Голландских матросов выпустили из трюма. Коренастый Николас Бринкер, первый помощник капитана, выстроил их на шкафуте, а суперкарго Ханс ван Хольп, тот самый тощий тип, что спал, уткнувшись носом в блюдо солонины, откупорил бочонок. Мореходы приняли по кружке, узнали, кто командует теперь парадом и куда направляется бриг, но плохие новости были приправлены хорошими: вешать и топить не будут, а за службу обещаны наградные. Это известие голландцы встретили одобрительными гулом, а затем Сэмсон Тегг отобрал десяток пушкарей и, дабы проверить их меткость, расстрелял шлюп с расстояния ста восьмидесяти ярдов.

К вечеру с востока, с просторов Атлантики, потянуло свежим ветерком, а ночью ветерок сменился тропическим ливнем и шквалом, какие бывают в Карибских водах в начале осени. Шквал был яростен, но недолог; с полчаса тугие струи барабанили по палубе, корабль мотало на волнах, то подбрасывая к стремительно бегущим тучам, то швыряя в темную пропасть меж огромных валов. Вскоре небо очистилось, высыпали яркие, словно омытые ливнем звезды, и подул устойчивый попутный бриз. Заступила ночная вахта под командой Бринкера, остальные мореходы легли спать: экипаж «Русалки» – в кубрике на баке, люди Серова – прямо на палубе. Оружие, на всякий случай, держали под рукой.

Впрочем, оно не пригодилось – голландцы свято соблюдали уговор. Если не считать прискорбной тяги к спиртному, экипаж у ван дер Вейта был надежен и трудолюбив, и оставался таковым, если за день распивали не больше кварты на нос. Само собой, команда «Русалки» не могла тягаться с пиратами в рукопашном бою, но паруса голландцы ставили быстрее, чем капитан раскуривал трубку, да и стреляли отменно, хоть из мушкетов, хоть из пушек. Серов еще раздумывал, когда и как придется их использовать, однако искренне надеялся, что до пальбы и резни дело не дойдет. С другой стороны, если такое все же случится, лучше иметь полсотни бойцов и крепкий бриг, чем хлипкое суденышко, чьи обломки сейчас дрейфовали к Наветренным островам.

Погода благоприятствовала плаванию, ветер дул попутный, и спустя девять дней «Русалка» вошла в гавань Бас-Тера. Тут оказался целый флот: на рейде, кроме «Ворона», стояли еще два пиратских корабля, и несколько судов помельче разгружались у причалов. Отсалютовав из носовых орудий, бриг бросил якоря поближе к берегу, как раз напротив таверны «Старый Пью» и Скалистого форта. Снизу его кирпичные стены казались прямоугольной шапкой, небрежно надвинутой на маковку серого бесплодного утеса.

– Мы не ошиблись, Пил здесь, черная душа, – произнес Сэмсон Тегг, разглядывая корабли. – И Пьер Пикардиец пожаловал, и Стив Ашер на своем «Трезубце Нептуна»… А Пил, похоже, совсем недавно заявился – вон, вся команда на борту.

– Хрр… Еще не спустили, сучьи дети, наше серребришко, – буркнул за спиной бомбардира Хрипатый Боб.

– Гроб и могила! Тысячу песо за неделю не спустишь, – отозвался Стур и добавил: – Хорошо, что здесь Пикардиец и Ашер. Мерзавцы оба, тухлая акулья требуха, но все же капитаны и помнят про Береговой устав. При них эта лиса Кюсси хвостом не повиляет!

Прислушиваясь к ругани и возгласам корсаров, Серов потянулся за зрительной трубой. В круглом ее оконце промелькнули набережная, церковная колокольня, крыши лавок, кабаков и складов, потом возник трехмачтовый фрегат – «Гром» Пикардийца с восемнадцатью пушками. Двадцатипушечный «Трезубец» с бортами, окрашенными в желтый цвет, стоял восточнее, и оба судна располагались так, чтобы контролировать любые перемещения в бухте. «Ворон» застыл поближе к берегу, словно пойманный в ловушку зверь. Пила или других офицеров Серов не разглядел, однако заметил, что на шкафуте и шканцах толпятся человек пятьдесят—шестьдесят, а на квартердеке дежурят стрелки в полной боевой готовности. Затем он без особого удивления обнаружил, что палубы «Трезубца» и «Грома» тоже не пусты – у фальшборта торчали вооруженные до зубов пираты, не меньше половины экипажей. Что до обычно оживленной набережной, то там народа почти не замечалось – кроме негров, разгружавших два торговых корабля.

«Точно вымерли все!» – подумалось Серову. Он сунул трубу за пояс и снова оглядел тянувшуюся вдоль гавани улицу, скользнув взглядом от таверны старого Пью на западе до протестантской часовни на востоке. В отличие от корабельных палуб, Бас-Тер казался безлюдным и едва ли не вымершим; мнилось, что вот-вот послышится команда, рявкнут огнем и дымом орудия, отвалят шлюпки от пиратских фрегатов, и кровожадные орды ринутся то ли друг на друга, то ли на притихший город. Впрочем, последнее было маловероятно – Бас-Тер, как и вся Тортуга, являлся землей экстерриториальной, неприкосновенной – во всяком случае, до той поры, пока Береговое братство нуждалось в услугах его губернатора. К тому же не стоило забывать и о пушках Скалистого форта. На них Серов питал особые надежды.

Сделав знак капитану ван дер Вейту, он распорядился:

– С вами останутся мастер Стур и еще один из наших, вот этот, – он показал на Жака Герена. – Слушаться их как меня и ждать сигнала! На берег ни ногой, пить не больше кружки, порох держать сухим. С остальными я отправлюсь в город.

Спустили шлюпку, а в нее – сундук с одеждой и тщательно запакованным фарфоровым сервизом. Тернан, двое голландцев и братья Свенсоны сели на весла, плеснула изумрудная вода, скрипнули уключины, и замшелые бревна причала неторопливо поплыли к Серову. А вместе с ними – пыльные пальмы под низко нависшим вечерним солнцем, лачуги с покосившимися крышами, белые стены и колокольня церквушки, узкие улочки, что разбегались вверх, к террасам и домам богатых горожан. В том районе также не замечалось большого оживления. Лишь у низкого здания казармы, распластавшейся около губернаторского особняка, мелькали фигурки солдат – похоже, шли учения или военный смотр.

– Тишина, как в пустом трюме, – промолвил Тегг. – Для нас большая удача, клянусь преисподней! Даже если гарнизон форта удвоили.

– Хрр… А хоть бы и удвоили! – каркнул Боб. – Всем глотки перрережем!

– Вот это ни к чему, – строго произнес Серов. – Не надо крови меж нами и губернатором.

Тегг оскалился в хищной ухмылке и погладил лежавший на коленях мушкет:

– Ну, это как получится.

Как получится, молча согласился Серов, всматриваясь в берег. Время шло к шести часам, зной постепенно спадал, и в небе над восточным горизонтом повис тонкий полупрозрачный лунный серпик. Обычно в эти минуты у кабаков уже толпился народ, шныряли, клянча выпивку, калеки и нищие, шлюхи всех цветов кожи торчали на каждом углу, а в лавках звенело серебро. Три пиратских корабля, одновременно пришедших в Бас-Тер, сотни жаждущих глоток и сотни тугих кошельков должны были способствовать торговле и всевозможным развлечениям. Даже если бы «Гром» и «Трезубец» явились без добычи, хватило бы головорезов с «Ворона», чтобы смести спиртное со всех прилавков и трудоустроить всех портовых девок. Однако тишина! Никто не буянил в тавернах, не вопил, не горланил песен, не валялся пьяным в тени церковных стен. В самом деле, удачно! Удачно, какой бы ни была причина этой тишины.

Они причалили напротив «Старого Пью» и сошли на дощатый настил пирса. Две шлюхи, мулатка и индианка, высунулись на улицу и тут же юркнули в кабак. Кроме них да негров-грузчиков рядом не было ни души. Отправив лодку с голландцами обратно, Серов послал Тернана и Джоса за мулами, потом велел вытащить ящик с сервизом и, подозвав Брюса Кука, распорядился:

– Пойдешь с Олафом, Стигом и Эриком к губернатору. Можете не спешить, мы здесь останемся до полуночи. Губернатору скажешь, что маркиз Андре де Серра, только что прибывший в Бас-Тер, шлет дорогой подарок, кланяется и испрашивает аудиенцию.

– Ау… чего? – Лоб Кука пересекли морщины.

– Аудиенцию. Это значит, что завтра, желательно часиков в десять, я хотел бы повидаться с де Кюсси.

– Так бы и сказал, – буркнул шотландец, кивая Эрику, младшему из скандинавов. – Ящик возьми, моча черепашья! И тащи осторожнее!

Четверо пиратов удалились, вздымая сапогами пыль.

Серов повернулся к таверне старого Пью, что притулилась у подножия утеса. Согласно прежним его планам, они должны были убраться за город, чтоб не маячить у всех на виду, и там, в какой-нибудь рощице, ждать темноты и ночи. Но всякий план полезно скорректировать, сообразуясь с обстоятельствами. Если в гавани безлюдье, то незачем таиться, а этот кабак гораздо удобнее пальмовой рощи и тростниковых зарослей.

Готовая штаб-квартира, решил Серов и, взяв Шейлу под руку, повел ее к перегородке, что отделяла заведение папаши Пью от улицы. Тегг, приволакивая раненую ногу, двинулся за ними.

Смеркалось. Сумрак наползал на остров с моря, поглощая застывшие на рейде корабли, белую полоску прибоя у бревен пристаней и молчаливую набережную. Вечерние тени вздымались все выше и выше, прятали затихший город дом за домом, ярус за ярусом, скрывали деревья, узкие извилистые улицы, заросшие цветущим кустарником дворы, пока не добрались до казармы и губернаторской резиденции. Там вспыхнули огни, и, словно повинуясь этому сигналу, со стен форта ударила пушка.

– Вечерняя смена караула, – заметил Тегг. – Они стреляют в двенадцать и в шесть пополудни.

– Самое время глотку промочить, чтобы не заржавела, – молвил Страх Божий, алчно нюхая воздух.

– Хрр… Хоррошая мысль, – проскрежетал Хрипатый.

– Заодно новости узнаем, – добавил Кактус Джо.

Серов кивнул, и они ввалились в заведение.

Там было пусто, сумрачно и тихо, даже две потаскушки куда-то исчезли. Папаша Пью клевал носом за стойкой, со стен свисали подвешенные на абордажных крючьях фонари, и только на крайнем из трех столов виднелись остатки недавнего пиршества – кружки, кувшин и обглоданные свиные ребра. Под столом кто-то спал, вытянув ноги в огромных грязных сапогах и наполняя помещение могучим храпом. Старый Пью тоже, видимо, был под хмельком: заслышав шаги посетителей, он сполз физиономией на стойку, приоткрыл один глаз и промычал:

– Кхда м-мы с М-морганом брали М-маракайбо… Кактус Джо и Рик Бразилец, тащившие сундук, с грохотом опустили его на пол. Шейла села на лавку за средним столом, расстегнула пояс с пистолетами и, поглядев на Пью, заметила:

– Кажется, с новостями придется обождать. И с выпивкой тоже.

Но Хрипатый Боб уже двинулся к стойке, а за ним, как три верблюда к роднику, устремились Рик, Джо и Страх Божий.

– Наливай, козел недоррезанный! – рявкнул Боб.

– Ссчас, – отозвался папаша Пью, вытянул руку к большой трехгаллонной бутыли и замер, точно изваяние. Затем плавно и бесшумно соскользнул под стойку.

Сплюнув на пол, Хрипатый ухватил бутыль.

– Без тебя обойдемся, кррыса! Хрр… Стррах, крружки пррихвати!

– Для меня – воду с лимоном, – сказала Шейла, и Рик, оттащив старого Пью в угол, начал шарить среди бочек и корзин.

Серов, опустившись на скамейку рядом с девушкой, осмотрел тонувший в полумраке зал. Есть что вспомнить, мелькнула мысль, уже есть, хотя и пробыл в этой реальности едва ли больше семи месяцев. Тортуга – прямо дом родной, Бас-Тер – столичный град, а это заведение знакомо, как ресторанчик на старом Арбате, куда он захаживал временами… Даже памятней, чем этот ресторан, – в нем царили тишь да благодать, а тут он пил с подельниками на первую зарплату и дрался с Баском и молодцами с «Грома». Славная схватка, в которой он отбил индейца Чича! И где теперь этот Чич, воин индейского племени? Остался на далекой реке Ориноко, в дремучих лесах, среди Детей Каймана… Может, выдадут ему почетное перо и местную принцессу в жены и сделают вождем – как-никак, он свою миссию выполнил… А вот Мортимеру и Хенку, друзьям-подельникам, такие радости не светят. Нет, не светят, ибо ренегатам – только пулю в лоб! Что, возможно, и произойдет, когда начнется битва за «Ворона»…

Он усмехнулся, подумав, что в Европе бушует Война за испанское наследство, а здесь, на Тортуге, будет другая, за руку и наследие мисс Шейлы Джин Амалии. Можно сказать, эта война уже началась, десант на берег высажен… Еще немного, и зазвенят клинки, грохнут выстрелы, хрустнут кости, польется кровь из ран…

Его соратники пили, не слишком заботясь о будущих ранах и завтрашнем дне. В этой компании он был единственным стратегом. И, как у всякого приличного стратега, у него был план.

– Тихо в городе, – сказал Сэмсон Тегг. – Не черная ли смерть у них в гостях? А может, холера? Дьявол! Такое, говорят, случилось лет тридцать назад на Барбадосе, когда пришел корабль с чумными крысами из Плимута. Порт закрыли, на берег никто не съезжал, и всюду повесили черные флаги…

– Спаси нас от этого Господь! – Шейла вздрогнула и перекрестилась.

Кактус Джо покачал головой:

– Флагов-то нигде не видно. И потом, когда чума, трупы жгут и вонь стоит такая, что святые угодники задохнутся.

– Жгут, прравильно, – согласился Хрипатый. – От них, от дохляков, вся хворрь! Хрр… Нужно смолой обливать и жечь, а то неупокоенные души начнут сосать живых и порртить крровь. Так мне один испанский патерр говоррил… еще пугал чумным прроклятием… – Он вдруг расхохотался, словно ударили в жесть молотком. – А я его все одно заррезал!

– Жгут, когда покойников много, – рассудительно заметил Тегг. – А если чума началась, но никто еще костылей не отбросил, так и жечь некого. Все по домам сидят и пьют. Джин да ром – первое средство от всяких недугов.

– Наверно, так, – кивнул Страх Божий и, ополовинив кружку, с горечью вздохнул. – Был бы жив наш лекарь, объяснил бы, что к чему, а то сиди и гадай… Может, – он покосился на ноги, торчавшие из-под соседнего стола, – может, этот хрен подох и пакостная его душонка уже выбирает, в кого из нас вцепиться.

– Хрр… Так в чем дело? – произнес Хрипатый Боб. – Надо сжечь зарразу!

– Вместе с кабаком и старым Пью, – поддержал Кактус Джо. – Он, гад, пойло разбавляет! А это грех похуже чумы!

И правда ведь, сожгут! – забеспокоился Серов, подумав, что костер под самой крепостью совсем уж ни к чему. Как минимум, в форте насторожатся, заметив пламя, а в максимальном варианте сгорит половина города, а то и весь Бас-Тер. Он привстал, собираясь сказать об этом, но тут упала скамья и под столом зашевелились.

– Э, да там кто-то еще есть! – промолвил Тегг и щелкнул курком пистолета. – Ну-ка вылезай, ублюдок! Я тебе дырку в башке проделаю!

– Не стреляйте, братцы! – раздался знакомый голос, и из-под стола показалась рожа Мортимера. Был он грязен и растрепан, штаны и рубаха в пыли, в волосах застрял какой-то мусор, и взор слегка мутноват. Но, как заметил Серов, сапог он еще не лишился. Другая пара – те, что торчали в проходе, как два неподвижных бревна, – принадлежала несомненно Хенку.

Мортимер попытался встать, но это ему не удалось.

– Прах и пепел! – пробормотал он. – До чего я рад видеть вас, парни! Мисс Шейла, мое почтение… Мистер Тегг, сэр… И подельник тоже здесь…

Кактус Джо поднял Мортимера на ноги, а Боб отвесил ему оплеуху:

– Хрр… Он тебе не подельник, краб вонючий! Он – капитан!

Впервые Серова назвали капитаном. Для корсаров этот титул значил много больше, чем искусство прокладывать курс и управлять кораблем или палить из пушек. Капитан – тот, кто ведет в бой, кто делит добычу и ее находит, кто гарантирует справедливость, закон и порядок на судне. А главное, думает за всех… Эта способность, умение думать и предугадывать ход событий, являлась талантом редким и ценным в минувшие века. В эпоху Серова, когда человечество размножилось, провидцев стало больше, зато их порода измельчала до политологов, писателей и биржевых агентов. Искать капитана пиратского судна среди подобной шушеры – занятие безнадежное.

Хрипатый Боб вытащил нож.

– Не чумной, жечь не будем, – заметил он, осмотрев Мортимера. – Что пррикажешь, капитан? Крровь пустить или подвесить за рребро? В память о Галлахерре и Рросано?

Переглянувшись с Теггом, Серов покачал головой:

– Это успеется. Сперва я его допрошу.

Щеки Мортимера побледнели. Он дернулся, но Боб и Джо держали крепко, а кончик клинка Хрипатого упирался в горло.

– Братья… за что, братья?.. Я ведь лекаря не убивал… ни лекаря, ни Чарли Галлахера… Вы ведь там были и видели сами… Нет на мне их крови, Спасителем клянусь! Я только…

– Ты только предал их и нас, Иуда, – сказал Серов. – Ну, об этом позже… позже, когда я решу, что делать с тобой и с дубиной Хенком. А сейчас отвечай! Когда «Ворон» пришел на Тортугу?

– Третьего дня… или четвертого?.. Четвертого, должно быть! Слушай, Боб, убрал бы ты ножик, а то я ничего не соображаю, только задница потеет.

– Хрр… Перребьешься, – каркнул Хрипатый.

– Что случилось, когда вы пришли в Бас-Тер? – спросил Серов. – Отчего на борту вся команда?

– Не вся. – Мортимер внезапно ухмыльнулся. – Мы с Хенком здесь! И Люк, и Алан Шестипалый, и Тиррел с тремя своими парнями, и кое-кто еще с пушечной палубы. Затаились, по кабакам сидят и не желают на «Ворон» возвращаться.

– Почему? Разве все вы не куплены Пилом? Губы Мортимера скривились. Покосившись на

Хрипатого, он осторожно поднял руку, почесал свой длинный нос и с унылым видом молвил:

– Вроде бы куплены и вроде бы нет… Серебро, как было обещано, он раздал еще в том испанском городишке – всю ночь слитки рубили да тащили на весы. Потом пришли в Бас-Тер. Глядь, а тут гуляют парни Ашера и Пикардийца… Хотя гулять им не с чего: Ашер на Кубу ходил, взял табак да сахар, а у Пикардийца и того нет. Злые, как черти, прах и пепел! Ну, Пил велел, чтоб серебро обратно в трюм вернули – ради безопасности и для обмена на монету. По сотне песо каждому оставил, на выпивку и баб. Сошли мы на берег, устроили кутеж, и кое-кто, – тут Мортимер отвел блудливые глазки, – по пьяни начал похваляться. Мол, на «Вороне» денег немерено… Ашер с Пикардийцем как о том узнали, принялись собирать своих да двинули посудины к выходу из бухты. Пил видит, дело плохо – послал Садлера и Дойча вытащить всех из кабаков. Теперь сидят с мушкетами на серебре, а Пил торгуется с Ашером и Пикардийцем. Они по миллиону требуют, так что нам все одно своей доли не видать. Не видать! – Стиснув кулак, Мортимер с яростью ударил по столу.

– Недолго музыка играла, недолго фраер танцевал… – молвил Серов на русском и повернулся к Теггу. – Это что же получается, Сэмсон? Свои хотят своих же и ограбить? А как же закон Берегового братства?

– Нынче не времена Грамона и Моргана, – отозвался бомбардир. – На «Вороне» две дюжины пушек, а у Пикардиица с Ашером – три. Вот и весь закон! – Мрачно нахмурившись, Тегг добавил: – Ну, это дело поправимое. Клянусь преисподней, из форта я достану любую лоханку в этой луже! – Он ткнул пальцем в сторону гавани, потом, уставившись на Мортимера, прорычал: – Ты, мешок дерьма! Ты знаешь, где прячется Тиррел и другие парни? Те, что не желают вернуться на «Ворон»?

– Можно поискать, – кивнул Мортимер.

– Нужно! Если капитан не возражает. – Тегг отвесил Серову короткий поклон.

– Капитан не возражает. Нам понадобятся все, кто может держать мушкет и саблю. – Серов сделал повелительный жест, и Джо с Бобом отпустили его подельника. – Разбуди Хенка! Отправитесь за нашими, и если соберете хотя бы десять человек, глотка твоя останется целой. Ясно, Морти?

– Да, капитан! Слушаюсь, сэр!

С улицы донесся стук копыт и ржание мулов, потом раздались голоса Тернана и Брюса Кука. Шотландец распахнул дверцу в перегородке, вошел и устремился к огромной бутыли на столе.

– Тут еще что-нибудь есть? Отлично! Де Кюсси назначил встречу в десять. За подарок благодарит и предлагает маркизу свое гостеприимство. Ужин, выпивку, кровать и двух девчонок-негритянок. Я бы не отказался.

– В какой-нибудь более подходящий вечерок. На эту ночь у маркиза другие планы. – Серов улыбнулся и нежно погладил плечико Шейлы. – Не пора ли тебе переодеться, милая? Посмотрим, что найдется в сундуке. Нам нужен наряд воздушный, облегающий… Такой, чтоб у любого гвардейца челюсть отвисла.

– Лучше я ее сверну, – сказала Шейла Джин Амалия, направляясь к сундуку.

За кабаком папаши Пью лежал темный пыльный переулок, переходивший в крутую тропу, что упиралась в ворота форта. Тропа была довольно широкой и четверть века назад, когда в крепость закатывали пушки, могла считаться трактом. Но с той поры по ней поднимались лишь солдаты да мулы, тащившие ядра и бочки с порохом, так что с обоих краев дорога заросла кустарником и кактусом с дюймовыми шипами. У самых ворот, собранных из корабельного бруса и обитых железом, кусты и заросли кактуса вырубили, обозначив площадку в тридцать футов длиной и двадцать шириной. В дневное время она хорошо просматривалась с надвратного укрепления, однако ночью здесь было темно, как в акульем желудке. Два факела по сторонам ворот высвечивали пятачок земли, голой и высохшей почти до каменной твердости.

Шейла остановилась на границе света и тьмы. Серов, спрятавшись за огромным, толщиной с телеграфный столб кактусом, видел лишь ее силуэт: прямая спина, осиная талия и пышные, похожие на крылья бабочки юбки. Это платье не предназначалось для чужих глаз: корсаж был слишком низким, плечи полностью открытыми, а во всех остальных местах тонкий шелк подчеркивал формы женского тела слишком детально и соблазнительно. Надо думать, фру ван Зейдель хотела покрасоваться в этом наряде в опочивальне или в столь же подходящем месте перед законным супругом или счастливым любовником, дабы возбудить их пыл. Та же задача была у Шейлы Джин Амалии, и, говоря по чести, вооружилась она не хуже, чем дама с Кюрасао.

На стене, меж зубцами парапета, возникла усатая рожа часового.

– Qui va? Etre debout! – выкрикнул страж и тут же с удивлением добавил: – Tete Dieu! La fillette!

Шейла мелодично рассмеялась:

– А ты кого рассчитывал увидеть? Дьявола или своего лейтенанта?

Солдат наклонился, всматриваясь в ее лицо, и тоже перешел на английский.

– Ты откуда, la petite? Что-то я тебя прежде в городе не видел. Ни в «Серебряном песо» у Кривого Франсуа, ни в «Старом Пью», ни в «Лошади и подкове»…

– Плохо глядишь, солдатик, – сказала Шейла и грациозно повернулась, придерживая юбку. – Ну, теперь рассмотрел? И как тебе?

– Отлично, ma foi! Правда, в толк не возьму, что ты тут делаешь?

– Недогадливый ты, парень… Там, внизу, – Шейла махнула в сторону моря, – все сидят по своим лоханкам, и на берег ни ногой. Тоска! И никакой работы.

Расправив усы, француз впился в нее жадным взглядом:

– А ты хотела бы потрудиться, ma belle? Шейла сделала шаг к воротам и прищелкнула пальцами.

– Двадцать песо, служивый!

– Шестнадцать за двоих. Гийом дежурит на восточном бастионе, и без него никак не обойтись, малышка. Шестнадцать мы еще наскребем… Но больше – ни единого су!

– Черт с тобой! Спускайся!

Пригнувшись за своим кактусом, Серов вытащил из ножен шпагу. Если не считать пламени факелов, вокруг царила темнота. Свет звезд и едва народившегося месяца был слишком слабым, не позволявшим увидеть затаившихся в кустах людей; даже зная, где прячутся его бойцы, он мог разглядеть лишь смутные силуэты, почти незаметные во мраке тропической ночи. Считая с ним и с Шейлой, тут было тринадцать человек.

Девушка стояла у самых ворот, прижавшись к окованной железом створке. Руки ее шарили у пояса; из пышных складок платья вдруг появился пистолет, затем – кинжал, сверкнувший алым блеском в свете факелов.

Раздался лязг засова, и ворота приоткрылись. Усатый часовой высунул голову:

– Hola, mon angel! Ты где?

– Здесь, красавчик, – откликнулась Шейла и опустила ему на темя рукоять пистолета.

Удар был силен, но все же солдат устоял на ногах – похоже, череп его мог посоперничать крепостью с мореной дубовой доской. Хрипло выдохнув, он вцепился в Шейлу, раскрыл рот и завопил:

– Mort de ma vie! A moi, camerades!

Сейчас она его зарежет, мелькнуло у Серова в голове. Он бросился к воротам и отшвырнул солдата, успев заметить блеск кинжала Шейлы. «Не убивай его, девочка, не надо», – шепнул Серов, проскальзывая меж тяжелых створок. Вслед за ним в форт ворвались Хрипатый с братьями Свенсонами, и Боб тут же метнулся к восточному бастиону. Там, на лестнице, ведущей со стены во двор, маячила фигура второго стража, вскинувшего мушкет. Треск выстрела

разорвал тишину, поднялся огромный кулак Хрипатого, и француз осел на землю.

Десяток полуодетых босых солдат, кто с саблей, кто с ружьем, выскочили из жилого каземата, тут же наткнувшись на корсаров. Серов ударил одного в колено сапогом, у другого вышиб оружие и ринулся к высокому мужчине, должно быть, офицеру – тот, подняв фонарь, спешил за своими людьми. Проклятия, крики и звон клинков наполнили двор; звуки метались среди кирпичных стен, будто пойманные в ловушку, но продолжалось это недолго – три-четыре или, самое большее, пять минут. За это время ошеломленных французов оттеснили в угол между северной и восточной стенами; все они были обезоружены, и половина – особенно те, кто повстречался с Хрипатым и Страхом Божьим, – едва держались на ногах.

Серов приставил шпагу к груди офицера:

– Прекратите сопротивление. Обещаю, что никто из ваших людей не пострадает.

Француз надменно вскинул голову:

– Кто вы такой? И что вам нужно? Известно ли вам, что вы посягнули…

– Известно, – оборвал его Серов. – Клянусь, что городу Бас-Тер не будет причинено разрушений или иного ущерба. Мы лишь арендуем ваш форт на несколько дней, после чего он вернется во владение Французской Вест-Индской компании. Я даже готов оплатить ядра и порох, которые мы израсходуем.

– Вы собираетесь стрелять, мсье?

– Непременно. Но большей частью в сторону моря.

Брови офицера приподнялись, затем, пожав плечами, он оглядел тесный дворик, освещенный фонарем и тремя факелами, своих солдат, зажатых в угол, клинки и пистолеты в руках корсаров. Вероятно, он не был лишен здравого смысла и понимал, что сопротивляться бесполезно.

– С кем имею честь?

– Маркиз де Серра.

– Француз?

– Нормандский дворянин. Вы, мсье?.. Офицер склонил голову:

– Поль Ансельм, лейтенант артиллерии и комендант форта. Примите мою шпагу, маркиз. Если не будет возражений, я со своими людьми останусь в казарме.

Мрачные солдаты потянулись вслед за Ансельмом в жилой каземат. Последним шагал кавалер Шейлы, ощупывая темя и с опаской поглядывая на пистолет в руках девушки. Когда он скрылся в темном проходе, Шейла захлопнула дверь и сунула свое оружие в массивные, предназначавшиеся для замка скобы.

– Теперь не выберутся. Но я, на всякий случай, посторожу.

Серов окинул ее восхищенным взглядом. В воздушном наряде мадам ван Зейдель, на фоне темной кирпичной стены, она казалась сказочной принцессой, владычицей древнего замка, где обитают гномы, эльфы и призраки. Ну и, конечно, рыцари – эти уже разбрелись по двору, лезли в подвалы и на стены, прикидывая, чем бы поживиться.

– Тегг! – позвал Серов. – Где Тегг?

Но бомбардир тоже занимался делом – увлеченно осматривал пушки. Двенадцать больших длинноствольных орудий глядели на бухту, их лафеты были изукрашены узорами, массивные стволы – казенную часть руками не обхватишь! – постепенно суживались, напоминая шеи огромных черных лебедей. В них воплощались сила и мощь этой эпохи, еще незнакомой с ракетами и фугасами, не знавшей напалма, атомных бомб и ядовитых газов. Все это придет, с грустью подумал Серов, придет неизбежно, а пока самое грозное оружие – эти бронзовые мастодонты, чугунные ядра и черный порох.

Он приподнял один снаряд размером с человеческую голову. Ему показалось, что ядро весит не меньше пуда.

– Подходящий калибр, – буркнул Саймон Тегг, одобрительно щурясь. – Крепостные пушки, любую лоханку в гавани по щепкам разнесут. Да и любую стену, клянусь Иисусом! Из таких пострелять – редкое удовольствие!

– Ты уж завтра не слишком усердствуй, рушить стены нам ни к чему, – предупредил Серов. – И помни: стреляешь ровно в двенадцать.

– Будет как договорились. Хотя – Бог свидетель! – я бы от этого городишки камня на камне не оставил! – Нежно похлопав пушечный ствол, Тегг повернулся и заорал: – Олаф, Стиг, Эрик! Рик, Боб, Джо, Тернан! Все сюда, бездельники! Откатить эту пушку и передвинуть к той амбразуре!

«Та амбразура» открывалась к городу и губернаторской резиденции. Понаблюдав, как пираты ворочают тяжелое орудие, Серов взял факел и поднялся на стену форта. В сотне футов под ним лежала темная морская поверхность, и кроме этой бесконечной непроницаемой тьмы да редких огоньков внизу он не видел ничего. Мрак надежно спрятал гавань, лодки, причалы и корабли; свет фонарей, горевших на судах, казался отблеском звезд в невидимой воде. Вдали раздался звон колокола, повторившись дважды, – на «Вороне», «Громе» и «Трезубце» пробили первый час ночи.

Серов поднял факел, махнул им над головой, рассыпая искры. На «Русалке», стоявшей ближе к берегу, чем корабли корсаров, не звонили, но эта тишина была обманчивой – Стур, и Жак Герен, и мингер ван дер Вейт, и все его люди не спали, поджидая сигнала. Опустив факел, он прислушался и вскоре различил тихий плеск воды и скрип уключин. Половина команды брига переправлялась в двух шлюпках на берег. Лучшие канониры, новый гарнизон форта…

– И завтра грянет бой, – пробормотал Серов, всматриваясь в проблески огней, мерцавших на кораблях пиратов, и представляя, как полетят над бухтой тяжелые ядра. Довольно кивнув, он швырнул в море факел и, насвистывая песенку, спустился во двор.

Орудие уже перетащили. Ствол его глядел в звездное небо, будто целился прямо в подбрюшье Большой Медведицы. Ворота порохового погреба были распахнуты, Тернан, Страх Божий и братья-скандинавы катали бочки с порохом, остальные подносили ядра. Шейла стояла на страже у жилого каземата, Тегг возился рядом с пушкой.

– Плывут?

– Сейчас будут здесь, Сэмсон.

Бомбардир, потирая раненую ногу, озабоченно нахмурился.

– Надеюсь, ван дер Вейт не позабыл, кто мне нужен. Стюрмер, Брюн и этот мордастый, с рыжей бородой… как его?., ван Дайк! Клянусь преисподней, эти трое стрелять умеют! Когда вернемся на «Ворон», я бы их взял с собой.

– Вряд ли они согласятся, – сказал Серов.

– Это еще почему?

– Голландцы предпочитают торговать, а не грабить. Такая уж у них ментальность… то есть, я хочу сказать, образ мыслей.

Тегг скривился и фыркнул:

– Образ мыслей, ха! У одних в кармане фартинг, у других сундук с дукатами, а мысли у всех одинаковы: свое бы не упустить, да и чужое не проворонить! Ты-то сам соображаешь, капитан… – Он метнул взгляд на Шейлу. – Хороша девчонка, ничего не скажешь, а будь она бесприданницей, ты бы бился за нее? Или сбагрил Пилу?

– Любовь не зарится на злато, – молвил Серов. – Мне все равно, богатая она или нищая.

– Ну, если не врешь, то ты в Вест-Индии один такой выродок, – заметил Тегг и, подумав, добавил: – Может быть, и в Старом Свете тоже.

Серов хотел было возразить, но в этот момент раскрылись ворота, рявкнул, подгоняя голландцев, Уот Стур, и в форт вступило подкрепление.