Эйно ошибся: ни с рассветом, ни даже к полудню штурм так и не начался. Весь день мы слонялись по двору с оружием в руках, напряженно ожидая предупреждающего сигнала кого-либо из дозорных, но все было тихо, лишь какая-то каракка прошла на расстоянии мили от берега, следуя с востока на запад. К вечеру все успокоились – хлебнув для верности, наемники отправились спать, и я, измученный бесконечной тревогой, последовал их примеру. Ута все еще сидела внизу с Эйно и Даласси, которые невозмутимо бросали кости. Проверив, заряжен ли мой карабин, я свалился в постель.

…Проснулся я отнюдь не от звуков рожка и не от шума: меня разбудило ощущение какого-то движения, начавшегося вокруг меня. Ута еще спала. Бесшумно выскочив из-под одеял, я приблизился к окну и понял, что не ошибаюсь: в предрассветных сумерках по двору скользили фигуры солдат.

– Ута, – негромко позвал я, – просыпайся. Кажется, что-то происходит.

– Тревога? – вскинулась она.

– Нет… не знаю… вставай.

До появления раненых мое место было рядом с Эйно наверху. Зал первого этажа уже был оборудован как походный госпиталь, и там спал Доул. Но пока, не понимая, что случилось, я сбежал вниз и принялся искать князя.

Он обнаружился возле птичника – помогал Бэрду разматывать длинные патронные ленты. Вокруг них суетились люди, возводящие дополнительный бруствер из насыпанных песком мешков.

– А я послал за тобой, – немного удивился Лоттвиц. – Что, сам проснулся?

– Кажется, я научился чуять опасность, как старый пес – приближение хозяина.

– Похвальное качество. Поднимись на стену: в лесу началась какая-то возня, но разглядеть что-то еще трудно. Только осторожно.

– Слушаюсь, – отрапортовал я и бегом бросился к лестнице, ведущей на галерею крепостной стены.

Над воротами было устроено нечто вроде башенки, со всех сторон защищенной толстым слоем камня. Пробежав по галерее, я вошел в этот наблюдательный пункт и увидел там уже знакомые мешки с песком, которыми были заложены многочисленные щели и все бойницы, кроме двух. Возле одной из них на трехногом табурете сидел солдат, в котором я без труда узнал своего приятеля Нуарона.

– Что там видно? – спросил я.

– Народ в лесу собирается, – тихо ответил наемник. – Не ори, хозяин велел соблюдать тишину – вроде как спим мы, ясно? Пусть себе лезут…

Я взял из его рук подзорную трубу и принялся шарить взглядом по темному лесному массиву. Нуарон был прав: среди ветвей то и дело мелькали человеческие фигуры, один раз мне удалось разглядеть длинную лестницу, которую трое молодцов протащили через заросли, чтобы вскоре укрыть ее в неглубокой лощине. Небо постепенно светлело. В какой-то момент мне показалось, что я разглядел небольшую пушку, прикрытую срубленными ветками, но я не мог поручиться, что так оно и было на самом деле. Я вернул трубу хозяину и присел на мешок.

– Да, наверное, сегодня они будут штурмовать.

– Удивительная страна, – задумчиво скривился Нуарон, – вот так вот, запросто, какие-то монахи лезут в чужой замок… а куда смотрит королевская стража? А суд? А каторга?

– Ты забываешь о том, что сама страна эта принадлежит монахам, – усмехнулся в ответ я. – Не знаю насчет суда, а королевская стража, если она и существует, никогда не станет перечить этим святошам. Они тут держат кости в кулаке. На западе – там немного иначе, но все равно, я, кажется, читал, что власть духовная значит куда больше власти светской.

– Не страна, а приют для буйнопомешанных, – фыркнул наемник. – Наверное, здесь бы понравилось моей дорогой тетушке: вот уж любит старая сука богов молить! Что ни утро – то новая жертва в храм. Что ни вечер – то ужин с духовниками. А племянничек, будь оно все проклято, наследства не дождется!

Последняя фраза Нуарона пролетела мимо моих ушей: глянув в бойницу, я увидел, как сразу два десятка людей бегут из леса, держа в руках длинные составные лестницы. Бойцы были одеты в причудливые доспехи: металл соседствовал с кожей, на спинах у некоторых я разглядел большие круглые щиты. У большинства также были мушкеты.

– Они идут! – зашипел я и бросился из башенки прочь.

Эйно правильно истолковал мою поспешность: едва увидев меня бегущим по галерее, он взмахнул рукой и пронзительно свистнул. Каждый из наемников уже знал свое место: человек пятнадцать бросились на стены, остальные заняли места возле внутреннего укрепления и в наблюдательной конуре боковой башни. Сделав мне знак следовать за ним, Эйно пулей метнулся наверх.

Взбежав по лестнице, я, не переводя дыхания, подскочил к амбразуре. Отсюда, с самого верха, мне был отлично виден и лес, в котором копошились десятки человеческих фигур, и те несколько отчаянных, что уже добежали до стен и теперь прилаживали свои лестницы.

– Вы знаете, в лесу, кажется, пушка, – сообщил я.

Эйно вытащил из чехла могучий морской бинокль и осторожно приблизился к амбразуре. В этот момент во двор упала горящая стрела. Тотчас же из башни выбежал слуга, натянувший на себя чей-то древний панцирь, и принялся отважно топтать ее ногами. Вслед за стрелой последовали еще несколько ее сестричек. Тогда к слуге присоединились повара с ведрами в руках. Их суета позабавила меня: они носились по двору, как растревоженные куры, потерявшие своего петуха.

Князь вернул бинокль на место и встал к «перечнице», чтобы развернуть ее прицел, чем-то напоминавший тот, что я видел на носовых пушках «Бринлеефа».

– Мат, у тебя острые глаза, – отрывисто сказал он. – Возьми штуцер и попробуй снять этих лучников – они там, на опушке, в кустах. Ты разглядишь их.

– Шейл, – позвал я находившегося рядом с нами солдата, – давай, поможешь.

Тот послушно кивнул и опустился на колено рядом со мной. Лучников я увидел сразу же – они действительно сидели в кустах и наилучшим образом демаскировали себя в момент выстрела, высоко вздымая свой лук с наложенной на тетиву стрелой, от которой тянулась струйка дыма.

– Давай! – сказал я, и мы выстрелили почти одновременно.

До меня донесся далекий крик. Быстро поднеся к глазам свой бинокль, я увидел, что один из стрелков, наполовину вывалившись из зарослей, стоит на коленях, прижимая руки к залитому кровью животу, а другой лежит уже мертвый. Еще четверо напряженно вертели головами, не понимая, откуда по ним стреляют.

– Я левого, – решил я.

Шейл кивнул и поднял тяжелую винтовку. Еще двое! Мы расстреливали их, как на охоте; и буквально сразу же после наших выстрелов загремели карабины на стенах. Я глянул вниз – солдаты, безрассудно высунувшись в промежутки меж зубцов на стене, в упор убивали штурмующих. Отчаянно крича, те срывались на мокрый уже от крови мост, валилсь в воду, кто-то побежал обратно к лесу, но тотчас же зарылся носом в дерн, сраженный пулей кого-то из наемников. Бахнуло несколько мушкетных выстрелов, но они никого не задели: умирая под шквалом огня, монахи стреляли наобум.

Эйно выжидал.

– Там действительно пушка, – сказал он, когда стрельба на стене утихла. – И я попытаюсь ее достать… но для этого они должны выдвинуться чуть вперед, чтобы мне было лучше видно.

– Первая волна, кажется, отошла, – заметил Шейл, отвинчивая пробку своей фляги. – А лучники уже на небесах. Интересно, что они намеревались здесь поджечь?

– Думали, что по двору раскидана солома, – усмехнулся Эйно, продолжая глядеть в прицел. – Н-да-а… теперь они убедились в том, что мы не спим. И еще в том, что таскать на себе железяки – пустое дело. Мушкетную пулю, да на большой дистанции, крепкий панцирь еще удержит, но карабинную – никогда, разве на излете. Знать бы, сколько их там всего?

– Немного, наверное, – предположил я, рассматривая лес.

Эйно сплюнул на пол и достал свою трубку с длинным тонким мундштуком.

– Мы, конечно, могли бы сделать вылазку, – задумчиво произнес он, – но она нам тактически невыгодна.

– Совершенно верно, хозяин, – отозвался Шейл. – Если мы их перепугаем, они уйдут и вернутся сюда с гораздо большими силами, а нам нужно продержаться, вымотав их как можно сильнее.

– Тебя хорошо учили в корпусе, – согласился Эйно. – Да, нам нужно продержаться около трех суток – может быть, больше, может быть, меньше. Плохо, конечно, что у них пушка, но она, как я смог заметить, небольшая, а ворота крепкие, таким ядром их не возьмешь, тут нужно серьезное орудие и серьезный заряд пороха. Или же конический снаряд с большой начальной скоростью. Ворота окованы сталью в несколько слоев, общая толщина там чуть не в полтора пальца – если бы я хотел разнести их с гарантией, я взял бы снаряд с каленым сердечником, а до таких они еще точно не додумались, где им, за молитвами, о таких вещах думать…

Меня вдруг посетила мысль, от которой я захохотал, как деревенский увалень, увидевший на ярмарке клоуна.

– После знакомства с нашей «перечницей» этим ублюдкам придется долго лечить не только свои тела, но и души…

Эйно посмотрел на меня с искренним недоумением, но потом до него все же дошло, и он улыбнулся:

– Да, наша скорострельность – я имею в виду хотя бы карабины – явно произвела на них впечатление. Боюсь, они решили, что здесь засела целая армия.

Во дворе раздались оживленные возгласы – выглянув в бойницу, я увидел, как повара тащат из кухни здоровенный котел каши. Шейл, так же заметивший это, озабоченно завертел головой.

– Надо бы и нам спуститься… а то сожрут же все, что нам останется…

– Мат, распорядись, чтобы нам принесли сюда, – решил Эйно. – И вина побольше.

Я шустро скатился во двор и принялся раздавать поварам указания. В это время ко мне подошел Бэрд с миской в руке, веселый и довольный.

– Ну что, всыпали мы им, красавцам? – засмеялся он.

– Это только начало, – ответил я, вдруг беспричинно мрачнея. – У них там пушка. Я бы советовал тебе набрать как можно больше ведер воды и расставить их по двору. Гореть тут на первый взгляд нечему, но когда влетит ядро, пожар, как всегда, начнется тут же.

– Ты прав, – посерьезнел Бэрд. – Если они начнут жарить навесным, то нам придется несладко. Мне это как-то в голову не приходило… пожалуй, я наберу в подвале еще полсотни мешков и заставлю своих парней обложить нашу позицию со всех сторон. Найти бы еще бревен – получился бы отличный редут.

– За конюшней есть какие-то доски, они старые, но довольно толстые. Положите их сверху – это все же лучше, чем ничего. У меня нет особого желания ковыряться в ваших тушках, когда их нафаршируют осколками.

Повара, наверное, испуганные моим командным тоном, приволокли наверх котелок, деревянный ящик с хлебом и целую бутыль вина.

– Вот это дело! – подивился Эйно. – Мат, да ты просто находка! Так и воевать можно. А что это там внизу происходит? Откуда Бэрд доски потащил?

– Я подсказал ему, что от ядер иногда бывают осколки, – счастливый собственной сообразительностью, ответил я, – и теперь он решил строить крытый редут.

– Мудрец ты… интересно, а сам он до этого додуматься не мог? Я же сказал ему: защитись как можно лучше – а он только мешков лишних накидал, и все, спасибо. Воистину, моряки на суше не бойцы.

Расправившись с кашей, я взял бинокль и вернулся на свой наблюдательный пост у бойницы. Особого движения я не разглядел – над лесом загибались дымки нескольких костров, на расстоянии выстрела ходили какие-то люди, и я решил, что они, возможно, поглощают сейчас свой завтрак точно так же, как и мы. Но многие ли доживут до обеда?

– Князь, разрешите мне немного пострелять?

– Я же просил тебя не называть меня князем, – с тоскливыми нотками отозвался Эйно. – В кого ты стрелять собрался – в чаек?

– У меня на прицеле по меньшей мере три кандидата в покойники. Духовники у них под боком, грехи, надо понимать, отпустят…

– Что-то ты развеселился, парень… – Эйно отложил в сторону миску и подошел ко мне. – Откуда ты знаешь, какое у них тут отношение к грехам – отпускают их или нет?.. Н-да, действительно, ходят себе, как ни в чем не бывало, – согласился он, поглядев на лес. – Ну что ж, попробуй их наказать. Но только после того, как я спущусь вниз – я предупрежу ребят, а то они решат, что начался новый штурм.

В ожидании, пока он кончит завтракать, я положил перед собой штуцер и стал азартно выискивать возможные цели в бинокль. На таком расстоянии я был вполне уверен в своих силах: хитроумный прицел винтовки, состоявший из мушки и трубочки с проволочным перекрестием, позволял как бы «заострить» свое зрение и полностью сконцентрироваться таким образом на мишени.

Наконец Эйно встал, вытер платком губы и, ни слова не говоря, двинулся вниз по лестнице. Я подождал, пока он спустится, коротко переговорит с вышедшим из боковой башни Даласси, потом с Бэрдом, пока посыльный от Бэрда взберется на стену и, наконец, вздохнув, прижался щекой к ледяному металлу винтовки.

Мое внимание привлек рослый мужчина в монашеском одеянии, сидевший на корточках перед каким-то темным предметом. Глянув в бинокль, я решил, что это нечто вроде походного жертвенника. Святой сидел неподвижно, лишь изредка поднося к губам правую руку.

«Сейчас ты у меня помолишься, ублюдок, – подумал я. – Хорошее, наверное, дело – сдохнуть прямо во время молитвы…»

Его голова заняла собой середину тонюсенького крестика, и я спустил курок. Мощная отдача штуцера ударила меня в плечо, я потерял свою цель из виду – но, схватив бинокль, сразу увидел монаха недвижно лежащим на земле. Его высокая шапка, забрызганная кровью, валялась рядом; насколько я мог судить, молельщик был мертв. Из кустов к нему ринулись сразу несколько перепуганных людей. Пропустить такое я не мог. Продернув затворную скобу, я вновь прицелился – на сей раз в широкую, обтянутую тусклым панцирем спину склонившегося над ним человека. Пуля вошла ему в основание шеи, и он завалился прямо на монаха. Следующий! Но какого выбрать? А, нет времени! Того, что трясется там, сбоку, наполовину закрытый от меня ветками куста. Есть! Ага, теперь они разбегаются во все стороны! В лагере началось движение, сидевшие до того люди вскакивали на ноги, открываясь, – я выстрелил еще раз, промазал и повернулся к Шейлу:

– Давай помогай! Они там сейчас носятся, как муравьи…

Наемник довольно облизнулся, взял свой штуцер и лег возле соседней бойницы.

– Ого, – обрадовался он, глядя в мой бинокль, – да они и в самом деле страх потеряли! То за деревьями сидели, а теперь хоть сри на них! Ну-ка…

Бахнул выстрел.

– Есть, – прокомментировал я.

В этот момент мое внимание привлек совершенно лысый мужчина – головного убора на нем не было, и его голова здорово выделялась на фоне ветвей, – одетый в зеленый панцирь и чешуйчатые поножи. На бедре у него висел меч, но не внешность воина заставила меня обратить на него внимание – среди паникующей толпы он один сохранял спокойствие. Держа в руках длинноствольный мушкет, он притаился под деревом, уверенный в том, что заметить его невозможно, и внимательно разглядывал нашу башню. Он смотрел прямо мне в глаза.

– Проклятье, – прошептал я, наводя на него винтовку.

Зеленый стрелок поднял свой мушкет. Я готов был поклясться, что вижу в своем прицеле его зрачки, темные, как два сверла, они впились в меня и не отпускали. Вот он поднес мушкет к плечу… я выстрелил. В ту же секунду во внешний створ бойницы ударила пуля. Будь бойница прямой и хоть чуть-чуть более широкой, он попал бы в меня.

Я ощутил, как у меня трясутся руки.

Для того, чтобы навести бинокль, мне понадобилось некоторое время.

Зеленого стрелка на месте не было!

Я едва не задохнулся от отчаяния. Его не было под деревом, его не было в кустах, его не было за небольшим пригорком, куда он успел бы за это время переместиться. Он где-то лежит и перезаряжает свой мушкет… Ну и стреляет же он… Из этой тяжкой, неточно изготовленной железяки, круглой тяжелой пулей, да с его-то порохом, попасть с такого расстояния в узкую щель бойницы! Мое счастье, что ее стенки срезаны под углом, и пуля ушла в сторону!

И вдруг я увидел его. Стрелок сидел за толстым бревном, локтях в пятидесяти от своей прежней позиции, и все так же пристально смотрел на меня. Мушкет он держал на уровне глаз, но целиться еще не начал – видимо, прикидывал изменившееся расстояние. Потом он вдруг опустил свое оружие и стал что-то подкручивать на стволе.

«А, – понял я, – ты меняешь прицел. А мне пока менять не надо…»

Я затаил дыхание и поймал в свой крестик его сверкающую макушку.

«Нет, – сказал я себе, – поэтому я и промазал. Чуть ниже, чуть ниже…»

И упер прицел ему в грудь.

На этот раз отдачи я даже не почувствовал. Зеленый стрелок, едва не всадивший свою пулю мне между глаз – а я был уверен, что он смог бы это сделать, не окажись в моих руках более совершенного оружия, лежал, широко раскинув руки, в трех локтях от своего бревна, отброшенный мощной пулей моего штуцера.

Рядом со мной бахнул выстрел Шейла.

– Все, – сказал он с сожалением, – попрятались. Сколько ты набил?

– А? – я не сразу понял, о чем он говорит. – Четверых.

– Всего-то? Я, кажется, семь штук сделал. Шустро они бегают!

Меня трясло. Я дотянулся до фляги, оставленной Эйно, кое-как отвернул ее пробку и начал пить – жадно, почти захлебывась, я пил до тех пор, пока спазм не сдавил мне горло. Тогда я лег на мешки и закрыл глаза.

– Устал, что ли? – удивился Шейл.

– Да так, – ответил я. – Не выспался немного.

Мне не хотелось рассказывать ему о том, что я пережил парой минут раньше. Рассказ получился бы слишком долгим, а говорить мне сейчас вообще не хотелось. Интересно, кого я все-таки уложил? Какого-нибудь великого местного воина? Ведь он один из всей этой оравы не стал метаться под пулями, он один попытался ответить нам – остановить нас!

В нашей комнатке появился Эйно.

– Ну как? – поинтересовался он. – Какой у нас счет?

– Четыре и семь, – вяло ответил я, продолжая лежать.

– Ого, неплохо для начала! И кто семь?

– Шейл. Я четыре. Не выспался…

– В вас кто-то стрелял – слышали?

– Да? – удивился Шейл. – А я не заметил…

Я сел и снова протянул руку за вином.

– Стреляли, – согласился я, отрываясь от горлышка, – вот стрелка-то я и уложил. Можете поглядеть на бойницу – там, снаружи, след от пули.

– Так он что – попал? – Эйно чуть не посерел. – Из чего?

– Из мушкета, ваша светлость, из самого обычного старого мушкета с дрянным дымным порохом. Кажется, у него был хороший прицел. Я не сразу смог достать этого лысого мерзавца: он прятался, как червяк. В конце концов, правда, я его опередил. Прицел-то его, в сущности, и подвел.

Кажется, мало кто из нас спал в эту ночь. Незадолго до заката кхуманы предприняли еще одну попытку взобраться на стены, такую же бестолковую, как и прежде, но, потеряв не менее двух десятков человек убитыми и ранеными, удрали в лес. После нашей с Шейлом «охоты» лагерь, очевидно, переместился глубже, и теперь мы могли видеть лишь далекие огоньки костров, просвечивающие сквозь заросли.

С наступлением темноты мы с Эйно покинули наш пост наверху и засели в зале. Компанию нам составляли Визель с Даласси, Ута и доктор Доул, оказавшийся большим охотником до вина и костей. Единственный раненый – молодой парень, получивший царапину на голове и легкое сотрясение, – был обработан бальзамами и отправлен в казарму спать.

К полуночи неожиданно потеплело, но небо оставалось ясным. Я сидел неподалеку от камина, глядя, как Доул с Эйно увлеченно бросают кости, и потягивал отличное винцо из запасов хозяина. Если бы не фигуры на стене, отчетливо выделяющиеся на фоне почти светлого неба, можно было бы подумать, что небогатый землевладелец просто коротает время в замке со своими гостями.

– Итак, – произнес вдруг Эйно, которому выпало три, – дорогой барон, вы наконец определились с нашей сделкой?

Визель вздрогнул. С неудовольствием поглядев на Доула, который был поглощен подсчитыванием мелких серебряных монет, перешедших на его сторону стола, он уперся взглядом в Эйно, но тот смотрел с привычной невозмутимостью, и Визель сдался.

– Я долго думал об этом, – вздохнул он, – и теперь вижу, что другого выхода у меня действительно нет. Я принимаю ваши условия.

– И что же, вас устроит Бургас?

– Мы говорили об этом с Далли, – Визель немного замялся и потянулся за вином, – по его мнению, в этой стране хорошие возможности для человека с деньгами…

– Для цивилизованного человека, – кивнул Эйно, – там действительно рай. Если вы вложите свой капитал в торговлю с Пеллией и Ханонго, то через несколько лет сможете завести себе настоящий замок, гарем и даже личную гвардию. Что ж, я одобряю ваш выбор. Завтра мы обменяем товар на золото и побрякушки. Что вам лучше – металл, камни или изделия?

– Лучше и то и другое, – смущенно отозвался Визель, – ведь я не очень знаком с этой страной.

– Прекрасно. Побрякушки и камни у меня с собой, а большую часть металла вы получите на корабле.

С этими словами он повернулся к Доулу и сделал ему знак бросать. Игра шла по маленькой, так, ради забавы: на столе не было ни одной золотой монеты, но раздражительного доктора и такой интерес захватывал с головой. Кости с сухим треском упали на столешницу.

– Ну вот, теперь вы в проигрыше, – удовлетворенно заметил Эйно и взял в руку карандаш, которым он записывал на клочке бумаги результаты игры. – В банке было пятьдесят при ставке в пятнадцать – значит, с вас семь серебрушек и одна медяшка. Поехали дальше… увеличим ставку?

– Банк?

– Тяну до сотни.

– Поддерживаю, – Доул полез в карман и выбросил на стол горсть медных и серебряных монеток.

– Если так пойдет и дальше, вы проиграете мне свою клизму.

– Никогда, ваша светлость. Ротный клистир – это святое. Скорее я поставлю собственные штаны.

– Не нравятся мне ваши штаны. Мне они велики. Вброс…

Кости вновь упали на стол, но игроки не успели даже взглянуть на них: снаружи раздался взрыв, сразу за которым последовали крики и несколько винтовочных выстрелов – а потом, будто проснувшись, загрохотала «перечница».

– Потайной выход! – рявкнул Эйно, срываясь с места.

Похватав оружие, мы все выбежали на воздух. Эттила светила ярко, и ее света было вполне достаточно для того, чтобы разглядеть все происходящее. Очевидно, кхуманы, отчаявшись взять нас в лоб, отыскали-таки скрытую в кустах дверь и, взорвав ее порохом, ворвались во двор, чтобы нарваться прямиком на разбуженного грохотом Бэрда. Он встретил их достойно: «перечница» гремела не переставая, ей вторили частые выстрелы карабинов.

– Лежать! – неожиданно рявкнул Эйно, сбивая с ног оказавшегося рядом с ним Визеля.

Над нами пролетели несколько пуль, выпущенных теми, кто успел прорваться во двор. Я свалился на землю, быстро откатился в сторону, под прикрытие тени стены и ужаснулся: из каморки, в которой повар держал свои сети и прочие рыболовные снасти, валила целая толпа! Бэрд укладывал их кучами, каморка, по-видимому, уже превратилась в набитую фаршем мясорубку, но они лезли, как заведенные, едва успевая сделать в нашу сторону один бестолковый выстрел – и сразу умирая, разорванные на куски страшными пулями, летящими на них из-за «мешочного» бруствера.

Атака прекратилась так же неожиданно, как и началась, и я с изумлением обнаружил, что успел расстрелять весь магазин своего карабина.

– Внимательно на стенах! – гаркнул Эйно, не спеша почему-то вставать на ноги. – Это мог быть отвлекающий маневр!

– Боюсь, вы переоцениваете нашего неприятеля, князь, – услышал я совершенно спокойный голос Даласси. – Таких стратегических гениев у кхуманов просто нет: они нагнали сюда огромную толпу молодых фанатичных монахов, которые готовы лезть под пули, вот и все.

– Снаружи спокойно! – крикнул кто-то со стены.

Эйно наконец поднялся и двинулся к самодельному редуту, который возвел по моему совету Бэрд. Подготовился он основательно: стены сооружения были сложены из двух рядов мешков, сверху лежали толстые, хотя и немного подгнившие доски, вполне еще способные защитить от не слишком крупных осколков.

– Доктора! Доктора сюда! – вдруг крикнул кто-то внутри укрепления, и я поспешно бросился вперед.

Навстречу мне уже выволакивали рослого солдата с окровавленным плечом. Его левая рука висела плетью, и я сразу подумал, что дело тут, пожалуй, плохо. Не обращая внимания на остальных, я помог довести его до башни и тут же кинулся к своей сумке, в которой лежали хирургические инструменты и лекарства.

Прибежавшая следом Ута умчалась на кухню за кипятком, который по распоряжению Доула должен был наличествовать в любое время.

– О, проклятье! – возопил доктор, увидев раненого. – Мооле! Как же это тебя?

– В щель влетела, – простонал наемник, укладываясь на топчан. – Что там… руку-то хоть не отнимете?

– Сустав не задет, – сухо определил Доул, когда я срезал с раненого рукав его куртки и разодрал фуфайку. – Так… спирт. Кипяток. Вина ему, да побольше. Держись, Мооле, сейчас будем в тебе ковыряться…

С круглой мушкетной пулей мы провозились два часа. В конце концов, зашив рану и наложив лубки – оказалась задета кость, – мы вернулись к столу. Мооле, накачанный вином по самую макушку, спал в складной походной кровати, придвинутой поближе к теплу очага. Посмотрев на свой хронометр, я выпил стакан вина и свалился прямо там, на второй койке, принесенной слугами. Засыпая, я слышал, как Эйно и Доул невозмутимо рассуждают об изменении ставок.

А утром к нам явился парламентер.

Я как раз заканчивал перевязывать стонущего – не столько от боли, сколько с похмелья – Мооле и подумывал о скором завтраке, как в ворота сильно грохнули и чей-то сиплый голос завыл на западном диалекте:

– Эй, в крепости! Эй, отвечайте! Спите там, что ли?

Через некоторое время ему ответил голос Даласси:

– Что надо?

Я завязал на Мооле последний узелок, еще раз предупредил его, что вино – только после завтрака, и поспешно выбежал из башни. Посреди двора стояли Даласси, Визель и Эйно с лукаво-задумчивой, совершенно плутовской миной на лице.

– Говорить надо! – крикнули за воротами.

– Говори, – разрешил Даласси.

– Эй, там, – теперь заговорил другой, и мне показалось, что я слышу голос Брорила, – давайте без болтовни. Визель, ты меня слышишь?

– Слышу, – темнея лицом, отозвался барон.

– Давай так – или ты отдаешь мне Череп и вы уходите вдоль побережья куда хотите, или я разнесу ваш свинарник артиллерией. Ты знаешь, что я не люблю шутить…

«Брорил, – понял я. – Точно он, гад… ну, попадись ты мне на прицел!»

Я испытал страстное желание забраться в боковую башенку и снять эту мразь – прямо сейчас, пока он еще не спрятался в лесу. Но вряд ли Эйно разрешил бы мне подобную выходку, а без его слова я действовать не мог. Мне оставалось только стоять и слушать, что он там гундосит.

– Что он говорит? – тихо переспросил меня Эйно.

– Он обещает разгромить нас пушками. Предлагает отдать ему Череп и уходить вдоль берега.

– Ага…

Выражение лица князя совершенно не изменилось, оставаясь все таким же дурашливым, словно он вообразил себя клоуном.

– У меня тут тысяча человек, – продолжал тем временем Брорил. – Я буду ждать полчаса: если ты не передумаешь, то можешь молиться – живыми вам отсюда не уйти.

– А если обстрелом ты разрушишь Череп? – вдруг спросил Визель.

Ответом ему был хохот.

– Не смеши меня, Визель. Его не разрушишь и прямым попаданием ядра. Я найду его, где бы ты его ни спрятал, – я буду искать его год, но я его найду. А ты сдохнешь. Ты хорошо меня понял?

– Вполне…

Визель нахмурился и посмотрел на нас. Эйно покачал головой.

– Наверх, – сказал он одними губами.

Поняв, что он задумал, я бросился по узкой лестнице. Крутые высокие пролеты показались мне невыносимо долгими, хотя я бежал так быстро, как только мог. Оказавшись в нашей «огневой мансарде», как обозвал ее Шейл, я упал возле бойницы и схватился за ружье – но тут же со стоном опустил его на мешок песка. Переговорщики исчезли, я не видел даже шевеления кустов за их спинами. По всей видимости, нападавшие хорошо усвоили преподанный им урок – вся орава скрывалась глубоко в лесу, не рискуя показываться на опушке и попасть под выстрел азартного Шейла, который постоянно лежал с биноклем у бойницы, надеясь отыскать парочку любопытных. Но за утро ему еще не попалось ни одного.

– Как же ты этих пропустил? – раздраженно спросил я. – Почему не стрелял?

– Их увидел хозяин и велел не трогать, – пожал плечами Шейл. – Кто здесь командир – ты?

– Пока я, – услышал я за спиной голос Эйно. – Не буйствуй, Мат, я действительно был здесь и приказал ему пропустить парламентеров. Думал, они скажут что-то дельное.

– Там был Брорил! – взвыл я, страстно желая вцепиться зубами в приклад своего карабина.

– Я видел, – спокойно отозвался Эйно. – Ничего, он свое получит. Если не удерет, конечно, но на все воля предержателей. Он не врет насчет пушек.

– Что-о? – изумился я.

– Они действительно приволокли сюда осадную артиллерию, но зря все это. Для того, чтобы стрелять по нам, мортиры придется подтаскивать прямо ко рву. Эти болваны не учитывают дальнобойность нашего оружия, а зря. Старый мушкет из дерьмовой стали кое-как бьет на сто шагов, а наш карабин – на триста. Про штуцера и «перечницы» я уж не говорю.

– Кажется, они уже начали, – перебил его Шейл. – Вот дела, никогда еще такого не видел! Ну и чудище… они что же, станут лупить из этой чертовой ступы? Чем – ведрами с помоями?

– Нет, – ответил Эйно, внимательно глядя в бинокль, – это бомбомет. Дело плохо, ребята. Эй, – заорал он, высунувшись в бойницу, насколько это было возможно, – все в укрытия! В укрытия, святые и грешники! Сейчас тут начнется!

В лесу, на расстоянии полутора сотен шагов от стены замка, и впрямь происходило нечто неожиданное. Несколько десятков монахов, напрягая все силы, тянули на канатах огромный черный ствол, короткий и толстый, действительно напоминавший по виду ступу-крупорушку. Другие тащили раму, собранную из нескольких дубовых брусьев, соединенных меж собой грубыми коваными уголками. Очевидно, она должна была послужить лафетом. Но и мортира была не одна. Вскоре после того, как раму установили на ровном месте, правее от ворот из листвы появилось еще одно чудище. Я прикинул расстояние: отсюда штуцер должен был достать расчеты. Но нападавшие, видно, оказались умнее, чем я думал: едва лафетные рамы встали на место, вокруг них появились толстые деревянные щиты, окованные железными полосами.

– Щиты защитят от стрел, – прочел мои мысли Эйно. – От мушкета, даже, может быть, от карабина – на такой дистанции. Но от этого, – он встал к «перечнице» и принялся наводить ее на цель, – от этого спасет только броня.

– Жаль, что мы не захватили с собой легкую артиллерию, – мечтательно заявил Шейл, – у нас в корпусе были чудные пушечки, которые кидали небольшие, с кулак, бомбочки, набитые картечинами. Хорошее дело, особенно если полоснуть по наступающей пехоте!

– Артиллерия нам не понадобится, – хмыкнул Эйно, – и они в этом убе…

Договорить он не успел: в глубине леса – так мне показалось, – вдруг ослепительно полыхнуло, и во двор крепости влетело начиненное порохом ядро, разорвавшееся с оглушительным грохотом. Полетевшие во все стороны осколки буквально смели со стены неосторожного солдата, который почему-то не спрятался в одной из башенок. Помощь ему была не нужна: бледнея, я видел, во что превратилась его грудь – осколок выворотил ему ребра, превратив легкие и сердце в кровавые лохмотья.

– Вьен! – выкрикнул Шейл. – Это же Вьен! Как же…

– Нечего было высовываться, – ощерился Эйно. – Значит, у них есть что-то дальнобойное… это ухудшает наше положение.

Я поразился ужасающему спокойствию его слов. Немного забытый уже страх подкатился к моей груди, заставив похолодеть в животе. Схватив ружье – его тяжесть немного облегчала мне душу, – я лег у бойницы и принялся искать себе цель.

С нашей стороны все еще никто не стрелял, ожидая, пока начнет стрелять командир. А Эйно тем временем не торопился. Оторвавшись от веерообразного прицела своего страшного механизма, он поднес к глазам бинокль и стал наблюдать за поспешными приготовлениями в лесу. Я же, сколько ни прочесывал взглядом заросли, так и не смог найти ненавистную мне белую голову. Брорил исчез, скрывшись, очевидно, в глубине леса.

– Довольно много, – сказал вдруг Эйно, ни к кому не обращаясь.

– Много – чего? – удивился я.

– Ублюдков. Надо проредить. По расчетам – огонь.

Едва я услышал последнее слово, как в мои уши ворвался частый грохот. «Перечница» гремела, как спятивший барабанщик, давший обет всегда придерживаться одного и того же ритма, и я отчетливо видел, как из-за щитов валятся изуродованные тела артиллеристов. Пули проходили через толстое дерево с такой легкостью, словно это была бумага. Видя это, я ободрился и решил, что мой штуцер, пожалуй, щит тоже пробьет – мои патроны, хоть и меньшего калибра, обладали тем не менее ужасной мощью. Шейл подтвердил это очень быстро: после его выстрела из-за щита вывалился человек с тянущимися за ним кишками.

Я смог, наконец, справиться со своим оцепенением и также открыл огонь. Целей у меня было предостаточно: множество людей вжимались в землю, пытались спрятаться за огромной пушкой, зарыться под ее лафетом. От длинной очереди Эйно свалился один из щитов. «Перечница» вдруг стала стрелять одиночными – теперь до меня донесся плотный грохот множества карабинов со стены. Им отвечали вспышки мушкетных выстрелов из кустарника на опушке. Эйно перенес огонь на вторую мортиру, которая все еще была окружена щитами. По всей видимости, ему требовалось какое-то время, чтобы пристреляться из малознакомого оружия – теперь я видел, что буквально каждая его пуля находит свою цель, выметая из-за орудия прислугу. В считанные секунды земля вокруг пушки насквозь пропиталась кровью, во все стороны от нее ползли раненые и изувеченные люди. Мне удалось всадить пулю в поддерживающую левый щит опору, и он рухнул, накрыв нескольких артиллеристов, все еще не отступавших от мысли подготовить орудие к стрельбе. Мортира была уже водружена на могучий чугунный станок, позволявший придавать ей нужный угол возвышения, – упавший щит открыл мне перспективу, и я принялся искать в бинокль, где могли находиться запасы пороха, предназначенные для орудия. Несколько человек бросились поднимать свое упавшее прикрытие, но один за другим рухнули на землю, не сумев даже сдвинуть его с места.

Я усмехнулся – и словно в наказание, в лесу снова блеснула вспышка выстрела. От грохота у меня зазвенело в ушах, но мне было уже не до того: это ядро наделало дел куда больше, чем первое, оно разорвалось буквально в пяти шагах от мешочного редута Бэрда и часть осколков ворвалась вовнутрь, убивая и калеча людей, только что чувствовавших себя в полнейшей безопасности. Понимая, что сейчас мое место там, я отбросил в сторону ружье и ринулся вниз.

«О небо, только бы не Бэрда, – подумал я на ходу. – Только не Бэрда!»

Ветер еще не успел снести дым, и во дворе отвратительно воняло сгоревшим порохом. Редут выглядел жалко: во многих мешках образовались рваные дыры, через которые струился красноватый песок.

Внутри было красно от крови. Осколки влетели через незаложенный вход, убив одного из солдат, ранив другого и поцарапав почти всех остальных.

– Подпиленное оно, что ли! – заорал Бэрд – кажется, он был слегка оглушен, – ты посмотри, сколько их тут!

И протянул мне ладонь, на которой лежали несколько мелких, горячих еще кусочков металла. Сейчас они меня интересовали мало.

– Закрой вход! – крикнул я ему, делая знак одному из наемников поднимать раненого. Осколок вошел парню в бедро, вспоров мышцу, но артерии, как я видел, задеты не были. Другому повезло меньше: ему разворотило голову, забрызгав весь редут кровью и мозгами.

Стараясь не думать о том, что в любую секунду может последовать новый выстрел, я кое-как доволок раненого до нашего временного госпиталя и сдал его Доулу и Уте.

– Мне надо наверх, – сказал им я. – Если будут другие, я спущусь, а пока я нужен хозяину.

Стрельба тем временем почти утихла. Несколько раз хлопнул штуцер из «мансарды», стегнул по ушам выстрел карабина со стены, и наступила тишина, нарушаемая лишь ужасными криками раненых в лесу.

На полу помещения были рассыпаны десятки гильз, от перечницы сладковато пахло горячей смазкой. Эйно сидел у стены на мешке с песком и покуривал трубочку.

– Заперли, – сказал он.

– Кого заперли? – удивился я.

– Нас, олух. У них дальнобойная пушка гайтанского, наверное, производства. Заряжать ее долго, но достать я ее не смогу. Пытался – без толку. Так что будем сидеть тут до тех пор, пока не позеленеем. Сейчас эти болваны снова полезут к мортирам, и все начнется сначала. А боеприпасов у нас тоже не очень-то много. Вина хочешь?

– Хочу, – почти машинально ответил я и взял в руки протянутую мне флягу.

Снизу тем временем поднялись Визель с Даласси. Барон постоянно сидел в наблюдательном фонаре боковой башенки, ловко орудуя врученным ему штуцером, а Даласси стрелял из помещения этажом ниже нас. Сейчас оба были мрачны.

– Снять пушкарей не удается, – сообщил Визель. – Слишком далеко, я их почти и не вижу.

– Я знаю, – спокойно ответил Эйно и прикрыл глаза. – Они будут стрелять, пока не кончатся ядра. Пушка у них, кажется, гайтанская – картонная мерка пороха, пыж, ядро, пыж, запальная мерка… и каждый раз новый фитиль. Долго. Зато дальность приличная. Они в лощине сидят, потому их и не достать.

– Может быть, предпримем вылазку? – блеснул глазами Даласси.

– Против нескольких сотен человек? Жить надоело? Нет, теперь нам остается только одно – сидеть и мерзнуть. Завтра вечером, по моим расчетам, должен прийти «Брин».

– До завтрашнего вечера они разнесут нас в щепки, – вздохнул Визель, садясь на мешки. – Брорил никогда не блефует. У него действительно тысяча человек и артиллерия. Интересно, где он взял эту гайтанскую пушку?

– Купил, – фыркнул Эйно. – Трудно, что ли?

– Странно, что они не продолжают, – заметил Даласси, выглянув в бойницу.

– Продолжат, – пожал плечами князь.