«Уж очень ты доверчив и неосторожен, – молвил призрачный Советник. – И что самое удивительное, не вникаешь в исторический опыт нашей далекой, но любимой родины. А надо бы! Ты ведь ученый! Должен помнить все прецеденты и действовать соответственно!»

«Ты о каких прецедентах, дед?» – поинтересовался Тревельян.

«Как о каких! Кука съели? Съели! Магеллана съели? Съели! Еще Беринга, Крузенштерна, Миклухо-Маклая и этого английского пирата… Дрейк он или Генри Морган?.. Нет, все-таки Дрейк».

«Ты, дед, погорячился. Кука, может, и съели, а с остальными ничего подобного. Каждый принял свою судьбу, но без ножа и вилки».

«Пусть так, но тобой-то точно пообедали! Кстати, тоже без ножа и вилки!»

«Не мной, а Сафу Тхик, – возразил Тревельян, горестно поджимая усы. – Жаль ее… Хорошая была девочка… старательная… Mea culpa! Mea maxima culpa!»

«Вот что я тебе скажу, парень, – произнес Командор после недолгой паузы. – Искренне скажу, от всего сердца, как офицер офицеру… Ты, братец, гуманист и потому безнадежен».

«Во-первых, я не офицер, – начал Тревельян, – я никогда не служил в Звездном Флоте…»

«А зря! Там бы тебя научили уму-разуму!»

«Не перебивай. Во-вторых, я и правда гуманист, ибо любая моя миссия требует понимания, сочувствия и даже жертвенности. Понимание – вообще императив нашего времени! Даже старым заскорузлым воякам пора это усвоить!»

Против ожидания, Командор не обиделся.

«Ты не прав, голубь мой сизый, я тоже в своем роде гуманист. Видишь ли, гуманизм – понятие размытое и непростое. Вот, предположим, бился ты с дроми, прикончил десяток и обнаружил, что один еще дышит. Можно его лечить, хотя непонятно как, а можно пристрелить, чтобы не мучился. Это два разных полюса, ты на одном, я на другом, но мы оба – гуманисты. Соображаешь?»

«В таких делах консенсуса нам не достигнуть», – подумал Ивар. Разница между ним и почтенным предком проистекала из смены парадигм, случившейся в последние столетия. Тревельяну Галактика мыслилась бескрайним полем для открытий и, разумеется, приключений, не всегда безопасных, однако не связанных с применением силы – во всяком случае, в масштабах, соизмеримых с жизнью или смертью любой из галактических рас. Командор же являлся продуктом тех веков, когда Земная Федерация боролась за выживание, когда отгремели четыре Войны Провала, а вслед за ними – долгие и кровавые сражения с дроми. Героическая эпоха, но жестокая; самым веским аргументом в спорах был аннигилятор, самой правильной политикой – недоверие.

Но времена изменились. К счастью, изменились, думал Тревельян, озирая низкое, затянутое тучами небо и холмистую равнину под каменной стеной Рхх Яхита. День только разгорелся, он стоял на страже в одном из проходов к арсеналам и казармам, и дежурить здесь предстояло до вечера. В полном одиночестве, если не считать ворчливого предка.

Прежде охрану на всех постах несли вдвоем, но в результате набега численность обеих рот сильно уменьшилась, и к тому же капитан Шат Сута увел сорок гвардейцев в поход к дальним поселениям. Всюду подрастали молодые туа па, искавшие почетной службы в Рхх Яхите, но вакансии в гвардии освобождались не каждый день, а только после хорошей потасовки с множеством трупов. Случай был как раз такой, молодежь могла продвинуться на ниве чести, и Ивар не сомневался, что капитан синих вернется с пополнением.

Его отряд ушел прошлым утром, еще до того, как Тревельян, закончив с неудачными розысками, снова вселился в Хеса Фья. Носитель был цел и невредим, ел, пил и нес службу под присмотром Командора и уже считался ветераном, вкусившим вражеской плоти и крови. Крови – в фигуральном смысле, а с плотью ситуация была реальной, но уточнять подробности Тревельяну не хотелось. Что съедено, то съедено и забыто.

Вернулся он в мрачном настроении, ибо поиски зашли в тупик. Конечно, в Ханг Аррхе он узнал кое-что новое и, вероятно, важное, но все эти сведения о Королеве и ее супругах могли бы добыть полевые агенты при непрерывных и планомерных исследованиях. Однако их работа, как и прежде, была парализована, а у сотрудников на станции Сансара новых идей не возникло. Явный провал, усугубляемый муками совести из-за погибшей Сафу Тхик… Гордость Тревельяна тоже страдала, так как смерть носителя, то есть существа, опекаемого высшим собратом по разуму, не делала ему чести. Одно утешение, что Тхик сожрали местные колумбы-аргонавты, а не какая-то шваль…

Некоторое время он размышлял о шетанах, об их корабле, затерянном где-то у восточных берегов, о перспективах мореходства на планете, пытаясь прикинуть план исследований в этом направлении. Потом бросил; не об этом надо было думать, а о загадочной надписи на тележных досках и Винсенте Кораблеве, взывающем о помощи. Винс, как и судно шетанов, где-то затерялся, но найти его было куда труднее, чем корабль или какой-нибудь город. Чтобы изучить географию морей и континентов, существуют карты, но есть ли карта географии разума?

Винс, Винс… Где ты, Винс?

Вечером, сменившись с дежурства, Ивар сидел в заведении Кьюка. Понятие «сидеть» не относилось к буквальному смыслу слова, так как архи в силу особенностей анатомии сидячих поз не принимали. Они могли стоять на двух нижних лапах или на четырех, а для отдыха, сна и приема пищи опускались на все шесть конечностей и, значит, скорее, лежали на брюхе, чем сидели. Поэтому «сидеть» в данном случае означало «пребывать». Разумеется, не только пребывать, а еще пить, закусывать и вести беседу.

Ели архи вечером, единожды в день, и, как правило, большой компанией – солдат со своим отрядом, мастер с подмастерьями, торговец с работниками и приживалами. То был древний инстинкт, повелевавший сбиваться в кучу во время трапезы: чем больше куча, тем меньше риска, что чужаки отнимут еду. Гвардейцы столовались в кабаках на верхней террасе, для чего их владельцев снабжали солью и мясом с королевских складов. Как пополняются запасы, как ведется торговля, как взимают налоги и есть ли такая система вообще, Тревельян пока не разобрался. Собственно, к поискам Винса это не относилось, и он полагал, что агенты, работая в нормальном режиме, соберут все данные за пару месяцев. Только где он, этот нормальный режим?..

Солнце шло на закат, сизые тучи висели над равниной, ветер кружил первые снежинки. Как всегда, гвардейцы синей и желтой рот собрались на трапезу в «Обломанных усах». Кто посасывал из чаши соленую воду, кто жужжал и скрипел, вспоминая недавнюю битву и свершенные подвиги, кто тянулся хоботком к мягким мясным червям. Черви были свежие, еще живые, и норовили удрать со стола, но тщетно – самка-прислужница с ножом и колотушкой не дремала. Другие шестипометные таскали пойло, возились у больших корзин с червями и, под присмотром Кьюка, засыпали в бочку с водой драгоценную соль.

Тревельян расположился у низкого каменного стола рядом с Хау. Тос Фиут и Оси Шиха тоже были здесь, а еще Ки Фаш, гвардеец из синих. В схватке с трупоедами из Ханг Аррха ему пробили секирой грудной щиток, но хитиновая броня уже срасталась, и скоро на месте разлома останется только бугристый шрам. Регенерация у архов шла с поразительной скоростью.

– Шат Сута ушел, – сообщил Оси, недовольно лязгнув жвалами. – Ушел без нас.

– Хрр… – прохрипел Тос Фиут, не отрываясь от пойла, а Хау заметил:

– В помойную яму его. Ушел и ушел.

– Ушел на юг, в крепости наших семейств, – пояснил Оси. – Мне бы хотелось встретиться с родичами. Я без них не тоскую, но все же… – Вытянув хоботок, он присосался к червю, потом добавил: – Выпить бы с моими однопометными… пройтись по знакомым карнизам, заглянуть в родные норы… самок пощекотать…

«Да он в элегическом настроении! – удивился Командор. – Прям-таки поэт! Есенин!»

Тревельян промолчал. Он занимался тем, что в сотый раз зондировал Фиута. Кривая Шпора был уже пьян, но сосал водицу с прежней энергией, и ментальные импульсы его мозга становились все менее отчетливыми. Нервный узел под спинным хребтом тоже отключался, и к тому же Ивара не покидало чувство, что этот орган у Фиута не очень развит. Возможно, природная аномалия, мутация или следствие беспробудного пьянства, размышлял он, продолжая зондировать соратника. Ничего! На миг его охватило отчаяние. Ребус с посланием на тележных досках казался неразрешимым – в Ханг Аррхе Винса не было, и в Рхх Яхите тоже. Куда же он делся?.. И кто процарапал на доске его имя?..

Тем временем Оси и Ки Фаш вступили в спор: каждый хвастал, что из его цитадели вышли самые доблестные воины и было их столько, что хватит на целую роту. Хау следил за беседой с интересом, а Кривая Шпора никак не реагировал, сосал и сосал пойло и временами скрипел жвалами, посылая проклятия демонам. Они по-прежнему терзали Фиута, но если у него и была душевная болезнь, то затаилась она так глубоко, что Ивар не мог добраться до ее причин и следствий. Тос Фиут, непревзойденный боец, казался нормальным во всех отношениях, кроме истории с демонами; не исключалось, что он их придумал, чтобы оправдать свой грех. Пил он вдвое больше, чем любой гвардеец.

Разногласия между Оси и Ки перешли в активную фазу: Оси уже грозил оппоненту шпорами, а Ки свирепо фыркал и размахивал тяжелой чашей. Зная, чем кончаются такие споры, Тревельян вмешался, напомнил, что доблестным южанам не к месту ссориться, ибо произойдет потеря чести на радость желтой роте. А потому не лучше ли признать, что семьи Шиха и Фаш – обе достойны почета, выпить и перейти к другим делам? Например, к событиям загадочным, случившимся недавно на восточных берегах.

Оси, не лишенный любопытства, разом остыл и направил на Тревельяна глазные антенны.

– Восточный берег? Это очень далеко. Никто там не бывал.

– Никто, кроме торговцев солью, – сказал Тревельян, дав свободу фантазии. – Важные торговцы из второпометных. Я с ними говорил.

– И что они рассказали?

Тревельян на мгновение задумался – в языке яхитов не было слов «лодка» или «корабль», равно как «парус», «мачта» и «весло». После недолгой паузы он шевельнул усами и промолвил:

– Рассказали, что по воде приплыла огромная телега без колес. По большой воде, что на краю наших земель.

– Телеги не плавают в воде, – возразил Ки Фаш, и Хау щелкнул жвалами в знак согласия.

Но Оси Шиха обладал воображением, что у архов бывало нечасто. Подумав с минуту, он изрек:

– Дерево плавает в воде. Телега деревянная, значит, может плавать. Даже без колес. – Подумал еще и спросил: – Но кому нужна такая телега?

– Шетанам, – пояснил Ивар. – В телеге было полно шетанов. Они вылезли на восточный берег и попали в плен.

– Никогда не ел шетанов, – заметил Хау. – Тху ел. Вкусные!

Материк Тху находился к юго-западу от земель яхитов и был более теплым и щедрым, с плодородными почвами, дремучими лесами и богатой фауной. Габор Ходковский, побывавший там, сообщал, что тху занимаются земледелием, и у них даже есть что-то похожее на ветряные мельницы. Широкий пролив между континентами усеивали острова. Иногда море замерзало, и яхиты, пробираясь от острова к острову, устраивали охотничью экспедицию в далекий изобильный край.

– Торговцы, что об этом рассказали… Где они? – спросил Оси Шиха, в удивлении поводя усами. – Не расскажут ли чего еще?

– Нет, не расскажут. Убиты во время набега, – отговорился Тревельян. – И я думаю, пленных шетанов тоже нет. Думаю, их съели.

И тут Оси его потряс. Привстав на задних лапах и печально свесив усы, он проскрипел:

– Кхх! Нехорошо! Повидавшие мир должны жить и рассказывать нам об увиденном! Иначе как мы узнаем про земли востока и запада, севера и юга? Как узнаем, что в них можно встретить, с кем сражаться, где добыть краску, соль, металл и другие полезные вещи? Пленив этих шетанов, я бы не стал их есть, я бы их послушал. Съеденное быстро уйдет к помойным червям, а услышанное запомнится надолго.

«Вот, – прокомментировал Советник, – вот разумный арх! Не то что эта пьянь Кривая Шпора! Да и другой твой приятель тоже невеликого ума… Одно слово, Каменный Лоб! Все бы ему жрать да жрать!»

«Когда мы стерегли обоз, Оси тоже не возражал мною полакомиться, – напомнил Тревельян. – Но спорить не буду – когда он сыт, с ним можно разговаривать. Хотя…»

Закончить он не успел – раздался яростный вой, о стену разбилась каменная чаша, и ее осколки забарабанили по спинному гребню. Целились не в него, то был случайный промах. За соседним столом два гвардейца, синий и желтый, рухнули на пол, царапая друг друга шпорами, а третий – кажется, синий – вырвал у прислужницы колотушку, размахнулся и врезал подоспевшему Кьюку меж усов.

– Не здесь, туа па! – привычно заверещал хозяин, топорща глазные стебли. – Во имя Великой Матери, не здесь!

Жужжа и щелкая, драчуны выкатились на карниз, за ними толпой последовали гвардейцы, увлекая Тревельяна с товарищами. Однако до смертоубийства дело не дошло – словно из-под земли вырос Хите Сута, капитан желтых, и велел прекратить безобразие. В обеих ротах осталось сотни четыре бойцов, слишком мало, чтобы вышибать мозги друг другу, и запрет на поединки выполнялся со всей строгостью.

Гвардейцы потянулись к норам казарм. Они ползли по отвесной каменной стене, исчезали в темных отверстиях тоннелей, и когда исход завершился, там возникли фигурки стражников. Последний свет, пробившийся сквозь тучи, падал на пустынные террасы Рхх Яхита, на унылую холмистую равнину и скопище телег в том месте, где находился стан чужого воинства. Повозки были пусты – все ценное перетащили на городские склады, шошотов загнали в стойла, а лишних прирезали. Их жесткое мясо уже вымачивалось в чанах с подсоленной водой.

Ивар остался на карнизе в одиночестве. Стоял, глядел на меркнущие тучи, на равнину и обоз, размышляя, не спуститься ли туда, не осмотреть ли еще раз возок с посланием. Но был ли в этом смысл? Интуиция подсказывала ему, что он упускает нечто важное, не связанное с надписью на досках, с городами архов и даже с их природой, так и не познанной до конца. Что же именно? Чего он не заметил? Смутное чувство, никак не желая оформиться в слова, терзало Тревельяна. Он не привык отступать.

Пробудился призрачный Советник.

«Топчешься на месте. А знаешь, отчего, голубь мой? – Пауза. – Могу намекнуть».

«Так намекни», – сказал Тревельян.

«В мозгах все дело, юноша, в мозгах. От соленой водицы в них никакого просветления. Вернись на станцию, отдохни, девушкам улыбнись, прими коньячку, тогда и появятся мысли. Хочешь, побалуйся с этой штукой, с гипноглифом, будь он неладен… Я даже против этого не возражаю. Не могу смотреть, как ты мучаешься… то есть не смотреть, а ощущать».

«Ты, дед, когда шел в бой, тоже коньяком лечился?» – полюбопытствовал Тревельян.

«Нет, ромом, он покрепче будет. Экипажу – по глотку, а стрелкам – двойная порция, чтобы палец на гашетке не дрожал. – Снова пауза. Потом: – А нет ли у нас на станции рома?»

«У нас есть все, кроме новых идей», – промолвил Тревельян, печально опустив усы.

Дед не отставал.

«Идеи! Для идей человеческий разум нужен!»

«И коньяк», – ехидно добавил Ивар.

«Смейся, смейся! Думаешь, разум весь с тобой? Думаешь, ничего не застряло в извилинах? Там, на станции?»

«Ничего, – убежденно сказал Тревельян. – Я не очень представляю тонкости инкарнации, но, как уверяют специалисты…»

«Жвалы у них не щелкают, у твоих специалистов! Возьми, например, нас с тобой… Два вполне самостоятельных разума, но когда твою сущность извлекают из извилин, я переселяюсь тоже. Из памятного кристалла, заметь! Твои специалисты это могут объяснить?»

«Полагаю, дело в особой настройке приборов», – возразил Тревельян, но призадумался. Кристаллик с призрачным Советником он носил уже многие годы и временами чувствовал, что не только имплант является звеном, что связывает их. Имплант, в конце концов, техническое устройство, а связь с дедом коренилась на более глубоком уровне, эмоциональном, почти подсознательном. Пожалуй, Советник стал частью его личности, вторым «я», независимым и всегда готовым к спорам.

«Ты мог бы это проверить», – напомнил о себе Командор.

«О чем ты? Что проверить?»

«Не отвлекайся. Я говорю о твоей комплектности. Весь ли ты здесь или что-то потеряно? Мы в нервном узле Хеса Фья… Но может ли этот орган вместить весь разум человека? Тем более столь необычный, как у тебя? Вдруг это в принципе невозможно?»

Уместное напоминание, решил Тревельян. Только он мог искать и найти пропавшего агента, ибо дар, полученный на Раване, позволял внедряться в чужие разумы. С телепатией, с чтением мыслей это не было связано – скорее, он ощущал ауру эмоций и желаний, весь спектр чувств от светлой радости до голода и злобы. Но этим дарованное ему не исчерпывалось.

«Вот-вот, – буркнул Советник, – про то и разговор. Ты ведь умеешь открывать портал и прыгать, так? На любое расстояние, хоть от звезды к звезде, хоть от стола к постели? Ну, давай! Кажется, ты хотел взглянуть на телегу… Можно ползти на своих шести, но это тараканий способ. Не проще ли переместиться? Так, как тебя научили даскины?»

«Открыть портал? Это не проблема», – молвил Тревельян, фиксируя взгляд на скопище повозок за первым ярусом. Рассекающий пространство меч таился в его сознании, будто в невидимых ножнах, и на мгновение ему почудилось, что этот клинок, творение древней расы, сейчас оживет и разрежет ткань Мироздания, позволив шагнуть вниз, на равнину, которую уже заметали снега. Это ощущение было сильным, очень сильным – он даже поднял конечность и попытался согнуть ее, забыв, что это лапа арха, а не человеческая нога.

Но портал не открылся.

Потрясенный, он замер на краю карниза, едва не упав в пропасть. На секунду он осознал себя архом, будто лишился не только облика, но и своей человеческой сущности и стал странным существом, полуживотным-полунасекомым, с шестью лапами, жвалами и длинными усами. Ментальный голос Командора заставил его очнуться.

«Не получается? Ну, я предупреждал… Что бы там ни переносили эти твои инкарнологи, это меньше, чем Ивар Тревельян. Меньше, чем Винс Кораблев, Габор Ходковский и Эд Хабблтон… Оттолкнись от данного факта и действуй».

«Ты, пожалуй, прав, – откликнулся Тревельян, выйдя из оцепенения. – Пожалуй, мне стоит вернуться на станцию, отдохнуть и все обдумать. Ты готов, дед?»

«Я-то готов, но не забудь про нашего родного таракана. Ему спать давно положено, а он еще не спит и может без нас растеряться. Лучше его в отсек отконвоировать и в койку уложить».

«И в этом ты прав», – сказал Тревельян, направляясь к стене над террасой. Он добрался до входа в тоннель, прошмыгнул мимо стража и растаял в темноте прохода.

Через час с четвертью, вынырнув из недр саркофага, освежившись под душем и перекусив, Ивар сидел в своей каюте. На станции, как и в Рхх Яхите, царили ночь и тишина. В приемной камере дежурила Ольга Сигрид Хаменлинна, невозмутимая, как ее скандинавские предки. Ивар велел ей никого не тревожить – какие, мол, совещания ночью?.. – но дежурство не прерывать. Собственно, так и полагалось по инструкции, когда на планете пребывал агент – в данном случае, Винс Кораблев.

Открыв сейф, Тревельян вытащил контейнер с гипноглифом, посмотрел на него и сунул обратно. Сейчас он не нуждался в покое, даруемом непостижимой игрушкой лоона эо, – голова его была ясной, он ощущал прилив энергии и знакомое охотникам чувство близости добычи. Добыча – или, если угодно, разгадка – манила его, то мелькая в дебрях фактов, то погружаясь в темный омут домыслов; и если согласовать одно с другим, дикая местность превращалась в парк с кудрявыми рощами и ясными светлыми озерами.

Он думал о том, что инкарнология – новая наука, и здесь, как бывает всегда в сферах неизведанных и до конца не познанных, может случиться такое, чего заранее не предусмотришь. Например, эффект Грановского, ментальный маяк, позволяющий после первого контакта вновь и вновь возвращаться в разум носителя… Специалисты пока не объяснили данный феномен, равным образом и то, почему связь исчезает через некоторое время. Этот период составлял от трех-пяти дней до месяца и, вероятно, зависел от индивидуальных особенностей человека и его симбионта. Все, что инкарнологи могли сказать по этому поводу, сводилось к сакраментальной фразе: мозг равновелик Вселенной, и загадок в нем не меньше.

Вот и еще одна: в обличье арха Ивар терял паранормальную способность перемещаться сквозь пространство. Он не мог проникнуть в тот таинственный континуум, где даскины разместили сеть своих порталов, позволявших с равным успехом шагать от звезды к звезде или, как выразился дед, от стола к постели. Но телепортация – если назвать ее так – была лишь одним из дарованных ему талантов. Помимо этого, он обладал способностью входить в бессловесный контакт с любым инопланетным существом, считывать эмоции, проникать в сознание ментального партнера и даже в какой-то степени исследовать его мозг. Но, переселившись в арха, сохранил ли он в полной мере этот дар?.. Чего стоили его поиски, зондирование тысяч и тысяч существ, если проникновение в их разумы было недостаточно глубоким?.. Что он пропустил, где и когда ошибся?..

«Хватит заниматься самоедством, – беззвучно произнес Командор. – Ты знаешь, что делать».

«Знаю, – подтвердил Тревельян. – Я должен спуститься на Арханг в своем человеческом облике. Я должен продолжить поиск. Но теперь я знаю, с кого начинать».

Он поднялся и вышел из каюты. Двумя палубами ниже находился отсек со специальным оборудованием, какое могло понадобиться при высадке на планету с пригодной для дыхания атмосферой. Если не считать иглометов с парализующими иглами, здесь не было оружия, здесь хранились легкие скафандры, термокомбинезоны, скобы, лазерные резаки, бинокли-дальномеры, газоанализаторы, маски с фильтрами, не пропускающими чужеродную микрофлору, и прочее в том же духе. Ивар облачился в комбинезон с подогревом, натянул сапоги и шлем, оснащенный передатчиком и прибором ночного видения, сверху набросил плащ-невидимку. Затем повозился минуту, прилаживая на шее обруч транслятора – без него он мог произнести на языке архов лишь пару фраз, да и то с риском повредить горло.

Закончив приготовления, он вызвал по внутренней связи Ольгу Сигрид Хаменлинну.

– Надеюсь, не спишь? Будь готова принять Винса.

– Сейчас? – ответила инкарнолог в недоумении. – Вы ведь на станции, шеф? И как же вы его нашли?

– Я на станции, но отправляюсь на планету. Винса примешь через… хм, я не знаю точного времени. В ближайшие часы, скажем так. Разбуди Ришу, Брайта и ваших инженеров, пусть еще раз проверят оборудование.

– Отправляетесь на планету? Я должна вас переслать? – Недоумения в голосе Ольги стало еще больше.

– Не должна. Я собираюсь посетить Рхх Яхит в своем естественном обличье.

– Спуститесь на челноке?

– Нет.

Молчание. Потом изумленное: «А-а!» – и Тревельян понял, что сейчас рождается еще одна легенда. Минует год-другой, и от границ Провала до миров терукси будет ходить история о чудо-ксенологе, перебравшемся на Арханг без челнока, без десантного катера, без экраноплана, вообще без транспортных средств и посадочных модулей. Захотел, щелкнул пальцами, и уже на месте… Разумеется, Ольга была в курсе слухов, что ходят о нем. Теперь добавится что-то новое.

Ивар вздохнул и произнес:

– Не могу сказать, в каком состоянии будет Винсент. Вызови в приемную камеру Ханса Аппеля, и пусть почтенный Фархад тоже там будет. Вдвоем врач и нейрофизиолог быстрее разберутся.

– Да, шеф. Сделаю, шеф.

Прервав связь, Тревельян представил каменную стену Рхх Яхита под беззвездным небом. На мгновение яркая вспышка заставила его прищуриться, затем охватили мрак и холод. Свет, тьма… Миг, когда портал распахнулся перед ним и вновь соединил края разорванной Вселенной, был неощутим. Он стоял на верхнем городском карнизе, перед ним чернели отверстия нор, из туч сыпали снежные хлопья, и яростными порывами налетал ледяной ветер. Тьма и холод быстро отступили: включился термокостюм, согрел его, лицо прикрыла пластина ночного визора; теперь он видел так же ясно и отчетливо, как днем. Картина была знакомой, но глаза человека воспринимали ее иначе, чем антенны симбионта – чудилось, что скалистый кряж с пещерным лабиринтом вздымается вверх бесконечно, пронзая вершинами облака, или, возможно, не облака висят над ним, а такие же горы источенного ходами камня.

Тревельян моргнул, иллюзия исчезла, и его взгляд потянулся к тоннелю, что вел в казармы. До входа было метров двести, но он различил крохотную фигурку стоявшего там часового – жвалы с острыми кончиками, разведенные в стороны глазные стебли, секиру в верхних конечностях. Неощутимая доля секунды, и он очутился среди каменных стен, за спиною стража. Он знал, чего ожидать, и все же шок был неизбежен.

Тоннель, казавшийся прежде таким широким, таким просторным… Сейчас Ивар чуть не упирался в свод макушкой и, растопырив локти, мог коснуться стен. Пещера за тоннелем, огромная, величественная, с высоким потолком, что тонул во мраке – теперь скромных размеров залец с грубыми, кое-где кривоватыми колоннами и множеством темных дыр, ведущих в глубь горы, в проходы лабиринта. А главное – доблестный туа па, что несет охрану! Грозный воин в железном доспехе, с секирой, с окованными металлом шпорами!.. Он доставал Ивару до колена и выглядел неуклюжим подземным карликом, пародией на сказочного гнома. Но у земных гномов, как помнилось Тревельяну, топоры были все же побольше, а сами гномы – ростом повыше.

Однако этот жестокий народец являлся разумным и попадал в сферу интересов ФРИК. Тревельян, конечно, не надеялся дожить до времен, когда архи покинут подземелья, возведут небоскребы, проложат железные дороги и устремятся к звездам. Но увидеть на этой планете поля, стада и изобилие пищи он твердо рассчитывал, надеясь, что в этом дивном будущем тут перестанут есть своих сограждан, особенно тех, что приплыли, на свое несчастье, из-за моря.

«Что за мрачные мысли? Ты и до небоскребов доживешь, – обнадежил его Командор. – Подселишься ко мне, когда придет твой час, а кристалл достанется внукам… Как-нибудь уживемся вместе».

«Ужились бы, но я не того масштаба личность, чтобы попасть в Колумбарий Славы, – возразил Тревельян. – У меня, дед, твоих заслуг не имеется и внуков тоже».

«Все впереди, голубь мой, все впереди. Но о внуках или хотя бы о детишках пора побеспокоиться. С меня бери пример! Пять сыновей, шесть дочек, а ведь дома я бывал раз в год по обещанию. Служба! А ты ведь у нас крейсером не командуешь».

Вздохнув, Тревельян надвинул капюшон плаща.

«Не командую. У меня небольшая исследовательская станция, тридцать семь сотрудников, и одного я потерял. Давай-ка его отыщем».

С этими словами он пересек зал с колоннами и углубился в тоннель, где почивала синяя рота. В его стенах зияли щели, ведущие к спальным норам, и из них не доносилось ни звука. Идти пришлось согнувшись, но капюшон все равно задевал камни, что торчали тут и там из неровного потолка. В узком проходе плащ, в общем-то, был бесполезен – повстречай он здесь гвардейца, тот бы мимо не прошел, а уткнулся прямо в колени Ивара. Но архи спали, и просыпаться среди ночи было не в их правилах.

Отсчитывая щель за щелью, он нашел нужный закуток, ползком протиснулся в него и услышал хрип и скрежет Кривой Шпоры. Камера оказалась крохотной, два с половиной на два метра; слева – гамаки Хау и Хеса Фья, справа – Оси и Тоса Фиута. Тревельян сел на пол – выпрямиться тут он не мог – и уставился на своего ментального симбионта. Впервые он видел его со стороны и решил, что Хес Фья изящен и даже красив – само собой, по местным меркам. Сейчас он чувствовал глубокую связь с этим молодым архом, не мысленную, а эмоциональную, ту нерасторжимую связь, что возникает между отцом и сыном или иными близкими родичами. Они с Хесом Фья так отличались друг от друга, так разнились по внешнему облику, физиологии, привычкам и культуре породивших их рас, что в Галактике не нашлось бы еще столь непохожих созданий. Но это не имело значения. В конце концов, кто ближе существа, соединенного с тобой не только разумом, но и общими чувствами?..

«Не забывай про меня, – ревниво проворчал Командор. – Я ведь не шестилапый таракан. Я тоже был человеком, и я твой предок».

«Прости, дед», – откликнулся Тревельян, повернул голову к другой стене и вздрогнул. Архи, жители подземелий, обладали острым зрением, но тьма, царившая в спальных норах, не позволяла разглядеть ровным счетом ничего. В этом не было нужды; Хес Фья и его соратники ориентировались на ощупь и точно знали, где свалены доспехи и оружие, где их гамаки и где бадья с пойлом. Но сейчас мрак не являлся помехой, и Тревельян отчетливо видел стену над гамаком Тоса Фиута. Камень покрывали глубокие царапины, казавшиеся на первый взгляд хаотическими, но он мог поклясться, что различает знаки земного алфавита. Не такие ясные, как на тележных досках, они повторялись много раз – корявые, неуклюжие, перечеркнутые случайным движением шпоры. Тревельян глядел на них, словно паломник, узревший в Святой Земле гроб и саван Спасителя.

«ВИНС, – было процарапано на стене. – ВИНС, ВИНС, ВИНС…»

Вопль о помощи, точно как на досках.

«Нашлась потеря, – прокомментировал Советник. – Вот ирония судьбы! Чуть не месяц у тебя в приятелях ходил, рядом спал, ел и чуть нашего Хеса не слопал! Ладно, с этим проехали… Но что же он Винса-то не отпускает? На кой ему человечья душа? Поносит демонов, а сам не отпускает!»

Тревельян не ответил – он погружался в сонный разум Тоса Фиута. Проникновение было более глубоким, чем прежде, и он впервые ощутил, что с этим архом происходит странная метаморфоза. Его нервный узел почти атрофировался, и даже во сне Тос Фиут пребывал в состоянии стресса – значит, гормональный баланс был нарушен, то ли по причине болезни, то ли из-за того, что соль он потреблял в немереных дозах. Либо первое, либо второе, либо неведомое третье, четвертое, пятое и десятое… Диагноз казался невозможным, так как о болезнях архов на станции Сансара знали не больше, чем о точной дате конца Вселенной. Чувствуя свою беспомощность, Тревельян не пожелал этим заниматься и приступил к глубокому сканированию спинного мозга.

Непростая задача! Связь нервного узла с основным мыслящим центром почти прервалась, что сделало ментальный канал слишком узким и нестабильным. Стараясь уловить слабые импульсы и разобраться в их смысле, Ивар вдруг осознал, что спектр излучений ему знаком. Где-то он сталкивался с подобной картиной, и чудилось ему, что это было совсем недавно, если не вчера, то несколько дней назад. Но где?.. Где и когда?.. Он с легкостью бы это выяснил, будь у него время для таких воспоминаний. Но сейчас он погружался все глубже и глубже в хаос разума Тоса Фиута, пробиваясь сквозь его сонные кошмары, сквозь пласты минувших лет, сквозь гнев и гордость, ненависть и страх. Тос Фиут боялся демонов и ненавидел их – но, возможно, демон был всего один?.. Чуждая сущность в гибнущих клетках мозга… Второго мозга, напомнил себе Тревельян, и ему опять показалось, что он уже видел похожий ментальный узор.

«Это вряд ли, – буркнул Командор. – Где видел, у кого? Тут у нас типичный случай делириум тременс, а у людей такие болячки давно не встречаются. На вашей станции и пьющих-то нет. – Пауза. Потом он добавил: – Конечно, если не считать меня».

Тревельян промолчал, слушая, как скрипят и щелкают жвалы Тоса Фиута. Слабый, едва заметный импульс коснулся его разума, потом пришли другие ментальные волны, и он решил, что сознание арха не было их источником. Чья же аура пробилась к нему, чей призыв он услышал?.. Дрожь сотрясла Тревельяна, струйки холодного пота потекли по спине. Теперь, настроившись на нужную волну, он различал эти импульсы яснее, он понимал их смысл. То молила о помощи человечья душа, взывала безмолвно из могилы умирающего мозга, с крохотного острова, что сокращался с каждым днем и вскоре должен был совсем исчезнуть – а с ним исчез бы Винсент Кораблев, человек, посланец земной цивилизации. Его мысли были недоступны Ивару, он ощущал только ужас – долгий, долгий ужас существа, погребенного в темнице чужого тела.

– Бедняга, – вырвалось у него, – бедняга…

Сейчас он не думал о том, что случившееся может похоронить проект на Арханге и поставить крест на всей инкарнологии. Научные соображения его не волновали, равно как и провал миссии, которой он руководит. Мелочи, пустяки! Люди – любой из них! – были гораздо важнее. В сущности, все гигантское здание Земной Федерации, все ее институты и органы власти, ее флот, метрополии и колонии в самых далеких мирах, вся эта титаническая структура держалась на главном и очень несложном принципе: десант своих не бросает. Распространенный на все человечество он означал, что жизнь каждого члена общества священна, и никто – какое бы несчастье ни случилось – не останется без помощи.

Тревельян сосредоточился. В этот миг он сам был каналом, соединившим Винса Кораблева с аппаратурой инкарнологов. Путеводная нить начиналась в нервном узле Тоса Фиута и вела в приемную камеру, к саркофагу с телом, лишенным души. Легкий ментальный толчок, и разум Винса, покинув свою преисподнюю, вознесся в небеса.

Скрежет жвал прекратился. Сон архов был очень крепким, но, вероятно, Тос Фиут также ощутил некий внутренний толчок. Он заворочался в гамаке, вытянул глазные стебли и, ничего не увидев в темноте, стал ощупывать Тревельяна усами.

– Во имя Великой Матери и помойных червей! Кто здесь?

– Один из знакомых тебе демонов, – сказал Ивар, и транслятор превратил его слова в серию треска, скрипа и жужжания.

– Ты пришел, чтобы мучить меня?

– Нет, я хороший демон. Тот, кто мучил, мною изгнан. Больше он не станет тебе досаждать.

Усы скользнули по капюшону и плащу Тревельяна.

– Кхх… Хороший демон… Ты очень большой и очень гладкий. Хочешь пойла? Там, в углу, бадья. Полная. Ты велик, но нам с тобой хватит.

– Мы, демоны, не любим пойло. Мы пьем солнечный свет и закусываем ветром.

– Но как тебя почтить? – Тос Фиут сполз с гамака, поднялся на задних лапах и довольно щелкнул жвалами. – Демона нет… совсем нет… ты его прогнал… За это я должен оказать тебе почет!

– Я бы хотел договориться иначе, – промолвил Тревельян. – Когда станешь владыкой в Рхх Яхите, окажи почет Хесу Фья. Он помог мне с твоим демоном. Один я бы не справился.

Он представил свою каюту на станции Сансара и исчез в раскрывшемся портале.