Я лежал, ежась под легким одеялом, и полусонно размышлял о природе негромкого шума за окном. Открывать глаза мне не хотелось, но порыв холодного ветра, неожиданно ворвавшийся в спальню, заставил меня проснуться окончательно.

Серые рассветные сумерки были пронизаны нудным мелким дождем – через его пелену я различал крышу соседнего здания, усеянную узкими каминными трубами. Я сел на постели, помотал головой и, мгновенно все вспомнив, повалился обратно на подушку. Следовало закрыть окно и отыскать еще одно одеяло, но я словно плыл в своей слабости – где-то в голове крутились обрывки недосмотренного сна, веки были тяжелыми, как пара корабельных якорей.

Я лежал на спине, понимая, что холод не даст мне снова заснуть.

Кажется, мне снилась страна рашеров. Я подумал о том, что проклятый Череп, возможно, и не стоил жизни Эйно Лоттвица, но для одержимого князя такие мелочи, как жизнь, значили не слишком-то много. А для меня? Мне было больно, когда вокруг меня умирали люди, которых я почти не знал. Я не смог убить Уту – тогда, в сыром подземелье старого монастыря, – смогу ли я убивать ради целей уже мертвого человека?.. Я…

В дверь номера сильно стукнули, и я мгновенно вскочил, отыскивая глазами пояс с пистолетами. Как всегда, он висел на спинке ближайшего к постели стула: я вылетел из-под одеяла, подхватил из левой кобуры десятизарядный «Вулкан», сбросил задрожавшим пальцем собачку предохранителя и пробрался в гостиную. Стук тем временем повторился.

– Кто там? – спросил я, становясь сбоку от двери.

– Я, я! – раздраженно зашипел голос Энгарда Дерица. – Ты что, захотел, чтобы я перебудил весь этаж? Я думал, ты ждешь меня!

– Да, но не в такое же время? – Я отодвинул задвижку замка и впустил своего приятеля в номер.

– А в какое? Давай одевайся… сам ведь говорил, что не хочешь привлекать лишнего внимания.

Судя по его виду, он не спал всю ночь: под глазами у Энгарда виднелись синие тени, а вокруг рта появились не по годам ранние складки. От юного князя здорово разило вином, но пьяным он уже не был, очевидно, он пил довольно давно.

– Рому хочешь? – спросил я, одеваясь. – У меня еще из Альдоваара осталось.

– Рому? – Энгард скривился и страдальчески фыркнул. – Красного у тебя больше нет?

– По-моему, я не все выхлебал… посмотри там, на столе.

– Уже вижу… Шевелись же, Мат! Ты и в море так собираешься?

– Я уже готов. Но учти, у меня нет лошади.

– Зато у меня есть экипаж. Не дурак же я, в конце концов…

Энгард схватил одну из моих сумок, обнаруженный на столе кувшинчик вина, и мы вышли в коридор. Ключ я бросил на стойку спящего распорядителя и разбудил его звоном серебряной монетки.

– Господин съезжает? – просипел он мне в спину.

На улице нас ждала большая карета, мокро блестевшая под дождем свежим серым лаком.

– Поехали, Боло, – негромко сказал Энгард, закрывая за собой тяжелую дверцу. Кучер щелкнул бичом, четверка разномастных лошадей резво взяла с места, и обрезиненные колеса экипажа покатились по неровной брусчатке мостовой. Энгард поправил плотные шторы на дверях, морщась, приложил к губам кувшинчик с вином и откинулся на кожаную спинку дивана.

– Сегодня ночью меня вывели на след, – внезапно произнес он.

– Ты имеешь в виду тех ублюдков, которые наказали твоего простодушного князя? – понял я.

Он молча покачал головой.

– Представляешь, они, кажется, из Ханонго. Святые и грешники – из Ханонго!

– Что тебя в этом удивляет?

В глазах Дерица появилось такое изумление, словно у меня вдруг выросли рога. Он облизнулся, снова приложился к вину и вдруг расхохотался.

– Знаток! – заметил он сквозь смех. – Нелегко тебе тут придется. Мы воюем с Ханонго уже двести с лишним лет. То есть не то что бы воюем, но делаем вид – топим их корабли, которые заплывают в наши воды, держим на границе целые форты с гарнизонами. Все довольны…

– Чем?! – теперь изумиться пришлось уже мне. – Двести лет войны?.. По-моему, сто раз можно было покончить со всем этим и жить в свое удовольствие.

– А, не скажи. Где будут служить молодые честолюбивые князьки или всякие там виноградные барончики, с детства мечтающие о королевских погонах и ленточках на шею? И конечно, не только это… это уже не война, это ритуал – но мне еще ни разу не приходилось слышать о мошенниках из Ханонго, орудующих в столице да еще и покупающих королевских дознавателей, как прошлогодний навоз.

– Все когда-нибудь случается впервые, – спокойно отозвался я, и в самом деле не понимая, из-за чего он так возбудился.

– Тоже, конечно, верно, но сейчас дело не в этом… ладно, посмотрим, чем все это закончится. Плохо то, что сейчас они ушли на север – возможно, к себе домой. Но я уверен, что вся эта компания еще вернется. Тогда и увидим, с каким соусом их подавать к столу. Письмо у тебя готово?

– Письмо? – нахмурился я.

– Твое письмо в Альдоваар?

– Ах, ну да… – Я наклонился и распахнул кожаный саквояжик, в котором поверх вещей лежал плотный серый конверт. – Вот. Когда ты отправишь посыльного?

– «Барк „Бринлееф“, капитану Иллари лично», – прочитал Энгард. – Вот эту завитушку в двойном «е» ты больше не употребляй – сразу поймут, что ты учился письму в южных провинциях. Гонца я отправлю, как только мы прибудем к моей малопочтенной госпоже Дайниз. Тоже, так сказать, «лично в руки». Но тебе не стоит опасаться – там тебя точно никто не найдет.

– Ты уже говорил, – фыркнул я. – Меня беспокоит сейчас совершенно другое: с какими проблемами я встречусь после возвращения в Альдоваар? Что я стану говорить людям из королевской Стражи? Князь Лоттвиц умер при довольно загадочных обстоятельствах, свидетелей нет, а сам я почему-то удрал в неизвестном направлении… куда ни глянь, все подозрения против меня.

– Не будет никаких подозрений, – отмахнулся Энгард. – Насколько я знаю, у покойного Лоттвица там было целое гнездо, так ведь? Значит, всем его приближенным известна причина, по которой он сделал наследником именно тебя, а не другого человека. И что же, у них возникнут подозрения?

– Нет, – согласился я. – У них-то нет, это понятно, но что скажут дознаватели?

– Да ни хрена они не скажут, пойми ты это! В худшем случае тебе понадобится парочка поручителей – что, не найдешь? А вообще, ваша светлость, в этом вашем Альдовааре можно хоть на ушах летать – были б только деньги. Сунешь судье пару сотен золотых, и все завязки в дегте. Это, – Дериц зевнул и прикрыл глаза, – все вздор. Если б я жил в провинции…

– Почему же не переедешь?

Он усмехнулся:

– Переезжать я не собираюсь, а вот соорудить там пару-тройку делишек – это обязательно. И не сомневайся. Уж очень она мне нравится, эта финансовая деятельность.

За разговором я не заметил, как закончился дождь. Энгард, внезапно замолчав, погрузился в легкую дрему – я осторожно отодвинул занавеску на своем окне и увидел, что карета мчится по ровной и широкой королевской дороге. Вдоль тракта росли огромные старые деревья, и мне показалось, что мы движемся в полутемном сером туннеле.

– Скоро приедем, – произнес Дериц, не открывая глаз. – До городка осталось минут десять, ну и там еще столько же.

Он оказался прав. Наш экипаж перевалил через узкий горбатый мостик, нависавший над грязным, заросшим тиной каналом, и вскоре впереди показались шпили и черепичные крыши небольшого города. Мой опытный нос тотчас же ощутил близкое дыхание моря.

– Мы где-то на побережье? – поинтересовался я.

– Мы обогнули столицу с востока, – кивнул Энгард. – Здесь маленький торговый порт, пара крохотных заводиков, да и все. Это довольно древний город, но сейчас – просто сонная дыра. Даже столичные новости доходят сюда за неделю. Очень удобное место, тебе не кажется?

– Возможно, – согласился я, сдвигая штору на окошке. – Как он хоть называется?

– Воэн, – хмыкнул мой приятель, – что в переводе со старопеллийского означает «крепость у моря». Правда, от крепости остались одни развалины…

– Зато море на месте, – парировал я.

Улочки тут были неровные, вымощенные гладкими от времени каменюками, – в углублениях стояла дождевая вода, кое-где я с изумлением заметил не погашенные с ночи фонари. Ставни большинства домов были еще закрыты. Пока мы ползли в лабиринте узких полутемных нор, из обывателей я увидел лишь мальчишку на ослике да румяную молочницу, толкавшую перед собой утробно громыхающую тележку с пустым бидоном. Крепость у моря досматривала свои последние утренние сны.

Карета неожиданно встала в конце длинного переулка, плотно застроенного однообразными двухэтажными зданиями с нависающими над мостовой фронтонами.

Перед нами были высокие кованые ворота, за которыми угадывался темный массив лиственного парка.

– Это была усадьба одного сумасшедшего барона, – объяснил Дериц, – потомки уже отчаялись ее продать – ну кому нужен небольшой замок в таком захолустье? Зато тут чудные соседи, сплошь одни контрабандисты.

– Я понял, – хмыкнул я, – в чужие дела такие не лезут.

– Ни в коем разе…

Здоровенный слуга в темном дождевике сдвинул запорный болт, ворота совершенно бесшумно растворились, и кони потянули экипаж во влажный полумрак старого парка.

Трехэтажный дом произвел на меня двойственное впечатление. С одной стороны, его размеры, а также таинственная древность поросших вьюном стен внушали уважение, но с другой – выглядел он самой настоящей развалиной: от выкрошенных ступенек парадного входа до сплошь замшелой черепичной крыши.

– То что надо, – усмехнулся Дериц, поймав мой скептический взгляд. – Здесь тепло в холода и прохладно в жару. И морской ветер нипочем.

Ничего не отвечая, я выбрался наружу и принялся доставать свой скудный багаж. В доме тем временем поднялась какая-то суета. Едва мы вошли в холл – низкий, обшитый черным от времени полированным деревом, – как по лестнице застучали каблучки.

– Ну вот и она, – осклабился Дериц. – Познакомься, дорогая: мой друг Мат, князь из южных провинций. Относиться, как ко мне, ничего не жалеть, ни в чем не отказывать. Это, Мат, та самая Дайниз, о которой я тебе рассказывал…

Ей было лет тридцать – живое и открытое лицо с большими умными глазами цвета морской волны, изящная, вполне аристократическая фигурка и – в глаза мне сразу бросились руки: длинные ухоженные ладони, сильные и подвижные, странно обаятельные мелкой сеточкой вен и сухожилий, игравших под тонкой, немного смугловатой кожей.

– Рада приветствовать моего господина. – Ее поклон был преувеличенно вежлив, и я ощутил некоторое смущение.

Я снял шляпу и коротко дернул головой, после чего Энгард отрывисто приказал подать завтрак и вызвать некоего Боскэ.

– Ты должен держать себя понадменнее, – произнес он, ведя меня по длинному коридору второго этажа. – Иначе ты выглядишь просто юношей из хорошей семьи, но, прости, никак не князем из южных провинций.

Я молча кивнул.

За поворотом коридора обнаружилась высокая и узкая дверь. Повозившись в кармане, Энгард нашел нужный ключ. Дверь противно скрипнула, в полутьму тупика полился серый утренний свет.

– Заходи, – позвал меня Дериц. – Здесь у меня комната для размышлений. Я оставлю тебе ключ, но постарайся не пускать сюда девок: это будет цинично…

Войдя вслед за ним, я восторженно присвистнул. Три стены большого квадратного помещения были до самого потолка забиты книгами. Даже над камином возвышались длинные пыльные стеллажи. Я пробежался взглядом по толстым кожаным корешкам и решил, что пробуду здесь, в этой библиотеке, столько, сколько окажется возможным. Здесь были и хроники, и труды полузабытых пеллийских мистиков, и относительно современные философские работы, и даже какие-то старые романы!

– Восхищен? – спросил Энгард, садясь за большой круглый стол. – Прежний хозяин считал себя большим ученым.

– Он считал или его считали?

– Его считали сумасшедшим. Даже жаль, что он не оставил после себя мемуаров – наверное, это было бы забавно. Впрочем, об этом позже: я слышу, к нам бежит мой верный Боскэ.

В библиотеку порывисто шагнул высокий худощавый юноша в синем домашнем кафтане. Приветствовав меня вежливым кивком, он поклонился Энгарду и, повинуясь его нетерпеливому жесту, молча уселся на стул. Рука Дерица скользнула под одежду.

– Это, – сказал он, протягивая парню мое письмо, – доставить в Альдоваар: немедленно, кратчайшим путем, денег не жалеть.

– Желательно дождаться ответа, – негромко произнес я.

Боекэ так же молча кивнул и сунул плотный конверт в карман.

– И еще, – добавил я, – учти: возможно, тебя спросят, как выглядел отправитель. Постарайся запомнить мою внешность и не ошибиться.

Юноша вперил в меня внимательный немигающий взгляд, потом боднул головой:

– Я все понял, господин. Что мне делать, если адресат не окажется на месте?

– Уничтожить письмо и возвращаться.

– Все ясно? – переспросил Дериц. – Вперед! Позавтракаешь в дороге.

Боскэ отвесил нам пару коротких поклонов и умчался. Энгард задумчиво глянул ему вслед и постучал ногтем по большому рубину, украшавшему его белый галстук.

– Это самый толковый слуга из всех, что я видел, – сказал он. – И он абсолютно надежен. Та-ак… пока не подали завтрак: что я могу сделать для тебя в столице?

Ответ у меня был заготовлен заранее.

– Узнать – но как можно тише – все, что только возможно, о господине по имени Рэ Монфор и постараться выяснить местонахождение театра известного мастера Накасуса.

– Что-то я про этого Накасуса слышал, – почесался Энгард. – Ну хорошо, это, пожалуй, будет нетрудно, проститутки всегда дружат с театральными антрепренерами… а кто такой Монфор?

– По всей видимости, бандит. И даже странно, что про него мало кто знает. Не знаю, связан ли он с филинами, но то, что он шантажист и мошенник, это почти наверняка. Поэтому будь предельно осторожен – слово там, слово тут, и не больше. Хорошо? Отрицательный результат меня тоже устроит. Мастер Накасус сейчас важнее.

Две молодые служанки принесли завтрак, и Энгард тотчас же схватился за вино.

– Держись с ними построже, – сказал он, утолив жажду. – Девок тут хватает, можешь выбирать любую… сегодня меня не жди: сейчас я поеду домой отсыпаться, а вечером у меня очень важный ужин. Скорее всего, я появлюсь завтра утром.

– Хорошо, – улыбнулся в ответ я, – буду вести себя, как его величество в изгнании. Когда ты принесешь мне новости?

– Это зависит от целого ряда факторов. Могу обещать, что займусь этим делом со всей серьезностью. Ты пока отдыхай – здесь тихо и можно спокойно полечить нервы.

– С нервами у меня все в порядке. А вот со временем, кажется, похуже. Постарайся поспешить, хорошо?

К полудню небо немного посветлело, но с океана все еще наползали тяжелые грозовые тучи. Выкурив третью по счету трубку, я выбрался из тяжелого, пахнущего чем-то затхлым кресла и положил на стол роскошно иллюстрированный том хроник времен короля Рокаэля VIII – меня утомили бесконечные морские битвы и подвиги великолепных пеллийских рыцарей в сверкающих позолотой доспехах. На столешнице лежал небольшой серебряный колокольчик: я встряхнул его, он издал переливчатый звон, и через пару минут в библиотеку вбежала хорошенькая девочка в довольно откровенном розовом платье. Несколько секунд я смотрел на ее стройные длинные ножки, потом принялся шарить в кармане камзола.

– Мне нужен плащ, – сказал я, вытаскивая небольшой кошелек, в котором лежал десяток золотых червонцев, – и шляпа, такая, по морской моде, с широкими полями и пряжкой вот здесь, на тулье.

– Я поняла, мой господин, – склонилась девочка, и ее лапка с накрашенными ногтями цепко схватила мой кошель.

– Часа хватит?

– Меньше… как будет угодно моему господину.

– Сдачу принесешь.

Она пискнула в ответ и испарилась. Я поставил хроники Рокаэля на место и выдернул с одной из нижних полок толстый фолиант под названием «Поиск в южных морях». С титульного листа на меня сурово глянул похожий на сыча дядька с трубкой в зубах, до самых глаз заросший бородой. Автор оказался королевским адмиралом, который несколько лет исследовал далекие южные моря, бродил по диким джунглям в поисках золота и в конечном итоге, изрядно разбогатев на камешках, решил написать сей увесистый труд. Читать, правда, было трудновато – адмирал отличался непомерной набожностью, и приблизительно треть текста занимали его воспоминания о том, как он молился – и там, и сям… складывалось ощущение, что его «поиск» являлся обычным паломничеством спятившего святоши – без молитвы этот храбрец и на горшок не садился.

Где-то с полчаса я бездумно листал книгу, разглядывая гравюры и иногда пробегая глазами по тексту. В дверь неожиданно поскреблись. Моя правая рука привычно скользнула к висевшей на поясе кобуре, но ничего похожего на опасность я не дождался – в библиотеку тихо проскользнула та самая розовая девочка. В руках она держала круглую картонную коробку и сверток.

– Заказ моего господина…

Я положил в ее ладошку заранее приготовленную монету, спрятал в карман отощавший кошелек и разорвал ленту на картонке. Шляпа была хороша, мне давно хотелось иметь именно такую, но все как-то не доходили руки. Плащ – с капюшоном и полудюжиной широких воротников – оказался мне точно по росту, вот только рукава были чуть коротки, но в принципе это не должно было бросаться в глаза. Я накинул его на плечи, отыскал в кармане камзола тонкие летние перчатки, нахлобучил шляпу и вышел. Ключ мягко щелкнул в хорошо смазанном замке.

В холле мне встретилась все та же девица: вероятно, сегодня она была на вахте.

– Передашь госпоже, что я отправился на прогулку, – бросил я через плечо. – И пусть к четырем часам мне зажарят цыпленка с пряностями.

Наверное, я выглядел чрезвычайно сурово. Слуга распахнул передо мной калитку, и я, поглубже натянув свою широкополую шляпу, шагнул в узкий тихий переулок. Вскоре я оказался возле небольшого аккуратного храма, посвященного одному из сонмища пеллийских богов. Я постоял среди его узких витых колонн, раскурил трубку и двинулся дальше. Нос почему-то упрямо тащил меня к морю.

Городишко кончился совершенно внезапно – только что еще я слышал приглушенное кудахтанье кур, тарахтенье тележек торговцев и ремесленников, и вот – последний квартал остался за моей спиной. Я стоял на ровной, хорошо раскатанной грунтовой дороге, которая вела к недалеким холмам, поросшим густым кустарником. Море было где-то там, я уже слышал тихий плеск волны. Взобравшись на холм, я вдруг замер от неожиданности.

До линии прибоя оставалось где-то с четверть мили – а по правую руку, чуть ниже, находилось довольно большое кладбище, за которым, среди деревьев, виднелась одинокая башенка какого-то храма. Это зрелище настолько поразило меня, что какое-то время я просто стоял, попыхивая трубкой, и разглядывал сотни хаотично разбросанных среди травы надгробий: то совсем покосившихся, то, наоборот, потемневших от близости океана, но все же гордо сопротивляющихся времени. Мне показалось, что неподалеку от храма я вижу чью-то фигуру. Мои глаза уже успели привыкнуть к расстояниям моря, но тем не менее из-за деревьев я не мог различить, мужчина это или женщина: мне потребовалась бы оптика, которой у меня с собой не было.

К кладбищу вела узкая тропка. Поругивая свои морские сапоги на высоком каблуке, я спустился по скользкой тропе вниз и зашагал к храму. Теперь он стал казаться чуть побольше, чем виделось издалека. К башне был пристроен придел, возможно, служивший жилищем для жрецов, за ним виднелись еще какие-то небольшие постройки. Я неторопливо пробирался меж старых могил и пытался прикинуть, какому божеству может быть посвящен этот кладбищенский храм. Богине смерти Коор-Алли? Вряд ли, пеллийцы идут к ней в совершенно других случаях. В принципе тут может быть любое божество, кроме, конечно, сугубо бытовых, типа божка, отвечающего за плодородие скота и урожай пшеницы.

Тоненькая фигурка в сером плаще неожиданно вынырнула из-за деревьев, и я с удивлением разглядел молодую девушку. Из-под капюшона, кокетливо оттененные прядью вьющихся черных волос, блеснули большие темные глаза. Она ждала, когда я подойду, и я не без труда подавил в себе невесть откуда взявшееся чувство неловкости.

– Что будет угодно моему господину? Господин желает воскурить в память ушедших?

Голос был чист и полон звенящего, чарующего своеобразия – в нем, казалось, жили своей жизнью какие-то неведомые мне струны, напевающие нежные и в то же время задорные мелодии. Я остановился и посмотрел на девушку внимательнее. У нее были чудесные полные губы, длинный с горбинкой нос и нетипично высокие скулы. В глазах посверкивала настороженность; я снял шляпу и поклонился.

– Сказать по совести, я даже не знаю, какому из богов служат в этом храме.

– О… – она, кажется, растерялась. – Но ведь это храм Ни-Эшер!

Ни-Эшер? Проклятие, кто же это? Ах вот, вспомнил… как странно – «молодая» богиня, являющаяся одним из воплощений неразделенной любви – и здесь, на кладбище? Воистину у этих пеллийцев странные представления о религии.

Собственно, все это вообще непонятно – как богиня может представлять собой неразделенную любовь? Но память услужливо выбросила мне именно эти сведения, вычитанные когда-то в одной из религиозно-философских книг. Святые и грешники, нужно было читать ее глазами, а не задницей!..

– Видите ли, я прибыл издалека и не слишком хорошо ориентируюсь в местных э-э… храмах.

– Вот как? – Она, кажется, была рада неожиданному гостю. – Тогда позвольте мне пригласить вас… я угощу вас подогретым вином, и вы осмотрите наши маленькие алтари.

Где-то над океаном раскатисто громыхнуло, и я понял, что с минуты на минуту может начаться дождь.

– Меня зовут Маттер, – поклонился я, – князь Лоттвиц-Лоер и Гасарпаар.

– Айрис, – представилась девушка, – я служу в этом храме. Идемте.

Она разговаривала со мной просто, без нелепого в данном случае почтения и без намека на какую-либо неловкость. «Наверное, – подумал я, шагая по высокой траве, – этот храм не очень-то жалуют местные молельщики, и молодая жрица просто пухнет от тоски. Интересно, на что она существует?»

В приделе жарко горела небольшая печка. Я послушно сел на указанный мне стул и принялся осматриваться. Да уж, столичной роскошью тут и не пахло. Но в то же время откровенной нищеты, вполне ожидаемой в этаком захолустье, я тоже не заметил. Отбросив на спину капюшон, жрица захлопотала над печью, ставя греться кувшинчик с вином, – я с удивлением увидел курчавую шапку непослушных черных волос, совершенно нехарактерную для пеллиицев; она выглядела довольно чужеродно, но я, разумеется, не решился бы тревожить духовную особу бестактными вопросами о ее происхождении.

Девушка выложила на чисто выскобленный стол свежие сладкие сыры и тарелочку пшеничных лепешек.

– Я угощу вас чудным белым флего, – сказала она, снимая с огня кувшин, – его на днях доставили из столицы. Вам нравится флего, князь?

– М-м, да, – отозвался я, разглядывая украшавший стену гобелен, на котором белокурый юноша в расстегнутом панцире втыкал в свою грудь здоровенный кинжал, а у его ног, полуобняв закованные в металл колени, умирала залитая кровью девушка. – Странная у вас тематика…

– Что же тут странного? – Айрис разлила вино по высоким бокалам и села напротив меня. – Ведь на моем кладбище хоронят людей, покончивших с собой под влиянием страсти.

– О, – только и смог выдавить я.

Вот тебе и Ни-Эшер. Все сразу встало на свои места. Здесь хоронят столичных хлыщей и их подружек, свихнувшихся от обилия чувств! Милый повод для самоубийства. А родня покойных, конечно, жертвует и на храм. Странно только, что тут так мало свежих могил – наверное, мода поменялась…

Желтоватое вино сильно отдавало пряностями, но я не мог не согласиться с выбором сыров, – после моих скитаний я вдруг с изумлением почувствовал себя уютно и спокойно, так, словно ветер вернул меня домой. Губы юной жрицы тронула мягкая улыбка. Она подлила в мой бокал и произнесла своим чарующим голосом:

– Вам не стоит стесняться, князь. Буря начнется не раньше чем через час.

– Да, – отозвался я, словно очнувшись от дремы. – Впрочем, мне еще не приходилось видеть кладбища, освященные именем Ни-Эшер. У нас на юге это, кажется, не в ходу.

Айрис усмехнулась и отвела глаза в сторону.

– Множество столичных родов, – сказала она, – враждовало в течение столетий…

– Я понимаю, – хмыкнул в ответ я. – Но вражда не отменяла любви – так?

– Увы.

«К счастью, – вдруг подумал я, – мой род не относится к разряду пеллийских придворных. Хотя не исключено, что и это не спасет меня от крови. Будь она проклята!»

Сильный порыв ветра зашуршал деревьями, и я заметил, как девушка зябко передернула худыми плечами.

– Наверное, вам бывает здесь одиноко? – спросил я.

– Нет, что вы! Я… давно привыкла…

– Трудновато привыкнуть к обществу покойников.

– Тогда, когда они не являются частью ваших обетов…

Я одним глотком допил флего и поднялся, запахивая на себе плащ.

– Простите меня, но… я должен идти. Если вы не будете возражать, я хотел бы посетить ваш храм в другой раз. Может быть, в тот день будет светить яркое солнце?

Она встала, провожая меня: слабая улыбка тронула полные губы, но юная жрица тотчас же спрятала глаза и ответила мне ровным любезным голосом:

– Я всегда буду рада вашему обществу, князь.

«Не одиноко тебе, как же, – с непонятным раздражением думал я, идя по тропинке к городу, – да вот только…»

В чем заключается это «только», я еще не знал, но огромные темные глаза, блеснувшие из-под капюшона, не отпускали меня ни на секунду. Я брел, вслушиваясь в завывания ветра, и гнал от себя странное наваждение. Молодая жрица на кладбище… ну и бред! На кладбище чужой любви – святые и грешники, чего только не увидишь в этом огромном мире. Мой хронометр показывал половину четвертого: я представил себе запеченного, с ароматной корочкой цыпленка и облизнулся.