Повесть о Синухете

Возможно, читатель, познакомившись с «Повестью о Синухете», разбитой в тексте моей книги на отрывки, захочет обозреть ее в виде единого текста. С этой целью «Повесть» приводится ниже, вместе с моими примечаниями.

Составляя эту компиляцию, я пользовался четырьмя источниками, причем тексты «Повести» в них существенно различались:

1. «Всемирная галерея. Древний Восток», СПб., изд-во «Терция», 1994 г.

2. М.Матье, «День египетского мальчика», М., изд-во «Детская литература», 1975 г.

3. «Фараон Хуфу и чародеи. Сказки, повести, поучения Древнего Египта» (перевод И.С. Кацнельсона, Ф.Л. Мендельсона), М., изд-во «Художественная литература», 1958 г.

4. Б.А. Тураев, «Древний Египет», М., изд-во «Высшая школа», 2007 г.

Различия текстов вполне объяснимы и связаны не только с конкретным переводчиком, но и с тем, что «Повесть», созданная в XIX веке до н. э., читалась и переписывалась в Древнем Египте на протяжении тысячелетий. Чтобы это было ясно, приведу цитату из предисловия к книге 3:

«Известно около двадцати пяти различных спис-ков этого произведения, относящихся к XIX–X вв. до н. э. Они содержат от нескольких обрывочных строк до почти полного текста. И каждый из них имеет какую-либо особенность в языке или стиле, отличающую его от других. В основе повести, возможно, лежат подлинные события, впоследствии приукрашенные и поэтизированные. Во всяком случае, она во многом напоминает те автобиографии, которые египетские вельможи приказывали высекать на стенах гробниц, чтобы увековечить свои деяния».

Внимательный читатель, ознакомившись с любым переводом «Повести», может отметить ряд загадочных обстоятельств. Почему Синухет, большой вельможа и военачальник в расцвете лет (ему примерно 35), так пугается грядущей междоусобицы? Почему он бежит? Казалось бы, он должен поддержать царевича-наследника вооруженной рукой, а не бежать в страны дикарей и варваров. Почему Амуэнши, приютивший Синухета, столь к нему благосклонен – выдает за него свою дочь, наделяет богатыми владениями, ставит начальником над войском? Ведь Синухет для него – чужак, причем довольно подозрительный! Наконец, пробыв на чужбине лет тридцать и вырастив взрослых сыновей, Синухет, по слову фараона, бросает эту свою семью без всякого сожаления! Странно, не так ли?

Четких ответов на данные вопросы нет, есть гипотезы, которые я здесь излагать не буду (хотя они очень интересны). Дело в том, что в древнеегипетском тексте приведены факты и некоторые описания, но отсутствуют психологические мотивации Синухета и других персонажей – так уж написана «Повесть» неведомым нам автором. Именно в этой части я и «домыслил» исходный текст, приблизив его к современным стандартам. Должен отметить, что мои домыслы, с точки зрения специалиста-египтолога, весьма произвольны, так как их диктует сюжет моей собственной повести «Ассирийские танки у врат Мемфиса». Я сделал Синухета героем без страха и упрека, благородным человеком, не пожелавшим проливать кровь соплеменников, любящим свою прекрасную родину. Именно такая личность является примером для моего чезу Хенеб-ка, соразмеряющего с Синухетом свои поступки и свою жизнь. Разумеется, это чисто литературное измышление, а каким был Синухет на самом деле и чем он руководствовался, мы, возможно, никогда не узнаем.

А теперь, после этих предварительных замечаний, читайте «Повесть о Синухете».

Говорит Синухет, князь и вельможа, любимый царем, правитель его владений в северных землях, доверенный слуга царя – да живет он вечно!

Случилось так, что великий фараон Аменемхет, владыка Обеих Земель, был призван богами в их небесные чертоги. О том, как и почему это произошло, говорили разное и удивлялись внезапной кончине повелителя, ибо отличался он телесной крепостью и силой – мог послать стрелу на пятьсот шагов и разрубить секирой воинский щит.

В те дни, когда фараон соединился со светлым Ра и все земли Та-Кем пребывали в горе и стенаниях, я, вместе с наследником царевичем Сенусертом, воевал на севере в землях Сати, что лежат далеко от наших благословенных краев. Мы прогнали врага, втоптали в пыль его воинов, взяли в городах богатую добычу, золото и серебро, ткани и украшения, пленных и всякую скотину без счета. И со всем этим богатством мы отправились обратно к Хапи, но шли неторопливо, ибо путь был далек, а добыча – обильна.

Вельможи, спутники почившего царя, послали гонцов к сыну его Сенусерту с горестной вестью, и те гонцы достигли войска нашего к ночи. Наследник отдыхал в своем шатре. Вошли к нему гонцы, поцеловали землю у его ног и сказали, зачем посланы. Скорбь охватила Сенусерта, был он как заблудившийся в пустыне, у коего высохла печень, но предаваться печали долго не мог, так как уже не царевич он был, а царь. Царю же положено править домом своим, ибо стая шакалов не заменит одного льва.

Встал владыка Сенусерт, собрал свиту из ближних, кто оказался под рукой, взошел на колесницу и, покинув войско, полетел соколом в земли Та-Кем. Я в ту пору был в другом месте, охраняя с воинами обоз, стада и пленных, и был у меня обычай проверять в темное время, не заснули ли стражи. Взял я оружие свое и пошел к обозу.

На пути моем стояла палатка младших сынов фараона. И был в ней гонец, один из тех, кого прислали к Сенусерту, и говорил он младшим сыновьям владыки о постигшем их несчастье. Но не рыдали они, не плакали, а возвысили голос против брата своего Сенусерта и начали строить планы, как завладеть короной и престолом Обеих Земель. Стоял я и слышал это, ибо был недалеко, но в темноте меня не видели. Сердце мое дрогнуло, печень сжалась, руки опустились и похолодели члены; понял я, что грядет великая междоусобица, в которой всегда погибает невинный и торжествует зло. И когда вернулся ко мне разум, я побежал из войскового лагеря, разыскивая место, где можно спрятаться. Укрытие нашлось за кустами, вдали от дороги, по которой утром прошло наше воинство. Я сидел в своем убежище, внимая голосам звавших меня воинов. Наконец они ушли, решив, что я стал жертвой льва или разбойников, встречавшихся в той местности. Тогда снизошел ко мне покой, и стал я думать, угоден ли мой поступок богам и чести нашего древнего рода.

Войско разделится, думал я, одни встанут за наследника, другие – за младших сынов фараона, и начнут воины лить кровь, но не вражескую, а свою, кровь роме, детей Та-Кем. Увидев это, скажут люди: «Вот брат пошел на брата, а братья те – наши владетели; если им можно так поступать, то с нас какой спрос?..» И начнутся бунты и грабежи, и учинится беспорядок, и встанет малый против большого, а большой – против малого, и даже смерть их не примирит – будут разорять могилы и глумиться над прахом умерших. А тот, кто не захочет этого делать, кто не поднимет меч и копье на соплеменников, тот погибнет первым, ибо спросят его: «За кого ты?» – а он не ответит. О, Исида, Исида, мать-заступница! Страшные грядут времена, и нет в них правого, ибо виноваты все…

И понял я, что не желаю участвовать в той смуте, и укрепился сердцем в своем намерении. А было оно таким: покинуть родину, бежать в чужие земли, служить их повелителям, ибо нельзя человеку остаться в одиночестве. Даже львы, гиены и шакалы живут среди себе подобных, даже птицы сбиваются в стаи, а антилопы – в стада. Но человек – особая тварь, не похожая на других. Журавль, потерявший сородичей, может найти другую стаю, и она его примет; так же и антилопа, и хищный зверь, и всякое иное существо: шакал пойдет к шакалам, лев – ко львам, антилопа – к антилопам. У людей иначе. По воле богов все людские стаи – разные, и черные кушиты не примут к себе сына Та-Кем, хабиру не примут ливийца, а экуэша – маджая. Не примут без того, чтобы не вызнать, какая польза от пришельца, а если пользы нет, то выгонят или убьют. И потому должен беглец подумать, в какие края понесут его ноги, где можно ему обосноваться и стать человеком уважаемым.

Не имел я при себе иного богатства, кроме меча и лука, не приходилось мне торговать, и потому дорога в Финикию, где ценят купцов, была не для меня. Не плавал я на кораблях, не разворачивал парус, не сидел у весла, и значит, среди морских народов, называемых шерданами, был бы я никчемным неумехой. Не пас я верблюдов, не разводил лошадей, а потому не мог скитаться с хериуша в просторах пустыни. Я обладал лишь одним – воинским умением, и нужно было мне искать народ воинственный, который спит с копьем у изголовья и клинком у правой руки.

Еще не зная, где найти такое племя, отправился я утром в путь и шел среди бесплодных гор и равнин до самого вечера. На закате ладьи Ра встретилось мне селение, окруженное стеной, но идти туда я опасался – войско наше тут побывало, и хоть никого мы не убили, но забрали скот и зерно. У этих людей не было причины любить сынов Та-Кем и оказывать им гостеприимство. Поэтому я обогнул селение и пошел дальше, словно волк, бегущий от человеческого жилья.

Настала ночь. Странствовал я в местах сухих и неприютных, где не было ручьев и пальм, а травы хватало только для коз. И настигла меня жажда, опалила горло мое, иссушила глотку, и сказал я себе: вот вкус смерти на губах моих!

Однако ободрился я сердцем и воззвал к богам, положившись на их милость. И явили они свое расположение: через день встретил я кочевников-шаси, чей вождь бывал в Та-Кем и не испытывал к роме вражды, ибо почивший фараон не поскупился, наделив его дарами. И этот предводитель принял меня, дал мне воды, и молока, и мяса, и я странствовал с его племенем, и люди его поступали со мной хорошо.

Но жизнь их была убогой. Не имели они ни домов, ни городов, ни полей, ни пальмовых рощ; все их достояние – овцы да козы, жилища – шатры из шкур, одежда – кожаный плащ да повязка на бедрах. Не плавят они медь, не делают орудий, а меняют их на скот у финикиян, не знают цены благородным металлам и камням, и лучшее их украшение – бусы из стекла. Что мог я найти средь этого народа? Дырявый шатер, десяток коз да пастушеский посох, а более – ничего!

И отправился я в Библ, самый северный из великих финикийских городов, надеясь, что боги пошлют мне там удачу. Прожил я в этом городе больше года и кормился своим искусством лучника, ибо рука моя была тверда, а глаз остер. Ставил я шест за сто шагов и попадал в него стрелою; ставил малое кольцо вдали, и сквозь него летели мои стрелы; просил подбросить вверх кувшин и разбивал его медным наконечником. Приходили люди смотреть на мое мастерство, и каждый давал мне четверть шекеля, а иногда и половину. Еще приходили богатые купцы и звали меня в охрану на свои корабли, чтобы защищать их от морских разбойников. Но не поддавался я на их посулы, ибо считал, что князю служить купцам зазорно.

И вот однажды узрел меня Амуэнши, правитель земли Иаа, что в Верхнем Ретену, и сказал мне: «Не пойдешь ли ты со мной, о Синухет? Что тебе делать в этом месте торговцев? А моя страна – обитель воинов, что вскормлены с копья, вспоены с рога и с младых лет правят колесницей. Иди со мной, и ты услышишь речь Та-Кем, ибо служат мне люди с твоей родины. И никто из них не скажет, что им плохо в моей земле!»

И я покинул Библ и пошел с ним, ибо был Амуэнши из тех вождей, каких боги посылают воинам. Речи его оказались верными: в его отряде нашлись роме, мои соплеменники, и одни служили ему много лет, а другие – с недавних пор. И эти другие были, как я, беглецами, покинувшими долину Хапи, где сыны фараона спорили меж собой из-за власти и знаков царского достоинства. Никого из этих людей я не знал, но все они слышали про меня и поведали Амуэнши правду, сказав, что Синухет не просто воин, но водитель воинов – ум его светел, душа тверда, и слово его не расходится с делом.

Пока шли мы в землю Амуэнши, проверил он меня, спрашивая о вещах, что случаются в походе: где встать на ночлег и где найти воду для ослов и лошадей, как наточить боевую секиру и выбрать дерево для лука, что сулит вечерняя заря – бурю, ветер или ясный день, а чаще всего спрашивал он о качествах наших спутников, кто из них смел, кто верен, кто хитер, кто глуп и кто разумен. И я отвечал ему, и были те ответы истинны, ибо природа человека едина: отважный повсюду отважен, а трус повсюду трус. Понял Амуэнши, что наделили меня боги многими дарами, и склонился ко мне сердцем своим и сказал: «Был ты князем в своей стране, а в моей станешь из князей первым».

И случилось по слову его. Поставил он меня вождем над лучшей частью своего народа, над племенем сильным, воинственным и многолюдным, что обитало у границ его владений. Были мужи в том племени крепкими, а жены – приятными взору и плодовитыми; росли в их селениях дети, а когда вырастали, учились юноши метать копье, а девушки – прясть, и ткать, и лепить сосуды из глины. Богата была их земля и защищена горами. Росли в ней смоквы и виноград, маслины и просо, пшеница и лен, и вина в ней было больше, чем воды – воистину можно было умываться тем вином на утренней и вечерней зорях. Жужжали пчелы на ее лугах, носили в улья мед, а в травах паслись бесчисленные стада, овцы, коровы и козы, и приплод от них был обильным. Еще разводили жители ослов и лошадей, запрягали их в боевые колесницы и ходили на врагов своих, и бились на чужой земле, а на свою врага не пускали. Вот каких людей и какие угодья дал мне Амуэнши!

И признали они меня своим владыкой и начальником, и принесли мне из богатств своей земли всего, что пожелалось мне: пышные хлебы и ароматное вино, мясо козлят и барашков, рыбу, плоды и сладкий мед, и множество иных вещей, какими следует дарить вождя, первого в своем племени. И был я воистину первым среди них: первым поднимал на пирах чашу, первым резал мясо и первым всходил на колесницу и натягивал лук, дабы обрушиться на врага. И пошла слава обо мне в Иаа как о человеке великой храбрости и великого ума, ибо правил я тем племенем разумно и не пускал чужих воинов к границам страны.

Но была ли полна моя жизнь? Не мог я этого сказать, ибо, вспоминая о родине, о водах Хапи, о наших богах и усыпальницах предков, чувствовал тоску. И становилась эта тоска сильнее ото дня ко дню.

Увидел это Амуэнши и сказал: «Есть у тебя дом и есть владения, есть виноградники и скот, есть воины, послушные твоему зову. Но пуст дом без женщины, горек виноградный сок, если некому его подать, и подвиги в бранных делах не согреют холодного ложа. Дам я тебе свою дочь, дам старшую и лучшую из них; разумна она и кротка, соразмерна членами и лицом прекрасна. Бери ее и сделай хозяйкой в доме и госпожою сердца своего».

Мудр был Амуэнши! Знал он, что пока владею я землями на границе, не придут в его страну враги. Ходил я против них, и всякий мой набег был удачен: отнимали мы скот, убивали воинов, брали пленных, и свершалось все это моею рукой, моим оружием и моими искусными замыслами. И говорили враги Амуэнши: «Вот привел он чужеземца-льва нам на погибель!» А от львов, как известно, рождаются львята.

Вошла дочь Амуэнши в мой дом, и была она прекрасна, как богиня Хатор. Склонилась к ней моя душа, и поселилась в сердце радость, ибо женщина эта была не только умна и красива, но также плодовита, и рожала детей крепких, и были те дети сыновьями. А ведь каждый из нас мечтает о сыне! Дочери уходят к своим мужьям, а сыновья – наше продолжение в веках, наши заступники перед богами; приносят они жертву Осирису, закрывают гробницу отца тяжелым камнем и следят, чтобы чужие руки к камню тому не тянулись. Благословенна женщина, рожающая сыновей!

За это сокровище благодарил я богов страны Та-Кем и страны Иаа. А как благодарят богов? Не одними словами и жертвами, но также добрыми делами. И оказывал я гостеприимство пришедшим с миром, давал воду и пищу страждущим, указывал дорогу заблудившимся и спасал тех, на кого нападали разбойники. И росла моя слава с каждым днем, и узнали про меня в городах Сирии и Финикии, и в странах хабиру и аму, и в иных местах, куда ходили караваны из Черной Земли. Но редкими были те караваны, ибо шла в Та-Кем война. Сенусерт, наследник почившего фараона, возложил на себя царские знаки, но братья его с тем не смирились, а продолжали подбивать князей к бунту и неповиновению. И звенели мечи, и летели стрелы, и лилась в изобилии кровь… И был я доволен, что нет среди тех мечей моего меча, нет моих стрел и нет моей крови.

Прошло время, и выросли мои сыновья, и стали они воинами, подобными юным львам. Каждому Амуэнши назначил удел, не обделив никого из внуков своих; правили они племенами той земли и стояли друг за друга и за меня, их родителя, как могучие слоны против диких быков. И был я этим доволен, ибо не все в стране Иаа меня почитали. Были люди среди знатных, терзаемые завистью и говорившие так: «Привел Амуэнши чужеземца, и одарил его богатством, и отдал ему дочь, и поставил выше нас – а в этом поношение для нашей чести! Стар уже Амуэнши, и когда уйдет он к предкам, сядет чужак на его место и будет властвовать над нами и нашей землей. Нельзя, чтобы такое случилось!»

Выбрали знатные меж собой лучшего бойца, и был тот воин грозен, могуч и силен, как взбесившийся буйвол. Не было подобного ему в тех краях, и бросил он мне вызов, думая, что справится со мной – ведь прожил я в стране Иаа много лет, и в волосах моих уже виднелись серебряные пряди. Решил тот силач, что убьет меня с легкостью, а после разорит мой дом и уведет мои стада, как было в обычае в Ретену. И даже правитель Амуэнши не мог пойти против того обычая.

Узнав о том единоборстве, сказали мои сыновья: «Выйдет один из нас биться с завистником и исторгнет кровь из его жил. Ты, отец, не поднимай на него руки. Крепок кедр, но и он дряхлеет, ловок барс, но и ему назначен срок».

Не мог я принять их помощь, ибо хоть стали мои сыновья воинами, но в полную силу еще не вошли – старшему было семнадцать, а другим еще меньше. Какой отец пошлет юного сына под вражеский меч? Какой отец не встанет перед ним, не заслонит от гибели? Нет таких отцов! А если есть, то не мужи они, а трусливые шакалы. Сказал я сыновьям: «Крепок еще кедр, и барс ловкости не потерял. Соберите своих людей, а этого сына греха оставьте мне. И когда познает он мою силу и падет, ударим мы на его приспешников».

Взял я свой лук и натянул новую тетиву. Взял я свои стрелы и выбрал лучшие, с острыми наконечниками. Взял я свой меч и наточил его. И ничего другого мне было не нужно.

В день поединка явился мой враг и был он как гора, как бык, тащивший груз оружия, – нес он лук со стрелами, и связку дротиков, и щит, и боевой топор, и кинжал. И пришли с ним другие знатные из моих завистников, и привели своих воинов, и то же сделали мои сыны. Встали их и наши люди по обе стороны площадки для ристаний, и глядели они друг на друга, как псы на волков. И горели у моих людей сердца за меня, и говорили они: «Найдется ли храбрец, чтобы биться с нашим господином? А если найдется, долго ли выстоит?» Амон видит, были те слова пророческими.

Вышел я с луком своим и мечом, и враг мой, брат несчастья, принялся метать в меня стрелы. Неискусный был он лучник, и лук его уступал моему из Та-Кем; не умеют в тех краях делать мощные луки и свивать прочную тетиву. Миновали меня его стрелы, и приблизился он, и попытал удачу с дротиками, но увернулся я от них, и пали дротики врага на землю. Те же, кто следил за нашим боем, удивлялись моему умению – поистине был я быстрее барса и крепче ливанского кедра.

Поднял я дротик и швырнул в его щит. В самой середине засело острие, и мой противник, сын греха, не смог его вытащить, как ни старался. Пришел он в великий гнев, испустил вопль, отшвырнул свой щит и бросился на меня с подъятым топором. Вот пришло мое время! Знал я, что гнев – плохой пособник в битве; застилает гнев глаза и не видит гневный, куда нанесут ему удар, куда поразят его копьем или стрелой.

Согнул я свой лук, метнул стрелу, и попала стрела тому воину в шею, но не убила. Закричал он от страха и рухнул в пыль, и была кровь на шее его, и была кровь на плече. Не медлил я, подбежал к нему, вырвал из рук боевой топор и поразил его в темя. И вот мертв он, пища Анубиса, и вот ноги мои на его спине, и вот клич мой летит над ристалищем! А меч мой чист – убил я врага его топором!

И когда свершилось это, подал я знак своим сыновьям, и ринулись они на завистников, как львы на трусливых гиен. И вздрогнула земля, и затмилось тучами солнце, и было в тот день много крови.

Убил я врагов и вошел в дома и хлева их, и наступил ногой на их поля, и взял их оружие и колесницы, их плоды и зерно, и добро их приумножило мои богатства. То, что замыслили они против меня, я сотворил против них, и властитель мой Амуэнши сказал: «Это справедливо». И не было в Верхнем Ретену человека, поднявшего голос против меня.

О той смуте и моих деяниях узнали в финикийских городах, узнали в стране Син и стране Джахи, и докатилась слава моя до Черной Земли. Междоусобица там утихла, не было в живых смутьянов, и Сенусерт, великий фараон – жизнь, здоровье, сила! – правил там по милости Амона. Сказали ему обо мне, и возрадовалось его сердце, и молвил он так: «Сильный муж всюду силен, разумный всюду разумен. Но хорошо ли, что сила его и разум служат чужому владыке? Разве он не сын Та-Кем? Воистину сын из лучших сыновей, ибо не запятнал рук своих кровью соплеменников!»

И сказав это, отправил царь и благой бог послов в страну Иаа. Пришли они ко мне, и развернули свиток с царской печатью, и сообщили, в чем воля фараона, а слова его были такими:

«Ведомо мне, что ты, Синухет, странствовал в чужих землях, убоявшись за честь свою и не желая проливать родственной крови. Хвала Амону, миновали те тяжкие времена! Чего теперь ты страшишься? Маат видит, чист ты предо мной, и нет на тебе вины и не будет, если ты вернешься. Дом твой уцелел, и уцелело имущество, и живы твои слуги, и молят они за тебя богов. Вернись, Синухет! Ведь ты уже не молод, и пора тебе думать о достойном погребении. Разве не хочешь ты упокоиться в родной земле? Разве не хочешь, чтобы тело твое умастили бальзамами и покрыли пеленами из тонкого полотна? Разве не хочешь лечь в саргофаг из кедра, не хочешь, чтобы проводили тебя вельможи, и жрецы, и музыканты, как провожают ближних фараона? Или решил ты умереть в чужой стране, где тело твое накроют козьей шкурой и забросают землей? Вернись, Синухет! Знай, нет радостного дня у человека на чужбине, и горек там мед, а вино не утоляет жажды».

Услышал я эти слова владыки, и силы меня покинули, и упал я на живот, и захватил пальцами прах с земли, и посыпал свою голову. И сказал: «Есть ли большее счастье, чем вернуться на родину? О боги, боги! Дожил я до этого дня, и сердце мое ликует!»

Но нет сладкого вкуса без горького, нет тепла без холода, нет радости без горя. Понурились мои сыновья, заплакала жена, опечалились воины и слуги, и потемнел лицом Амуэнши. Но был он мудр и не стал меня удерживать. Служили у него люди из Черной Земли, мои соплеменники, и было известно Амуэнши, что всякий сын Та-Кем желает упокоиться на родине; там и только там пропоют над усопшим нужные гимны, скажут нужные слова и вложат в руки мумии Книгу Мертвых. Не похожи мы на других людей, ибо знаем: надо уходить в Страну Заката из своей земли, уходить по стародавним обычаям. А куда я мог уйти из владений Амуэнши?.. Прав был фараон, мой владыка, когда сказал: «Вернись, Синухет! Или решил ты умереть в чужой стране, где тело твое накроют козьей шкурой и забросают землей?»

Утешил я жену и детей своих как мог и стал собираться в дорогу. Не чужие были они для Амуэнши, и поклялся он, что сыновья унаследуют мою власть и имущество и будут впредь его опорой – такой же, какой был я. Распрощался я с ними, и вышел в путь вместе с посланцами фараона, и разрывалось мое сердце от горя и радости. Навсегда покинул я близких своих, и это было горе; шел я на родину, в землю предков, и то была радость. Не так жаждал я царской ласки и благоволения, как хотел увидеть дом свой, и течение Хапи, и пальмы на его берегу, и наши святилища, и людей, похожих на меня; хотел услышать речь Та-Кем, вдохнуть запахи отчизны и послужить ей в срок, какой отмерили мне боги и судьба. Что бы ни говорили жрецы, даже фараон, светлый наш Гор, не вечен, а Та-Кем стоял, стоит и будет стоять.

Вот отправился я в дорогу с посланцами владыки моего, и шли мы к великим финикийским городам, что стоят у моря Уадж-ур, а затем вдоль побережья в страну Син, а затем повернули к дельте Хапи, к Нижним Землям благословенного Та-Кем. Увидел я Реку, и возликовало мое сердце, увидел храмы, и вознес богам молитву, увидел поля с зелеными ростками, и деревья в цвету, и виноградники, и усталость меня покинула. Вдохнул я воздух родины и сказал: «О Амон! Нет краше земли твоей! Счастье почитать тебя, счастье жить на этих берегах и счастье уйти отсюда в Страну Запада!»

По Реке мы плыли на судне с тридцатью гребцами, и причалило судно у дворца фараона, светлого Гора, и господин мой Сенусерт, коего помнил я еще царевичем, вышел ко мне и позволил припасть к его стопам. А после обнял он меня и произнес: «Ты прибыл, Синухет, ты прибыл! Ты услышал мой зов! Да будешь ты награжден и возвеличен!»

И сделалось по сему. Вернул повелитель мои владения, и все в них было целым – и дом мой, и сады, и поля, и стада, и люди мои, хоть немногие из них помнили меня и знали, кто их князь и господин. И приумножил царь мои богатства, дал во владение многие земли и, призвав зодчих, повелел устроить мне усыпальницу, достойную князя и вельможи. И рука царя не скудела, и всякий день видел я улыбку на лице его. Воистину был я награжден и возвеличен!

Но в том ли радость? В том ли, что царь милостив к слуге своему, с которым некогда делил тяготы битв и походов?.. И, думая об этом, я повторял снова и снова: даже фараон не вечен и преходящи его милости, а Та-Кем, прекрасный мой Та-Кем, стоял, стоит и будет стоять. Будет стоять, пока не иссякли любовь и доблесть в сердцах его сыновей.