Книга: Скифы пируют на закате
Назад: Глава 14
Дальше: Часть II ПРЕИМУЩЕСТВЕННО НА ЗЕМЛЕ

Глава 15

Вне Земли, мир Амм Хаммат, дни с шестого по девятый
Их было восемь, этих всадниц в блистающих панцирях и пышных плюмажах, но Скиф глядел только на одну. Глядел и думал, что не бог с жалом змеи стоит сейчас за его плечом, а шаловливый Эрот, звенящий быстрыми своими стрелами.
Ничем не обделен мир, в том числе и женской прелестью; в его оранжереях и садах благоухают всякие цветы. Блондинки – белые лилии с нежной кожей и глазами, словно небесная синева; томные тюльпаны-брюнетки с гибким станом и огненными очами; кареглазые шатенки – чайные розы; огненноволосые красавицы-орхидеи, чьи зрачки подобны изумруду, а губы розовеют красками утренней зари. Но есть девушки, взглянув на которых, забываешь о цвете глаз и волос, не видишь, полны ли их груди, стройны ли бедра; одаренные сказочным очарованием, они пленяют сразу и навсегда. Наездница, что мчалась впереди сверкающей кавалькады, была из таких.
Кони взвились на дыбы, заржали, замерли; восемь пар глаз уставились на путников, восемь девушек разглядывали их со смесью недоверия и любопытства. Скиф видел лишь одну.
Вероятно, эта – с пепельными локонами, выбивавшимися из-под шлема, – была предводительницей; после недолгого молчания ее рука отпустила поводья и протянулась к мужчинам ладонью вперед. То был, несомненно, жест приветствия, знак мирных намерений, но сейчас Скиф не задумывался над его смыслом; он пожирал взглядом эту ладонь – розовую, с длинными изящными пальцами и чуть заметными валиками мозолей.
– Сийя ап'Хенан, – чистым звенящим голосом произнесла девушка. – Из Башни Стерегущих Рубежи. Да будет с вами милость Безмолвных Богов, странники! Пусть Небесный Вихрь помогает вам в дороге. Кто вы и откуда?
Джамаль откашлялся. Лицо его уже не выглядело по-детски восторженным; сейчас черты его были исполнены достоинства, спокойной уверенности и, как показалось Скифу, какой-то странной и жадной надежды. Подражая всаднице, он тоже вытянул руку.
– Джамаль, сын Георгия из рода Саакадзе. Княз! Этот молодой воин, – его ладонь легла на плечо Скифа, – сын моего брата. Тоже княз! Наш корабль разбился у берега пять дней назад.
Сийя взметнула тонкие брови.
– Распадись и соединись! Значит, вы миновали Проклятые Леса? Как и те, другие?
Скиф не понял, кого она имеет в виду, но девушка не стала уточнять. Спрыгнув с коня, она направилась к огромным белым зверям, лежавшим в траве. Движения ее были грациозны, как у лесной лани; плащ птичьим крылом струился по пятам. Она заговорила, и негромкий ее речитатив показался Скифу перезвоном хрустальных колокольцев:
Белый Родич, защитник и друг,
Владыка трав, повелитель гнева,
Вспомни о крови, соединившей нас.
Вспомни и говори со мной!
Один из хищников встал, вытянул шею в пышном кольце жабо, алым шершавым языком лизнул колено Сийи. Она положила руку на голову зверя, склонилась к нему, так что теперь их глаза были почти на одном уровне.
Огромный кот рыкнул – протяжно и, как почудилось Скифу, с нежностью; потом из глотки его понеслись негромкие хриплые звуки, уши и хвост зашевелились, задвигались, словно подавая сигналы, пояснявшие невнятную речь. Внезапно к первому зверю присоединился второй. Теперь они словно пели басовитым дуэтом, то задирая головы вверх, то касаясь травы мощными клыками: один начинал, тянул ноту, другой заканчивал. Сийя и семь всадниц слушали в сосредоточенном молчании, лошади девушек тихо пофыркивали, не обращая внимания ни на гигантских хищников, ни на их речи.
Скиф бросил взгляд на Джамаля, и тот, приложив палец к' губам, едва слышно шепнул:
– Разговаривают… Не мешай, дорогой, и не тревожься: они не причинят нам зла.
«Откуда такая уверенность?» – мелькнула мысль у Скифа. Впрочем, сейчас он тоже почему-то считал, что красавица с пепельными волосами не проткнет его мечом и не отправит в каменоломни.
Наконец Сийя ап'Хенан распрямила стан.
– Один из"Белых Родичей говорит, что нашел вас в половине дня пути от берега. Вы сражались с полосатыми тха… храбро сражались! – Она посмотрела на Скифа. – Однако вашим спутникам больше повезло. Не выпало славы и чести, зато улыбнулась удача! Белые нашли их прежде, чем тха или шинкасы увязались следом…. Не то им пришлось бы плохо! Они слабее вас и безоружны.
– Нашим спутникам? – Джамаль удивленно сморщил лоб.
– Да. Я думаю, что эти джараймы, карлики с запада, ваши спутники. Если только у побережья по воле Безмолвных не разбились сразу два таргада.
Компаньоны переглянулись. Похоже, кому-то повезло; кто-то сумел унести ноги с гибнущего тримарана, и вряд ли то были чернокожие гребцы. Мореходы? Скорее всего… Сийя назвала их карликами; значит, здесь, как и на Земле, было много народов и множество рас. Тем лучше, решил Скиф, надеясь, что их вид и россказни Джамаля не вызовут особого недоверия.
Однако предводительница амазонок, запустив пальцы в густую звериную шерсть, разглядывала их со всевозрастающим удивлением.
– Странный у вас вид, – наконец заметила она. – И одеяния странные, и оружие… Таких мы не встречали в Амм Хаммате!
Амм Хаммат, отметил Скиф про себя. Выходит, насчет названия Доктор не ошибся – как, впрочем, и во всем остальном.
Тонкие ноздри Сийи затрепетали, рука протянулась вперед в непривычном жесте: два пальца поджаты, три – растопырены, словно острия трезубца.
– Этот лук, – протянула она, – этот лук сделан из дерева падда и еще пахнет дурными снами! Только сену им неподвластны… но ты, светловолосый, совсем не похож на сену! Ты живой! – Глаза ее испытующе уставились на Скифа, и теперь он увидел, что зрачки у Сийи ап'Хенан темны, как южная ночь. – Может быть, ты… – начала она, и всадницы, спокойно восседавшие в седлах, вдруг встрепенулись и начали перешептываться. Одна положила ладонь на рукоять меча, другая – златовласая, на белом жеребце – потянула из-за спины горит с луком, что-то бормоча. Какое-то заклинание, подумал Скиф и, напрягая слух, разобрал:
Небесный Вихрь, защити нас!
Первая луна, стань преградой,
Вторая луна, стань вратами,
Третья луна, стань башней,
Солнце, дозволь узреть истину!
Обрати замысел злого пылью,
Смой его водами, сожги огнем!
– Тихо, сестры! – Сийя повернулась к ним, повелительно вскинула руку. – Никто не видел ару-интанов! Никто не знает, каковы они на вид, как звучат их голоса, какие они носят одежды! Но я не думаю, что проклятые демоны плавают на таргадах западных купцов. Зачем? Им не нужны вино и масло, ткани и редкие камни… Они ищут совсем другой товар!
– Демоны хитры, – возразила златовласая лучница, нацелившись Джамалю прямо в лоб. – И только Видящие Суть, Те, Что Не Спят, могут прикасаться к падда!
– Ты права, Тамма, – согласилась предводительница. – Но Безмолвные Боги защищают нас, и потому мы не должны бояться. Мы отведем этих людей в лагерь и послушаем, что скажет купец Зуу'Арборн из Джарайма.
– И Видящие! Говорящие Без Слов! – выкрикнула лучница на белом коне.
– Да, и Видящие… Но придется ехать в город, чтобы Безмолвные Боги и женщины клана ар'Такаб взглянули на чужаков.
Всадницы снова начали шептаться. «Отвезем… Белые Родичи посторожат… от них не убежишь…» – уловил Скиф. Сбросив с плеча лук, он шагнул к Сийе, наклонился и положил оружие к ее ногам. Затем швырнул рядом катану.
– Этим клинком я срубил ветвь с дерева. Падда, ты сказала? Может быть, падда… Золотое, как волосы той девушки. – Он покосился на лучницу Тамму. – Я не желаю вам зла. Я… – Скиф смолк, не в силах оторвать взгляда от бездонных зрачков Сийи ап'Хенан.
Она пошевелила лук носком ноги.
– Небесный Вихрь! Просто подошел и срубил, так? – На ее лице промелькнуло недоверие.
– Нет, не так. Срубил, но обратно вернуться не смог. Дурные сны овладели мной… Родич меня вытащил. Вот он… – Скиф покосился в сторону Джамаля. – Замотал голову тканью, чтобы не чуять запаха, и вытащил.
Теперь Сийя глядела на него с любопытством и сочувствием.
– Ты очень храбр, светловолосый, либо очень глуп, если рискнул на такое. Тамма права: лишь Видящие, мудрые женщины, могут прикасаться к падда. Сказанное же тобой может оказаться правдой или ложью… Хотя мне бы хотелось считать твои слова истинными… – Ее черные зрачки впились в лицо Скифа, и он вздрогнул. – Я слышала имя твоего родича, очень красивое имя – Джаммала, сын Гер'гия, верно? А как зовут тебя, воин?
– Скиф.
Он подумал, что с большим удовольствием назвался бы своим настоящим именем – хотя бы для того, чтобы услышать, как оно слетает с розовых уст Сийи. Выходит, не судьба… Или судьба?
– Скиф. – Сийя кивнула. – Похоже на наши имена… Ну, подними свое оружие, Скиф! Идем! И ты, Джаммала, тоже!
Всадницы неспешной иноходью двинулись к лощине, что лежала среди холмов; путники шли следом. Девушки не оглядывались, не смотрели на них, зато пять пушистых снежно-белых зверей мелькали в отдалении, то скрываясь в высокой траве, то с протяжным ревом подпрыгивая вверх. Огромные коты резвились, но один, самый крупный, не спускал с пленников темных зрачков, и Скиф, оборачиваясь, неизменно встречался с ним взглядом. «Этот, что ли, перебил полосатых тха?» – мелькнуло в голове. Спросить бы, да как? Он полез в карман, нащупал свой трофей, обернутый платком. Ухо гиены слегка попахивало, но уже начало подсыхать, сморщиваться; его покрывали жесткие короткие волоски, колючие, как стальная проволока. Подумав об этом, Скиф огладил лямку комбинезона, где было зашито его тайное оружие, – гибкий стальной стерженек оказался на месте.
– Неважные дела, – вдруг проворчал Джамаль. – Девушки хороши, особенно та, золотая, на белом коне, как царица Тамар… Да, девушки хороши, а дела плохи…
Скиф молча кивнул.
– Вах, не ко времени подвернулись эти купцы! Надо было нам не спешить, пошарить у моря… – Джамаль пощипал пробивающуюся бородку. – Как думаешь, откуда они взялись, а?
– Наверное, их выбросило к югу от скалы. Помнишь? Тот серый утес, где мы прятались от волн… Он закрывал берег.
Кивнув, Джамаль задумчиво уставился на конские крупы и фигурки всадниц, покачивавшихся в седлах. Несмотря на свои доспехи и плащи, выглядели они изящными, как цирковые наездницы.
– Хорошие девушки… вах, какие хорошие! Только зря принимают нас за демонов. Что за демон? Какой демон? Я же сказал: княз – значит, княз!
– Устроят нам эти хорошие девушки очную ставку с купцами, а потом начнут задавать всякие вопросы. Как бы не истыкали стрелами, – произнес Скиф. Он все пытался разглядеть Сийю ап'Хенан за преградой из щитов и плащей, но ее не было видно.
– Это ты как эх-перд говоришь, да? – Джамаль покосился антрацитовым глазом на компаньона и вздохнул. – Вай, если б я успел потолковать с тем купцом наедине… Как его?..
– Зуу'Арборн, – подсказал Скиф.
– Зураб, значит… Если бы я мог потолковать с ним с глазу на глаз… Купец, понимаешь ли, купца всегда поймет! – Он вдруг усмехнулся и добавил: – Ну, поглядим! Посмотрим! Быть может, я смогу… – Князь вдруг замолчал, погрузившись в размышления. «Что он собирается выкинуть?» – подумал Скиф.
Они обогнули пологий курган, к которому примыкала небольшая роща. На ее опушке, у степного озерца, высилось с полдюжины шатров, горели костры, бродили стреноженные скакуны. Скиф, окинув взглядом привычную картину походного бивака, решил, что отряд воительниц невелик – может, их насчитывалось три десятка или чуть больше. Одна девушка, на коне, но без доспехов, присматривала за лошадьми, еще две суетились у большого котла, что висел над огнем на медной треноге, остальных не было видно. У крайнего костра тесной кучкой сгрудились смуглые невысокие люди: троица в полосатых коротких кильтах, с нагими торсами, перехваченными ремнями, и важного вида мужчина в годах, чернобородый, полный, осанистый, в просторном одеянии, похожем на хитон. Метрах в пяти от них в траве лежал Белый Родич, следивший за смуглокожими недреманным оком.
Увидев потерпевших крушение мореходов, Джамаль внезапно ускорил шаги, а потом, обогнув всадниц, припустил со всех ног. Руки его раздвинулись, распахнулись – да так, что лопатки чуть не стукнули друг о друга; сейчас он напоминал орла, ринувшегося с небес на добычу. Но на лице у князя расплывалась самая доброжелательная улыбка, а глаза сияли восторгом и неподдельной теплотой.
– Вах, Зураб! Гамарджоба, Зурабчик, дорогой! Жив, клянусь могилой матери! Слава Богу, слава и хвала! Выплыл! Ни буря тебе нипочем, ни волны, ни ветер! Значит, удачлив ты, Зураб, и удачлив втройне: сам уцелел, меня встретил, а вместе со мной – золото! Немного, правда, но что уж смог спасти мой ленивый племянник…
Подведет он нас под монастырь, подумал Скиф, с тревогой наблюдая, как дородный и невысокий Зуу'Арборн со страхом отшатнулся от Джамаля. Но вдруг купец, увернувшись от княжеских объятий, пал на колени и ткнулся лбом в траву, а за ним и все его люди. Их словно бы подкосило внезапным ударом грома, грянувшим с ясных небес.
Скиф замер, ожидая, что бог с жалом змеи сейчас тоже грянет во все колокола. Но святой Харана молчал, а значит, опасности не было. Харана безмолвствовал, зато купец и его смуглые мореходы голосили в четыре глотки:
– Великий… пресветлый… благодетель и господин наш… хранитель очагов… владыка над владыками… щедрый, милостивый, справедливый… заступник… князь князей… – В этом дружном хоре Скифу слышался то басистый голос купца, то более тонкие и робкие – матросов. Он по-прежнему стоял, замерев в изумлении, и очнулся только тогда, когда почтенный Зуу'Арборн начал лобызать ноги его компаньона.
Джамаль, ничуть не ошеломленный, тянул купца вверх за ворот хитона и приговаривал:
– Ну, Зурабчик, ну, успокойся, дорогой! Все позади, все… Вах, все неприятности в прошлом, генацвале! Ты тут, я тут, оба мы живы-здоровы, ни убытков, ни потерь!
Но про убытки и потери упоминать, пожалуй, не стоило. Купец, поднявшись на ноги, взвыл с новой силой:
– Но мой таргад, господин! Мой прекрасный корабль с высокими мачтами, с крепкими веслами, с двумя сотнями черных гребцов-сену! Мое превосходное судно, что мчалось по морю быстрей урагана! Мои товары! Прозрачные ткани из Хота, шерсть из Кампары, сизамские раковины, мякоть артальских орехов, плавники морских фонарей, белый металл, красный металл! Все на дне, все! А мои люди! Ты посмотри, владыка, осталось всего трое! О, боги Джарайма, грозные боги! За что вы караете меня! – Тут он вцепился в бороду; полетели клочья черных волос, мореходы горестно застонали.
– Не сетуй на богов, Зурабчик, – со значением произнес Джамаль и похлопал предводителя джараймов по плечу. – Боги дали, боги и взяли. И еще дадут, и снова возьмут! Такое торговое дело, вах! – Он принялся нашептывать на ухо Зуу'Арборну что-то утешительное.
"Ай да Доктор, – размышлял тем временем Скиф, наблюдая за этой сценой, – ай да искусник, клянусь пятым ребром шайкала! Без осечек работает, э? Плыли мы на этом самом таргаде – значит, плыли… И все, кому положено, о том помнят! Помнят и знают, кто такой Джамаль, сын Георгия… великий и пресветлый благодетель, хранитель очагов, заступник милостивый и князь князей… о
Он повернулся к Сийе ап'Хенан и ее девушкам, следившим за трогательной встречей, и произнес:
– Купец Зуу'Арборн нас узнал. Ты довольна? Или сомневаешься и насчет купца?
– Довольна, клянусь милостью Безмолвных! А купец… что купец… – Сийя пренебрежительно повела плечом. – Обычный коротышка из Джарайма… Хвала Небесному Вихрю, они редко попадают в Амм Хаммат!
Не обращая больше внимания на Джамаля и смуглокожих мореходов, Скиф взялся рукой за стремя, поднял голову. Взгляд его утонул в темных глазах Сийи ап'Хенан, и, кроме них, он не видел сейчас ничего – ни своего компаньона, о чем-то толковавшего с дородным купцом, ни воительниц, снимавших седла с лошадей, ни огромных хищников, что редкой цепочкой окружили лагерь. Только ее глаза и его – теплое мерцание летнего ночного неба и ясная голубизна полудня.
Он выдохнул воздух, перевел взгляд на пальцы Сийи, крепко вцепившиеся в узду, и пробормотал:
– Ну, хорошо… хорошо, что ты довольна. Не хотелось бы мне, чтоб нас считали демонами… Да и не верю я в них. Рот девушки удивленно округлился.
– При чем тут вера, светловолосый? Ару-интаны, похитители душ, существуют, хоть мы и не видим их, Но ведь не все сущее можно разглядеть, верно? Ты не видишь ветра, но чувствуешь его, ты можешь закрыть глаза и не смотреть на дерево падда, но запах все равно погрузит тебя в сон. Так и ару-интаны: невидимы, но ощутимы по делам своим… Вспомни гребцов на вашем корабле – разве не были они сену, мертвецами с пустым взглядом, добычей демонов? – Она спрыгнула с коня, сняла шлем, и пепельные локоны потоком хлынули на плечи. – Ну, ладно, хватит о них! Ты не сену и не демон, светловолосый, и ты нравишься мне, как и твой родич… А потому я сама отвезу вас в город. Отвезу и замолвлю слово перед властительной Доной и мудрой Гайрой.
– Кто они? – спросил Скиф. В висках у него стучало, кровь прилила к щекам. «Ты нравишься мне, светловолосый…» Эта девушка не стеснялась говорить то, что было у нее на уме.
– Дона ок'Манур – наша хедайра, из клана Правящих Людьми, а Гайра арТакаб… О, Гайра – великая прорицательница, глава Видящих Суть, Неподвластных Сну! Все в городе Двадцати Башен покорны им…
– В городе Башен, красавица? Ты сказала: в городе Башен? – раздалось за спиной у Скифа. Он резко обернулся: сзади стоял Джамаль, покинувший купца, и на лице его застыло уже знакомое выражение радостного ожидания и надежды. – Девушки на конях, степь и город с башнями… – внезапно пробормотал князь. – Похоже… очень похоже…
– На что похоже? – переспросил Скиф, глядя на компаньона в некотором недоумении.
– На то, что обещал Доктор, племянник! – Глаза Джамаля вновь обратились к Сийе ап'Хенан; теперь он просто пожирал ее взглядом. – Так ты говорила о городе с башнями, красавица? Он выстроен прямо в степи или стоит на скале?
– На скале. – Сийя кивнула в знак согласия, и ее пепельные волосы метнулись по плечам. – Наш город стоит на скале, и властвуют в нем Дона ок'Манур и Гайра ар'Такаб, Мудрая, Не Знающая Сна! Лишь они умеют толковать знамения Безмолвных Богов, и лишь им ведомы песни Небесного Вихря, защищающие от ару-интанов.
Вдруг зрачки Джамаля сверкнули, губы беззвучно зашевелились; он выглядел, как человек, пораженный вспышкой молнии. «Что это с ним?» – промелькнуло у Скифа в голове. Потом он вспомнил фильм, виденный в чертогах торгового князя, и перед глазами на миг возникли зеленые тяжкие волны колыхавшейся под ветром травы, отряды всадниц в блистающих доспехах и темная громада скалы, увенчанной короной башен. Джамаль, вероятно, размышлял сейчас о том же самом; брови его сошлись в линию, лоб избороздили морщины, ноздри затрепетали – словно у барса, почуявшего добычу. Хриплым голосом он произнес:
– Скажи, черноглазая госпожа моя, та из владычиц ваших, что зовется мудрой Гайрой… она… она, выходит, совсем не спит?
Девушка молча кивнула.
– Вах, какое удивительное дело! А песни – песни, спасающие от зла? От всякого зла или только от… Сийя прервала его властным движением руки.
– Песни – тайна Видящих Суть, и не будем говорить о них, Джаммала, сын Гер'гия! Расспросишь о них Дону и Гайру – они, если захотят, ответят. И решат вашу судьбу! – Девушка отвернулась и начала расседлывать коня, потом бросила через плечо: – Но не беспокойтесь ты, светловолосый, и ты, Джаммала! Я обещала замолвить за вас слово, и я это сделаю.
* * *
Как оказалось, слово у Сийи ап'Хенан не расходилось с делом. Они выехали в город Двадцати Башен в тот же день, после вечерней трапезы, провели в дороге большую часть ночи и подремали несколько часов на рассвете. Когда Скиф спросил, зачем путешествовать ночью, девушка ответила коротко и непонятно:
– Шинкасы.
Он принялся расспрашивать Сийю и из ее ответов понял, что шинкасы – племя степных разбойников, охотившихся за людьми, скакунами, скотом и всем, что плохо лежит. Между этими грабителями и амазонками существовали странные связи: с одной стороны, лютая ненависть и вражда, с другой – нечто напоминавшее торговлю; товаром же служили и лошади, и ткани, и зерно, и слитки меди, и невольники. Этих последних Сийя называла «сену» – вероятно, то был местный эквивалент слова «раб».
Отряд их, направлявшийся в город Двадцати Башен, оказался немногочисленным: шестеро мужчин, считая с Зуу'Арборном и его моряками, четыре девушки и Белый Родич, неторопливо трусивший впереди цепочки всадников. Все остальные, и амазонки, и звери, остались в лагере, одном из многих станов воительниц из касты Стерегущих Рубежи. Скиф решил, что то была пограничная стража, и не ошибся. Из слов Сийи выходило, что народ ее делился по родам или Башням и каждый был занят своим делом: Стерегущие – стерегли, Надзирающие – надзирали. Правящие – правили, а Видящие Суть служили богам и защищали народ от коварства демонов. Насколько помнил Скиф, это называлось клановой дифференциацией – довольно сложная общественная структура, бытовавшая в средневековой Индии.
Впрочем, исторические изыскания его сейчас не занимали. Гораздо приятней было смотреть в бездонные глаза Сийи, слушать ее голос, любоваться пепельными завитками, падавшими на виски, ловить ее улыбки и взгляды.
Постепенно она разговорилась. Посматривая то на Зуу'Арборна с его смуглокожими матросами, тащившимися в арьергарде, то на Джамаля, пристроившегося к златовласой Тамме, девушка спросила:
– Вы в самом деле родичи по крови? Джаммала – темный и черноглазый, ты – светлый, с глазами цвета небесного камня… – Она коснулась рукояти меча, изукрашенной бирюзой. – И оба вы, клянусь Небесным Вихрем, слишком рослые для джараймов!
Обернувшись в свой черед. Скиф поглядел на Джамаля – тот, вылитый дьявол-искуситель с коварной улыбкой на устах, о чем-то толковал с Таммой. Глаза его горели любопытством и таким радостным детским изумлением, словно до сей поры ему не встречалось женщины очаровательней златовласой амазонки – что, впрочем, могло оказаться чистейшей истиной: Тамма была очень красива.
Скиф ухмыльнулся.
– Моя мать родилась в северных краях, – пояснил он. – Это правда, что мы с Джаммалой непохожи, но твои девушки тоже все разные.
У двух амазонок из их отряда кожа была смугловатой, а волосы – темно-каштановыми; у третьей, Таммы, на плечи струился водопад золотых кудрей, глаза же сияли чистым изумрудом. Она и в самом деле была очень хороша, но Сийя ап'Хенан, с черными очами и пепельными локонами, казалась Скифу прекрасней всех. Единственная и неповторимая – и на Земле, и в других мирах!
Сийя кивнула – дрогнул высокий султан из конского волоса.
– Да, мы разные. В горах, в степи и лесах, что лежат на востоке, много всяких племен, и отовсюду мы берем мужчин, как заповедали Безмолвные Боги. Они совсем дикие, ибо не знают священных песен и не умеют защищаться от ару-интанов… Но я слышала, что за морем, в Джарайме, Артале, Хоте и других странах, иные обычаи. Там мужчины правят, а женщины повинуются, да?
Скиф утвердительно хмыкнул, не решаясь спросить, как амазонки «берут» мужчин. Для чего, это было понятно, но вот какая судьба ожидала трутней, исполнивших свой долг? Не становились ли они товаром, предназначенным для шинкасов? Или их просто убивали? Или приносили в жертву Безмолвным, Небесному Вихрю и прочим божествам местного пантеона?
– Ваши женщины слишком терпеливы и покорны, – заметила Сийя. – Наверное, тебе такие и нравятся, Скиф?
– Нет. Покорные женщины рожают покорных сыновей.
– Верное слово! Пусть не станет оно прахом! – Алые губы девушки дрогнули в улыбке. – Ну, а ты, Скиф? Разве ты не из них? Ведь твоя мать тоже…
– Я же сказал, что она была невольницей, рабыней! Ее принудили к покорности!
Он представил лицо матери, согнувшейся над ученическими тетрадками, и мысленно попросил у нее прощения. Пожалуй, зря: она и в самом деле была рабыней, только властвовали над ней не мужчины, а время, долг и обстоятельства.
Сийя удивленно подняла темные брови.
– Твоя мать – рабыня? Рабыня? Но что это значит? Теперь пришел черед удивляться Скифу. Припомнив слово, которым здесь вроде бы обозначали людей подневольных, он пояснил:
– Сену.
Девушка вздрогнула и уставилась на него в полном недоумении. Скиф догадался, что сказал что-то не то.
– Сену? Распадись и соединись! Из каких же краев ты прибыл, светловолосый? При чем тут сену? Демоны отняли у них души и разум; они спят, едят и работают – конечно, если за ними присматривать. И всем известно, что у сену не может быть потомства!
– Но почему? Разве они не люди?
– Конечно, нет! Они выглядят, как люди, но… Резкий удар меча о щит прервал ее. Потом взревел Белый Родич – яростно, угрожающе; шерсть его встала дыбом, огромные челюсти с клыками-кинжалами глухо лязгнули. И тут же зазвенели стремена, заржали лошади, заскрипели седла; одна из амазонок вскрикнула:
– Шинкасы!
Из высокой травы, зеленевшей справа, словно заросли молодого бамбука, вырвался отряд всадников. Их было человек двадцать – плечистых полуголых воинов с топорами на длинных рукоятях, арканами и сетями; под высокими меховыми шапками скалились чудовищные звериные морды, и Скиф не сразу понял, что видит маски из раскрашенной кожи.
За спиной у него лязгнул металл, потом взметнулся высокий звонкий голос Таммы: она пела. Остальные девушки подхватили заклинание.
У меня нет сердца –
лед горных вершин в груди.
У меня нет глаз –
проблеск молнии мои глаза.
У меня нет жизни –
память потомков моя жизнь.
У меня нет смерти –
Вихрь Небесный унес мою смерть.
О, Безмолвные, одарите меня мужеством!
Всадники припустили в галоп, потом, не доезжая метров пятидесяти, резко осадили коней и сбились в кучу – казалось, они колеблются.
– Считают и пересчитывают, – сказала Сийя. Лицо ее оставалось спокойным, лишь брови грозно сошлись на переносице. – Как разглядят, что нас всего четверо да один зверь, нападут. Уже и сети приготовили, распадись и соединись!
Позади в три голоса гремела песня:
У меня нет плоти –
сделалась камнем моя плоть.
У меня нет рук –
клинком меча стали мои руки.
У меня нет пальцев –
обратились они в когти зверя.
У меня нет губ –
проклятье врагу мои губы.
О, Безмолвные, одарите меня ненавистью!
Скиф обернулся. Зуу'Арборн со своими людьми пребывал в замешательстве, и было ясно, что в конном бою толку от безоружных мореходов никакого. Но Джамаль… Глаза его сверкали, как угли, рот хищно ощерился; он уже выхватил меч и крутил им над головой с видом лихого рубаки-самурая. Похоже, он готовился защищать свою Тамму до последней капли крови – если только она нуждалась в защите.
«Песня на него, что ли, так подействовала?» – пронеслось у Скифа в голове. Потом он припомнил: хочу, чтоб кони… чтоб женщины… чтоб битвы и шашки наголо! Ну, чего клиент пожелал, то и получил! Вот только как исполнить приказ шефа? Приглядывай-де за князем и при первой опасности – назад! Но сейчас он и сам не вернулся бы обратно, даже если б чудом припомнил пароль: в бездонных глазах Сийи светилось ожидание и что-то еще – быть может, намек на предстоящую награду. «Черт с ним, с князем! – подумал он. – Хотел драку, так будет ему драка!»
– Нас не четверо, а шестеро. – Слова слетели с его губ, потом сверкнул клинок катаны, и обтянутая кожей рукоять привычно легла в его ладонь. Три девушки за его спиной тянули слова заклятья:
У меня нет очага –
свет солнца мой очаг.
У меня нет дум –
удар копья моя дума.
У меня нет брони –
ночная тьма моя броня.
У меня нет оружия –
тело мое оружие и защита.
О, Безмолвные, одарите меня силой!
Точеные пальцы девушки стиснули запястье Скифа. – Хорошо! Но твой клинок слишком короткий, чтобы рубить с коня. Возьми мой меч, а Джаммале пусть даст меч Тамма! – Она кивнула своим всадницам. – Песня спета. Теперь вперед, сестры! Во имя Безмолвных Богов!
Копья с трепещущими флажками опустились, четыре амазонки пришпорили коней, копыта глухо ударили в мягкую землю. Шинкасы, развернувшись шеренгой и дико взвыв, ринулись навстречу; их топоры с серпообразными лезвиями со свистом рассекали воздух, ременные петли мотались на шестах, маски, полоскавшиеся на встречном ветру, кривлялись и корчились, точно живые. Скиф скакал сразу за Сийей с длинным прямым мечом в одной руке и катаной – в другой. Рядом мчался Джамаль, грозно вскрикивая, звеня клинками; видно, он был неплохим наездником и держался в седле куда уверенней, чем на гребне волны. Справа от князя белым облаком стелился огромный зверь. Он уже не рычал, не ревел, только схлестывал бока пружинистым гибким хвостом да разевал пасть, жаркую, как жерло вулкана.
«Четыре девушки, двое мужчин, кони и тигр… или лев, кто его разберет… Ну и команда! – пронеслось у Скифа в голове. – Не слишком ли пестрая? Попугай с петухом не уживутся в одном курятнике, говаривал майор Звягин, однако..,»
Они столкнулись с шинкасами, и он забыл о комбате, забыл о своем молчаливом хранителе Харане, забыл о Земле и о прожитых там годах. Блестящие полумесяцы секир крутились перед ним, мелькали арканы да сети, дикий клич рвался из двух десятков глоток, и сам он внезапно стал таким же диким всадником, неистовым скифом, кентавром с разящими молниями в руках. «У меня нет смерти, – насвистывал ему ветер. – Вихрь Небесный унес мою смерть! О, Безмолвные, одарите меня мужеством! Одарите ненавистью и силой!»
Меч словно сам собой рассек волосяную сеть, достал плечо державшего ее воина, перечеркнул грудь кроваво-красной полосой; взлетела катана, отражая удар топора, потом ринулась вниз, к горлу шинкаса, сорвав острием маску. Мелькнуло лицо – лик демона с хищным оскалом и выпученными глазами. Катана полоснула по шее, голова воина запрокинулась, алые пузыри вспухли на губах. Захрипев, он упал с коня.
«У меня нет рук – клинком меча стали мои руки!»
Амазонки прошли сквозь разбойничий строй, как гребень с четырьмя зубцами; длинные их копья разили наповал, и четыре всадника свалились в траву – кто с пробитой грудью, кто с развороченным боком. Белый Родич ударами тяжелой лапы переломал ноги двум или трем лошадям и сейчас добирался до седоков. Рядом с ним крутилось с полдюжины шинкасов, они махали топорами, набрасывали на зверя сети; он огрызался, бил хвостом, ревел – и лошади степняков испуганно шарахались в стороны. Джамаль же, так и не успевший обагрить свои клинки, попался сразу в два аркана – кисти и локти его были прижаты к бокам, лезвия мечей болтались у колен. Он сыпал проклятиями, пытался перерезать тугие волосяные петли, но безуспешно: пара насевших на него шинкасов действовала с ловкостью опытных охотников за людьми. Разбойники, видно, не собирались убивать пленника, но хотели оттащить его подальше от свалки. Конь Джамаля ржал, мотал головой, упирался, не желая расставаться с седоком; князь, рыча что-то по-грузински, откинулся в седле, упираясь босыми ступнями в стремена.
Если сбросить со счетов двоих зарубленных Скифом, оставалось еще пятеро. Эти, не дожидаясь новой атаки амазонок, тянули к Скифу топоры и петли на шестах – похоже, желали сыграть с ним в ту же игру, что и с Джамалем. Но Скиф был быстрее; сообразив, что его хотят оглушить и связать, несколькими стремительными ударами он перерубил шесты, ранил одного из воинов в бедро, ударил жеребца пятками по бокам и помчался к князю. Того уже успели оттащить шагов на тридцать; один из шинкасов поймал узду и тянул лошадь Джамаля за собой, не выпуская из правой руки аркана. Скиф подумал, что не успеет, размахнулся и с силой швырнул катану.
«У меня нет дум – удар копья мои думы!»
Хоть и короткий клинок, хоть и не копье, да режет глубоко! Не зря, выходит, потомков Аматэрасу почитали грозными бойцами; и оружие у них было таким же грозным, беспощадным, и ковались клинки их не затем, чтоб пугать да ранить, а чтобы убивать. Острие катаны ударило степного всадника между лопаток, рассекло хребет, пробило ребра, на ладонь вышло из груди. Шинкас вскрикнул и захлебнулся кровью; один аркан ослаб, и Джамаль, вывернув кисть, полоснул по другому мечом. Лицо его покраснело от ярости; приподнявшись в стременах, он воткнул оба своих клинка в живот степняку, что пытался совладать с его конем. Тот хрипло вскрикнул и начал сползать с седла.
«Хороший человек князь, – подумал Скиф, разворачивая жеребца, – а ударил жестоко. Пробил бы горло… быстрая смерть, без мучений… Ну, бой есть бой! Нет у меня сердца – лед горных вершин в груди!»
Меч Сийи с бронзовой рукоятью, изукрашенной бирюзой, играл и пел в его руках. Он походил на шпагу, с которой Скифу приходилось иметь дело, но казался пошире на палец и длиннее; к острию лезвие слегка расширялось, напоминая древесный лист. Скиф крутил клинком, отбивал удары секир, не пытаясь нападать, – против пятерых врагов шансов у него было немного. Но вдруг рядом очутился Джамаль, потом за спиной застучали копыта – амазонки, развернув коней, снова мчались в атаку. Ударили копья, степняки отпрянули с хриплым воем – один вылетел из седла, трое, бросив оружие, зажимали раны. Глухо рявкнул белый зверь, ему ответил протяжный клич шинкасов, и поле битвы внезапно опустело – десяток уцелевших разбойников стремительно уходил к зарослям высокой травы.
Скиф вытер меч о гриву своего скакуна, свесился к земле, выдернул из мертвого тела катану. «Не задирайся с местными», – говорил Сарагоса… А он ответил: «Я – не убийца!» Он и вправду не хотел убивать, но обстоятельства были сильнее: три человека, валявшиеся на земле, пали от его клинка. Схватка, однако, шла на равных: сила против силы, ловкость против ловкости, меч против топора.
Подъехала Сийя, оглядела его забрызганные кровью руки, одобрительно покачала головой.
– Ты настоящий боец, светловолосый! Таких я еще не видела среди мужчин… Ты и с луком обращаешься так же хорошо?
– Нет. – Он протянул ей меч с бирюзовой рукоятью.
– Ну, я тебя научу… сегодня или завтра. – Девушка улыбнулась, лукаво сверкнув глазами.
Скиф осмотрелся. Тамма с Джамалем направлялись к людям Зуу'Арборна; во время скоротечной схватки маленькие мореходы сбились в кучу вокруг купца и дрожащими голосами распевали молитвы богам Джарайма. Одна из амазонок объезжала поле боя, иногда деловито тыкала копьем в распростертые в траве тела шинкасов – добивала раненых; вторая девушка, не слезая с седла, перетягивала предплечье чистой тряпицей.
– Злобные тха… – Сийя ап'Хенан повела бровью в сторону мертвецов. – Нападают, когда их пятеро на одного… Но сегодня они просчитались!
– Что им было нужно? – Скиф вытер катану, вложил ее в ножны. – Хотели убить?
– Нет, у них другой промысел. Они отродья демонов, светловолосый… Схватили бы нас и продали ару-интанам – за зелье, что дарит дурные сны.
– А что с нами бы сталось?
– Что? – Сийя нахмурилась. – Странные вопросы ты задаешь, светловолосый! Мы носим в себе частицу богов – ты и я, каждый из нас, каждый человек… Без нее мы – сену, всего лишь жалкие сену… Вот наше сокровище, вот добыча для демонов! Но мы, женщины Амм Хаммата, с ним бы не расстались… просто умерли бы! Ведь нас защищают Безмолвные, и демонам не удалось бы насытиться нашими душами. Ну, а вас с Джаммалой обратили бы в сену, в живых мертвецов… Разве их нет в Джарайме?
Слова ее были загадочны и непонятны, но Скиф решил, что пускаться в расспросы не время. Он лишь покачал головой и буркнул:
– Джарайм – не моя страна. Мы с родичем из других краев, из далеких… очень далеких, Сийя. Она пожала плечами.
– Мир велик, светловолосый, мир велик! Но если в вашей земле не слышали про ару-интанов, не видели сену, ты должен быть вдвойне осторожен. Не хотелось бы мне, чтоб ты забыл, как улыбаться и как любить женщину…
* * *
Через день, вечером, когда костер прогорел и три луны сияющими фонарями повисли в ночном небе, Сийя поднялась и протянула Скифу руку.
– Я обещала поучить тебя стрелять…
Он посмотрел на свой лук из дерева падда, на темную степь, на гаснущий костер, затем перевел взгляд на лицо девушки. Она улыбалась – лукаво и чуть насмешливо. Джамаль, сидевший рядом, подтолкнул компаньона локтем в бок, шепнул в самое ухо:
– Не сомневайся, дорогой, сейчас самое время для таких дел. Я бы тоже не отказался, чтоб меня поучили… – Он многозначительно скосил глаз на Тамму. – Заодно узнал бы кое-что интересное… про город с башнями, про демонов и тайные заклятия… Женщины становятся разговорчивей, когда их одаришь лаской.
Скиф так и не понял: то ли князь советовал ему, то ли строил собственные планы на будущее. Поднявшись, он машинально оправил комбинезон и взял Сийю за руку. Ладонь у нее была одновременно нежной и крепкой; кончиками пальцев он ощутил чуть заметные выпуклости – мозоли от рукояти меча. Локоны Сийи щекотали ему шею, легкая туника казалась туманом, окутавшим тело девушки. Пройдя два десятка шагов, он оглянулся: Джамаль, подсев к Тамме, что-то негромко втолковывал ей, с нежностью поглаживая плечо амазонки.
– Не смотри назад, – сказала Сийя, – твой родич занят. Я думаю, он будет занят до рассвета… Клянусь Безмолвными! У Таммы.горячая кровь.
Скиф обнял ее за талию. От волос девушки тянуло горьковатым ароматом степных трав, дымом костра и еще чем-то чистым и свежим – быть может, запахом звездного неба, раскинувшегося над степью. Все правильно, подумал он, все хорошо. Я здесь с ней – там, где должен быть сейчас и навсегда. В древней скифской степи, каких на Земле уже не осталось…
Прежние воспоминания таяли, уходили, размывались; призрачным миражем плыли городские улицы, мрачные коробки домов, клетки-квартиры, переполненные людьми, подольская казарма с рядами коек, оружейные шкафы в арсенале Сарагосы, серая лента шоссе, разверстый шлюз транспортного самолета, в котором маячили фигуры солдат в касках и бронежилетах, парашюты, одуванчиками повисшие над зеленой скатертью тайги… Все это было в прошлом, безмерно далеком, невозвратимом и неинтересном; настоящее и будущее были здесь: справа – гибкое и сильное девичье тело, слева – меч у пояса, а вокруг – безбрежная степь.
Он склонился к Сийе и прошептал:
– Мы не взяли ни лука, ни стрел, милая… На ее лице промелькнула улыбка; Скиф успел разглядеть ее в лунном свете, серебристом и багряном.
– Я буду луком, а ты – стрелой…
– А если подкрадутся шинкасы?
– Споем Песню Силы и будем сражаться. – Она снова улыбнулась. – Но не тревожься, светловолосый. Мы уже близко к городу, они не рискуют разбойничать здесь. И потом с нами Белый Родич. – Сийя показала куда-то, но Скиф не заметил ничего, кроме легкого колебания травы. – Он постережет…
– И нас, и Тамму с Джаммалой? Успеет ли? Опять улыбка, блеск глаз в лунном свете, темный локон, упавший на лоб…
– У Белого Родича быстрые ноги, светловолосый.
Они опустились в траву, и Скиф почувствовал, как нетерпеливые пальцы коснулись ворота его рубахи.
…Она была зарей, гонимой над степью дыханием утреннего ветра; она была, как гибкий тростник на речном берегу, прохладный и гладкий на ощупь, золотистый, наполненный сладкими соками земли; она была небом – небом дня, глубоким и синим, и небом ночи, теплым и темным, усеянным звездами; она была музыкой, песней, колдовским заклятием, птичьей трелью, шорохом крыл, шуршанием листьев, раскатом грома, шелестом робкой волны; она была ланью, скользящей меж лесных стволов, игривым бельчонком, тигрицей, яростной и непокорной… Она была!..
Два нагих тела сплетались на травяном ложе под светом лун, багряным и серебристым; два существа любили друг друга с неистовством юности, когда ритм сердец так легко настраивается в унисон, когда сила кажется неистощимой, а жизнь – вечной. Тонкие пальцы девушки ласкали волосы Скифа, пепельные локоны падали на лицо, и сквозь их невесомую паутину ночь выглядела чарующе прекрасной – ночь из ночей, полная колдовства, краткий миг счастья, подаренный судьбой. Руки Сийи обнимали его, губы касались его губ, плоть сливалась с плотью, дыхание – с дыханием… Он чувствовал трепет ее ресниц на щеке, ощущал биение крови – то медленное, спокойное в минуты краткого отдыха, то стучавшее громрвым набатом. Тело ее казалось жарким омутом, обжигающим потоком, стремительным водопадом; он тонул, растворялся в нем, он пил пьянящую влагу жизни, он жаждал исчерпать ее источник, и он страшился этого. Напрасно! Этот родник был бездонным.
Но воды каждой реки в свой срок достигают моря; наступает пора, и цветы роняют лепестки; ночь сменяется днем, день – ночью, уходит тепло и приходит прохлада, солнце затмевает звезды, а потом вновь скатывается за край земли, уступая им дорогу. Ничего вечного нет под луной, тем более под тремя лунами; в этом мире они, как и на Земле, покорно вращались в потоке времени, увлекаемые им к горизонту, к забвению, к сну…
Сон! Нет, Скифу не хотелось спать… Он лежал в траве, шелковистой и мягкой, головка Сийи покоилась у него на груди, ладонь ее ласково гладила его щеки, пальцы то касались губ, то прикрывали глаза. Где-то в вышине негромко пел предутреннюю песню ветер, и гаснущие звезды откликались звоном хрустальных колоколов. Мир был прекрасен и тих, и если в нем существовали райские сады и луга, то сейчас Скиф нежился в их ласковых объятиях.
– Завтра мы приедем в город, – негромко сказала Сийя, – в наш город на высокой скале, над которой вознеслись Двадцать Башен. Тебе там понравится, светловолосый.
– Мне понравится всюду, где будешь ты. Она рассмеялась.
– И ты повторишь эти слова перед Безмолвными Богами?
– Перед безмолвными или говорящими, моя ласточка, перед богами Джарайма и богами Земли.
– Земли?
– Да. Так зовется моя родина. Он услышал довольный вздох.
– Хорошо… хорошо. Скиф. Ты скажешь эти слова и станешь моим мужчиной… Мы будем встречаться, когда три луны поднимаются в небесах, потом расстанемся, потом встретимся вновь… Как сегодня…
– Разве я не могу всегда быть с тобой?
– Ты и будешь всегда со мной – здесь. – Она приложила его ладонь к сердцу. – Но видеться мы можем лишь в те дни, когда дозволено богами. И лишь ночи трех лун будут принадлежать нам.
– Такие ночи случаются часто или редко?
Сийя снова вздохнула.
– Реже, чем мне хотелось бы… но достаточно часто, чтобы ты не забыл меня, Скиф ап'Хенан.
– Почему ты так меня называешь?
– Потому что теперь ты принадлежишь нашей Башне – как и твой родич, если Тамма осталась довольна им. Но вначале боги испытают вас, а Дона ок'Манур и мудрая Гайра вынесут решение…
– Зачем? Разве недостаточно испытания, которое устроили вы с Таммой?
– Ш-ш-ш… – Ладонь девушки легла на его губы. – Ты не боишься ни злобных демонов, ни их слуг, и это хорошо… Но разве можно пренебрегать богами, мой светловолосый? Я ведь сказала: мы носим в себе их частицу… все мы, каждый человек… и без нее мы – сену, лишенные разума сену, Скиф.
– Ладно, я не буду ими пренебрегать. Ничем, что дорого тебе, во что ты веришь, Сийя. Если только они не разлучат нас…
– Боги милостивы. Скиф… – Она помолчала, потом негромко окликнула: – Скиф?
– Да? – Его пальцы тонули в шелковистых локонах Сийи.
– Твое имя… Оно что-нибудь значит?
– Скифы… так звались степные племена на моей родине… давно… очень давно, милая. Они оставили курганы, такие же, как в твоей степи. В курганах – могилы вождей… кости, оружие, украшения, истлевшая одежда… больше ничего.
Сийя беспокойно пошевелилась.
– Они были похожи на шинкасов?
– Возможно. Пасли лошадей, скакали по своим равнинам, разбойничали, воевали… Они считались великими лучниками…
– И служили демонам ару-интанам?
– Нет, у них были совсем другие боги. Они приносили им жертвы, воздавали хвалу во время пиров… Они пировали на… – Скиф внезапно приподнялся, не выпуская Сийю из рук, и медленно произнес: – Они пировали на закате… Понимаешь? Они пировали на закате! – Теперь он почти кричал.
Память… Туго натянутое полотно с прожженными дырами… клочья тумана, повисшие в ясном небе… Они таяли, они исчезали! Внезапно всплыло имя – его имя, потом еще одно, и он вспомнил, что так зовут отца. Между этими именами была связь… некая связь… Какая же?.. Джамаль, сын Георгия… Нет, не так! Иначе! Теперь он знал, как должно его называть: имя, отчество, фамилия… И сразу же возникло остальное – номер дома, квартиры, название улицы. Он вспомнил, вспомнил!
С торжествующим смехом Кирилл Карчев поднялся, протянул руки навстречу восходящему солнцу и выкрикнул:
– Скифы! Скифы пируют на закате!
И сразу же багровая пропасть разверзлась под ним.
Назад: Глава 14
Дальше: Часть II ПРЕИМУЩЕСТВЕННО НА ЗЕМЛЕ