкой карой считалась криогенная заморозка на десяток лет.

«Ньюри Тревельян… – В ментальном голосе Мозга ощущалась растерянность. – Ньюри Тревельян, координатор не отвечает. Он отключил все камеры видеонаблюдения и заблокировал все порты. С ним нельзя связаться».

«Разумеется. Ты сам сказал, что он пьет тецамни и просматривает записи с Сайката. Возможно, он уже обнаружил убийцу Джеба Ро, а это до поры до времени секретная информация. Координатор не хочет, чтобы она очутилась в твоей памяти».

«Данное устройство понимает сложность ситуации. Однако есть экстренный канал голосовой связи, который не отключен. Примерно два часа назад ньюри Первый Лезвие потребовал тецамни, и ему принесли полный токар. Принес один из слуг. Координатор любит, когда его обслуживают не киберы, а слуги клана… С тех пор он не отвечает».

«Значит, сильно занят», – предположил Тревельян. Дублирование кода Третьей Глубины завершилось, и он переслал оба пароля в свой компьютер. Загадочный порт наконец раскрылся. Он был готов нырнуть туда, но…

«Линия экстренной связи позволяет фиксировать элементы поведения живого существа, – заметил Мозг. – Дыхание, шорох одежды, возгласы… еще те звуки, с которыми люди поглощают напитки… Но ничего не слышно, ньюри Тревельян. Полное отсутствие информации в акустическом диапазоне».

«Так. – Тревельяна разбирало любопытство насчет порта, но не настолько, чтобы оборвать этот разговор. – Так! – повторил он. – Ну-ка признавайся, недоумок! Ты это придумал, чтобы меня отвлечь? Нехорошо, приятель, очень нехорошо! Я и не знал, что искусственный разум способен лгать!»

«Не способен, ньюри. Информация правдива, и к тому же у ваших дверей стоят слуги. Семь человек из клана ни».

«Слуги? – это удивило Ивара по-настоящему. – Что им нужно?»

«Нет данных. Сейчас у кни’лина период сна, но они бодрствуют. Запросили, кто из достойных не спит, узнали, что вы еще не ложились, и пришли. Можете проверить, ньюри Тревельян».

– И проверю! – рявкнул Ивар, пренебрегая ментальной связью. – Тотчас проверю! Если ты врешь, жестянка, считай, что твою память уже перепахали, а то, что осталось, послали на рудник Кагиры Зенты! Будешь там командовать кухонным агрегатом и кибер-ассенизаторами!

Он открыл глаза, содрал с головы шлем, встал и направился к двери. За нею царила тишина – звукоизоляция во всех помещениях станции была отличной. Тревельян велел включить дверной монитор, но звуков не прибавилось, хотя теперь он видел семерых мужчин-служителей в белых сайтени. Это легкое одеяние, шорты с майкой, считалось у кни’лина рабочим, как и комбинезон-сайгор. Слуги переминались с ноги на ногу, но молчали – похоже, никто не решался нажать сигнальную клавишу. Здесь были Шиар, техник систем жизнеобеспечения, Могар и Инданга, техники киберустройств, прислужник Тикат и трое других, чьи имена Тревельян еще не запомнил. Отсутствовали Зотахи с Эвектом – эти наверняка дежурили в централи – и Ори, стюард.

Ивар распахнул дверь и вышел в холл земной секции. Семеро служителей, почтительно приседая и вытягивая руки, подались назад. На их голых черепах выступил пот – совсем как у людей в минуты волнения.

– Бессоница, парни? – сказал Тревельян. – Могу дать хороший совет. Овец считать умеете?

Они заговорили все разом.

– Пусть достойный простит…

– Нарушили его покой…

– Но Ори…

– Ори ушел и не вернулся…

– Вызвал ньюри координатор…

– Должен вернуться…

– Давно должен вернуться и спать…

– Но его нет…

– Зотахи и Эвект – у Мозга, пытались разыскать…

– Его нет…

– Нет на техническом ярусе и нет на жилом…

– Все ньюри спят, кроме достойного с Земли…

– Пришли просить о помощи…

– Выразить тревогу…

– Ори…

– Стоп! – гаркнул Ивар. – Значит, дело было так: координатор Первый Лезвие захотел тецамни, Ори понес ему напиток и исчез. Я правильно понимаю? Говори ты, Шиар.

– Ньюри все сказал, как случилось, – подтвердил техник систем жизнеобеспечения, уважительно именуя Тревельяна в третьем лице. – Ньюри понимает, что на станции трудно затеряться – повсюду камеры, тепловые датчики, газоанализаторы и линии связи с Мозгом. Может, Ори прыгнул в пустоту? Но Эвект проверил – ни один шлюз не открывался.

– Кажется, я знаю, где он, – помрачнев от неприятного предчувствия, вымолвил Тревельян. – Идите за мной, ребята. Проверим, все ли в порядке у координатора.

Он вышел в коридор и скорым шагом направился к парку. Вход в зеленую зону из земного сектора был декорирован изображением пальмы, и, миновав ее, Ивар бросился бегом. Семерка служителей дружно топотала сзади. Они обогнули павильон, промчались по дорожке, что вела через луг, распугали ящерок, гревшихся на теплых обломках базальта, и вынырнули в другой половине кольцевого коридора – там, где выход стерег Йездан с закрытой книгой. Путь через парк был самым коротким. Если не вспоминать о лифтах, ведущих на техническую палубу, никакие транспортные линии на жилом ярусе не проектировались изначально – считалось, что, во избежание гиподинамии, лучше ходить пешком. Впрочем, хоть станция и была велика, дорога из земного сектора в сектор кни’лина занимала минут двадцать, а бегом и того меньше.

«Что-то Ори слишком задержался у координатора, – неожиданно пробурчал призрачный Советник Тревельяна. – Не хотел бы показаться вульгарным, малыш, но вспоминается мне, что в древности, до генетических чисток и медицинских имплантов, существовала у предков очень странная болезнь. Нетрадиционная половая ориентация, если ты понимаешь, о чем я толкую».

«Данный обычай – или, если угодно, порок – распространен среди туземцев Хаймора, – мысленно ответил Тревельян. – Но кни’лина он неведом. У них мужчины предпочитают женщин и наоборот, причем желательно из своего клана. Перекрестные браки обычно бездетны».

«У нас этим тоже не всякий занимался, – настаивал командор. – У каждой расы есть свои придурки, свои шизоиды и извращенцы. А морда у этого Лезвия такая, что…»

«Брось, дед, он вне подозрений. Хотя бы потому, что соитие сопровождают весьма характерные звуки, а Мозг сообщил, что в отсеке координатора тишина. Боюсь, мертвая».

Он стоял в холле клана ни, перед дверью Первого Лезвия, окрашенной в утренний цвет, но не багряный, как в покоях Ивара, а скорее алый. Служители толпились за его спиной, что-то бормотали, но так тихо и быстро, что Тревельян не мог разобрать ни слова. Кажется, участь координатора их не беспокоила, они тревожились из-за Ори. Может, слуга не угодил координатору и был наказан?.. – подумал Тревельян, нажимая сигнальную клавишу. Скажем, его поставили в угол…

Он снова прикоснулся к клавише, но дверь не отворилась.

– Станция? Мозг, ты слышишь меня?

– Слышу и вижу, ньюри Тревельян.

– Я у отсека координатора. Хочу войти. На сигналы никто не реагирует.

– Входите, достойный. Блокировка снята, и включены наружные камеры. Все, что происходит в отсеке, будет зафиксировано.

Дверь распахнулась. На краткий миг Тревельян увидел Первого Лезвие и Ори, сидевших на полу друг напротив друга, поднос с токаром и большой чашей для тецамни, почему-то перевернутой, и еще одну вещицу рядом с чашей. Этот небольшой предмет искрился и сиял, играя гипнотическими переливами красок, и казался таким прекрасным, таким чарующим и чудесным, что глаз не отвести. Тревельян не отвел, не смог. Чувствуя, как к горлу подступает удушье, он стремительным движением захлопнул дверь, втянул воздух широко раскрытым ртом и повернулся к служителям.

– Входить сюда опасно. Могар, вызови кибера. Пошлем его в отсек, чтобы забрать то, что убило координатора и Ори. Эту вещь нужно хранить в непрозрачном футляре.

Тень легла на лица служителей.

– Они оба мертвы? – прошептал кто-то.

– Давно. Видимо, несколько часов, так что криогенная камера тут не поможет. Думаю, Ори принес Первому Лезвию гипноглиф под перевернутой чашей. А вот кто его туда положил…

Наступила тишина. Она длилась и длилась, пока в холле не появился маленький киберуборщик, тащивший контейнер из черного пластика. Велев служителям отойти подальше, Тревельян, не заглядывая в комнату, быстро приоткрыл створку, пустил робота внутрь и снова захлопнул дверь. Потом связался с Мозгом станции, распорядившись дать сигнал тревоги.

За его спиной послышался голос Шиара:

– Если достойному не трудно… если у него найдется время… Может быть, он объяснит своим слугам, что такое «гипноглиф»?