Осенью погода капризна – подул внезапно южный ветер, попутный для «Амелии» и для корсарских кораблей. Быстроходный бриг мог бы обогнать флотилию, но Шелтону этого не хотелось; кто первым плывет, тому и грозят неприятности. Скажем, встреча с испанцами, чьи галионы, вероятно, болтаются в прибрежных водах… Уходить в океан на многие мили он тоже не хотел – координаты острова Мохас были известны с большим приближением, и главными ориентирами являлись заросшие сосной холмы да пироги индейцев на берегу. То и другое не разглядишь издалека, и Шелтон решил вести корабль милях в двадцати от перуанских берегов, примерно на том же расстоянии, что отделяло остров от континента. В записках прадеда сообщалось, что островок невелик, всего-то двенадцать-пятнадцать миль в окружности, но плодороден и населен воинственным племенем, а также инками и другими индейцами, сбежавшими из Перу. Знатные инки очень почитались у местных обитателей и ненавидели испанцев со всей свирепостью порабощенного народа.

Ночью корабль странствовал в океане, продвигаясь на север с попутным ветром на скорости в девять узлов. Когда взошло солнце, «Амелию» и бухту, где встали на якорь корсары, разделяло уже не меньше сотни миль, и с каждым часом это расстояние увеличивалось. Но, не желая плыть впереди корсарской флотилии, Шелтон, сменивший на вахте Дерека Батлера, велел зарифить паруса на фок– и грот-мачте и поворачивать на восток, к близкому берегу. Здесь, на границе между сушей и океанскими водами, было великое множество островов, населенных лишь стаями птиц да тюленями, выползавшими на камни, множество извилистых протоков и скрытных бухточек, где даже взор Господень отыскал бы «Амелию» с большим трудом. Выбрав подходящее место, капитан приказал бросить якоря и спустить шлюпки, которых на бриге было две, не считая ялика. Вскоре шлюпки закачались на мелких волнах, и команда, кроме вахтенных, съехала на берег – размяться и добыть пару нагулявших жир тюленей. Бивак был разбит на островке, в той его части, что обращена к материку и скрыта от океана утесами. На самой высокой скале залегли наблюдатели, Дик Сазерленд и Керти Донелл; им полагалось следить за морем и судами корсаров, если те появятся.

Когда спустились сумерки и дым стал незаметен, разложили костры и начали жарить сочное тюленье мясо. Оно пованивало рыбой, но после солонины и черствых сухарей моряки поглощали его с жадностью; жир капал на бороды, пачкал одежду, челюсти работали без перерыва, лица раскраснелись, а ром, выданный коком, пролился в глотки освежающим дождем. Кто-то, осоловев от выпивки и обильной еды, развалился на гальке и уже похрапывал или дремал вполглаза, другие сидели и лежали у костров, толкуя о прошлых делах, былых товарищах, удачных и неудачных набегах, а главное о том, какая добыча ждет их в нынешнем походе и где ее лучше взять – в Панаме, где дома испанцев крыты серебром, или же в Лиме, где из золота льют дверные ручки, а в окна вместо стекол вставляют изумруды.

Шелтон поднялся и зашагал вдоль линии костров, озирая свой маленький лагерь. На вершине утеса мерцал едва заметный огонек – Донелл и Сазерленд не спали и сейчас, должно быть, высматривали в океане свет корабельных фонарей. Такие же фонари зажглись на баке и юте «Амелии» – там несли вахту Пим и Никос Костакис. Остальные грелись или спали у костров, и Питер видел, что каждый, повинуясь привычке либо инстинктивной потребности, выбрал место рядом с близкими людьми. Те, кого он знал не первый год, с кем плавал у побережий Мексики и Новой Англии, пересекал Атлантику, ходил на Санто-Доминго, Гренаду, Сент-Винсент и другие острова, те сидели по трое-четверо, ибо связи между ними давно определились, и было всем известно, кто кому компаньон и товарищ. Что, однако, не разобщало экипаж «Амелии», являясь лишь традицией опасного морского ремесла: нынче ты жив, а завтра смыт волною за борт или погиб под испанским клинком. В этой печальной ситуации есть наследник, который приголубит твою женщину и о детишках не забудет, а коли нет ни жены, ни детей, то уж долю твою получит непременно и пропьет в кабаке, вспоминая верного товарища. Таков обычай. И неудивительно, что он соединяет и разделяет, ибо люди, даже одних занятий и одной судьбы, так непохожи друг на друга!

Новички, нанятые в Порт-Ройяле, сидели отдельно у большого костра. Не все восемнадцать, а чертова дюжина – оба драчливых ирландца, бывшие каторжники Дигби, Кейн и Престон, буканьеры Смарт и Нельсон и шестеро других. Стоя в темноте, Шелтон оглядел их с особым вниманием, запомнив имена и речи, а говорили здесь о том, что отделяться от Дэвиса не стоило, что слишком мало на «Амелии» людей и пушек, город богатый не взять и не ограбить караван торговцев, а если встретится испанский галион, так всем конец – не устоять «Амелии» против его орудий. Заводилой в этой компании считался Ник Макдональд, и Шелтон решил, что с рыжим ирландцем еще будут неприятности.

С этой мыслью он возвратился к костру, где его поджидали Батлер, Кинг и Хадсон. Братец Руперт на берег не съехал, сидел в своей каюте на «Амелии» и, очевидно, дулся на Питера; он был злопамятным и за день, прошедший после стычки, не сказал капитану ни слова. Его отсутствие Шелтона не печалило; здесь, на диком берегу, Руперт Кромби выглядел бы неуместным, как и среди разбойных соратников Дэвиса.

Присев у костра, капитан кивнул Мартину Кингу.

– Позови Тома. Пусть придет с Джонсом, Айрлендом и Муром. Нужно поговорить.

Они подошли один за другим и опустились на камни. Отблески пламени играли на суровых бородатых лицах, делая морщины более глубокими, кожу – более темной, что прибавляло Беллу, Джонсу и Муру, людям отнюдь не в преклонных годах, по доброму десятку лет. А вот Айрленд был уже немолод, старше всех в команде, старше даже Батлера, с которым плавал с тех времен, когда случилась смута в Англии и короля отправили на эшафот.

Хотя торговля в вест-индских морях шла рука об руку с разбоем, «Амелия» не считалась капером или тем более пиратским судном. То был боевой корабль для перевозки ценных грузов и сопровождения других судов компании, когда те нуждались в защите – например, по пути в Старый Свет, где вечно бушевали войны. Слово капитана было на «Амелии» законом, но любая власть крепка, когда ее поддерживают не словом, а оружием. Поэтому Шелтон не отвергал кое-каких обычаев Берегового братства, признавая их практическую ценность.

Том Белл был боцманом и лучшим канониром на «Амелии», Райдер Мур не только готовил пищу, но отвечал за все запасы продовольствия, включая ром, масло и воду. Сорокалетний Палмер Джонс являлся корабельным плотником, прошедшим школу на верфях Бристоля; еще в молодые годы он перебрался с семьей на Барбадос, а затем на Ямайку. Берт Айрленд, старый пират, оружейник и парусный мастер, сумел бы оснастить любое судно от яхты и кеча до фрегата. Но на этом его таланты не кончались: хоть было Берту за шестьдесят, с тесаком в руках мог он уложить любого, кто на сорок лет моложе.

Было у этих людей еще одно, самое важное назначение: эти четверо, да еще Дик Сазерленд, рулевой и подельник боцмана, стояли между капитаном и командой. Не офицеры, но те, без которых трудно управлять лихими людьми, особенно в море и в сражении; те, кто следит, чтобы слова капитана дошли до каждого и были исполнены точно и быстро. Им, по обычаю Берегового братства, полагалось знать, куда и зачем плывет корабль.

– Быть может, кто-то удивился, что мы покинули Дэвиса, – произнес Шелтон, всматриваясь в лица моряков. – Напомню: у нас своя цель. В Порт– Ройяле команде была обещана награда, и я еще раз это подтверждаю. Есть вопросы?

Айрленд зашевелился, потер колени, разгоняя кровь в ногах.

– Со всем уважением, сэр… Нельзя ли подробнее об этой цели?

– И о награде, – добавил Мур. – Мы все тут, сэр, честные парни, клянусь котлом и черпаком! Будет обидно, если висельники Дэвиса получат больше нас!

Питер переглянулся с Мартином Кингом, посвященным в планы экспедиции. Объяснить что-то людям, сохранив тайну, было нелегкой задачей.

– Мы ищем богатство, но возьмем его не в городах Перу или Панамы, – промолвил он. – И нам не придется грабить испанцев и резать им глотки.

– Приятно слышать, – откликнулся Стив Хадсон. – У меня будет меньше работы. Я всегда считал, что резать глотки – крайне негуманное занятие. Даже для хирурга.

– Как бы они до наших не добрались, – буркнул Палмер Джонс. – И что тогда?

– Господом сказано: всякий вправе встать на защиту живота своего, – заметил Дерек Батлер. – И если злодей-испанец нанес тебе ущерб, то можешь разбить ему башку и возместить свои потери хоть серебром, хоть золотом, хоть овнами и козлищами. В этом нет греха.

– Так и сказано? – восхитился плотник.

– Не только сказано, но и в Библии записано, – сообщил Батлер. – Капитан у нас книгочей, Святую Книгу знает от корки до корки, он подтвердит. Верно я говорю?

– Хм… верно, – с запинкой произнес Шелтон. – Только не помню, где написано об этом, в Послании к Коринфянам или во Второзаконии. Может, в Притчах Соломоновых?

Боцман Том Белл запустил пятерню в густую бороду.

– Очень мудрено, сэр, хотелось бы попроще. Козлы и овны нам вроде ни к чему. А вот за какой ущерб можно золотом взять?

– Если встретим проклятых папистов на земле или в море и они пальнут первыми, то вот и ущерб. Это значит, что все их добро будет нашим, – сказал первый помощник. – Так, капитан? Мы ведь не должны с ними объясняться?

– Так, – согласился Питер. – Не помню, чтобы мы кому-то объясняли, какие мы мирные люди. Особенно после первого выстрела.

– И я не помню, – подтвердил Батлер. – Кто не рискует, не ест ветчины.

Они помолчали, глядя, как огонь пожирает сухие ветви кустарника. Потом Райдер Мур сказал:

– А что там с добычей, сэр? Много ли придется на долю честному матросу?

– Сколько тебе надо?

Кок почесал в затылке.

– Пятьсот песо у меня отложено. Еще пятьсот, и я бы открыл кабак и женился.

– И будешь дурак дураком, – пробормотал Том Белл, имевший опыт в подобных делах.

Капитан с горечью усмехнулся. Пятьсот пиастров каждому, тридцать пять тысяч на весь экипаж – неплохая добыча… Но это было много, много меньше, чем задолжала компания «Шелтон и Кромби» лондонскому Ллойду и другим воротилам с Корнхилла и Бонд-Стрит. Брали на расширение торговли, на новые фактории и корабли, на ссуды плантаторам, растившим табак и сахарный тростник, брали на другие нужды, столь же необходимые – сколько золота ушло в карманы губернаторов Ямайки, в сундуки сэра Модифорда, сэра Воугана, сэра Линча! Платили грабительский процент, зато компания росла, и мнилось, что этому росту и процветанию ничто не угрожает. Забыли, что, кроме лондонских негоциантов, есть еще один партнер, самый ненадежный и коварный – море! Ему проглотить корабль с людьми и товаром, что бродяге почесаться!

Питер стер с лица усмешку и сказал:

– Если будет нам удача, вернешься с деньгами, Мур, даже с большими, чем просишь. Не нужно сейчас загадывать, ибо жадные не угодны ни Богу, ни людям. – Сделав паузу, он продолжил: – Мы останемся тут на несколько дней, пока Дэвис со своими кораблями не удалится к северу. Поплывем следом за ним, на остров, до которого отсюда миль семьсот или восемьсот. Там можно перезимовать, но если ветер и море позволят, уйдем и спустимся в низкие широты, примерно до пятнадцатого градуса.

Все молчали и глядели на него, все, кроме Мартина, который знал маршрут и конечную цель. Взор второго помощника был обращен к небесам, а мысли блуждали среди звезд, сиявших в эту ночь над Порт-Ройялом и домом его возлюбленной Лиз. На мгновение Шелтон представил сестру и отца, веранду с накрытым к ужину столом, горящие свечи, запах цветов, которым веяло из сада, представил все это, вздохнул и произнес:

– Добравшись до нужного места, высадимся на берег. Затем я поведу отряд в горы. Это будет трудное путешествие, джентльмены. Возможно, триста миль или более того.

– Что мы будем искать, капитан? – спросил хирург. – Сказочную страну Эльдорадо? Я слышал, что многие пытались до нее добраться, но сгинули в диких лесах, среди людоедов, кайманов и ядовитых змей. Как бы нам не разделить их судьбу!

– Мы не будем искать Эльдорадо и царство пресвитера Иоанна тоже, – промолвил Шелтон. – У меня более определенная цель.

Глаза Хадсона блеснули.

– Клад, сэр?

– Если угодно. Сейчас у этих сокровищ нет хозяина. Кто найдет их, тот и возьмет.

Боцман пошевелил носком сапога сучья в костре. Вспыхнувшее пламя озарило лица сидящих алыми сполохами.

– Что сказать команде, сэр? – Томас Белл поднял взгляд на капитана. – Наши парни надежны и пойдут за вами хоть в преисподнюю, но теперь на «Амелии» полторы дюжины висельников. Испанцев пограбить, пожечь, кишки выпустить, это они мастаки. А клад… Будь в нем ржавый фартинг, я бы и того не стал искать с этими ворами!

– Том верно говорит, – согласился Дерек Батлер. – Если бросил камень в выгребную яму, кто знает, куда полетит дерьмо.

Вопрос боцмана не был праздным. Взять в море испанца, захватить прибрежный город, высадиться на берег и совершить марш в тридцать-сорок миль – все это являлось для корсаров делом привычным, знакомой частью разбойного ремесла. Они были искусными воинами и ради добычи могли преодолеть джунгли, реки и болота, штурмовать укрепления и схватиться с врагом, превосходившим их вдвое или втрое. Но всему существует предел. Долгое странствие в горах, среди снегов, ущелий и покрытых льдом вершин непривычно для морехода – тем более что на берегу, в любом испанском поселении, можно найти вино и мясо, золото, серебро, сколько угодно пленных и даже черноглазых сеньорин для потехи. Это было много ближе и доступнее, чем подпиравший небеса горный хребет. В горы их могла погнать только одна из двух причин: преданность своему капитану или алчность. Для кого-то одно, для кого-то другое, но лучше, если оба повода сойдутся.

– Скажите людям, что мы постараемся до времени избегать встреч с испанцами, – промолвил Шелтон. – Скажите также о походе в горы и о том, что со мной отправится большая часть команды. И еще скажите, что пойдем мы брать Потоси, серебряный рудник.

Наступило молчание. Наконец Батлер ухмыльнулся и кивнул головой.

– Потоси! Ловко придумано! Околеть мне от чумы, если это их не соблазнит! Ходят слухи, что за год там добывают миллион песо серебром!

– Миллион! Разрази меня гром! Это сколько же в фунтах будет? – Боцман вцепился в бороду, наморщил лоб, но сосчитать не смог.

– Тысяч двести или около того, – подсказал образованный Хадсон. Затем бросил взгляд на темный берег, где, сейчас невидимый, вздымался горный хребет, таивший в своих недрах несметные сокровища. – Если разобраться, Потоси ничем не хуже Эльдорадо, – пробормотал хирург. – Только где этот рудник? Как туда добраться?

– Дьявол знает, – молвил капитан. – К чему нам это, Стив? Потоси где-то в горах, а нам и нужно в горы.

С этими словами он придвинулся ближе к огню, лег на спину и уснул. И снилось Питеру Шелтону, будто его корабль взмыл в небеса и летит над землей к горам в сверкающем льдистом убранстве, к далекому городу Мачу-Пикчу и реке со странным названием Урубамба… Точно рев трубы и удар колокола – урру!.. бамб!..

Утром, в девятом часу, появилась флотилия Дэвиса. Появилась и прошла на всех парусах, подгоняемая свежим ветром. Шелтон следил за кораблями с вершины утеса, прикидывал скорость; получалось, что плывут быстро, делая не меньше двенадцати узлов. Можно было бы переждать сутки, пропустить флотилию вперед на пару сотен миль, но беспокоил капитана ветер – вдруг переменится?.. Попутный ветер при ясном небе – счастье моряка и, как правило, недолгое… По этой причине Шелтон решил, что сорокамильной дистанции хватит, и в полдень «Амелия» подняла паруса.

Три дня и три ночи шли хорошим ходом, одолев изрядное расстояние и не видя ни чужого паруса, ни вымпела на мачте. Море повсюду было пустынным; катились чередой валы к земле, темневшей по правому борту, а за левым распластался серо-синий океан, уходивший в бесконечность, светлую днем и непроницаемо-черную, смоляную ночью. В темноте чудилось, что поверхность вод смыкается у горизонта с небесами, заворачивается над миром огромным звездным плащом, и корабль плывет к этим созвездиям, к огням тысяч и тысяч неведомых городов, что сияют по другую сторону океана. Питер Шелтон, стоявший ночную вахту, глядел на звезды и вспоминал названия земель, находившихся так далеко на западе, что запад там становился востоком. Острова, такие огромные, что Ямайка в сравнении с ними казалась жалким клочком земли… таинственный Китай, сказочная Индия… а дальше, за двумя океанами – Африка, Черный континент, и там тоже край света, подобный тому, который они обогнули недавно… Плыть в эти дальние дали месяцы и месяцы; как сообщал старый Чарли в своем тайном дневнике, «Золотая лань» шла на запад от берегов Калифорнии шестьдесят восемь дней, не встретив признаков суши. Представляя это, Шелтон думал о ничтожности собственных свершений, и хотелось ему повернуть бриг к закату, пересечь океан вслед за предком и взглянуть на чудеса Востока. Что эти испанцы! Видел он испанцев и индейцев тоже! А вот какие люди живут в Китае, в Индии, в Аравии?.. Какие у них города, какие одежды, как звучит их речь, красивы ли их женщины, пьяны ли напитки, сладки ли плоды?.. Но тут вспоминались Питеру отец и компания «Шелтон и Кромби», и он, вздыхая, отводил взгляд от тонувшего в ночи запада и поворачивался к северу. Над горами вставало солнце, Батлер или Кинг принимали вахту, и капитан, сделав утренний осмотр корабля, мог отдохнуть. Иногда не спалось, и он лез в сундук за подходящей книгой; обычно – за сочинением мессира Марко Поло о странствиях в землях великого хана. Давно уже канули в вечность и этот хан, и его империя, но читать было интересно.

На заре четвертого дня Шелтон определился с положением «Амелии», выяснив, что корабль достиг сорок третьего градуса южной широты. Берега континента здесь отступали к востоку, образуя большой залив протяженностью в сотню миль, огражденный со стороны океана довольно крупным островом или, возможно, полуостровом – во всяком случае, капитан и его помощники решили, что хоть эта земля меньше Эспаньолы, но вполне сравнима с Ямайкой. Бриг двигался мимо нее с самого утра до времени обеда, и Питер не только успел выспаться, но и просмотрел зарисовки берегов, сделанные Хадсоном. У хирурга, обладавшего острым глазом и твердой рукой, был недюжинный дар рисовальщика.

В пятом часу пополудни Никос Костакис из вахты Кинга приблизился к квартердеку и, склонив голову, встал так, чтобы быть замеченным капитаном. Пожалуй, из всех завербованных в Порт-Ройяле только он внушал Шелтону симпатию – человек образованный и явно не разбойник, он выделялся среди людей Берегового братства, как породистый пес среди волков. Обстоятельства, что привели его в Вест-Индию, оставались тайной – впрочем, как и у многих переселенцев из Старого Света. Одни покинули родину по долгу службы или по собственной воле, другие – в трюмах каторжных кораблей, но вспоминать о прошлом не любил никто.

Сделав Никосу знак подняться, капитан спросил:

– Прочитал Сервантеса? Хочешь новую книгу?

– Нет, сэр. Историями дона Мигеля нужно наслаждаться не торопясь, читать их вдумчиво, чтобы увидеть за смешным трагическое. Я, сэр капитан, беспокою вас по иной причине. – Никос склонил голову к плечу, и на его смуглой, с впалыми щеками физиономии изобразилась задумчивость. Помолчав недолгое время, он произнес: – Кажется, я различаю звуки канонады. Где-то на севере, сэр.

Шелтон прислушался. Гудели канаты, поскрипывало дерево, иногда хлопал парус, и все эти звуки являлись таким же обыденным голосом корабля, как рык боцмана и перекличка между матросами. Еще раздавался плеск волн и вопли метавшихся над морем чаек. Больше капитан не слышал ничего.

– Ты уверен, Никос?

– Да, сэр. – Заметив недоумение Шелтона, грек быстро произнес: – У меня отличный слух, капитан. Я с Родоса, где обитает особое племя – моряки, торговцы и мошенники. Но честные люди тоже попадаются.

– С Родоса?

– Это остров в Эгейском море, сэр, у турецкого берега. Про родосцев говорят, что мы за милю слышим звон денег в чужом кошельке. Ну а пальбу из пушек… – Костакис усмехнулся. – Этот звук мы узнаем и за сорок миль.

– Выходит, кроме склонности к языкам, у тебя есть и другие таланты, – произнес капитан, оглядывая пустынные воды. Не заметив ни паруса, ни мачты, он подозвал боцмана и распорядился: – Том, пошли Донелла в воронье гнездо! Пусть смотрит, не появятся ли клубы дыма. И тишина на палубе! Всем заткнуть рты!

Кивнув греку, Шелтон поднялся на квартердек и встал рядом с Мартином Кингом. Скосив глаз на капитана, тот нерешительно передернул плечами и пробормотал вполголоса:

– Что случилось, Питер?

– Никос, этот грек, слышит канонаду, и я думаю, это ему не приснилось. Корабли Дэвиса могли встретить испанцев.

Мартин приложил ладонь к уху, и его лицо напряглось.

– Но я ничего…

– Я тоже. Должно быть, греки слышат лучше других людей.

– Зато англичане пьют больше джина и рома, – заметил помощник Шелтона и добавил: – Чайки орут как грешники в чистилище. Я по-прежнему не…

Керти Донелл, сидевший на верхушке грот-мачты, закричал, замахал руками:

– Вижу дым! Много дымов! Прямо по курсу!

Кулаки Шелтона сжались. На мгновение он замер, всматриваясь в северный горизонт, над которым плыли то ли мелкие темные облака, то ли клочья дыма, потом выкрикнул:

– Офицеров – на квартердек! Мартин, правь ближе к берегу! Это не наш бой. Найдем подходящий залив и бросим якорь.

Если прислушаться, уже можно было различить едва заметные звуки пушечных залпов. Вероятно, битва происходила милях в двадцати-двадцати пяти, но приглушенный грохот орудий далеко разносился над водой, сопровождаемый паническими стонами чаек. Питер вытащил из-за пояса подзорную трубу, но не увидел ничего, кроме дымных клубов, уносимых ветром в небеса. Но такое зрелище было ему знакомо – не в первый раз он наблюдал за морским сражением, происходившим где-то за линией горизонта, когда не видны ни мачты, ни корабли, а лишь пороховой дым, плывущий над морем.

По трапу торопливо поднялись Батлер, братец Руперт и хирург; двое первых – при шпагах и пистолетах, безоружный Хадсон тащил свой лекарский сундучок. На лице Дерека Батлера змеилась хищная улыбка – должно быть, старый пират представлял, как ревут пушки, летят обломки дерева и горят паруса, как крючья впиваются в планшир и сотня разбойных молодцов, потрясая тесаками, лезет на вражескую палубу. Его глаза сверкали, ноздри раздувались, будто с расстояния многих миль Батлер чувствовал запах пороха; принюхавшись, он оглядел горизонт и рявкнул:

– Чтоб мне лизать сковородку в аду! Похоже, Дэвис сцепился с испанцами! Не терпится ему набить сундуки серебром!

Этот возглас услышали на палубе, где уже столпилась вся команда брига. Люди из старого экипажа «Амелии» молча ждали приказов капитана, но среди новобранцев, заметивших, что корабль идет к берегу, поднялся ропот:

– А мы куда?.. Вместо драки – рожей в дерьмо?..

– Я тоже хочу звенеть испанским серебром!

– Что за хрень? Куда прется наша лоханка?

– Навоз козлиный! Похоже, будем без навара!

– Так дело не пойдет, капитан!

– Говорят, он на серебряный рудник собрался… Так до рудника далеко, а тут пожива близко!

– Капитан! Эй, капитан!

– Капитана сюда!

Громче всех звучал голос Ника Макдональда, рыжего ирландца. Сделав знак Кингу, Питер спустился на палубу. Мартин шел следом. Руки его лежали на пистолетах.

– Кажется, звали капитана? – негромко молвил Шелтон, разглядывая крикунов. – Кто? Ты, Макдональд?

– Мы все! – Ирландец с дерзким видом расправил плечи. – Гроб и могила! Мы хотим знать…

Подзорная труба в руках капитана уперлась ирландцу в челюсть, заставив его захлопнуть рот.

– На этом корабле нет «мы», а есть «я», наместник божий на борту, – произнес Шелтон. – На этом корабле слушают капитана и выполняют его приказы. А если кому-то нужно обратиться к капитану, он не забывает добавить «сэр». Боцман! Дюжину линьков ему!

Том Белл уже стоял наготове, вместе с молчальником Бруксом и Диком Сазерлендом. Ирландца скрутили, бросили на палубу ничком, задрали рубаху. Сазерленд придавил коленом его шею, Брукс сел на ноги. Свистнула веревка. Вопль Макдональда перекрыл далекий гул орудий.

– Еще вопросы, джентльмены? – Питер окинул взглядом свою команду. Его старые товарищи ухмылялись, наемники из береговых братьев смотрели мрачно и отводили глаза. Кивнув, он вернулся на квартердек, к Батлеру, проворчавшему с довольным видом:

– Этот сукин сын давно нарывался. Я бы протащил его под килем, капитан. Соленая водица отменно прочищает мозги.

– Некогда. Хватит линьков, – отозвался Шелтон и приставил к глазу трубу. «Амелия» шла сейчас у северной оконечности большого острова или, быть может, полуострова, за которым лежал просторный залив. Берег здесь оказался гористым, зубья утесов вставали прямо из кипящих пеной волн, и удобного места для скрытной стоянки не было. Впрочем, Питеру мнилось, что звук канонады стихает или, во всяком случае, удаляется. Дымы над северным горизонтом тоже как будто развеялись, что могло быть признаком конца баталии. Возможно, люди Дэвиса, Таунли, Свана и других вожаков уже тащат добычу с испанских судов, вяжут пленных и гонят их в трюмы, а тех, кто ранен, швыряют за борт. Труд недолгий, подумал капитан, решив, что искать стоянку на ночь нет нужды.

– Если это остров, – он вытянул руку к берегу, – то севернее найдется пролив, отделяющий его от континента. Войдем туда, бросим якорь, если повезет, и переждем до заката. А там опять в море.

– В проливе, должно быть, сильное течение, – заметил Дерек Батлер.

Питер пожал плечами:

– У нас хорошая скорость. Но если не справимся, просто ляжем в дрейф.

– Мы в кабельтове от суши, – молвил Мартин Кинг, бросив тревожный взгляд на воду, кипящую у скал. – Не хотелось бы лечь в дрейф рядом с этими камнями.

– Удалимся от них. Хватит половины мили.

С минуту капитан и его офицеры молчали. Три морехода всматривались в очертания берега, ожидая, когда появится пролив и нужно будет отдать команду рулевому. Руперт Кромби, облаченный в камзол из розового атласа, принимал воинственные позы, выпячивал подбородок, поглаживал то рукоять пистолета, то эфес французской шпаги. Хирург Хадсон с озабоченным видом изучал северный горизонт. Наконец он произнес:

– Я ничего не слышу, джентльмены. Ни орудийных раскатов, ни иных звуков, кроме воплей птиц. Что бы это значило?

Дерек Батлер ухмыльнулся:

– Испанцы кормят рыб. А Господь, как известно, сделал рыбок молчаливыми.

– Откуда такая уверенность? – полюбопытствовал Кромби. – Почему вы полагаете, что рыб кормят испанцы, а не наши приятели из Берегового братства?

– Сейчас я тебе объясню, красавчик. Мы ведь на сорок третьей параллели, так?

– И что с того?

– Он не понимает! – Батлер окинул кузена Руперта пренебрежительным взглядом, затем произнес: – Отсюда очень далеко до Лимы, верно? Может, две тысячи миль, а может, три… Края здесь пустынные, городов не видать, полей и дорог тоже, и если бродит кто по этим берегам, так только дикари. С чего бы испанцам посылать сюда флот? За птичьим дерьмом и перьями?.. Это вряд ли! Поэтому я думаю, встретилась Дэвису мелкая лоханка, дозорный корабль, что ходит вдоль побережья – так, на всякий случай. Встретилась, и Дэвис утопил папистов во славу Господа.

Неожиданно встрепенулся Хадсон.

– Вам, морякам, виднее, куда и зачем пошлют галионы, но я бы и другое не забывал. А если в Лиме уже знают о нашей экспедиции? Если вице-король отправил корабли, чтобы отвратить угрозу от своих богатых городов и плодородных земель?

– Будь он хоть трижды вице-король, а всё не святой провидец, – буркнул Дерек Батлер. – Откуда ему знать? Разве что наши парни в Панаме… – Он нахмурился и смолк.

– Гронье с Пикардийцем могли уже там нашуметь, – продолжил Шелтон. – Возможно, испанский губернатор послал весть в Лиму и запросил о помощи, так что сомнения Хадсона справедливы. А это значит…

– Мачты! Вижу мачты! – раздался крик из вороньего гнезда. – Три мачты, сэр! Полтора румба на ост!

Шелтон потянулся за подзорной трубой. Земля, вдоль которой шел его корабль, оказалась островом, и пролив, куда он собирался повернуть, был на месте, только место это уже заняли – из-за темных прибрежных утесов выплывал испанский галион. Не мелкое сторожевое суденышко, а фрегат под кастильским флагом, с высокими надстройками на носу и корме, с распахнутыми орудийными портами и мачтами в белой пене парусов. Возможно, он очутился тут по воле случая, отбившись в пылу сражения от эскадры; возможно, поджидал в засаде корабли пиратов, плывущие вслед за Дэвисом. Так или иначе, он был здесь, и стволы его пушек глядели прямо на «Амелию».

– Испанцы! Мой бог, испанцы! – простонал Руперт Кромби, бледнея на глазах.

– Они, это уж точно, – подтвердил Дерек Батлер, разглядывая фрегат в трубу. – Двадцать пушек с каждого борта, и калибр не меньше, чем у нас. Что прикажешь, Питер?

Но Шелтон уже распоряжался.

– Томас, на пушечную палубу! Айрленд, раздать оружие! Пим – к рулю! Готовить крючья и веревки!

Толпа на баке и шкафуте зашевелилась, забурлила. Берт Айрленд, открыв оружейный чулан, совал в руки морякам мушкеты и гранаты, боцман со своей командой спустился вниз, к пушкам, ядрам и набитым порохом рукавам, Уэллер и Брукс встали с помощниками к палубным орудиям, кок и плотник Джонс потащили из ящиков веревки с крючьями, Пим, сын Пима, сменил Сазерленда у штурвала. Всё свершалось быстро, споро и без суеты. В эти мгновения команда «Амелии» была едина и не делилась на прежних и новых моряков, на мелкие кучки компаньонов и товарищей; под пушками врага все они были друг другу братьями.

– Мы на ветре, а испанцы идут галфвинд, – произнес Мартин. – У нас преимущество в скорости. Может, проскользнем?

– Нет, – ответил Шелтон, изучая испанский корабль в трубу. – До них еще три мили. Успеют перекрыть нам дорогу. Подойдут на пару сотен ярдов и разнесут нас в клочья.

Три мили, десять минут быстрого бега «Амелии»… Капитан покосился на Батлера. Первый помощник был абсолютно спокоен и занят делом: следил, как экипаж готовится к драке, покрикивал, поторапливал. Но блеск глаз и пальцы, ласкавшие рукоять тесака, его выдавали: мысленно старый пират уже рубился с испанцами на скользкой от крови палубе.

– Стрелки, на правый борт! Палубная команда, на реи и к снастям! Остальным приготовиться к абордажу! – скомандовал Шелтон и подмигнул первому помощнику. – Поведешь их, Дерек?

Батлер ощерился:

– Как бог свят!

Дистанция сократилась до двух миль, потом до мили. Галион лег на ветер, набрал скорость и развернулся бортом к «Амелии». В подзорную трубу казалось, что пушечные жерла целят Питеру прямо в лоб.

– Похоже, удрать не получится… – пробормотал хирург. – Что будем делать, капитан?

– Маневрировать. – Питер пожал плечами. – Маневрировать и стрелять. Наши пушки бьют дальше испанских, наше судно поворотливее, а там – все в руках Божьих!

– Но они не стреляют, – молвил дрогнувшим голосом кузен Руперт. – Может быть, они…

Борт испанского корабля окутался огнем и дымом, грохот залпа прервал Руперта Кромби. Свистнули ядра, и в шести кабельтовых от «Амелии» поднялись фонтаны зеленоватой воды. Расстояние было еще слишком большим для прицельного огня – галион просто демонстрировал свою мощь.

– Пресвятая Троица! – Батлер с радостным видом перекрестился. – Хвала Господу, они пальнули первыми! А ведь мы их трогать не собирались! Так ведь, капитан?

– Несомненно, – подтвердил Шелтон и, взглянув на Мартина, добавил: – Уверен, помощник Кинг тоже так считает.

Мартин усмехнулся и молча склонил голову.

– А раз они начали свару и нанесли нам… гм… ущерб, то, как я давеча говорил, мы вправе возместить свои потери. Так, Питер?

– Не буду спорить, – согласился капитан и крикнул: – Эй, на пушечной палубе! Заряжай!

– Какие потери, какой ущерб! – Лицо кузена Руперта пошло красными пятнами. – Они же в нас не попали! Щепки от планшира не откололось!

– Ущерб нанесен нашей чести и нашему флагу, – важно подбоченившись, сообщил Дерек Батлер.

– Но мы не поднимали флаг!

– И не поднимем. На кой черт он сдался? Верно, капитан?

Шелтон подтолкнул старого пирата к трапу.

– Что-то ты разболтался, Дерек. Иди к абордажной команде и объясни им про флаг, про честь и корабельную казну. На таком галионе должен быть хоть один сундук с пиастрами… Верно, старина?

Кивнув, Батлер направился к своему отряду, а Питер Шелтон, не забывая следить за испанским фрегатом, осмотрел с квартердека корабль. Люди были готовы к бою. Почти два десятка стрелков под водительством Айрленда уже выстроились вдоль бакборта, и еще столько же, с гранатами и факелами в руках, стояли за спинами мушкетеров. Дюжина пушкарей Тома Белла ожидала команды на орудийной палубе, и еще десяток висел на реях и вантах, чтобы спустить паруса за миг до того, как корабли соприкоснутся бортами. Восемь шестнадцатифунтовых орудий, две легкие пушки на верхней палубе и семьдесят без малого человек… Это были все силы, на которые Питер мог рассчитывать. Он знал, что испанцев втрое больше и что одним-единственным залпом они могут сбить мачты «Амелии» и продырявить корпус его корабля. Конечно, если он им это позволит.

Веселая злость охватила Шелтона, злость и одновременно пьянящее чувство собственного могущества. Здесь, на борту «Амелии», он был повелителем жизни и смерти, был божеством, державшим в руках судьбы множества людей; он мог послать врагу громы и молнии, пламя и свинцовый град, ответить на враждебное деяние точно таким же ударом, жестоким, грозным и неотвратимым. Он будто слился со своим кораблем, ощущая, как раскачивается под ногами палуба, как режет волну форштевень, как паруса, наполненные силой ветра, несут «Амелию» вперед и как, насытив утробу порохом, пробуждаются от сна ее орудия.

Сверкнул огонь, фрегат вновь окутался дымом. Ядра вспенили воду в кабельтове от «Амелии», и это означало, что испанца можно достать. Английские пушки были дальнобойнее и перезаряжались вдвое быстрее; бриг имел меньше орудий, но мог ответить двумя залпами на каждый вражеский. Испанский корабль шел сейчас в бейдевинд на северо-запад, опережая «Амелию» ярдов на пятьсот и развернувшись к бригу бортом, чтобы вести огонь мощью всей бортовой батареи. «Амелия» упрямо двигалась по ветру на север, и вражеские канониры могли видеть только ее бушприт, кливера и паруса на фок-мачте. Для испанцев площадь обстрела была невелика, но и Шелтон не мог пустить в ход свои шестнадцатифунтовые орудия.

Дождавшись, когда на шкафуте и шканцах фрегата построятся мушкетеры в кирасах и блестящих шлемах, он велел рулевому взять четыре румба к весту. «Амелия» развернулась, хлопнули паруса, волна приподняла корабль, и в этот миг Шелтон выкрикнул:

– По мачтам и палубе… правым бортом… огонь!

Бриг содрогнулся, дым и едкий запах пороха поплыли в воздухе, и четыре ядра, под свист и улюлюканье команды, обрушились на галион. Строй мушкетеров сломался, часть фигурок в шлемах попадала, другие укрылись за фальшбортом. Одно из ядер ударило в надстройку на юте, проломив толстые доски обшивки.

– Всё… Теперь нам конец… – уныло пробормотал кузен Руперт.

Приказав ему заткнуться, Шелтон вернул корабль на прежний курс. Испанцы снова дали залп бортом, и их снаряды опять ушли в воду – на этот раз в двухстах футах от «Амелии». Капитан прикинул, что орудия на фрегате перезаряжают куда медленнее, чем канониры Белла; кроме того, галион был неповоротлив и уступал его кораблю в маневренности. Пожалуй, распустив все паруса и двигаясь по ветру, фрегат смог бы угнаться за «Амелией», но лавировать с тем же изяществом и легкостью испанцам мешал громоздкий, тяжелый и неуклюжий корпус их галиона.

– Мы готовы, капитан! – долетел до Шелтона голос Томаса Белла.

– Четыре румба влево, Сазерленд! – скомандовал Питер. – Сбей им мачту, боцман! Правым бортом… огонь!

Не дожидаясь, пока снаряды долетят до фрегата, он велел развернуть «Амелию» к осту и стрелять с левого борта. Эти залпы были еще удачнее: ядра сшибли стеньгу на грот-мачте вместе с грот-бом-брамселем, проредив заодно строй мушкетеров. Стеньга с реями и парусом свалилась вниз, повиснув на снастях такелажа над головами испанских моряков. Питер видел, как разбегаются испуганные стрелки, как на мачту полезли марсовые – резать и рубить канаты.

– Отличный выстрел, – одобрительно произнес Мартин Кинг за спиной капитана. Мартину еще не приходилось управлять кораблем в сражении, и он большей частью наблюдал да помалкивал.

– Отличный, – согласился Шелтон, прислушиваясь, как люди Тома Белла заряжают пушки. Потом спросил: – Скажи, как нам действовать теперь, Мартин? Что бы ты сделал на моем месте?

– Зашел бы с кормы, – сказал второй помощник. – А затем – борт к борту, и на абордаж!

– Верное решение, но мы поступим еще хитрее – дождемся залпа. Они долго возятся с пушками… За это время можно обедню отслужить.

Питер отдал команду рулевому. Теперь «Амелия», подгоняемая ветром, двигалась на всех парусах прямо на испанский галион – четыреста ярдов… триста… двести… Решив, что пушки на фрегате перезаряжены, капитан велел повернуть вправо на восемь румбов, подставив на мгновение борт корабля под вражеские выстрелы. Над морем раскатился гром, засвистели ядра, вздымая фонтаны брызг, но бриг развернулся снова, оказавшись в половине кабельтова за кормой противника. Корма и высокая надстройка с вычурной резьбой и большими застекленными окнами стремительно надвигались на «Амелию», и тут заговорили палубные орудия. Стекла разлетелись, обломки дерева взмыли в воздух, фальшборт из фигурных столбиков рухнул на палубу, и Питер услышал, как вопят раненые – должно быть, задело рулевых или кого-то из испанских офицеров.

– Спустить паруса! Три румба влево! – выкрикнул он. Бриг скользнул в дюжине ярдов за кормой испанца, и тут же – новая команда: – Три румба вправо! Бросай крюки! Тяни!

Над высоким бортом фрегата замаячили головы в шлемах, Айрленд велел стрелять, но звук мушкетного залпа перекрыли рев и грохот пушек – канониры «Амелии» послали ядра прямо в распахнутые порты вражеского корабля. Там, на орудийной палубе, что-то рвануло, взметнулся рыжий язык огня, в страхе закричали люди; борт фрегата приблизился на расстояние протянутой руки, раздался скрежет трущейся обшивки, потом – голос Батлера:

– Гранаты! Поджигай… бросай!

Три десятка снарядов пронеслись над головами стрелков «Амелии» – они, побросав мушкеты, уже карабкались на палубу испанца, упирались ногами в крутой борт и подтягивались на канатах. За ними подступал отряд Батлера – клинки в зубах, пистолеты за поясами. Боцман высунулся из люка, и Питер помахал ему рукой – мол, с пушками дело закончено, пора браться за тесак. Белл осклабился, выскочил на палубу, гурьба канониров полезла следом. Паруса «Амелии» упали, и теперь фрегат тащил ее за собой, медленно разворачиваясь под ветер. Сидевшие на реях матросы скользили по снастям вниз, прыгали на палубу испанца. Сухой треск пистолетных выстрелов, звон стали и оглушительный рев: «На абордаж! Бей, бей!» – раскатились над морем, откликнувшись эхом в прибрежных утесах.

Шелтон повернулся к братцу Руперту.

– Хочешь почесать клинок об испанские ребра? Тогда за мной!

Квартердек «Амелии» был чуть выше палубы фрегата. С тесаком и пистолетом в руках Питер пролетел над узкой полоской воды, зная, что Мартин Кинг и Пим прыгнули за ним. Выстрелив в испанского солдата, он ударил тяжелым клинком смуглого усача в шляпе и малиновом камзоле – видимо, из офицеров, – выбил у него шпагу и рубанул поперек шеи. Почти вся команда «Амелии» была уже здесь и резала ошеломленных испанцев. Питер видел яростные лица Ника Макдональда, Престона, Дигби, Смарта и других; они шли по трупам мушкетеров, погибших от гранат и ядер, добивали раненых, рубились с выжившими, но таких было немного, десятков пять или около того. Прямо перед ним Айрленд сцепился с двумя мушкетерами; его тесак мелькал с такой скоростью, словно у старого пирата было четыре руки, и в каждой – по клинку. Левее, оттесняя испанцев к носовой надстройке, рубился Дерек Батлер со своим отрядом; сквозь звон стали, выстрелы и топот Шелтон расслышал его рев: «Вперед, джентльмены! Бей псов-папистов! Во имя Царя Небесного! Клади их рожами в дерьмо!»

Увлекая за собой Мартина, Пима и две дюжины бойцов, Шелтон повернул направо, к бизань-мачте и квартердеку. Его люди рассекли толпу врагов надвое: большая часть откатилась на бак, меньшая – и среди них офицер в блестящей кирасе и шлеме с султаном – защищала подступы к кормовой надстройке. Похоже, испанцы уже справились с ошеломлением и бились теперь с упорством обреченных, медленно, шаг за шагом, отступая по залитой кровью палубе. У них, как и у моряков с «Амелии», не было времени перезарядить пистолеты, и сейчас над галионом разносился только лязг клинков, хриплое дыхание сражавшихся и проклятия тех, кого ужалила шпага или достал тесак.

Питер уже видел за спинами испанцев высокую, в три этажа, надстройку, трапы, что вели на квартердек, и балкон с перилами на резных столбиках, когда испанские солдаты вдруг подались назад. Его люди, словно по команде, тоже остановились; никто из них не был убит или серьезно ранен, а у врагов потери были изрядные – на палубе валялись три покойника и еще трое истекали кровью. Прикончить десяток оставшихся в живых – дело времени, и не очень долгого.

Перед ним с обнаженной шпагой в правой руке и кинжалом в левой стоял офицер в кирасе. Шлем с испанца сбили, и его темные, с проседью волосы падали на плечи; по каплям пота на висках и тяжелому дыханию Шелтон понял, что противник утомлен, но взор его был твердым, и сдаваться он не собирался.

– Хорхе де Сабато, – прохрипел испанец. – Я главный сеньор… главный командовать на этот судно. Какой ваше имя? Мой меч – для ваших услуг.

Английский у него был хуже некуда.

– Не затрудняйтесь, капитан, я говорю по-испански, и меня зовут Шелтон, негоциант с Ямайки, – молвил Питер. – Прикажите вашим людям прекратить сопротивление. Я не стану бросать их связанными в море, а просто высажу на берег. Клянусь в том Девой Марией и Сыном Божьим, в которого мы оба веруем!

– А корабль? Мой корабль? – каркнул де Сабато.

– Уже не ваш. Корабль – мой.

– Не бывать тому! Не бывать, проклятый еретик!

Шпага де Сабато нацелилась в грудь Шелтона. Он отбил выпад, увернулся от кинжала и стукнул плашмя тесаком по кирасе испанца. Глухой лязг металла раскатился над палубой.

– Возможно, я еретик, но Господь сегодня на моей стороне, – произнес Питер, раз за разом отбивая удары шпаги. – Смиритесь, дон Хорхе! Ваша жизнь и жизни ваших людей – хорошая цена за этот корабль.

Испанец не ответил, берег дыхание и по-прежнему пытался достать Шелтона клинком или лезвием кинжала. «Длить схватку – слишком опасная игра», – подумал Шелтон. Они сошлись в ближнем бою на пятачке между бизанью и кормовой надстройкой, места для маневра не хватало, а де Сабато мастерски владел кинжалом. Обезоружить его не удавалось.

– Последний раз предлагаю… – начал Питер, и тут за его спиной раздался выкрик Дерека Батлера:

– Кончай с ним, капитан! У них пробоина, и в трюме полно воды! Лоханка потонет, и мы не успеем ее обшарить!

Должно быть, де Сабато понял Батлера – оскалился, что-то злобно прохрипел и попытался ткнуть Шелтона кинжалом в ребра. Отступив, капитан нанес удар тесаком. Конец длинного тяжелого клинка пришелся точно над кирасой, между шеей и плечом; глаза испанца закатились, и он без звука рухнул на палубу.

– Слишком несговорчивый… – пробормотал Питер и махнул солдатам окровавленным лезвием. – В шлюпки, живо! И убирайтесь отсюда к дьяволу!

Повторять ему не пришлось – три шлюпки с плеском упали в воду, в них полезли уцелевшие испанцы, а победители принялись торопливо обыскивать галион. Мартин, не принимавший участия в этом увлекательном занятии, доложил о потерях: раненых – восемнадцать, но все выживут, убитый – один, ирландец Ник Макконехи. Жаль, что не Макдональд, мелькнуло у Питера в голове. Впрочем, Макконехи тоже был не подарок.

Появился Стивен Хадсон со своим лекарским сундучком и бутылью рома для прижигания ран, но никто не спешил к нему на перевязку – все, здоровые и раненые, рылись в офицерских каютах и трюме, ворочали убитых, сдирали одежду и украшения, тащили на «Амелию» шпаги и мушкеты, бочки с вином, корзины с сушеными фруктами и маисом, соленую рыбу в мешках, бутыли с маслом, шляпы, ремни, сапоги и прочее, что подвернется под руку. Взрыв на пушечной палубе, куда угодило ядро с «Амелии», разворотил обшивку галиона, и он уже начал опасно крениться. Заметив это, Шелтон велел перебираться на бриг и отцепить абордажные крючья. Подняли паруса и не успели отойти на три кабельтова, как мачты испанского корабля скрылись под водой.

Батлер и Том Белл приступили к осмотру добычи, но, если не считать оружия и мелких вещиц из золота и серебра, ничего ценного на галионе не нашлось. Корабль явно снаряжали для боя, а не для перевозки грузов; в трюме – порох, ядра, пресная вода и продовольствие, в каютах офицеров – личные вещи и кошельки со скудным содержимым. Правда, Брукс и Найджел Мерфи разыскали сундук – вероятно, с корабельной казной, – который прятался под койкой капитана. Сейчас его стерег Руперт Кромби – стоял в своем розовом камзоле над сундучком, не подпуская к нему любопытных. Среди толпы полуголых моряков с почерневшими от пороха лицами он был похож на попугая в стае воронов.

Питер Шелтон кивнул боцману.

– Открывай, Том. Надеюсь, тут хватит, чтобы отслужить заупокойную по Макконехи.

Боцман сбил замок и откинул крышку. Поверх всего в сундучке нашелся широкий плоский ларец из кампешевого дерева, под ним – шляпа, сапоги и парадный мундир покойного Сабато, отороченный золотым галуном, а на самом дне поблескивали талеры. Но не очень много, решил Питер, заглянув в сундук.

– Тут и тысячи песо не будет, – промолвил он и покосился на первого помощника. – Нельзя сказать, что мы разбогатели.

– Дьявол с деньгами, не в них дело, – отозвался Батлер. – Ублюдки стреляли первыми, и мы их порешили! Пустили на дно вместе с лоханкой! Укокошить папистов – заслуга перед Господом!

– Тут еще шкатулка, – заметил братец Руперт, с надеждой поглядывая на ларец. – Может, в ней изумруды или жемчуг… Изумрудов сюда влезет на сто тысяч фунтов… даже на сто пятьдесят, если камни хорошего качества.

– Ну, поглядим, – сказал Шелтон, изучая содержимое ларчика под алчными взорами команды. Там были многократно сложенные листы из плотной бумаги, и, развернув первый, Питер присвистнул. – Карты! Острова и побережье до самой Панамы! Для нас это подороже изумрудов!

– Нет ничего дороже камней, – с кислым видом произнес кузен. – Разве только карта с прямым маршрутом к…

Локоть Мартина врезался Руперту в ребра, и он прикусил язык.

Моряки, разочарованно вздыхая, разошлись, за борт полетели ведра на веревках, люди стали мыться, чистить оружие, вспоминать недавний бой и спорить, кто прикончил больше испанцев. По палубе деловито сновал хирург, перевязывая раненых и оделяя их ромом: три глотка внутрь и один – на порезы и ссадины. Берт Айрленд пересчитывал испанские мушкеты и прятал их в кладовку, Белл и Джонс осматривали реи – нет ли перебитых случайным ядром. Мур, спросив у капитана разрешения, распечатал винную бочку и щедро наливал в подставленные кружки.

– Что делать с этим? – Мартин взглядом показал на серебро, их жалкую добычу.

– Пусть Батлер и Кромби подсчитают и раздадут команде, – распорядился Шелтон. – Надеюсь, выйдет по десять песо на душу. Тратить монеты все равно негде.

– Проиграют, – ухмыльнулся первый помощник. – То есть кто-то проиграет, кто-то выиграет, а потом пропьет пиастры в Порт-Ройяле. Все одно, останется с ветром в кармане! И поделом. Господь азартных игр не одобряет.

– Вспоминай об этом почаще, старина, – посоветовал капитан.

– Я помню, помню всегда, и после игры молюсь об отпущении грехов, – откликнулся Батлер и подмигнул братцу Руперту. – Раздадим монету, а потом и сами можем перекинуться в картишки… Что скажешь, красавчик?

Оставив их, Питер поднялся на квартердек, прижимая к груди ларец с драгоценными картами. «Амелия» шла быстро и ровно, будто бы бриг тоже очнулся от горячки боя и выполнял теперь привычную и главную задачу – нести людей по неверным водам морским, хранить их жизни в своей деревянной утробе, дружить с попутными ветрами и сражаться с бурей. В краткий миг прозрения Шелтон понял, какое это чудо – корабль под парусами, способный за несколько недель пересечь океан… конечно, если будет на то божье соизволение. И подумалось ему, что Бог направил ум и руку человека на строительство судов, дабы люди открывали мир, заселяли все его острова и континенты, чтобы мог мореход без боязни плыть из одной страны в другую, узнавать новое и делиться своим знанием. Вот для чего, а не для битв надоумил Господь строить корабли! И выходит, что корпус «Амелии», и ее вместительный трюм, киль и шпангоуты, палуба и мачты с парусами – всё от Бога, а пушки и порох, мушкеты и сабли, видно, от дьявола. Ибо лишь враг рода человеческого мог приохотить людей ко взаимному уничтожению и смерти!

«Зря я перебил испанцев, зря! – мелькнула мысль у Питера Шелтона. – Испанцы тоже люди, тоже божьи твари… А что поделаешь? Они ведь начали первыми…»