Глава 17
Земля, Петербург, 29 и 30 июля 2005 года
К удивлению Скифа, шеф не пожелал немедленно выслушать отчет. Он лишь убедился, что оба странника в Мир Снов – и клиент, и незадачливый проводник – возвратились в целости и сохранности, а потом властно взмахнул рукой:
– По домам! Все разговоры – завтра!
Вероятно, то было мудрое решение. Скиф пребывал в некотором ошеломлении: переход от таинственного ночного полумрака девственной степи к яркому свету земного солнца оказался слишком резким и внезапным. Еще мгновение назад он обнимал нежное девичье тело, прислушивался к негромкому шелесту трав, любовался тремя лунами, мерцавшими в темных небесах; теперь же руки его отягощал плотно набитый рюкзак с торчавшим наружу стволом «АКД», а в глаза били ослепительные солнечные лучи. Джамаль, которого тоже, очевидно, оторвали от весьма приятных занятий, с недоумением моргал и кривился, словно человек, хлебнувший ослиной мочи вместо доброго кахетинского вина. Самым лучшим в такой ситуации было последовать приказу Сарагосы, что путешественники и сделали, обменявшись парой слов. Торговый князь, с сокрушенным видом пощипывая отросшую бородку, направился в свои пещеры Али-Бабы; Скифа дежуривший в тот день Стилет отвез домой, на Гражданку.
Отец был в институте, мать, как всегда, на кухне. Трехдневное отсутствие сына не вызвало у нее вопросов: предполагалось, что он сопровождал груз ценных лекарств не то в Омск, не то в Новосибирск, а может, и в Магадан – Россия велика! Поцеловав Скифа в заросшую светлой щетиной щеку, мать задала обычный вопрос: как там? Услышав, что там все в порядке, что людей на улицах не режут и продукты в той же питерской цене, она довольно кивнула и погнала сына в ванну, а потом – за стол.
Все казалось знакомым и привычным до тошноты. Но, еще смывая с плеч пыль странствий, еще разглядывая свои исцарапанные ступни и пересчитывая синяки, Кирилл вдруг понял, что возврата к прошлому не будет. Прежде всего он больше не ощущал себя Кириллом Карчевым, выпускником истфака, несостоявшимся специалистом по скифам, оттрубившим шесть лет в рядах славного российского спецназа. Не был он и демобилизованным сержантом, пристроившимся на теплое местечко в загадочную и непонятную фирму. И оставалось весьма сомнительным, является ли он вообще одним из восьми миллиардов разумных созданий, населявших в двадцать первом веке планету Земля. Сам он этого не ощущал; казалось, девять дней, проведенных в фэнтриэле Амм Хаммата, перечеркнули все, что было с ним до сих пор, всю его земную жизнь, десятилетия учебы и работы, годы детства, юности и едва подступившую зрелость. \
«Кем же ты сделался?» – спросил он самого себя, и ответил: «Скифом, странником по чужим мирам». Они манили его, словно яркий фантом, дрожавший и переливавшийся над серой пустыней обыденности: мир зарослей на берегу неведомой реки, мир ледяных неприветливых гор Ронтара, мир Альбы, куда удалось заглянуть лишь на краткое мгновение, мир Амм Хаммата…
Амм Хаммат! Море, кедровый лес, степь, холмы… низкая трава – зеленый бархат, высокая трава – словно ковер гиганта… золотая роща, сладкий аромат, беспамятство… пламя костра, ночное небо – темный бархат, три луны – как три ярких фонаря, подвешенных в вышине… белые звери, топот копыт, яростный вопль атакующих шинкасов, блеск клинков, грозная песнь амазонок… «У меня нет сердца – лед горных вершин в груди… У меня нет глаз – проблеск молнии мои глаза…» И потом: «Я обещала поучить тебя стрелять, светловолосый… Я буду луком, а ты – стрелой…»
Сийя! Сийя ап'Хенан из Башни Стерегущих Рубежи! Темноглазая мечта, воительница с пепельными кудрями!
Тогда он сказал ей:
«Мне понравится всюду, где будешь ты».
И она спросила:
«Ты повторишь эти слова перед Безмолвными Богами?»
Затем… затем было еще что-то… А, вот так:
«Ты скажешь эти слова и станешь моим мужчиной. Мы будем встречаться, когда три луны поднимаются в небесах, потом расстанемся, потом встретимся вновь… Как сегодня…»
Сегодня! Скиф знал с полной определенностью, что сегодня наступило утро двадцать девятого июля две тысячи пятого года на планете Земля; в небе сияло солнце, а вечером, возможно, выглянет месяц… Один-единственный, ибо другого в этом мире не полагалось. И ночь трех лун он увидит теперь лишь во сне…
Скиф вылез из ванны и уселся за стол, к сосискам, яичнице и кофе. Мать, приписав его угрюмый вид усталости после командировки, не рискнула приставать с расспросами. Он ел, наливаясь злостью, проклиная свой торопливый язык и вурдалака Доктора, выдернувшего их с Джамалем из амм-хамматской степи, словно пару морковок с огорода. Но в чем он мог винить красноглазого экстрасенса? Пароль был назван, а за этим, как и положено, следовало возвращение.
Завтра еще предстоит объясняться с шефом, мрачно подумал он, отправляясь в свою комнату. Эта перспектива тоже не радовала, и Скиф, не желая предаваться горестным раздумьям, постарался уснуть. Вероятно, скитания в лесах и степях Амм Хаммата вымотали его. Он проспал до ужина, а потом – до следующего полудня.
Увы, эта земная ночь, как он и подозревал, не была ночью трех лун! Постель его оставалась холодной, и сердце стыло в тоске одиночества.
* * *
На следующий день, ближе к вечеру, Сарагоса отвез его в облицованный гранитом дом на Каменноостровском проспекте, в тихую просторную квартиру со стенами, увешанными холодным оружием. Очевидно, шеф знал толк в саблях, кинжалах да мечах; теперь Скифу сделались понятны те жадные взгляды, коими он обласкивал коллекцию Джамаля. Но тут были не только клинки, дротики да боевые секиры – на верхней полке застекленного серванта сверкали старинные ордена, подколотые к пурпурным и голубым лентам, а ниже на темном бархате круглились бронзовые, серебряные и золотистые диски медалей.
Скиф, слегка отошедший после вчерашних печальных раздумий, с благоговением обозрел весь этот музей и поинтересовался:
– Вы тут живете, Пал Нилыч?
– Иногда, – буркнул шеф. – Вообще-то здесь живет некий Август Рихардович Мозель, бездельник, сибарит и коллекционер.
Однако в квартире этого Мозеля Сарагоса чувствовал себя как дома: без церемоний провел Скифа в хозяйский кабинет, к столу с компьютером, включил блок аудиозаписи, раскурил трубку и выдохнул струю густого дыма прямо в микрофон.
– С такой штукой знаком? С компьютерным рекордером?
– Нет. – Скиф помотал головой, разглядывая миниатюрное устройство, подмигивавшее ему зеленым глазом.
– Можешь излагать, не напрягаясь. Микрофон уловит звук, рекордер передаст его в машину, и все сказанное будет расшифровано и переведено в текстовую запись. Завтра проглядишь то, что наболтал, и откорректируешь. Очень удобно… Понял,э?
– А если я раскашляюсь? – не без любопытства спросил Скиф.
Пал Нилыч нахмурился.
– Умничаешь, скифеныш! Ну, если тебе придет случай чихнуть, посмеяться или произвести иные бессмысленные звуки, то в файле будет запись: «Лечись, парень!» Теперь понял?
Дождавшись утвердительного кивка, Сарагоса постучал ногтем по микрофону.
– Ну, раз понял, излагай! Все в хронологическом порядке, не опуская деталей! Сначала факты, потом домыслы, гипотезы и соображения.
Скиф начал излагать. Пал Нилыч слушал, почти не перебивая, спокойно потягивая свою трубку; постепенно кабинет наполнялся светлым вечерним сумраком, кольцами сизого дыма и запахом крепкого табака. Шеф никак не отреагировал на потери, понесенные экспедицией в момент финиша над бездной морской, и Скиф догадался, что сие было предусмотрено; не вызвала его интереса и заключительная сцена, в которой Скифа обучали стрельбе. Он лишь махнул рукой и пробормотал:
– Тут можно без подробностей, парень. Дело житейское. Без подробностей, так без подробностей, решил Скиф. Лицо Сийи в ореоле пепельных кудрей, озаренное светом трех лун, маячило перед глазами, и ему пришлось напрячься, развеивая этот мираж. Нахмурившись, он приступил к последней части отчета – к тому, как и по какой причине был назван пароль. Он старался говорить четко и немногословно, как привык за время армейской службы; оплошность свою не скрывал и оправдываться не пытался. Если уж уделался, не лей слезы зря, советовал майор Звягин, слезами задницу не отмоешь.
– Выходит, радость в тебе взыграла… там, на травке, с девушкой, – заметил Сарагоса, когда с отчетом было покончено. – С другой стороны, амнезия… и внезапное исцеление… х-м-м… все-таки повод для счастья. – Он выпустил густой клуб дыма и задумался, словно пытаясь взвесить, так ли уж виноват его сотрудник. – Ну, ладно! С князем я сам потолкую, а ты впредь веди себя поаккуратнее… всякой дряни не нюхай, понял, нет?
– Так точно, – ответил Скиф, стараясь изгнать видения золотой рощи, бескрайней степи и темных ласковых глаз Сийи ап'Хенан. «Где она сейчас? – с тоской подумал он. – Что делает? Вернулась ли в лагерь или сопровождает в свой город Двадцати Башен джараймских мореходов? Или ее вообще нет на свете, ни в нашей Галактике, ни в туманности Андромеды, и все лишь сон, наваждение, призрачная тень, навеянная красноглазым Доктором?»
Он вздохнул и перевел взгляд на шефа.
– Ну, подведем итоги, – произнес Сарагоса. – Вернулся ты, скажем прямо, с излишней поспешностью, но не в том суть… Главное – что ты принес? Что отыскал в этом Амм Хаммате и припрятал в карман? – Сдвинув брови, он уставился на Скифа. – Так что же, парень?
Скиф, досадливо скривившись, вытащил полиэтиленовый пакет, вытряхнул из него платок, развернул. Засохший кожаный треугольничек с грубой шерстью, колючей, как проволока… Это была вся его добыча – разумеется, если не считать воспоминаний.
Брезгливо пошевелив мизинцем ухо полосатого тха, шеф покачал головой.
– Небогато! Совсем небогато! Мог бы хоть палку от своего дурманного дерева прихватить!
Ответа, видимо, не требовалось, и Скиф смолчал, озирая невидящим взглядом сокровища Августа Мозеля. Клинки на стенах уютной комнаты и ордена в шкафу поблескивали тускло и загадочно в свете угасавшего дня, неярко мерцал экран, лукаво подмигивал зеленый огонек рекордера, под потолком клубился дымок – трубка Сарагосы работала не переставая.
– Впрочем, другого я и не ждал, – буркнул шеф, отодвигая в сторону Скифа охотничий трофей. – Полезного – ноль, зато масса приключений: амнезия, драки с разбойниками, скачки, пляски, красотки…
– Плясок не было, Пал Нилыч, – уточнил Скиф. – Были песни.
– А, эти их заклинания? Ну-ну…
– Не заклинания, просто песни. Но говорилось, что есть среди амазонок женщины, Видящие Суть, которые владеют настоящей магией. Они способны защищаться от ару-интанов и защитить других. Сийя объясняла, что ни одна из ее девушек не станет сену, потому что…
Сарагоса небрежно махнул рукой.
– Ха, настоящая магия! Ты о чем это, парень? Ты толковал мне про ару-интанов, сену и шинкасов – то бишь о демонах, рабах да бандитах-работорговцах. Вот и все! Примитивный мир, наивное колдовство! Что в нем толку, э?
– А Доктор – разве не колдовство? – возразил Скиф. Сделал он это из чистого упрямства, так как, по большому счету, истина была на стороне шефа. Действительно, что толку в заклятиях против демонов? Кому они нужны – и эти мифические демоны, и заклятия? Вот если б он принес ветвь с дурманного дерева падда…
– Доктор – человек с паранормальными способностями, – тем временем пояснил Сарагоса. – Доктор – это реальность, Скиф. Его, к примеру, можно увидеть и даже пощупать… А ты видел этих демонов да рабов? Ты знаешь, какие они? Ты разведал, что стоит за всеми этими баснями? При чем тут, скажем, золотые деревья? И запах?
– Нет. – Скиф привычным жестом коснулся виска, поправил светлую прядь. – Но сену не рабы, Пал Нилыч. Я тоже сперва так решил, аналогия напрашивалась сама собой… Но у них там, в Амм Хаммате, и слова-то такого нет – рабы… Сийя называла их по-другому – лишенными душ, живыми покойниками…
– Живыми покойниками… х-м-м! Зомби, что ли? – В голосе Сарагосы вдруг послышалось любопытство.
«Чего это он покойниками заинтересовался?» – промелькнуло у Скифа в голове. Он на мгновение прикрыл глаза, увидев озаренную ярким солнцем морскую гладь, волны, набегавшие на серый песок прибрежной отмели и раскачивающие мертвое тело.
– Зомби? Черт их знает! – пробормотал он. – Мне ведь попался только один, да и тот был не живым покойником, а самым натуральным трупом. Чернокожий гребец, прикованный к скамье… И я его не разглядывал, Пал Нилыч.
– А зря! Может, и высмотрел бы что интересное. – Сарагоса, откинув голову, полюбовался очередным дымным колечком и, словно принюхиваясь, втянул ноздрями воздух. Видно, аромат крепкого табака навел его на новую мысль. Хмыкнув, он задумчиво произнес: – Вот эти твои деревья и запах… да еще купола в рощах… Пожалуй, тут что-то есть! Что-то есть! – Он резко взмахнул трубкой, роняя искры на полированную столешницу. – Ну, со временем выясним! Раз уж Доктор проложил туда дорожку, она не зарастет!
Не зарастет! – колоколом отозвалось где-то у Скифа в груди. Не зарастет! Во имя пятого ребра шайкала и святого Хараны! Он вдруг почувствовал, как невесомые волосы Сийи коснулись его лба, как пальцы ее с твердыми валиками мозолей гладят его щеку, и, торопясь избавиться от наваждения, сказал:
– Насчет запаха, Пал Нилыч… Запах-то показался мне знакомым! Будто бы… – Он сделал паузу и нахмурился, припоминая.
– Будто бы?.. – с вопросительной интонацией поторопил шеф, но голова Скифа отрицательно качнулась. Воспоминание ускользало от него, как юркая рыбка в быстрой воде; он был уверен, что запах дурманных деревьев ему знаком и что однажды ему припомнилось, где и когда он с ним повстречался. Но вдруг нахлынул нежный горьковатый аромат, ударил в голову, спутал мысли, смешал их, будто ветер в степи… Так пахла кожа Сийи, и Скиф почувствовал, что в этот миг не сможет вообразить иного запаха.
Похоже, Сарагоса догадался, что от его инструктора толку сейчас немного. Притушив трубку, он тщательно выколотил ее в большую мраморную пепельницу, затем, словно подводя итог беседе, ткнул чубуком рекордер. Зеленый огонек погас.
– Ну, давай-ка отставим демонов, заклятия и прекрасных дам и перейдем к делам серьезным… – Шеф значительно поиграл бровями, и Скифу сделалось ясно, что теперь начнется главное – то, ради чего была назначена эта встреча в тихой просторной квартире Августа Мозеля, бездельника и сибарита. Он не имел понятия, о чем пойдет разговор, ибо главными делами ему все еще казались столь внезапно прерванное странствие в Амм Хаммат, возможные претензии клиента и разлука с пепельнокудрой Сийей, царицей его амм-хамматских грез. Особенно последнее – пожалуй, впервые за восемь или десять лет он испытывал такую томительную, не отпускавшую ни на минуту тоску по женщине. Не это ли звалось любовью? «Я буду луком,, а ты – стрелой…» – припомнилось ему, и, возвращаясь к реальности, Скиф глубоко вздохнул.
Однако любопытство его тоже не дремало, и потому он, навострив уши, принялся искоса разглядывать сосредоточенную физиономию шефа. Он надеялся, что сейчас, быть может, ему откроется краешек загадки – тот самый секрет, о коем он размышлял во время недавних странствий в Амм Хаммате, тайна фирмы «Сэйф Сэйв», ее странных клиентов и странных сотрудников, среди которых сам Скиф, инструктор за номером ноль-пять, числился уже три недели. Он словно бы ждал чуда, и это ощущение, тревожное и острое, вдруг затопило его, изгнав ненадолго амм-хамматские миражи.
Сарагоса, неторопливо набивая трубку, сказал:
– Хочу порасспросить тебя кое о чем… Помнишь, ты говорил о предчувствии всяких бед? Словно бог с жалом змеи…
– …стоит за твоим плечом, – закончил Скиф, испытывая легкое разочарование: сейчас он с ббльшим удовольствием потолковал бы об иных материях. – Да, помню. A'xap а'на ритайра ден кро… Харана!
– Да, Харана… Но мы называем это иначе: дар дайнджера, предвидение опасности.
Шеф произнес это «мы» легко и небрежно, так что Скифу оставалось лишь догадываться, о ком идет речь: не то о самом Сарагосе и Докторе – главных фигурах в фирме «Спасение», не то обо всем ее необычном персонале, включая пожилого умельца дядю Колю, не то об иных загадочных личностях, ему пока неизвестных. Но шеф продолжал говорить, и времени для раздумий не оставалось.
– Тебя дважды ранили, и оба раза ты чувствовал звон в ушах… или что там к тебе приходит… За какое время? Я имею в виду, за какое время до события?
Скиф машинально потер шрам на предплечье.
– Трудно сказать, Пал Нилыч. В тайге, пожалуй, было предчувствие задень… и всплеск, мощный всплеск в последние секунды, перед тем, как зек с заточкой бросился на меня. Во время таиландской операции в висках гудело суток за двое – здорово гудело, словно колокол гремел. Ну и еще, когда я решился уйти…
– Демобилизоваться? – уточнил Сарагоса.
– Да. Постоянное давление тут и тут. – Скиф коснулся виска и затылка. – Больше месяца, Пал Нилыч.
– А как сейчас? Здесь, дома, и в Амм Хаммате?
– Все нормально.
– Нормально, х-м-м… – Сарагоса покивал головой, машинально разгладил пальцем лохматые брови и спросил: – Еще случаи были?
– Были. Ударит, громыхнет – ну, значит, надо поостеречься. А через день-другой припоминаешь: пригнулся вовремя – пуля в небо ушла, отскочил – осколок рядом свистнул, остановился, прилег – на мину не наступил. Раз в Заире…
– Обойдемся без армейских воспоминаний, – отрубил Сарагоса. – Ясно, что твой дар Божий за пару дней стрекочет по-тихому из пулемета, а коль беда на носу, бьет из главного калибра. То есть, как говорят специалисты, наблюдается резонанс перед самым печальным событием… Ну, все, как в прочих случаях, не больше, но и не меньше. – Он устремил взгляд на широкий шведский тесак, висевший на стене между двух прихотливо изогнутых малайских крисов, и Скиф не решился спросить, что это за «прочие случаи». Вдруг Сарагоса резко повернулся к нему.
– А случалось ли тебе предчувствовать чужие беды? Ну, неприятности с родителями, с товарищами по службе? Их ранения, смерть? Про других Харана этот тебе когда-нибудь звонил?
«Что ему дался Харана!» – подумал Скиф, отрицательно покачивая головой. Нет, про чужие горести бог с жалом змеи ему не сообщал – даже тогда, когда дело касалось самых близких людей. Как-то отец в одной из своих бесчисленных экспедиций сломал ногу и двое суток ползком добирался до базового лагеря – голодный, одинокий, затерянный в болотах таймырской тундры… Скифу тогда уже стукнуло двадцать, он учился на четвертом курсе, и странный дар, еще не называвшийся в те времена Хараной, для него секретом не был. Однако в случае с отцом его не посещали никакие предчувствия… Быть может, у Карчева-старшего имелся свой ангел-хранитель, что-то наподобие Хараны? Ведь он в конце концов выполз из тех проклятых болот… Скифу как-то не приходило в голову порасспросить его об этом. Он снова покачал головой и сказал:
– Нет, Пал Нилыч, другим я пророчить не могу. Ни беды, ни счастья! Мои предчувствия… они… – он замялся, пытаясь сформулировать мысль, – они сугубо личное дело… индивидуальное, так сказать.
– Ну, личное так личное. – С некоторым разочарованием Сарагоса похлопал широкой ладонью по столу. – Жаль, конечно. Я-то надеялся…
Он смолк. Скиф, сложив руки на коленях, ждал с каменным лицом, стараясь не выказать нетерпения. В общем-то все эти недомолвки шефа, это таинственное «мы» и смутные намеки на «прочие случаи» его не раздражали, а скорее подстегивали любопытство. Казалось, он шаг за шагом отступает от стены, разрисованной огромными фигурами, охватывая взглядом все большую и большую часть некоей загадочной и сложной картины. Но он сознавал, что отдельные ее детали еще не складываются в связные образы; дистанция была слишком мала, чтобы полностью оценить замысел живописца.
Наконец Сарагоса вытащил изо рта трубку и прервал затянувшееся молчание.
– Придется мне, парень, посидеть за твоей спиной, – произнес он загадочно и тут же пояснил: – Надо бы нанести визит одному моему знакомцу… опасный визит… Не потому опасный, что знакомец мой, скажем, вояка-супермен, черный пояс или там киллер с пушками в каждом кармане. Он, по совести-то говоря, не знает, где у карабина приклад, а где затвор… Но возможны всякие неприятности! Да, всякие! – Шеф сосредоточенно пыхнул трубкой. – Мне будет спокойнее, парень, если ты поприсутствуешь на этом нашем рандеву. Мой приятель… он…
– Из наших клиентов? – подсказал Скиф. – С ним какие-то сложности? Как с торговым князем?
– Нет. Не клиент, не конкурент, не вампир и не половой извращенец. Просто он что-то скрывает… что-то такое, что нам полезно знать.
– Нам – это кому? – рискнул наконец спросить Скиф. Сарагоса, откинувшись в кресле, одарил его неласковым взглядом.
– Ты сколько у нас служишь, сержант?
– Три недели… если считать с Амм Хамматом, то чуть дольше.
– Вот видишь, всего три недели… А уже вопросы задаешь! – Шеф со строгим видом побарабанил по столу пальцами. – Скажу тебе одно, парень: фирма наша, конечно, не простая, но к рэкету, разбою и прочим мафиозным делам отношения не имеет! Как, впрочем, и к пустобрехам из правительственных сфер.
«Еще бы не простая!» – подумал Скиф, припомнив внушительный арсенал, хранившийся в подвале, золотые кольца со сбитым клеймом, бригаду медиков за плотно притворенными дверьми и фантастические упражнения красноглазого экстрасенса. Странно только, что Сарагоса помянул правительство… в отрицательном смысле помянул… Выходит, с секретными службами он тоже не связан и кто-то другой ворожит фирме «Спасение»… Кто? Интерпол, ЦРУ или парагвайская сигуранца? Предположения эти были одно нелепей другого, и Скиф, мысленно поминая шайкальи ребра и потроха, вслух сказал:
– Что я должен делать, Пал Нилыч?
– Сейчас я тебе объясню, что ты должен и чего не должен. – Шеф принялся перечислять, загибая толстые пальцы: – Во-первых, Пал Нилычем меня не зови – ни Пал Нилычем, ни Сарагосой. Для того знакомца я – Петр Ильич. Петр Ильич Синельников, журналист. Запомнил, э?
Скиф кивнул. «Надо же, журналист!» – промелькнула мысль. А почему, скажем, не композитор? Впрочем, на композитора глава фирмы «Спасение» походил в сей момент не больше, чем на журналиста. Каменные скулы, твердый подбородок, жесткий прищур темных глаз… Сущий тигр, готовый наброситься на добычу!
– Во-вторых, – продолжал Сарагоса, – тебя я представлю как племянника. Племянник, и все! Без имени и отчества, вот так! Значит, я тебе буду приходиться дядей Петей. Родственником, так сказать, по матери.
«Еще один дядюшка на мою шею», – усмехнулся про себя Скиф, вспоминая Джамаля. Вот не везет, так не везет – оба не в масть! Шеф его, подобно великому «финансисту», был черноволосым.
– В-третьих, ты должен сидеть тихо и мне не мешать. Что бы я ни делал! Может, захочется мне приятелю усы подпалить…
– Это в фигуральном смысле?
– В самом прямом, парень, в самом прямом! – не без удовольствия пояснил Сарагоса. – Так вот, когда я начну развлекаться с усами, ты хозяина усов должен придержать… легонько так придержать, чтоб он не брыкался… Понял, нет?
– Чего ж не понять! – кивнул Скиф, размышляя, чем же усатый знакомец ухитрился так насолить шефу. – А пилу с собой не возьмем? – спросил он, скрывая ухмылку.
– Пилу? Зачем пилу?
– Ну, если понадобится голову отпилить – вместе с усами…
Яростно засопев трубкой, Сарагоса буркнул:
– Все шутки шутишь, парень, а дело-то серьезное! Дело-то о моей голове идет, и о твоей, и о всех прочих! – Он выдохнул клуб дыма, припечатав по столу кулаком.
«Ого! – подумал Скиф. – Во что же это я влип? Не мафия, не Интерпол, не родная российская ФРС и, уж во всяком случае, не развлечение для богатых клиентов… Может, война чародеев да ведьм, всяких паранормальных типов вроде Доктора? Так сказать, передел сфер влияния в трансцендентных мирах?..»
Но эта гипотеза тоже не проходила: слишком малый интерес выказал Пал Нилыч к амм-хамматскому волшебству. И потому Скиф, напомнив себе о дисциплине, выбросил досужие мысли из головы и отрапортовал:
– Все будет исполнено, шеф! Надо держать – буду держать! Так, что ваш усач не шелохнется!
Сарагоса, сменив гнев на милость, благосклонно кивнул.
– Держать – это в-третьих. А четвертое и самое главное – слушай своего Харану. Как зазвонит – кричи!
– И что дальше?
– Дальше – смотря по обстоятельствам. Либо смоемся, либо будем драться. Я скажу.
– Ну, ежели драться… – начал Скиф, вытягивая над столом руку и шевеля указательным пальцем – так, словно под ним чувствовалась упругая сталь курка, – ежели драться, было б чем! Или кулаками, Пал Нилыч?
– Кулаками много не навоюешь, – буркнул Сарагоса и, засопев, полез в стол Августа Рихардовича Мозеля. Действовал он совершенно по-хозяйски, что Скифа уже перестало удивлять: видно, коллекционер Мозель и коммерсант Ивахнов доверяли друг другу, как братья-близнецы.
Шеф молча извлек на свет Божий массивный тупорылый пистолет с ребристой цилиндрической рукоятью и непривычно толстым стволом; на рукояти были желобки для пальцев, а на месте спусковой скобы круглился диск, выступающий краем наружу. Серьезная пушка, решил Скиф, пытаясь разглядеть зрачок дульного среза. Но никакого отверстия, откуда полагалось бы вылетать пулям, он не нашел – там посверкивало нечто фиолетовое, непроницаемое, сплошное.
Тем временем на столе появился еще один предмет – квадратик размером с половину ладони, похожий на дискетку для компьютера в защитном металлическом кожухе. С одной стороны к нему была приделана прочная стальная цепочка, и Скиф догадался, что носить эту штуку нужно на шее, на манер медальона.
– Прижми пальцы сюда, – сказал Сарагоса, осторожно подтолкнув квадратик. – Видишь, где риски нанесены? Вот к ним и прижми.
Скиф осторожно коснулся холодной металлической поверхности. Кожу чуть заметно кольнуло, словно бы током; затем над столом метнулся смутный световой проблеск, и металл под пальцами потеплел.
– Ну, теперь он твой. – Шеф, довольно кивая, поднял медальон на цепочке. – Надень на шею, к телу, и не снимай. Никогда не снимай!
– Никогда? – Опустив квадратик за ворот рубашки, Скиф почувствовал, как тот холодит кожу; вероятно, ощущение тепла под пальцами было обманчивым. – Ну, а как быть с девушками? Эта железка всю грудь исцарапает!
Сарагоса задумчиво поиграл бровями.
– Когда надо, перевернешь на спину. Или в зубы возьми, если угодно. Но не снимай! Ты ведь во время службы таскал на шее жетон с номером? Ну, так это тебе вместо него. Называется Страж: твой хранитель, прибор связи и ключ ко всяким замкам.
– Каким замкам?
– Не спеши, парень, все узнаешь со временем. – Сарагоса уже двигал к нему пистолет с цилиндрической рукоятью. – А вот с этой игрушкой будь поосторожней. Боевой лазер, на вооружение в войска не поступал. Стреляет, конечно, не так далеко, как «АКД», но в ближнем бою страшная штука. Придется в дело пустить – смотри, чтоб меня не разрезал напополам. Вот тут рычажок… вместо предохранителя… – Он показал, где.
Это мы уже видели, подумал Скиф, пряча оружие в карман. Это мы видели – у Самурая, когда тот отправлялся кататься на слонах. Интересно, а Страж у него тоже есть? Наверное, есть, решил он, чувствуя, как металлическая пластинка холодит кожу на груди. Получалось, что инструктор инструктору рознь: те, прежние, были людьми доверенными, тогда как он. Скиф, вместе с четверкой хмурых триариев всего лишь проходил испытательный срок.
Но не являлась ли сегодняшняя беседа своеобразным посвящением? Ему выдали оружие и медальон-хранитель; он должен был принять участие в весьма загадочном деле – в боевой операции, судя по всему. Как бы шеф ни темнил, что бы ни болтал насчет безобидного своего знакомца, Скифу чудилось, что визит окажется не из простых. Об этом напоминали висевший под рубахой Страж и лазер, который оттягивал карман. Святой Харана! До сих пор он и знать не знал, что такие штуки существуют на Земле!
– Ну, все! – произнес Сарагоса, приподнимаясь. – Отчитаться ты отчитался, инструкции получил, снаряжение тоже. Пойдем с тобой на пару, порастрясем моего приятеля… – Он вдруг резко вывернул шею и уставился на Скифа с каким-то напряженным и тревожным ожиданием. – Твой бог… Харана этот… он ничего не говорит?
– Ничего, Пал Нилыч. – Скиф пожал плечами.
– И ладно. Ты, как минимум, останешься цел. Тоже утешает!
Они вышли в коридор, пробираясь мимо заточенных клинков, лезвий секир и Протазанов, связок дротиков и стрел. Внезапно Скиф остановился, хлопнул себя по лбу.
– Пал Нилыч, хотел спросить насчет Доктора…
– Да? – Сарагоса, возившийся с замками у двери, обернулся.
– Доктор как-то моделирует реальность? Ну, в тех снах, куда мы попадаем? Он может влиять на события в фэнтриэле? Скажем, подгоняя их к заказанному клиентом сценарию?
– Отчасти. Ведь отправляясь Туда, – Сарагоса показал взглядом на потолок, – мы не испытываем проблем ни с языком, ни с письменностью, ни с…
– Я не это имею в виду. В момент Погружения он как бы меняет нас, вкладывает знание языка в наш разум, – Скиф коснулся лба, – и это в какой-то степени понятно. Но способен ли он воздействовать на местных аборигенов? На тех, с кем мы встречаемся во сне?
Сарагоса лукаво сощурился.
– Боишься, что Доктор внушил той девице излишне теплые чувства? Как ее… Сийя ап'Хенан, Стерегущая Рубежи?
– Такая мысль не приходила мне в голову, – медленно произнес Скиф, ощущая ледяной холод под сердцем. – Но сейчас меня интересует другой эпизод… Помните, я говорил о встрече с мореходами с погибшего корабля? С этим Зуу'Арборном и карликами-джараймами. Они ведь нас узнали! Откуда? По велению Доктора?
– Действительно, откуда? – Шеф оперся плечом о стену и призадумался. – Не могу сказать, – сообщил он наконец, тряхнув головой. – Не могу, но это ничего не значит. Видишь ли, все эти манипуляции Доктора… они… Словом, ему самому неведомо, как получается то, что получается. А мы о его фокусах знаем и того меньше. Пока… – На лице Сарагосы промелькнула тень недовольства, потом он протянул руку и крепко стиснул плечо Скифа. – Ты уж прости, парень, но хочу тебе сказать: люди, которых мы встречаем Там… мужчины и женщины… да, женщины, самые прекрасные из них… они, быть может, нереальны. И их чувства к нам – любовь, ненависть, страх или презрение – нереальны тоже. Как и наши… Понимаешь?
– Понимаю. Сон?
– Да, сон. Возможно. Или ..
– Или?..
Но Сарагоса только пожал плечами и отвернулся к двери.
* * *
Домой Скиф возвращался на метро в первом часу ночи, пребывая в довольно угрюмом настроении Некоторое время он разглядывал припозднившихся пассажиров и размышлял о том, что метро в Питере гораздо глубже московского, но людей словно бы не волнуют десятки метров глины, камня и воды, нависшие над головой. Сила привычки, думал он, ложное чувство безопасности, даруемое бетонными сводами и каменной облицовкой. Но вот своды треснули, рухнул мрамор и гранит, хлынули воды, полезла сквозь трещины жирная темная глина, и мы пробуждаемся от иллюзии стремительного движения к застою, к гибели… от сияния электрических ламп к могильному мраку… от сна к реальности…
Скиф вздрогнул, подумав о снах и о том, что сказал на прощание Сарагоса.
Нет, она, Сийя, не была сном! Что бы ни утверждал Пал Нилыч! Она была теплой, живой, настоящей… такой же, как люди, окружавшие его сейчас… Она могла бы находиться рядом, ехать с ним… Куда? Домой, конечно же, домой!
Тут мысли Скифа невольно обратились к делам житейским, и он попытался представить свой дом – не родительскую квартирку, а собственное свое жилье, с тремя комнатами, с кухней и с ванной, где он мог бы вытянуться во весь рост. Если Джамаль не устроит скандала и не лишит названого племянника положенных премиальных, мечты эти вполне могли осуществиться. Каким-то шестым чувством Скиф предвидел, что скандала не будет и, уж во всяком случае, его оплошка в Амм Хаммате не скажется на финансовых делах. Ему выдадут все что положено, а значит, собственная крыша почти в кармане. Можно сказать, над головой!
Ну и что с того?
Он свирепо нахмурился, перепугав сидевшую рядом женщину с утомленным лицом.
Что с того? Ему-то нужна не крыша и не кухня с ванной, а Сийя! Предположим, он мог бы забрать ее с собой… взять на руки, произнести пароль… вырвать из Мира Снов, из миража фэнтриэла… Предположим! И что дальше?
Он не мог представить Сийю ап'Хенан, воительницу из Башни Стерегущих Рубежи, на питерских улицах, под серым питерским небом, среди машин, чадящих парами бензина, людей в унылых одеждах или в тесной квартирке многоэтажного дома; он не мог представить ее ни на кухне у плиты, ни в переполненном троллейбусе, ни за рулем автомобиля, ни в магазине – по любую сторону прилавка. Он не мог представить, как она тащит тяжелые сумки с продуктами или, достав кошелек и опасливо озираясь по сторонам, роется среди многоцветных ликов «портретной галереи»…
Пожалуй, этот его мир был не так уж плох, но в нем не оставалось места для стремительных конных схваток в безбрежной степи, для заклинаний и колдовских песен, для Белых Родичей и полосатых тха, для города Двадцати Башен, выстроенного на скале. Мечи и доспехи сменились пулеметами и защитной формой, скакуны – шестиколесными слидерами, волшебство чар – монотонным бормотанием телевизора. Пожалуй, между миром Земли и миром Амм Хаммата существовало лишь одно общее: и там, и тут были сену – живые мертвецы, которые по команде ели, спали и отправлялись на работу. Возможно, общее заключалось еще и в том, что обе реальности населяли демоны – таинственные фигуры, обитавшие в сером тумане обыденности.
Нет, Земля решительно не подходила для Сийи ап'Хенан! И отсюда следовал лишь один вывод, непреложный и "прозрачный, как хрустальное стекло: быть с ней – значит остаться в Амм Хаммате.
Некоторое время Скиф, тяжело вздыхая, обдумывал эту возможность, но тут вагончик метро добрался до «Академической», его станции, и он зашагал к эскалатору. Тяжелый пистолет оттягивал карман куртки, пластинка Стража, нагревшись, уже не холодила под ключицами, а напоминала о себе, слегка царапая кожу острыми уголками. Незаметно мысли Скифа переключились с пепельнокудрой Сийи на густобрового Сарагосу. Быть может, впервые он ясно осознал, что испытывает глубокое и нерушимое доверие к этому едва знакомому человеку, словно выписав ему некий карт-бланш, которым тот мог распоряжаться по собственному ведому и разумению. На этом доверии держалось все – и участие в невероятных экспериментах Доктора, и то, что Скиф старался не замечать всех странностей новой своей службы, всех недомолвок шефа. «Не спеши, парень, все узнаешь со временем», – сказал он… Оставалось надеяться, что время это не за горами.
Вернувшись домой, Скиф вытащил пистолет, сунул его за пояс и осторожно, стараясь не потревожить мать, прокрался в ванную. Под чугунной ванной лежало с дюжину переломанных керамических плиток – еще с тех времен, когда отцу пришла идея облицевать пол. Скиф, согнувшись в три погибели, нашарил плитку, пристроил ее на полу у бетонной стены и пальнул из лазера. Ни грохота, ни свиста; тонкий фиолетовый луч прошил обломок, оставив аккуратное отверстие с оплавленными краями размером с горошину. Отбросив плитку ногой, Скиф убедился, что лучик ушел в стену, хоть и не пробил ее насквозь.
В самом деле опасная игрушка, решил он; затем, покачав головой, стащил пропотевшую одежду и полез под душ.