Глава 7
Форпост На Рогах Дьявола

Купола базы Патрульных торчали среди остроконечных рваных утесов, словно волдыри на шкуре встопорщившего чешую дракона. Над ними колыхалась едва заметная мгла силовой завесы, защищавшей форпост от круживших в небесах ледяных и каменных глыб, а заодно от залпов плазмы, если бы какие-нибудь враги добрались до этих дальних рубежей. За прозрачной стеной гостевого купола лежала мертвая пустыня, безвоздушное пространство, где резкие черные тени граничили с блеском освещенных солнцем скал и вершин кольцевых кратеров. Выше, в километре над поверхностью астероида, виднелись «Людвиг Клейн» и огромный вытянутый корпус транспортного корабля. Еще выше висело в зените крохотное бело-голубое солнце, единственная звезда на тысячу светолет в любую сторону. Рядом с форпостом было расчищено взлетное поле для патрульных кораблей, двух фрегатов и дюжины истребителей; там сейчас стоял катер с «Людвига», и роботы разгружали его, тащили на базу металлические ящики с боеприпасами и контейнеры с продовольствием и почтой. Повернув голову, Калеб видел десяток металлических фигур, без устали сновавших между катером и складом форпоста.

– Большая удача, что вы заглянули в нашу дыру, да еще с такой приятной спутницей, – сказал коммандер Стаг, бросив плотоядный взгляд на доктора Кхан. – Мы тут в буквальном смысле на рогах у дьявола. Как известно, дальше дьявольских рогов нет ничего, даже щепотки пыли. Пустота, Край Распада!

– Это не совсем верно, – заметил доктор Аригато Оэ. – Тут край нашей Метагалактики, но, как выяснилось, она не единственная. Мир звезд является более гигантским образованием, чем мы предполагали, и в нем, вероятно, не одна вселенная.

Стаг лишь рукой махнул, явно не желая вступать в дискуссию о размерах Мироздания. У коммандера, как у всех обитателей Планеты Башен, было очень длинное имя, но гостям он представился как Стаг, сообщив с улыбкой, что запомнить остальное просто невозможно. Бравый офицер Звездного Патруля и восемьдесят шесть его подчиненных охраняли пустоту уже три стандартных месяца, и им предстояло сидеть на этой самой дальней базе еще втрое больше, до очередной смены. Тоскливая, очень тоскливая служба! Здесь не имелось внепланетарных поселений и обитаемых планет, сюда не летали исследовательские корабли, тут не появлялись пираты и иные нарушители закона, ибо доход с пустоты – все та же пустота. Но подразделение Патруля всегда находилось на дальнем форпосте, в зоне своей ответственности, пусть и абсолютно пустынной, и всегда было при оружии. Звездный Патруль являлся одной из тех конгрегаций, что объединяли человеческую Вселенную и стремились подчинить строгому порядку хаос местных обычаев, торговых споров, мятежей на планетах и вооруженных конфликтов между мирами. Патруль и Третейский Суд с его боевыми частями были реальной силой в Галактиках, представлявшей справедливость и закон.

– Я что-то слышал о неудачной экспедиции Архивов за Край Распада, – произнес коммандер Стаг. – Они посещали форпост при моем предшественнике. Летите в том же направлении, сьоны?

Аригато Оэ неопределенно пожал плечами, Дайана отвернулась, а на лицах монаха и доктора Десмонда можно было прочесть столько же, сколько на ближайшей скале за прозрачной стеной. Что до Калеба, он в беседе не участвовал, сидел в дальнем углу и буравил взглядом затылок брата Хакко.

– Ну, дела Архивов – это дела Архивов, – вздохнул коммандер. – Надолго ли к нам, сьон Аригато?

– Точно не знаю. Капитан предупредил, что расчет очередного прыжка займет сутки или двое.

– На базе работают гравитаторы, тяготение во всех куполах нормальное, воздушная смесь обогащена кислородом, – сказал коммандер Стаг. – Буду счастлив предложить вам наше гостеприимство.

Весьма скромное, если не считать тяготения и воздуха, отметил Калеб про себя. В куполе имелись четыре крохотных спальных отсека, общий санблок и этот полукруглый зал, в который их привел коммандер. Диаметр – двенадцать шагов, скудная мебель из пластика, пара световых панелей и вид на самый унылый пейзаж во Вселенной. В сравнении с этой суровой обителью «Людвиг Клейн» казался дворцом.

Очевидно, глава экспедиции пришел к тому же мнению. Учтиво склонив голову и погладив ухоженную бородку, он произнес:

– Искренне благодарю, коммандер, но вряд ли мы сможем задержаться. Полет наш долог, и всем хотелось ощутить под ногами земную твердь… пусть это лишь скалы астероида… Но время нашего визита истекает. Когда закончится разгрузка, мы вернемся на корабль.

– Жаль, жаль… – пробормотал Стаг, не спуская глаз с Дайаны. – Но я, собственно, вот о чем… С вами Святой Отец Хакко…

– Всего лишь скромный брат из мелких чинов монастыря, – поправил священник.

– Вполне достаточно. Три моих офицера с Полярной и лейтенант Ортега с Земли – люди верующие. Остальные… ну, они поминают Творцов Бозонов по делу и без дела, но все они парни достойные. Брат Хакко мог бы провести молебен, отпустить грехи, благословить и все такое… Много времени это не займет. – Коммандер вздохнул. – Большое утешение для нас… особенно если прекрасная сьона почтит службу своим присутствием.

Такая идея Дайану явно не обрадовала. Она сжалась в кресле и обхватила плечи руками, словно боялась, что холод за стенами купола превратит ее в статую из льда. Лицо девушки было бледным, под глазами залегли голубоватые тени.

– Увы, не почтит, – сказал доктор Аригато, решительно вставая. – Я вижу, что у моей супруги разболелась голова – наверное, от избытка кислорода. Кажется, роботы уже закончили трудиться… Еще раз благодарю, коммандер Стаг. Мы возвращаемся на корабль.

Остальные гости тоже поднялись – все, кроме брата Хакко. Он с благочестивым видом коснулся кристалла, висевшего на груди, и тихо промолвил:

– Я задержусь. Дать утешение и напутствие отважным воинам – мой долг. Сьон коммандер прав, это не займет много времени.

– Как пожелаете, брат. Я скажу капитану, чтобы прислал за вами катер.

С этими словами Аригато Оэ направился к выходу. Десмонд, доктор Кхан и Калеб шли следом, Стаг обогнал их, чтобы раскрыть створки диафрагмы. Они разошлись с негромким шелестом, вспыхнул свет, и гости вступили в тоннель, ведущий к взлетному полю. Вырубленный в скалах проход был облицован броневыми плитами, они звенели под ногами, гулкое эхо металось под низким сводчатым потолком.

– Коммандер, – произнес Калеб, – этот лейтенант Ортега с Земли… Как его зовут?

– Хорхе. Хорхе Ортега из земного города… хмм… кажется, Браселона.

– Может быть, Барселона?.. В детстве у меня был приятель с таким именем. Не он ли?

– В чем проблема, Охотник? Ортега на патрулировании, но вернется примерно через час. Оставайтесь, и я вам его пришлю.

– Если сьон Аригато не возражает…

– Не возражаю, – молвил дуайен экспедиции. – Но не задерживайтесь сверх необходимого. И проследите, чтобы наш святой брат не увлекся молитвами и отпущением грехов.

– Да, сьон.

Калеб повернул обратно. Доктор Кхан, еще больше побледнев, замедлила шаг и проводила его тревожным взглядом. Он на мгновение остановился, поднял руку с раскрытой ладонью – жест, которым Охотники призывают к спокойствию.

Створки диафрагмы раздвинулись перед ним. Адепт по-прежнему сидел в кресле, над спинкой торчали его затылок и плечи, обтянутые фиолетовым комбинезоном.

– Удачно получилось, – пробормотал Калеб, переступив порог.

Тремя днями раньше, перед прыжком к базе Патрульных, Калеб стоял в оранжерее у дерева, похожего на дуб. Плющ на стене, дуб, пальма, два куста жасмина и скамья… Другая половина отсека исчезла за огромным экраном, распахнутым в пустоту. Искорки звезд были редкими, зато тут и там светились газопылевые облака, десятки, сотни туманностей причудливых очертаний, похожие то на спрутов с растопыренными щупальцами, то на крылатых драконов, то на городские руины, в которых светлые останки башен и дворцов разделялись клочками беспросветной тьмы. Людвиг мог бы показать более полную картину, недоступную человеческим глазам, – темные области, черные дыры, тусклый блеск нарождающихся звезд, но Калебу хватало того, что он видел. Дикие Галактики… Край Вселенной, где многие светила только еще формировались из газовых облаков, где тяготение еще не высекло из плоти хаоса привычных форм, спиралей, сфер и дисков, где свет еще не рисковал на равных соперничать с мраком, где первый факел жизни мог вспыхнуть лишь через миллиарды лет… Дикие Галактики, граница Распада!

Калеб никогда здесь не бывал. Неудивительно: Охотники – не старатели, что рыщут по Вселенной в поисках редких металлов и прочих богатств, не колонисты, что могут забраться в самые дальние дали ради пригодных для жизни планет, не исследователи из Лиги астронавтов, которых ведет и подгоняет жажда знаний. Работа Охотников связана с людьми, с обитаемыми мирами, и нечего им делать в пустоте, среди туманностей и новых звезд, еще не окруженных сателлитами. Нечего делать, думал Калеб, разве что мимо пролететь.

Они одолели треть дистанции до Борга. Сейчас рассчитывался очередной прыжок, последний в границах известной Вселенной; затем кораблю придется пересечь гигантский провал, океан пустоты, отделяющий Великие Галактики от другого звездного континента, столь же огромного, как колыбель человеческой расы. Привычные ориентиры в этой пропасти отсутствовали, и «Людвиг Клейн» будет двигаться по маршруту первой экспедиции, повторяя все прыжки и маневры предшественников. Траектория их полета была точно известна, путь займет около месяца. При этой мысли Калеб ощутил, как его охватывает возбуждение. Из далекой, почти немыслимой цели Борг становился реальностью.

– Достаточно? – спросил Людвиг. – Можно свернуть экран?

– Да, – откликнулся Калеб, и сияние Диких Галактик погасло. Привычный мир вновь окружал его: маленький бассейн, низкорослые деревья, свисающие со стен зеленые плети плюща, скамья, трава… В траве что-то поблескивало. Он наклонился и поднял женский гребешок.

– Кажется, это вещица сьоны Дайаны, – произнес Людвиг.

– На борту у нас одна женщина. – Калеб сунул находку в карман комбинезона.

– Хочешь сохранить как сувенир?

– Это добро мне ни к чему. Отдам ей. Может, обрадуется.

Он подумал, что красавица антрополог, и так не слишком веселая, в последнюю декаду выглядит особенно хмурой. Она почти не выходила к столу, и на палубах Калеб тоже ее не видел; купалась она ночью и, похоже, не горела желанием видеть коллег. С чего бы? Но никаких идей на этот счет в голову не приходило.

– Сьона Дайана… – начал было Людвиг, но Калеб отмахнулся, сел на скамью и сказал:

– Бозон с ней, с нашей недотрогой! Ты как-то помянул, что многое знаешь о людях… Так вот, приятель: знать людей не означает знать женщин. Забудем сьону Дайану. Расскажи мне лучше про капитана.

– Что именно?

Калеб поудобнее расположился на скамье, вытянул длинные ноги.

– Кроме меня в экспедиции трое мужчин, и кого-то из них капитан очень не любит. Кого? И почему?

– Кого?.. – раздался тонкий голос Людвига. – Разве ты не можешь догадаться?

– Положим, могу, но это не исключает второго вопроса. – Калеб выдержал паузу. – Многие не любят монастырских святош, но до убийства дело доходит не всегда. Даже очень редко, в особых случаях… Таковы, Людвиг, правила человеческого общежития. Если бы я зарезал всех, кто мне не по нраву, на Пьяной Топи не осталось бы живой души, да и на Пятой Кехна тоже. – Он снова замолчал, потом произнес с задумчивым видом: – Понимаешь, нужен веский повод, чтобы прикончить человека, смертельная ненависть, месть или кара за преступление. Я доверяю капитану, я заключил с ним контракт, но хотелось бы кое-что узнать… пусть не все, я не настаиваю на подробностях, хватит намека… Так что же случилось у вас на Шамбале?

– Не будем об этом говорить. Ты встречался с капитаном, пил с ним ром, а я присутствовал при этом и помню каждое слово. Капитан сказал…

– Ладно, – перебил Калеб, – не будем, так не будем. Но помнится, мне были пожалованы кое-какие привилегии… Ром у тебя еще остался?

– Без проблем.

Прямо из пола выросла стойка, а на ней – стакан с янтарной жидкостью. Калеб понюхал напиток, сделал глоток, потом другой, и откашлялся. В любом цивилизованном мире он мог получить информацию о случившемся на Шамбале, но здесь ею владели капитан и Людвиг. Что ж, решил он, подождем. У капитана есть совесть, он не лишит человека жизни без объяснений и причин, даже монастырскую крысу.

– Сьона Дайана, – опять промолвил Людвиг, – нуждается в совете. Скорее даже в помощи. С ней что-то происходит в последние дни. Что-то такое, чего я не могу понять.

– А говорил, что многое знаешь о людях, – буркнул Калеб, допивая ром.

– Наверное, ты прав: знать людей не означает знать женщин. Я разбираюсь в мотивациях мужчин, ими движут жажда знаний или власти, чувство долга, месть, воинственность, гордыня, десятки иных побуждений, несвойственных женщинам. Кажется, несвойственных – мой опыт в этой части невелик. Я подозреваю, что разум женщин устроен иначе, с такой нелогичностью, будто они принадлежат к другой человеческой породе.

– Однако есть то, что нас объединяет, – возразил Калеб.

– Например?

– Любовь. Иногда – тяга к приключениям и авантюрам. Еще… – Он задумался на секунду. – Еще, пожалуй, страх.

– Да, страх. Универсальное чувство, присущее людям и животным, – согласился Людвиг, тоже помолчал недолгое время и произнес: – Но есть разница: зверь боится потерять жизнь, человек – жизнь и самосознание, свое «я». Сьона Дайана… Наверное, она испытывает страх, сильный страх, причина которого мне непонятна. – Он снова сделал паузу. Затем: – Она просто в отчаянии, Калеб. Ты должен ей помочь.

Калеб усмехнулся.

– Больше некому? Я, разумеется, готов утешить любую красотку, но только не супругу нанимателя.

Тишина. Потом снова раздался тонкий мальчишеский голос:

– Поговори с ней, Калеб.

– Не уверен, что она согласится.

– Таково ее желание. Она просила, чтобы я не сообщал об этом прямо, но… но я не умею хитрить.

– И правильно. Честность – лучшая политика, – заметил Калеб. – Она хочет встретиться сейчас?

– Да. Я беседую одновременно с тобой и с нею… Она в лаборатории.

– Не пойдет. Пусть спустится в трюм. Самое место для тайных свиданий.

– Как пожелаешь, Калеб.

Шагая по коридору, он думал о странной связи между девушкой с Авалона и интеллектронным модулем, летавшим на этом корабле не меньше столетия. Людвиг не просто благоволил Дайане Кхан, его отношение к ней было окрашено теплом – возможно, более сильными, более яркими эмоциями. Забота, сострадание, стремление помочь, защитить от опасности… Являлось ли это проявлением любви?.. Мог ли разум, пусть подобный человеческому, но лишенный тела, любить и мечтать о несбыточном, о взаимности?.. Чем такое чувство могло обернуться для Людвига?.. Трагедией?.. Или всего лишь приятным воспоминанием, которое он сохранит на долгие века?..

Вопрос оставался открытым. Калеб не раз летал на кораблях, подобных «Людвигу Клейну», но прежний опыт был бесполезен – как и люди, искусственные интеллекты отличались друг от друга.

Он спустился в трюм. Дайана стояла у наземного краулера, прислонившись к бронированной обшивке кабины. Ослепительный свет падал на ее бледное лицо. Глаза с янтарной радужкой потускнели, пряди волос, темные и светлые, в беспорядке рассыпались по плечам, губы были блеклыми и уже не походили на лепестки цветка.

– Людвиг, свет слишком яркий, – произнес Калеб.

Дайана слабо повела рукой.

– Нет… пусть останется… я боюсь темноты…

– Пусть останется, – согласился Калеб.

Он шагнул к девушке, и она вдруг очутилась в его объятиях. Ладони Дайаны легли на его плечи, лицо спряталось на груди, волосы щекотали щеку; прикоснувшись губами к ее виску, он ощутил жаркое стремительное биение крови. Она дрожала так сильно, что Калебу на мгновение показалось, что он не удержит ее, что Дайана выскользнет у него из рук, упадет на палубу и останется лежать там, сотрясаясь в конвульсиях. Он обнял ее крепче, погладил по спине. Странное ощущение охватило Калеба: сейчас он не желал ее так, как мужчина желает женщину, он лишь сочувствовал ей, ее непонятному горю, ее страху; сочувствовал и стремился помочь. Возможно, то была любовь, но такая, какой не ведают Охотники, лишенные матерей.

– Что с тобой? – тихо промолвил Калеб. – Успокойся и скажи: что с тобой?

– Если бы я знала!.. Если бы знала!..

Она отстранилась и подняла лицо. В ее глазах блестели слезы.

– Ты знаешь. Человек помнит о том, что с ним случилось.

– Я не совсем человек… – пробормотала Дайана. – Я… я клон… клон настоящей Дайаны Кхан…

– Что с того? Я тоже родился не от матери. Так появляется на свет четверть населения Земли. Мы оба из инкубатора, но мы люди, а ты – видит Святой Бозон! – еще и очень красивая девушка… Так что же случилось?

– Священник… он что-то сделал со мной… Мы были в коридоре жилой палубы, поздно вечером, несколько дней назад… Его глаза… глаза… Не помню, больше ничего не помню, но я… я изменилась, и это меня пугает… Я стала желать… желать… – Ее голос стих.

Калеб нахмурился.

– Наш братец Хакко та еще змея! И не только тебе он не по нраву! Ну, я с ним разберусь!

– Не надо, – прошептала Дайана, – не надо разбираться… Я только хочу знать, что он сделал. Это не похоже на гипноз… это более сильное внушение… Зачем? Для чего?

Как любой Охотник, Калеб был наслышан об умениях адептов. В некотором смысле они являлись конкурентами Братства – пусть не истребляли безмозглых чудищ вроде саблезубых крыс, но с одержимыми справлялись превосходно. И не только с ними – в некоторых мирах они так усердно изгоняли демонов, что кровавый след тянулся на века.

Склонив голову, Калеб заглянул в лицо Дайаны.

– Я с ним побеседую… побеседую с этим ублюдком, клянусь Великими Галактиками! Но корабль – неподходящее место. Видишь ли, разговор может затянуться и перейти в другую фазу, а капитан просил не нервировать Людвига.

– Это правильно, но у нас будет остановка, – раздался тонкий мальчишеский голос. – Через один прыжок.

– Я в курсе, – откликнулся Калеб. – Не вмешивайся и не подслушивай, когда у меня свидание с девушкой! – Он снова наклонился к Дайане. – Похоже, ты ничего не сказала доктору… то есть своему супругу. Или сказала?

– Нет, никогда! Ни за что! – Она вдруг перестала дрожать, напряглась и яростно замотала головой. – Я ничего ему не скажу! Он… он может обрадоваться! А мне это совсем не нужно!

Теперь Калеб в недоумении уставился на нее.

– Может обрадоваться? Тому, что сотворил с тобой монах? Не понимаю! Ты сказала, что изменилась… В чем? Что ты чувствуешь?

Дайана вспыхнула. В беспощадном свете потолочных панелей Калеб видел алые пятна на ее лице, брови, сведенные у переносицы, и морщинку между ними. Ладонь девушки снова легла на плечо Калеба, но не задержалась там – внезапно тонкие пальцы стали гладить его щеку.

– У меня появилось странное желание… – шепнула она. – Очень странное и новое… Прикоснуться к мужчине… и чтобы он прикоснулся ко мне…

– Будь ты хоть трижды клоном! Разве ты и твой муж… – начал Калеб, но теплая ладошка запечатала ему рот.

– Да. Разумеется. Без всякого желания с моей стороны. Даже без намека на желание. Но с безоговорочной покорностью. Как положено клону умершей жены.

Она говорила резкими отрывистыми фразами, кусая губы и глядя в пол. Что-то здесь не так, подумал Калеб; Авалон – цивилизованная планета, где личная свобода граждан ничем не ограничена. Большое дело, клон ты или не клон! Древний способ воспроизводства давно уже не был единственным – в Галактиках практиковалось искусственное оплодотворение, яйцеклетки помещали в инкубатор или замораживали на неопределенный срок, и колонисты везли их в новый мир сотнями тысяч – будущих работников, солдат, ученых и правителей. Клонирование тоже не было под запретом, хотя существовали кое-какие ограничения. Обычно клонировали погибших детей, взрослых – не так часто, ибо клон отнюдь не являлся точной копией прежней личности и мог вырасти совершенно другим человеком, с иными талантами и склонностями. Так или иначе, но клоны росли, взрослели и проходили лет за двадцать пять все стадии, положенные человеческому существу, от младенчества до зрелости. Среди Охотников часто встречались клоны, особенно в династиях, веками занимавшихся своим опасным ремеслом.

Вытащив гребешок, он сунул свою находку в карман девушки, потом обнял Дайану и коснулся губами ее губ. Поцелуй был легкий, нежный – пугать ее Калебу не хотелось.

– Я не очень знаком с авалонскими обычаями… Ваш брак допускает небольшие вольности?

– Я допускаю. – Дайана потянулась к его губам.

– Тогда мне повезло. Все же у тебя был выбор: я или Десмонд.

– Десмонд? – Она вдруг рассмеялась. – Десмонд, надо же! Он ведь…

– Дьявол с ним, с Десмондом, – сказал Калеб. – Не хочу о нем слышать!

И снова поцеловал ее в губы.

– Удачно получилось, – пробормотал Калеб, переступив порог. Движения Охотника были бесшумными, но монах все же почуял его и обернулся. Лицо брата Хакко походило на застывшую маску: узкая щель рта, бледная кожа, глаза с неподвижными темными зрачками.

Калеб обогнул стол из легкого пластика и опустился в кресло. Между ним и священником было шесть шагов. С минуту они сидели и смотрели друг на друга. Сидели не шевелясь, но чудилось, что воздух в гостевом куполе сгустился в незримую тучу и сейчас сверкнет молния.

Наконец губы брата Хакко дрогнули:

– Что-то забыл, Охотник?

– Не имею такой привычки, монах.

– Тогда зачем ты вернулся?

– У меня контракт с Архивами. Я должен его выполнять.

– Выполняй. При чем тут я?

Калеб будто не слышал его.

– Контракт означает, что сьона Кхан – под моей защитой. Никто не смеет посягнуть на ее тело, здоровье и разум. Но ты это сделал, монах.

– Во имя Жизни и Света! Ты сошел с ума! – Зрачки адепта стали расширяться. – Посягнуть на тело женщины! И как, по-твоему, я ухитрился это совершить?

– Я слышал о генетической операции, что превращает вас в бесполых тварей, – промолвил Калеб. – После этого, как всем известно, телесные радости монахов не влекут. Но кроме тела у женщины есть еще разум и здоровье.

– Есть, – подтвердил брат Хакко, и его губы насмешливо скривились. – Есть. Какое тебе до этого дело, землянин?

– Не надо пустой болтовни. Что ты сделал с Дайаной Кхан? Отвечай!

Он слегка подался вперед, не спуская глаз с монаха. Огромные зрачки были словно два провала на бледном лице. Созерцать их явно не стоило, но Калеб не мог отвести взгляда. Не мог и не хотел, понимая, что произошедшее с Дайаной лишь предлог, повод для испытания силы, его собственной и силы экзорциста. Это должно было случиться с той же неизбежностью, как столкновение комет, избравших волей случая одну и ту же орбиту и стремящихся навстречу друг другу. Орбитой являлось главенство в крохотном мирке корабля, превосходство над противником, отдававшее команду «Людвига» во власть победителя. Не претендуя на эту власть, Калеб ясно сознавал, что, проиграв поединок, уже не будет никому защитником и не исполнит контракт – ведь защитить от сильнейшего невозможно.

Глаза монаха не отпускали. Сделав усилие, Калеб протянул руку и нащупал инъектор, закрепленный над коленом. В голове воцарилась гулкая пустота, и слова брата Хакко падали в нее точно тяжелые камни.

– Слушай, землянин, слушай, червь! Я скажу нечто, потом сделаю вот так, – адепт щелкнул пальцами, – и ты все позабудешь. Забудешь, и только одно останется в памяти: впредь ты должен вести себя почтительно.

– Не дождешься! Скорее проглотишь оба Святых Бозона! – прохрипел Калеб и начал подниматься.

– Сидеть! – каркнул монах, и ноги Калеба налились тяжестью. – Сидеть, слушать и покорствовать! Женщина, о которой ты печешься, оскудела душой и разумом. Такое бывает после реверсии… не столь часто, но бывает. Симптомы разнообразны: видения, навязчивые звуки, беспричинный страх, потеря ориентации и многое, многое другое. Что до этой женщины, в сердце ее вселился демон, мешающий делить ложе с супругом и наслаждаться радостями плоти. Я изгнал его. Я умею делать это лучше, чем медики с их лекарствами и фрейн-терапией… – Тонкие губы брата Хакко вновь скривились в усмешке. – Скажи, Охотник, разве свершенное мной – не доброе деяние? Разве сьон Аригато не должен меня благодарить? Я вернул ему счастье… ему и его супруге… Вернул после пятнадцати лет горестей из-за неудачной реверсии!

«Что он несет! – мелькнуло у Калеба в голове. – Какая реверсия! Она же клон! Клон умершей супруги Аригато! И ей не пятнадцать лет, а минимум двадцать пять – во всяком случае, по виду… По виду и по ощущениям – его руки и губы не могли ошибиться. Не девочка, юная женщина…»

Он сидел неподвижно, взирая на брата Хакко и чувствуя инстинктом Охотника, что тот слегка расслабился. Должно быть, монах считал, что объект его манипуляций в гипнотическом трансе и совершенно беспомощен – может видеть и слышать, но не шевелиться. Не исключалось, что он слишком полагался на свою ментальную мощь – наверняка святой брат прожил долгую жизнь и не раз встречал Охотников. Встречал, но каких?.. Из первой сотни?.. Возможно. А вот из первого десятка – вряд ли.

Но двигаться было тяжело, очень тяжело. Сумеет ли он встать?.. «Хороший вопрос!» – подумал Калеб. Если и сумеет, атаковать бессмысленно. Он походил сейчас на черепаху под башмаком великана.

– Я сказал, ты услышал, – промолвил адепт. – Охотник… Охотник, да еще землянин… – Его лицо сложилось в презрительную гримасу. – Не знаю, на что надеялись эти недоумки из Архивов… Охотники тоже люди, и у них есть мозг. Так что, Калеб, сын Рагнара, ты в моей власти.

Он поднял руку, собираясь щелкнуть пальцами, но Калеб его опередил. Легкий удар по инъектору, и тонкая игла пронзила кожу. Зелье, вытяжка из трав и плодов с Зеленой Двери, ускоряло метаболизм; то был секретный состав, известный лишь старейшим в Братстве, и применяли его нечасто и с осторожностью. За все приходится платить – так уж устроен мир! – и аномальная активность тоже имела свою цену.

Действие снадобья было мгновенным: кровь молотом стукнула в виски, жаркая волна прокатилась от макушки до пят, заставив его содрогнуться. Калеб видел руку священника – она поднималась так медленно, так неторопливо, что он, наверное, успел бы скрутить его в узел, дотащить до шлюза и выбросить в пустоту и холод астероида. Он встал, пересек разделяющее их пространство, положил ладонь на горло монаха и стиснул пальцы. Стиснул не очень сильно – убивать брата Хакко было еще рано.

Глаза адепта померкли, ноги вытянулись, рука упала. Он лежал в кресле, точно безвольный манекен, и внизу, под животом, стало расплываться темное пятно.

– Ты болван, святой братец, – промолвил Калеб невнятной скороговоркой. – Болван, клянусь Великими Галактиками! Думаешь, ты оказал услугу Аригато? Мне, бесполая крыса! Мне и ей! К счастью, у нее был выбор!

За его спиной послышались шаги, затем раздался удивленный возглас. Калеб отпустил монаха и повернул голову. Действие снадобья ослабело, он уже мог членораздельно говорить и пока еще держался на ногах.

– Я Хорхе Ортега, – сказал офицер в полетном комбинезоне. – Меня прислал коммандер… Что здесь произошло?

– Ты не тот Хорхе Ортега, которого я знал на Земле, – с трудом ворочая губами, произнес Калеб. – Прости, друг, я вижу, что ошибся.

– Это бывает. Так что со святым братом? – Ортега дернул головой и принюхался. – Запах… Здесь запах как в нечищеном гальюне!

– У брата Хакко случился приступ. Периодическая офирская лихорадка, не очень серьезный недуг, но неизлечимый… Боюсь, он не отслужит вам молебен и никому не отпустит грехи. Но это пройдет. Покой… ему нужен только покой… а мне… мне…

На неверных ногах он шагнул к офицеру и ухватился за рукав комбинезона. Сообразив, что Охотник сейчас упадет, Ортега подставил плечо и поволок его к креслу.

– Не сюда… тащи в пищеблок, приятель… мне надо поесть и выпить горячего… надо передохнуть… час или больше… помоги… как землянин землянину…

– У священника приступ, это я понимаю, хотя никогда не слышал про офирскую лихорадку, – буркнул Хорхе Ортега и, поддерживая Калеба, направился к входной диафрагме. – Но с тобой-то что? Ты ведь Охотник?

– Ох-хотник, – согласился Калеб, лязгая зубами. Его била мелкая дрожь, по спине текли ручьи холодного пота. – Ох-хотник, – повторил он, с трудом переставляя ноги. – Но пр… приступ у брата Хакко был уж-жасен… а я такой впеч… впечатлительный…

– Это заметно, – проворчал Ортега и поволок его в офицерскую трапезную.

…Через пару часов Калеба и брата Хакко доставили на корабль. Оба уже пришли в себя, хотя священник кашлял, хрипел и хватался за горло, а у Калеба звенело в ушах. Его мучила жажда, неизбежный результат сделанной инъекции – зелье активно выводилось почками, и этот процесс был не слишком приятен. Но он выглядел довольным и даже поддержал брата Хакко под локоть, помогая протиснуться в люк катера.

На борту их встречал капитан. Брат Хакко, не сказав ни слова, злобно покосился на него и заковылял к лифтам. Проводив его взглядом, Калеб расстегнул ворот комбинезона и потер виски. В голове еще шумело.

– Ты задержался, – заметил капитан, – ты и наш святой братец. И вы оба словно бы помяты… Или мне показалось?

– Не показалось.

– Хмм… Выясняли отношения?

– Не без того. – Калеб усмехнулся. – Теперь я знаю, что способен выполнить контракт. Оба контракта, и с вами, и с Архивами.

Капитан снова хмыкнул.

– Отрадно слышать! А что случилось?

– У нас на Земле есть старинная поговорка: кто сел обедать с дьяволом, должен запастись длинной ложкой, – сказал Калеб. – У меня ложка нашлась, а у него – нет.

Ковальский уставился на Охотника.

– Ложка, говоришь? А как насчет стакана? По-моему, тебе не помешает выпить.

– Это точно.

Они поднялись на верхний ярус. Доктор Кхан стояла у прохода в оранжерею: лицо белее снега, руки стиснуты на груди. Калеб улыбнулся ей.

Вернулся! Он вернулся!

Страх, терзавший Дайану, растаял. За несколько минут до этого она увидела священника – мрачно глядя в пол, брат Хакко проскользнул по коридору и исчез за дверью каюты. Она не знала, что подумать: возможно, монах расправился с Калебом, изувечил или убил его, и теперь, затворившись в своем отсеке, будет замаливать грехи – или что там делают адепты-убийцы, прикончив человека. С другой стороны, выглядел священник отнюдь не победителем – скорее был похож на пса, которого выдрал хозяин. Но почему? Боялся ответить за смерть Охотника? Это не исключалось; рядом – база Патруля, и капитан мог передать убийцу служителям закона.

Перебирая варианты, Дайана пряталась за жасминовым кустом, кусала губы, стискивала кулачки, забыв, что может обратиться к Людвигу. Он, разумеется, знал все, но почему-то эта мысль не приходила в голову, как и другая, связанная с причинами тревоги. Что ей до жизни и смерти Охотника?.. В конце концов, он был чужаком, даже не авалонцем; всего лишь попутчик, наемный боец, такой же временами страшный, как адепт с Полярной. Но губы Дайаны хранили память о его губах, кожа – о его прикосновениях, и она понимала – не разумом, но чувством, – что судьбы их связаны. Связь была крепкой: если он погиб, то и она умрет.

Но он вернулся! Он выглядел усталым, но шел, как всегда, быстрой легкой походкой, и Дайана подумала, что он торопится к ней. Покинув свое убежище за кустом, она поймала его взгляд, его улыбку. Конечно, он улыбался не капитану-бородачу, он смотрел на нее, и в этот миг лицо его изменилось – стала мягче линия губ, дрогнули ноздри, лучики морщин разбежались от краешков глаз. Он снова был таким, как в минуты, когда обнимал ее, – там, в трюме, у бронированной кабины краулера.

Дверь капитанского отсека сдвинулась, и они исчезли. Дайана, прижав ладони к груди, стояла под кустом, усыпанным белыми цветами. Ощущение силы и свободы, прежде незнакомое, переполняло ее; внезапно она поняла, что ничем не обязана Аригато Оэ и его умершей супруге, что она – не копия женщины, обитавшей когда-то в ее авалонском доме, не дубль, а самостоятельная личность. И она не испытывала больше страха перед адептом. Что бы он ни сделал с ней, чего бы ни желал добиться, все повернулось в лучшую сторону. Ей казалось, что она спала всю свою недолгую жизнь, но сон вдруг развеялся, явив миру и ей самой нечто новое и неожиданное. Что же?..

– Дайана Кхан… Д ‘ Анат ‘ кхани, Дар Южного Ветра, человек, – произнесла она. Сказала тихо, но Людвиг услышал.

– Ты повзрослела, Дайана Кхан. Знаешь, в былые годы я повидал многих людей – большей частью из Научного Дивизиона Архивов. Биологи, физики, археологи, лингвисты, исследователи того и этого… не очень эмоциональный народ, однако разное случалось на борту… И я понял: люди меняются, когда испытывают сильные чувства.

– Ты прав, – согласилась Дайана. – Осталось выяснить, какое чувство я испытываю.

– Не догадываешься?

Она не ответила. Села на скамью, вытащила гребешок, найденный Охотником, и принялась расчесывать волосы. Потом сказала:

– Доктор Аригато хочет, чтобы я согласилась на импринтинг.

– Импринтинг… – повторил Людвиг. – Какую же личность он желает запечатлеть в тебе?

– Другой Дайаны Кхан, прежней его жены. Внешностью и телом мы точные копии, но в остальном я не очень похожу на нее. Аригато считает, что если я соглашусь, то стану совсем как она… И тогда он будет счастлив.

– Почему ты заговорила об этом?

Дайана отложила гребешок.

– Импринтинг уже произошел… импринтинг или что-то подобное… Я будто проснулась… Возможно, мне надо не гневаться на монаха, а благодарить его. – Она на мгновение задумалась. – Нет, благодарить не буду! Насилие есть насилие!

– Это случилось так быстро, – произнес Людвиг виноватым тоном. – Один взгляд… Я ничего не заметил.

– Взгляд может многое значить, – сказала Дайана, поднимаясь. – Особенно если это взгляд адепта или…

Или Калеба, закончила она про себя.

С этой мыслью доктор Кхан покинула оранжерею. В ее каюте, как и всегда, неторопливо плыли в вышине облака, сверкал под ярким солнцем безбрежный океан и метались над волнами белые птицы с длинными, изогнутыми на концах крыльями. Она вдохнула пахнущий морем воздух, вызвала зеркало и минуту или две смотрелась в него. Она была антропологом и потому не испытала удивления, заметив перемены: более четкие очертания губ, решительный блеск в глазах, сдвинутые брови, что придавало ее чертам строгое, даже суровое выражение.

Она спросила, где Аригато, и Людвиг ответил, что сьон доктор сейчас в лаборатории. Момент был удачный, и она прошла через спальный отсек в его каюту. В шкафу хранился металлический контейнер с оружием; Дайана откинула крышку, достала крохотный игломет, помещавшийся в ладони, и синюю обойму с парализующими иглами. Задумалась на секунду и вытащила еще одну обойму, красную. Эти иглы были заряжены смертельным ядом.