Плоская желтая степь скоро осталась позади, стоило пересечь неглубокую, но широкую реку с пологими песчаными берегами. Сопровождаемый парой колесных вездеходов с гвардейцами Осайи, танк неторопливо двигался по холмистой равнине, заросшей высокими травами. То справа, то слева появлялись и уплывали прочь темные пятна озер.

– Наверное, здесь неплохая рыбалка, – заметил Ланкастер, посмотрев на владыку. – Странно, что край выглядит совершенно пустынным. Тут что, и раньше никто не жил?

– Жили, жили, – мрачно ответил тот. – Если взять правее, то можем осмотреть развалины шахтерского городка – в горах были медные рудники. Там уже давно никого нет, по крайней мере по информации наместника провинции. Либо погибли, либо бежали… да и что бы они там делали? Для доставки руды нужен транспорт, а железнодорожные пути взрывали в первые же дни Солнцеворота. Так что… – и Осайя обреченно махнул рукой.

– Мне кажется, лучшая охота может ждать нас в предгорьях, – донесся сверху голос Чандара.

Флаг-майор сидел в верхнем люке связиста, высунувшись из танка по пояс, и внимательно глядел во все стороны.

– Да, дичи пока что-то не видать, – согласился Ланкастер. – Но я и еду прямо в горы – там лес, можно для начала устроить привал где-нибудь в тенечке. Что вы скажете на это, Андрей?

– Я не возражаю, – пожал плечами Огоновский. – Спешить нам, я думаю, совершенно некуда.

Местность постепенно повышалась. Перемахнув сверкающий на солнце быстрый ручеек с каменистым дном, танк взобрался на холм и встал. Впереди чернела мрачная недвижная стена дикого, никогда не знавшего топора леса.

– Остановимся пока здесь? – предложил Ланкастер. – Эта поляна достаточно велика для всех нас, а впереди, как видите, бурелом. Нет, я, конечно, пробьюсь через него, но стоит ли? По-моему, нам пора спешиться.

– Если вы начнете ломать деревья, то ни о какой добыче нам думать не придется, – хмыкнул сверху Чандар.

– Пожалуй, – задумчиво улыбнулся Андрей. – Да и то сказать, завтракали мы давно, и мой желудок настоятельно требует чего-нибудь жирненького. Давайте выгружаться, господа.

Ланкастер заглушил двигатель и потянулся в кресле. Пока Норман и подбежавшие к танку гвардейцы выгружали из десантного дека ящики с провизией, он вытащил из упрятанного в переборке шкафа короткий и толстый черный кофр с парой ременных петель.

– Что это у вас? – поинтересовался Чандар. – Или вы собрались охотиться при помощи тяжелого излучателя?

– Вы полагаете, я столь неспортивен? По моему мнению, охота вообще не солдатское дело, – проворчал Ланкастер. – Ладно вам! Сейчас вы все увидите сами.

Присев возле гусеницы на корточки, он распахнул кофр и извлек некий странный предмет, заканчивающийся изящным деревянным прикладом. Несколько быстрых движений, щелчок, – и Ланкастер выпрямился, держа в руках арбалет с электронно-оптическим прицелом. Чандар понимающе присвистнул.

– Беру свои слова обратно, мой генерал, – улыбнулся он. – Это оружие настоящего охотника. Признаться, из такого мне стрелять еще приходилось. Вы часто охотитесь?

– Я вообще не охочусь. Это давний подарок одного друга – если вы думаете, что я мастер лупить стрелами, то ошибаетесь: я захватил его по случаю, зная, что прикрытием операции станет сафари. Сейчас вот, кстати, и потренируюсь.

– Постараюсь тогда идти позади вас, – хмыкнул в ответ ученый.

– Вот-вот. А то, не дай боже…

Гвардейцы ловко развели костер, и вскоре все было готово для обеда. Дичи, разумеется, пока еще не наблюдалось, зато консервы имелись в редком изобилии. Норман расставил вокруг складного стола легкие парусиновые стульчики, довольно прищелкнул пальцами – сервировка соответствовала стандарту дипломатического пикника, даже про скатерть он не забыл – и театрально поклонился Осайе, стоящему рядом с Огоновским:

– Прошу, джентльмены!

– Сразу видна школа дипкорпуса, – коротко рассмеялся Андрей. – Наши дипломаты, Халеф, всегда славились своим умением превратить банальнейшую пьянку в серьезное протокольное мероприятие. Впрочем, кто как, а я пока от спиртного откажусь. А то видывал я несчастные случаи на охоте. У меня не так давно двое проверяющих из столицы допились на охоте до того, что один отстрелил другому ухо. Надо ж было так попасть! Но зато когда оба протрезвели, то со стыда подписали мне все акты даже не глядя…

– А ухо? – выпучил глаза Осайя.

– А что им ухо? Подумаешь! Новое вырастет. Одним ухом больше, одним меньше…

– Я смотрю, вы любите чиновничество, господин генерал, – заметил Норман.

– Теперь, к сожалению, да, – покивал Огоновский. – У меня почему-то что ни день, то проверка. Раньше было намного проще.

– Но тем не менее вы согласились на выборную должность.

– Меня особенно и не спрашивали. Знаете, юноша, бывает так, что вам приходится принимать выбор других людей просто потому что вы не имеете собственного.

– Золотые слова, – буркнул с другого конца стола Чандар, погруженный в грибной салат.

Через пять минут Огоновский промокнул губы салфеткой и решительно поднялся.

– С меня довольно. Если нагрузиться как следует, вам придется тащить меня на руках, а я, увы, уже не такой легкий, как когда-то.

– Вы правы, – Ланкастер отодвинул тарелку. – Пора собираться: дело идет к полудню, и у нас осталось не так-то много времени. Я думаю, владыка, вашим гвардейцам лучше отправляться в город. Крупная дичь нас не интересует, а что-нибудь среднеразмерное мы допрем и так, на своем горбу.

Чандар едва заметно кивнул. Краем глаза Огоновский уловил его движение и, отвернувшись в сторону, незаметно поморщился. Физик не нравился ему с самого начала. Не смотря на весь свой жизненный опыт, Андрей не мог ответить, почему: в конце концов, никто и не требовал от специалиста СБ какой-то особенной учтивости. Однако в психопортрете Чандара, прорисовывавшемся для него с большим трудом, Огоновскому то и дело чудилась некая беспринципность, способность действовать вне рамок привычной морали – и это изрядно пугало. Особенно в свете сложившихся обстоятельств. Андрей пытался убедить себя в собственной неправоте: ожидал увидеть классического ученого червя, а вместо того получил себе на голову энергичного и довольно сухого эсбэшника с вечно поджатыми губами – однако пока не выходило. Чандар ему откровенно не нравился.

На распоряжения Осайи гвардейцы отреагировали поклонами и недолгой суетой. Откуда-то было извлечено длинное многозарядное ружье довольно устрашающего калибра, икрустированное по стали ствола золотыми узорами, и владыка объявил начало сафари.

– Где-то я это уже видел, – заметил Ланкастер, с улыбкой глядя, как Осайя вешает ружье себе на плечо.

– Что вы имеете в виду? – немного опешил тот.

– Тип магазина, затвор, все это уже было, – усмехнулся Ланкастер, указывая рукой на плоский полукруг, висящий под стволом штуцера. – Могу вас поздравить, господа, человеческая история точно ходит по спирали. Перед нами неавтоматический вариант французского ручного пулемета «Шош» начала двадцатого века. Насколько я могу понять по затвору, все почти то же самое… только очередями не стреляет.

– Стреляет, – вдруг покраснел Осайя. – А что?

– Так, ничего, – махнул рукой Виктор. – Среди моих предков были французы, так что я могу гордиться. Но идемте же, джентльмены!

Ребристые подошвы десантных сапог Андрея Огоновского упруго подмяли толстый слой подгнившей листвы, покрывающий склон. Пологий подъем не казался ему трудным, он с легкостью нес на себе облегченный вариант снаряжения генерала Десанта – лишь малая часть брони, минимум энергетики и почти полное отсутствие боеприпасов. Плоский рюкзачок медика, конечно, имел полную комплектность, но его масса практически не ощущалась, куда сильнее давили годы, проведенные в качестве сугубо гражданского человека. Глядя на ровно качающуюся перед глазами спину Ланкастера, Андрей вдруг с улыбкой подумал, что на настоящего десантного генерала он не потянул бы никак – и не возраст тому виной. Всегда другая роль… перед ним, играя роль некого авангарда, спокойно, словно они подходили к старой таверне, вышагивал настоящий генерал, гренадер, находящийся вне молодости или же старости. Даже умирая от старости, такие остаются полусумасшедшими профессионалами, способными вот так вот, слегка покачиваясь, неутомимо шагать вверх по склону в тяжеленных доспехах, до упора набитые батареями жизнеобеспечения и магазинами к излучателям…

– Справа, сорок пять от точки стояния, – вдруг громко прошептал Чандар, – что-то крупное. Дистанция тридцать… приближается.

Огоновский резко обернулся – физик находился чуть позади него, – и выдернул из набедренной петли охотничий бластер, специально купленный им незадолго до вылета.

– Вы уверены? – заговорил он.

– Я… – начал Чандар, но Ланкастер, остановившись, втянул носом воздух и замер на месте.

– Не унесем, – произнес он. – Не стоит. К тому же эта тварь, как мне кажется, сильно напугана и сейчас рванет назад.

– Да это эрвил! Это же слышно, он проламывается сквозь кустарник! – вдруг вскрикнул Осайя, навострив уши. – Лучше с ним не связываться, у них сейчас период гона! Конечно, мы сразим его, но его мясо, мягко говоря…

– Орем все! – резко скомандовал Ланкастер. – Ну-ка: оле, оле, оле!

– Ол-ле! О-ле!

Крича, Огоновский принялся ломать подсохшие ветви деревьев для пущего грома: несколько секунд спустя он хохотал вместе со всеми.

– С ума сойти, – заворчал вдруг Чандар, – пятеро взрослых мужчин, вооруженные до зубов, отгоняют какого-то…

– Да-да, мне тоже смешно, – вдруг скривился в презрительной ухмылке Ланкастер. – Что же, вы стали бы убивать животное, не представляющее для нас охотничьего интереса? Просто так, флаг-майор? Для порядка? Ах ты, медведь из лесу выполз!

– Но я! – взорвался в ответ физик, однако Ланкастер не дал ему договорить:

– Я рекомендовал бы вам не декларировать работу вашей спецтехники столь наглядно. И вообще – раз вам так страшно, я выделю для вас прикрытие. Легион-генерал Огоновский, не откажите мне в любезности, замкните арьергард. Хотя боюсь, что с нашим уровнем шума на добычу нам рассчитывать не стоит.

– Слушаюсь, мой генерал, – поклонился Огоновский и переместился за спину советника Нормана.

Через пятьдесят метров Виктор Ланкастер вдруг пригнулся, одним рывком сорвал с плеча арбалет и поднял вверх левую руку. Все замерли. Огоновский прищурился. Скругленный носок защитного ботфорта уинг-генерала встал в черную металлическую петлю стремени, стремительно рванулась вверх рука, и вот взведенный арбалет приник своим теплым телом к плечу Ланкастера. Короткий тусклый щелчок, и Виктор расправил плечи.

– Если я хоть что-то понимаю в том, о чем толкую своим школярам, – проговорил он, – то данный экземпляр должен быть вполне съедобен.

Прежде чем посмотреть в сторону сраженной добычи, Огоновский увидел арбалет – собственно, Ланкастер держал его так специально, чтобы все видели: электронно-оптическое устройство, позволяющее видеть цель на предельной дистанции в любых погодных условиях, было свернуто набок и еще даже не загружено, не горел зеленый огонек готовности. Гренадер стрелял только по мушке, глазами.

– Двести двадцать метров, – едва слышно произнес Чандар, – Через ветки. Была б на мне шляпа, снял бы. И вы хотите сказать, что никогда не стреляли из этого оружия?

– Вы доктор физических, э-ээ, наук? – усмехнулся Ланкастер. – А я доктор военных. Ну что, пойдем, посмотрим? Дорогой владыка, вы, я полагаю, должны заявить свои права на часть дичи, сраженной на ваших землях?

– Я оставляю их вам, мой генерал! – хохотнул Осайя. – Если не врет мой бинокль, ваша стрела поразила молодого орнума. Он, поверьте мне, не только съедобен – как вы изволили выразиться, а еще очень недурен в жареном виде. Пойдемте, друзья мои!

Охотники, не думая уже о тишине, бросились сквозь редколесье. Труся, согласно ордеру, последним, Андрей выскочил на круглую, залитую среди леса солнцем полянку и увидел небольшое темно-коричневое животное, лежащее на боку: из его черепа, чуть ниже длинного уха, торчал тяжелый пластиковый болт, недавно покинувший арбалет Ланкастера.

– Вы мастер, милорд гренадер, – произнес Норман, восхищенно качая головой. – Привычка стрелять в голову, э?

– Вот вы его и понесете, – распорядился Ланкастер. – Скажите-ка владыка, нам хватит его на ужин?

– Жир у него недурен, – покачал головой Осайя. – А мясо хоть и нежное, но готовить его нужно особым образом. Вообще этих животных осталось немного, так что, считайте, что вам повезло, генерал.

– Немного?

– Отчего вы так скривились?

– Я солдат, владыка. Если вы думаете, что мой выстрел делает мне честь, то вы глубоко ошибаетесь.

– Боюсь, что я не понял вас, мой генерал.

– Молю вас, владыка, не говорите мне «мой», это прерогатива исключительно моих подчиненных… я понимаю, что время, проведенное вами в пределах Конфедерации, наложило на вас определенный отпечаток, но все же. Дорогой владыка, я видел врага вот так же, как вижу вас, и я не считаю охоту солдатским делом. Мы что, голодны? Нет, владыка, мы развлекаемся. Развлекаясь, мы убиваем живое… солдат же обязан убивать врага. Норман, вы что, не в состоянии повесить себе за плечи это несчастное копытное? Андрей, я вынужден еще раз просить вас о помощи: научите юношу, как следует носить на себе раненых. Итак, владыка: мой дядюшка охотился на своих плантациях с гепардами. Вы знаете, что такое гепард? Их вывезли когда-то с Земли, около двадцати штук, потом их разводили везде и всюду… это такие очень милые, совершенно домашние кошки, только скорость у них до ста двадцати… с тех самых пор я охоту не люблю. У нас на Сент-Илере водятся такие себе хоботные антилопы Ламблена – тоже очень вкусные. Они кукурузу любят до жути. Поэтому на них охотятся с гепардами. В природе гепард охотится в одиночку. На Сент-Илере хозяйские гепарды, любимые домашние кошки, атакуют их втроем. Тройка, разгоняясь до ста километров в час, сбивает с ног целое стадо. Это жуткое зрелище… Очаровательные, ласковые кошки, понимаете? Они почти разумны. Они лежат под ногами и мурчат, на плантациях они даже детей охраняют. Стопроцентная охрана, лучше любого человека! С их сумасшедшей скоростью и уникальной преданностью тройка гепардов справляется с любым местным хищником. Поэтому хищников там почти и не осталось. Нет, владыка, охоту я не люблю…

Ланкастер неожиданно остановился на невысоком пригорке – под ногами его слегка скрипнула влажная скользкая трава, похоже, утром здесь прошумел ливень, и улыбнулся:

– Самое место чтобы обмыть первую на сегодня добычу. По капле, я полагаю, будет вполне. Да и советник Норман, кажется, немного устал.

– Что бы нам не зажарить его прямо здесь? – отозвался тот, сбрасывая со спины несчастное животное. – Или все хотят сделать свой выстрел? Так мы можем бродить и до ночи!

– Глотните коньяку, – произнес Ланкастер, и господин советник послушно опустил руку к висящей на поясе фляге. – А я схожу до ветру. Ходить будем парами. Огоновский, окажите мне честь…

Когда они спустились на противоположной стороне холма в узкую, густо заросшую колючим кустарником лощину, Ланкастер вдруг схватил Огоновского за раструб правой перчатки:

– Сто пятьдесят метров, на два часа, три тонны металла со следами остаточного нагрева. Чандар, кажется, до сих пор не видит.

– Остаточного нагрева? – не понял Огоновский.

– Да, черт вас дери. Он был горячим утром, где-то в районе рассвета.

– Ваш шлем? – и Андрей машинально посмотрел на рогатый шлем Ланкастера, который висел, порядком ему, наверное, мешая, на широком боевом поясе гренадера.

– Да… он пискнул, я посмотрел на дисплей. Ну что, идем? Или вы боитесь Чандара?

Огоновский поджал губы.

– Я вас, Виктор… да, идемте.

Он старался не шуметь настолько, насколько это было в его силах.

Более всего поражали деревья: толстые замшелые стволы казались надрубленными наискось, словно целая бригада спятивших лесорубов только тем и занималась, что полдня снимала верхушки: упрямо и бессмысленно. Заваленное еще зелеными ветвями металлическое тело с пузатой стеклянной кабиной лежало в развале трех толстенных стволов, недвижное и мертвое. Огоновский обошел справа какой-то дурацкий серебристый ломоть, глубоко впившийся в чавкающую гнилую листву прошлых лет, и замер. В шлеме загремел голос Ланкастера:

– Там – живой. Там живой…

И тут же возникло ощущение плеча: гренадер стоял рядом с ним. Огоновский сглотнул. Он надел шлем исключительно по распоряжению Ланкастера – до того массивная и бесполезная штуковина болталась за спиной – и это ощущение шлема, ощущение непривычной для него боевой обстановки заставило Андрея собраться, слегка поджав живот. Он ждал, не зная толком, чего ему ждать. Он молчал. Его пальцы взвели затвор охотничьего бластера.

– Странный какой-то аппарат, – прошептал Огоновский лишь для того, что бы не молчать. – Вертолет, что ли? Вот, кажется, то, что осталось от лопастей…

– Я был бы удивлен, увидев здесь антиграв, – коротко улыбнулся Ланкастер. – Если это то, о чем мы с вами думаем…

Не договорив, он пробрался сквозь трещащий кустарник и заглянул через стекло в кабину.

– Идите сюда, Андрей, – тихо позвал он замершего за его спиной Огоновского.

Андрей сбросил с себя охватившее его оцепенение и послушно приблизился к аппарату. Очевидно, остекление кабины было выполнено из достаточно прочного пластика, потому что падение не оставило на гнутых выпуклых панелях ни одной трещины. Глубоко вздохнув, Огоновский почти прижался к кабине носом.

Внутри, подавшись вперед и повиснув на крестообразном ремне безопасности, державшем его в глубоком кресле, сидел сурчхой. С первого взгляда Огоновский понял, что находящийся перед ним экземпляр отличается от тех, что погибли в ядерном бомбардировщике, приземлившемся посреди пустыни. Мех на его голове, короткий и гладкий, отливал приятным серебристым тоном, конечности выглядели более изящными. Голова сурчхоя свесилась на грудь, поэтому Андрей не мог не мог разглядеть лица, но все же ему показалось, что несчастный пилот – женщина.

– Знаете, – все так же полушепотом произнес он, – по моему, это фемаль. Надо попытаться открыть дверцу.

– Прикройте меня на всякий случай, – попросил Ланкастер. – Последний покойник, если я не ошибаюсь, начал палить сразу, едва увидел людей.

Огоновский согласно кивнул и, немного отойдя назад, поднял свой бластер. Задумчиво почесав кончик носа, Виктор сунул два пальца в небольшую выемку на овальной двери кабины и подергал обнаружившуюся там защелку, но дверь, как и следовало ожидать, была заперта изнутри. Тогда в ход пошел десантный тесак, и после недолгой возни замок капитулировал. Пилот по-прежнему не подавал признаков жизни. Ланкастер по пояс всунулся в кабину, перерезал удерживающие сурчхоя ремни и без всякого труда выволок безвольное тело наружу.

– Давайте теперь я, – подался вперед Огоновский, распахивая медбокс.

Серебристый жучок микросканера прополз по голове чужака и замер. В боксе у Огоновского пискнуло. Ланкастер стоял чуть левее, но не с излучателем, а с десантным тесаком в напряженной и вытянутой вперед правой руке. Андрей вытащил из своего бокса небольшой черный треугольник, пристроил его у основания шеи пилота и отстранился.

– Все в порядке, сейчас она придет в себя. Готовьте транслинг.

Ланкастер медленно качнул головой. Лицо сурчхоя, слегка вытянутое, покрытое волшебным, переливающимся в солнечных лучах пепельно-серебряным мехом, странным образом притягивало его взгляд. Так, будто он уже видел это лицо когда-то, очень давно, в пору принцесс и летающих замков…

Огоновский без усилий приподнял все еще лишенного сознания чужака и бережно усадил на кучу валежника спиной к узловатому древесному стволу. В это мгновение веки пилота содрогнулись, и в лицо Андрею блеснули серебряные искорки; он изумленно моргнул – потому что таких завораживающих глаз видеть ему еще не приходилось ни у одного существа. Удлиненные, чуть приподнятые к вискам, они походили на пару бирюзовых капель, из глубины которых горели серебром узкие вертикальные зрачки. Огоновскому послышалось, что сурчхой издала короткий едва уловимый стон – и в тот же миг она отшатнулась от него. Впрочем, это его не удивило, подобная реакция выглядела совершенно естественно для любого существа, впервые соприкасающегося с порождением иного мира. Андрей подался назад, с удовлетворением отметив что настоящего шока, видимо ждать не придется: спасенная, хоть и вжалась спиной в дерево, все же выглядела достаточно спокойной.

– Вы уверены, что транслинг будет работать? – тихо спросил Ланкастер, по-прежнему стоя у распахнутой кабины вертолета.

– Должен работать… – пожал плечами Огоновский. – Ее мозг использует совершенно те же способы накопления и обработки информации, что и наш с вами.

– А насчет пола? Дорогой доктор… вы не могли ошибиться? – с озабоченностью в голосе поинтересовался гренадер, делая шаг вперед.

Андрей успел лишь кивнуть в ответ, потому что сурчхой вдруг стремительно повернула голову и уставилась на Ланкастера, очевидно, не замеченного ею ранее. Виктор замер на месте, и Огоновский, завороженный происходящим, увидел, как на его лице с резкими, закаменелыми в надменном презрении чертами проступает улыбка.

Счастливая и немного удивленная, как у ребенка, взаправду повстречавшего доброго волшебника.

– Элле Суинни, – произнесла она.

– Вас зовут Суинни? – не двигаясь, переспросил Ланкастер.

– Да, это мое имя, – спокойно ответила та. – А как зовут вас, загадочные люди? Вы не похожи на тех людей, что я видела прежде.

– Прежде? – изумился Огоновский. – Вы уже бывали здесь?

– Я не уверена, что меня занесло именно в тот мир, откуда приходят люди, с которыми я сталкивалась ранее. Вы не очень похожи на них…

– Эй! – с пригорка раздался голос советника Нормана. – Господа генералы, с вами все в порядке?

– Приехали, – обреченно пробормотал Ланкастер. – Зовите всех сюда, юноша! У нас тут гостья.

Не говоря ни слова, дипломат развернулся и бросился назад. Виктор присел напротив Суинни на корточки и заговорил – быстро, понимая, что времени у него мало:

– Нас здесь пятеро. Не бойтесь ничего, вреда мы вам не причиним, но вопросов у нас будет, очевидно, много. В данный момент вы находитесь в мире, как бы параллельном вашему. Это та же самая планета, но крутится она, очевидно, в какой-то другой вселенной. На этой планете ваши предки почему-то не достигли стадии разума, и сейчас она заселена представителями нашей расы, но родились мы не здесь… ну, вот и Чандар. Все, к сожалению…

– Халеф, не спеши! – крикнул было Огоновский, но поздно: любопытный владыка подбежал к ним рядом с физиком и, едва лишь глянув на вставшую на ноги Суинни, зашатался, хватаясь руками за горло.

– Обычная история, – пробурчал Норман, подхватывая его на руки. – Господин генерал, у вас есть средство привести нашего хозяина в порядок?

– Есть, – с раздражением буркнул Огоновский. – Несите его вот туда, на солнышко. Да не волнуйтесь вы так, блевать он не будет. Не будешь блевать, ваша почтительность?

– Что со мной? – хрипел Осайя, пытаясь вырваться из клещей дипломата. – Что это было?

– Ксеношок это был. Мальчишка! Я же сказал тебе не спешить! Хорошо хоть она не монструозна на вид, а то б тебя так согнуло, что потом год не разогнешь…

Ярослав Чандар, остановившись в двух метрах от Суинни – коротко скользнул взглядом по ее фигуре и повернулся к Ланкастеру:

– Вы изъяли личное оружие?

– На теле не обнаружил, – ответил тот, щелкнув выключателем транслинга. – В кабине есть что-то похожее.

Чандар деловито кивнул и коротко поклонился Суинни:

– Офицер Ярослав Чандар, Служба Безопасности Конфедерации Человечества. По специальности я физик, занимаюсь аномальными явлениями, в том числе каналами перехода наподобие того, через который вы попали в наш мир. Могу я узнать, кто вы и с какой целью прибыли?

– Я Суинни, и я пришла за телом мужа.

Физик невозмутимо сложил губы трубочкой, причмокнул.

– Тогда я хотел бы спросить: канал создан и управляется представителями вашей расы?

Она ответила не сразу. Пару секунд Суинни в упор разглядывала стоящего перед ней человека и заговорила тогда лишь, когда пришла к каким-то своим, неведомым для остальных, выводам:

– Никто из нас не в состоянии понять природу явления, называемого вами «каналом». Их появление всегда случайно. Я пришла сюда потому, что меня вело присущее мне чувство. Но не знание. Не… не понимание явления. Не способность управлять явлением. Не способность предвидеть его возникновение. Я ответила на ваш вопрос?

– Вполне, – с прежней бесстрастностью кивнул Чандар, и Ланкастер отвернулся, слегка прикусив губу: он понял, что транслинг физика способен отличать правду от лжи, очевидно, модулируя ее для абонента интонационно. На последней стадии войны такие штуки применялись в спецслужбах при работе с эсис. Здесь же, учитывая идентичность электромагнитных процессов мозга человека и представителя расы Суинни, задача упрощалась в разы.

– Мы можем возвращаться к танку, – заявил Чандар. – Данный этап сафари окончен. Я думаю, мэм Суинни, вам придется воспользоваться нашим гостеприимством, так как вернуть вас домой мы в данный момент не в силах.

– Гостеприимством? – подавшись вперед, переспросила Суинни.

– Вам незнакомо это понятие?

– Знакомо… если я правильно поняла перевод.

– Тогда что же? Или вы предпочитаете остаться здесь?

– В этом мире находится тело моего мужа. Я должна получить его. Это чрезвычайно важно, вы понимаете меня?

– Вы могли бы рассказать нам, при каких обстоятельствах ваш муж оказался здесь?

– Он вылетел на бомбардировщике и погиб на обратном пути, после чего самолет, очевидно, вошел в самопроизвольно открывшийся канал, и потерпел катастрофу уже в вашем мире.

– Та-ак…

Чандар посмотрел на Ланкастера. Тот снова отключил транслинг и коротко произнес:

– Расскажите ей.

– Пожалуй, вы правы, генерал, – улыбнулся физик. – В данной ситуации заключение сделки может оказаться делом более легким, чем потом, когда шок останется позади. Отлично, мэм Суинни, я предлагаю вам соглашение: вы помогаете нам разобраться в том, что происходит с самопроизвольно открывающимися каналами, а мы выдаем вам тело вашего мужа.

– Он у вас?! – Суинни закрыла глаза и стиснула ладонями голову.

– Будем надеяться, что прочие ваши бомбардировщики к нам не залетали. Кстати, мы его не сбивали: впрочем, я полагаю, что смогу предоставить вам доказательства этого.

– Я знаю… я согласна. Мне нужен мой муж и мне нужен огонь.

– Огонь?