Каковы же были мои изумление и даже ярость, когда утром я обнаружил, что в дилижанс мой финансист почему-то не сел! Весь день – мы выехали вскоре после рассвета, прибыли в Альмар уже на закате, – я то хватался за голову, то доставал из саквояжа свою книгу, то, опустив окно, отчаянно дымил трубкой, обрушивая на голову вчерашней вдовушки все мыслимые и немыслимые проклятия.

Впрочем, толку от них было немного.

Альмар не понравился мне с первого взгляда, и я понял, о каком дыме говорила эта хренова баба. Город представлял собой жутковатое нагромождение верфей и сталелитейных заводов, днем и ночью выплевывающих в небо клубы черного дыма. Его струи, там и сям тянущиеся к ни в чем не повинным облакам, были видны повсюду. Продравшись сквозь толпу, осаждавшую станцию, я выбрался на заплеванную площадь и подозвал извозчика.

– На королевскую почту.

Это была вообще не Пеллия!.. Мы ехали по узким мощеным улицам, на которых, вплоть до самого делового центра, я не увидел ни единого фонаря, зато в изобилии попадались ужасающе однообразные шести-, семиэтажные строения с темными окнами, перед которыми на железных шестах сушилось белье. Деревьев я тут тоже не увидел: по-моему, все эти кварталы были выстроены совсем недавно, и строили их явно не для людей, а для какого-то скота. В конце концов, промотав меня едва не час, извозчик въехал в старый город, и мне стало чуть полегче.

Здесь были и фонари, и вывески многочисленных ресторанчиков, и знакомые мне конторские здания с их чисто вымытыми стеклами и тяжелыми, солидными дубовыми дверьми, на которых красовались десятки надраенных бронзовых табличек.

Королевская почта располагалась в почтенного вида дворце с колоннами, который она делила с канцелярией городской управы. Пройдя через стеклянные двери, я занял свободный кабинет, спросил себе вина и принялся писать письма.

Когда я закончил, было уже совсем темно, впрочем, почта работала и ночью.

Одно письмо я отправил Энгарду на его адрес в Воэне, а второе – Иллари. События последних дней заставили меня подробно описать ему все новости и попросить совета. Своего следующего адреса я, разумеется, еще не знал, но в Йоше почта должна была работать не хуже, чем в любой другой точке королевства, здесь с этим было строго.

Совершенно разбитый от усталости и раздражения, я вышел на улицу и велел везти меня в самую лучшую гостиницу. Селиться в заведении средней руки мне было страшновато – в такой кошмарной дыре, как Альмар, недорогая гостиница могла оказаться настоящим вертепом.

Возница привез меня в довольно безвкусный новострой со множеством газовых фонарей по фасаду, где с меня содрали десять орлов без ужина, зато я смог наконец раздеться и окунуться в горячую воду.

Раз пять за ночь – проклятие! – какая-то мразь стучала мне в дверь и дурным голосом интересовалась, не желаю я девочку или мальчика, и угомонилась лишь после того, как я поклялся разрядить в нее пистолет. Утром я взвалил на плечи свои сумки и отправился искать паром, идущий через пролив.

Это занятие отняло у меня гораздо больше времени, чем я мог себе представить. В порту не существовало единой справочной службы, хуже того – я даже не смог выяснить, где же именно пристают королевские пакетботы, хотя им полагался отдельный причал. Никто ничего не знал, точнее, никому ни до чего не было дела. По территории порта шлялись стаи мрачных подростков в одежде мастеровых, но почему-то с чистыми руками. Натыкаясь на их тяжелые взгляды, я то и дело хватался правой рукой за пистолет. Пассажирские суда стояли рядом с грузовыми. Где находится канцелярия королевского коменданта, никто не знал. Даже за деньги. Похоже, они этим действительно не интересовались. Ситуация усугублялась тем, что каждый второй докер или грузчик был до трепета пьян, и это ранним утром!

Матросы, как я заметил, не очень-то стремились сойти на берег.

Совершенно отчаявшись, я уже решился идти на поиски ближайшего околотка Стражи – в конце концов, беспомощный подданный его величества имеет право на защиту, – но меня спас крепко пропитый шкип, выруливший из-за штабеля каких-то ящиков. После того как его рука пошарила в моем кисете, он шмыгнул носом и поинтересовался, кто меня обидел. Заикаясь, я объяснил ему, что ищу.

– Так ха, – хмыкнул шкип, – тут ты ничего и не найдешь. Тебе туда, в рыбный, там все знают…

Я горячо поблагодарил своего спасителя и побрел в указанном направлении.

После трехмильного путешествия я выполз на причалы рыбного порта, где тотчас же напоролся на будку коменданта. За некрашеной дубовой дверью несколько мужчин в парусиновых комбинезонах сосредоточенно глотали дешевый ром, заедая его сардинами.

– Тебе чего? – спросили меня.

– Мне паром, – тупо ответил я, – через пролив который.

– Понятно. Рому хочешь?

Я замотал головой.

– Паром там, – махнул рукой комендант, выглядевший так же грязно, как остальные, но зато украшенный засаленной шапкой морского чиновника седьмого ранга. – Увидишь, он черный, с желтой полосой. Беги, может, еще успеешь, а то следующий будет только завтра.

Я выпучил глаза и бросился вдоль причала. Черная посудина с желтой полосой по всему борту, несшая совершенно дикую, на мой взгляд, оснастку – не шхуна, не бриг, не поймешь, как с такими парусами управляться, – уже выбирала якоря.

Услышав мои отчаянные вопли, мне бросили трап, по которому я перебежал на борт, где попал в объятия мрачного боцмана с бородой до пуза.

– Птенчик, – это было все, что он сказал мне. Уплатив серебряную монету, я очутился в царстве коз, равнодушно атакующих палубу орешками, и развеселенных вином фермеров, едущих из города с покупками. Меня они приняли опасливо, но все же радушно, тотчас же, невзирая на мои протесты, сунув мне в руки кусок острого овечьего сыра и флягу с каким-то местным пойлом необыкновенной крепости.

Находясь в состоянии полного очумения, я заплатил за эти яства еще одну монетку в пол-орла, чем поверг мирных подданных в трепет. Жена добряка, угостившего меня сыром, поспешила добавить пару свежих пшеничных лепешек и принялась осторожно расспрашивать меня, кто я таков и по какой надобности еду.

Я пробурчал что-то невнятное и поинтересовался, где на том берегу можно купить приличного коня.

– Ну, – зачесались добрые селяне, – конь, оно ведь, это… а какого коня вашей милости надобно? Не землю ведь пахать, э?

– Дорожного, – коротко ответил я. – Крепкого.

К тому моменту, когда наша славная баржа встала у покосившегося дубового причала, я уже четко знал, где искать конный рынок и как избежать дурных дел местных мошенников. В благодарность я скормил трудягам почти весь свой запас рома, вызвав этим бурю восторга и получив впридачу прорву полезных советов.

Тепло распрощавшись – все-таки, думал я, хороших людей в Пеллии больше, – я отправился искать себе лошадь.

Судя по карте, этот городок назывался Альнен. Отсюда вела прямая дорога в Йош, изобилующая, до определенного предела, постоялыми дворами и харчевнями. По сравнению с Альмаром здесь было как-то потише. Дым остался там, за проливом, а вместе с ним остались и жуткие коробки с бельем за окнами, и пьяные с утра рожи… это был вполне пеллийский городок, не самый, пожалуй, чистый, но все же достаточно благопристойный.

Вспоминая указания моих случайных приятелей, я довольно скоро выбрел к массивному забору, из-за которого доносился многоголосый говор и редкие всхрапывания лошадей. Скоро нашлись и ворота.

Я расстегнул куртку, чтобы всякий встречный видел правый пистолет, надул по-княжески щеки и гордо вступил на грязный песок рынка. Собственно, покупка коняги была для меня задачей почти неразрешимой. Во-первых, я сроду не покупал лошадей, во-вторых, учитывая мою доблестную выправку, мне требовался либо мерин, либо добрая, хорошо выезженная лошадка. Но такая стать не годится для дальней дороги и возможных приключений. Я бродил по рынку более получаса, отбиваясь от назойливых местных барышников, сулящих мне лучших скакунов мира, но никак не мог найти того, что мне требовалось. Пара громадных драгунских походных коней устрашила меня не столько ценой, сколько своей злостью, сельские тягачи не интересовали меня в принципе, и наконец я уже почти решился все ж таки взять себе пятилетнего черного гиганта с настоящим клеймом, свидетельствующим о том, что он был легально закуплен в королевской кавалерии, но мое внимание сумел привлечь шустрый дядька в высокой шапке с куцыми полями, из-под которой посверкивали желтые хитрые глаза.

– Однако я знаю, шо вам надо, – сказал он мне. – Если такой молодой хосподинчик так боится лошадей, то я точно знаю, шо ему, однако, надо. Идемте, идемте, шо мы тут стоим на месте, как два старых копыта!

Я заглянул ему под шляпу и понял, почему, однако, иду, а не стою на месте.

Глаза у старого барышника были добрые.

Хитрован поволок меня в дальний угол рынка, под древние ясени, росшие у самого забора, и я увидел щуплого юношу в дорогой, но порядком ношеной одежде, сидящего на низеньком табурете. Рядом с ним, понуро опустив голову, стояла крупная рыжая кобыла. С первого взгляда я понял: это именно то, что я искал.

Эта лошадь была столь же благородной крови, как ее хозяин.

Парень поднял на меня глаза, несколько секунд пристально рассматривал мое лицо, потом неуверенно улыбнулся.

– Но вы знаете, – печально сказал он, – я хочу за Лину очень большие деньги. Меньше, конечно, чем она стоит, но все же на эту сумму вы можете купить и другой товар… просто мне очень нужны эти деньги, – он запнулся, – именно столько…

– Ее зовут Лина? – улыбнулся я. Лошадь подняла голову и внимательно посмотрела на меня, потом тихонько фыркнула.

– Вы ведь моряк, да? – спросил меня юноша.

– И не умею ездить…

– Она очень послушная и умеет все на свете! И смелая. Моя сестра была прекрасной наездницей.

Барышнику Азелю мы отдали по золотому. Я покормил Лину сахаром – она послушно слизала с моей ладони пару крупных желтоватых кусков, благодарно дернула ухом и спокойно позволила мне навьючить на нее свои сумки. В сущности, девочка досталась мне не так уж и дорого, особенно учитывая прекрасную упряжь из чертовой кожи и удобное седло.

– А теперь, – сказал я, когда Азель наконец исчез вместе со своим странным говором, – в благодарность вы покажете мне лучший оружейный магазин и не откажетесь распить пару кувшинчиков. Кстати, она не боится стрельбы?

– Нет, что вы, сестра часто ездила на охоту. Но, – он вновь смутился, – мы не знакомы…

– Мое имя вам ничего не скажет. Можете называть меня Матти.

– Барон Ливэн. Идемте, я покажу вам магазин, здесь недалеко.

Ведя кобылу в поводу, мы пересекли пару кварталов и вышли на крупную торговую площадь, посреди которой торчал скучающий стражник с кувшином в руке.

В боковом переулке я увидел витрину, увешанную разнообразным оружием.

Дежуривший у входа мальчишка, враз узрев во мне потенциального покупателя, поспешил навстречу.

– Заходите, – предложил я Ливэну, – не ждать же вам меня здесь, я купец привередливый.

Отмахнувшись от приказчика, который совал мне в руки какие-то детские однозарядки, я выбрал длинноствольный магазинный штуцер, знакомый мне по прежним похождениям с Эйно, и удобное в седле ружьецо с окованным сталью прикладом. Взгляд приказчика стал восхищенным.

– Во двор, – скомандовал я, забирая оружие.

После двух выпущенных в мишени обойм я, прихватив еще по сотне зарядов, кожаные, без всякого шитья, патронташи, седельные кобуры и крепкую сумку, расплатился и вышел на улочку.

– Ну что, барон, есть у вас тут приличное заведение? Не бойтесь, угощаю я.

– Я, право…

– Да идемте же, мне нужно подкрепиться перед дорогой.

Мы расположились прямо там, на площади. Я заказал поросенка, сыры, соусы и прорву салатов – мне почему-то казалось, что молодой барон не ел как следует уже несколько дней.

– Вы приехали с юга? – осторожно спросил он, смакуя желтое.

– Не совсем так, но похоже. Выговор, да? Ну конечно. А вы? Мне показалось, что вы чем-то опечалены, барон. Разумеется, я не хочу быть бестактным, но вы почему-то понравились мне. Нет-нет, не в том, конечно, смысле!.. Мы с вами в чем-то схожи, вам не кажется?

– Только я умею ездить на лошади, – тихо улыбнулся Ливэн.

– А я умею управляться с парусами и прокладывать курс, – парировал я.

– Это я понял сразу, и не только по вашей одежде. У вас решительное лицо, Матти.

– Да уж, – вздохнул я, – решительное… так вы здешний?

– Угу. Вы правы, у меня случилась трагедия. Теперь, наверное, нужно уезжать, но для того, чтобы продать дом, его нужно сперва выкупить. Мои родители вели довольно беспечный образ жизни. А сестра… прокутив все, что только могла, удрала с каким-то банкиром с севера.

– Гм… понятно. Что ж, вон плывет наш поросенок. А скажите-ка, барон, вам случалось ездить в Йош?

Юноша кивнул головой и прикусил губу, чтобы не облизываться, глядя, как поваренок несет нам блюдо с нашим заказом.

– Дороги безопасны? На суше я, признаться, не очень-то проворен.

– Сейчас, наверное, уже да. Край давно покинут, всех людей высосали заводы и верфи. Там и платят куда больше, и жизнь попроще, чем на ферме. Дороги пустынны, но это не значит, что вы нарветесь на разбойников. Там просто никого нет.

К сожалению, болтали мы недолго – утолив аппетит, юноша вежливо раскланялся и ушел. А я еще с час сидел, размышляя о превратностях судьбы и случайных встречах. Пожалуй, мы могли бы стать друзьями. Друзей у меня, увы, так мало… будь оно все проклято.

Я подозвал повара и приказал ему заготовить мне холодные закуски и вина для дальней дороги. Четверть часа спустя, рассчитавшись и набив сумки свертками в шелковой и промасленной бумаге, я запрыгнул на Лину, погладил ее по шее и медленно поехал прочь.

Моя карта не соврала: от Альнена шла добротная королевская дорога. Миль через двадцать, после разъезда за старым фортом Бингс, она закончилась, и копыта Лины мягко застучали по хорошо укатанной песчаной колее. Несколько раз мне попадались фуры селян, влекомые равнодушными крепконогими конями, перед фортом мимо меня проскакал офицер в кожаном шлеме с перьями, но в целом край оказался действительно пустынным – до самого заката я увидел лишь три деревушки, а однажды – заросшую, явно брошенную ферму с большим серым домом и покосившимися загонами. Луга перемежались рощами, к вечеру я въехал в густой ельник и с беспокойством подумал, что ночевать здесь было бы не очень уютно. К счастью, волновался я зря – выехав из леса, я взобрался на холм и сразу же увидел внизу большой каменный дом, загон с коровами и обширные огороды. Здесь явно кто-то жил.

Приблизившись, я увидел двух крепких парней чуть старше меня, возившихся во дворе с большим крытым возом. Они тоже заметили меня и, отложив свой деготь, неторопливо вышли за ворота. Я остановился.

– Хорошая у вас кобыла, сударь, – вежливо заметил старший из них, светловолосый, скуластый, какой-то не совсем пеллийский. На нем были крепкие кожаные штаны, сапоги и распахнутая на груди рубаха. Его брат, более приземистый и русый, добродушно улыбнулся и поздоровался со мной коротким поклоном.

– Спасибо, – отозвался я. – А что, хозяин, переночевать у вас нельзя ли?

– Отчего ж нельзя, на то он и есть – постоялый двор. Один птенчик с ужином, сударь.

– Идет, – согласился я и, спрыгнув с Лины, передал ее повод младшему.

В этот момент из дома вышел старший, явно папаша этой парочки, массивный мужчина с седой бородой, облаченный в суконный кафтан до колен и такие же, только более дорогие – с серебряной кистью, – штаны.

– Прошу пожаловать, сударь, – прогудел он, – издалека ли? Что на ужин прикажете?

Несколько минут спустя, умывшись и приведя в порядок волосы, я уже сидел вместе с хозяевами в просторном зале, уминал нежнейшего кролика под грибным соусом и рассказывал, что недавно окончил столичную морскую школу и решил немного побродить по суше – моря я еще навидаюсь. Хозяин, Лент, понимающе ухмылялся и подливал мне вина. В зале тем временем стали появляться местные фермеры, приехавшие пропустить пару стаканчиков перед сном. Несмотря на то что буквально каждая ферма в Пеллии имеет свой виноградник и, несомненно, собственное вино, сельские жители, как я уже знал, всегда стремятся провести вечер в компании приятелей и многочисленных родичей, а подобные заведения служат чем-то вроде центра небольшой округи.

Я не вызвал у них особого интереса – мне вежливо кивали и чинно, с достоинством садились за стол, где их уже ждало вино и какая-нибудь простецкая закусь. Поужинав, я немного побродил с трубкой вдоль дороги и отправился спать.

Пока мои страхи – разбойники, воры и, главное, недружелюбные селяне – мало походили на реальность. У себя на родине я вряд ли смог бы путешествовать в одиночку, не подвергаясь какой-либо из перечисленных опасностей, но вокруг меня была Пеллия, совсем другая, свободная и оттого чинно-достойная до полнейшей скучности страна. Все встреченные мною селяне выглядели здесь практически одинаково: немного флегматично, почти равнодушно и уж совершенно незлобиво. У них, в сущности, хватало своих забот, чтобы обращать внимание на каждого встречного-поперечного. Их защищали королевские законы, и, в отличие от большинства виденных мною стран, все они с детства имели право выбора, все они были хозяевами своей земли и своей судьбы. Для человека, выросшего на противоположном берегу океана, это было более чем странно.

…Ранним утром, наскоро позавтракав, я распрощался с хозяевами и двинулся дальше. Барон Ливэн не обманул меня: Лина послушно трусила по дороге, не проявляя ни малейшего желания сбросить меня на землю и никак не реагируя на мою дурацкую посадку. Еще вечером я сориентировался по карте – выходило, что до Йоша оставалось не более тридцати миль. При такой неспешной езде я вполне мог преодолеть это расстояние к вечеру – точнее, вечером я должен был въехать в городок, за которым начинались предгорья. Вскоре после полудня я остановился на заброшенной ферме справа от дороги, напоил из колодца свою кобылу и отправил ее пастись на густо заросшей лужайке. Прихваченных из Альнена запасов должно было хватить надолго, по крайней мере сейчас у меня оставались еще две копченые курицы, солидный кусок окорока и паштет, который я и решил съесть, дабы он не протух. На постоялом дворе меня снабдили краюхой белого хлеба, нож у меня, разумеется, был, и я, удобно примостившись на небольшом холмике, принялся за дело. Настроение у меня было отличное – вокруг щебетали птицы, ветер ласково шуршал травами, далеко впереди синела хвойная роща.

Поглядев на Лину, меланхолично пожирающую траву, я вдруг вспомнил, что впервые после своего бегства из дома путешествую совершенно один по незнакомым мне землям. Впрочем, сейчас ситуация была несколько иной, хотя и не менее опасной. Собственно, я толком и не знал, что именно собираюсь искать в монастыре – меня вело подсознательное ощущение того, что именно там, в Йоше, кроется разгадка этой странной тайны, так упорно державшей меня в столице. Я хмыкнул, забросил в траву остатки паштета и поднялся на ноги.

Когда солнце коснулось верхушек далеких сосен, я увидел впереди башенки небольшого города. Впереди был Йош. Копыта Лины устало застучали по старой брусчатке дороги, которая вскоре вывела нас к мраморным воротам с парой прокопченных курильниц – дальше начинались сады и узкие улочки. На меня никто не обратил особого внимания. Где-то справа взревели трубы, призывая верующих на молитву. Я неторопливо проехал пару кварталов и оказался на площади, где находились городская управа и почта. Страшно зевающий служащий открыл мне единственный кабинетик, принес вина и удалился, предупредив, что ночью его сменит мальчишка-стажер. Сидеть здесь до ночи я не собирался: мне требовалось лишь сообщить Иллари свой новый адрес до востребования, что я и сделал.

Рассчитываясь с почтмейстером, я поинтересовался, где можно остановиться на ночлег. Как выяснилось, лучший постоялый двор находился за восточными воротами, что было мне на руку.

Следующим утром, заплатив тучному и донельзя ленивому хозяину, я снова взгромоздился на Лину и двинулся в сторону гор.

Никаких поселков и постоялых дворов дальше на карте не было, как не было и обители Меллас, но я хорошо запомнил ее расположение в книге, которую листал Энгард. Проселочная дорога, успевшая кое-где зарасти травой, вела меня именно туда, куда мне было надо. Еще в Альнене, расставшись с молодым бароном, я запасся всем необходимым для жизни на природе: у меня была крохотная палатка на одного, жаровня и теплое одеяло. На постоялом дворе я пополнил свои запасы провизии и рассчитывал, что их хватит на первое время. Вообще я совершенно не представлял себе, сколько мне придется тут проторчать.

Незадолго до заката впереди показалась развилка – точнее, от старой дороги, ведущей в горы, отходила едва заметная стежка. Наверное, решил я, там заброшенная ферма. Отправляться на поиски монастыря на ночь глядя я не собирался, а ночевать все же лучше под крышей, пусть даже и дырявой. Мы с Линой перевалили через холм, и я увидел возделанное поле – здесь еще кто-то жил.

Дальше, за не слишком ухоженным садом, виднелись замшелые крыши построек.

Через несколько минут я остановился подле перекошенных от старости ворот, за которыми стоял большой каменный дом и несколько амбаров. Из высокой трубы шел жидковатый дымок. Я достал из кобуры пистолет и что есть мочи шарахнул рукоятью в серые дубовые доски, затрещавшие от такого невежливого обращения. В ответ мне донеслось лошадиное ржание и сдавленный собачий рык. В воротах приоткрылась калитка.

Разумеется, я ожидал, что мне откроет хозяин – возможно, тучный от ежедневного пива и не очень-то довольный появлением нежданного гостя, но вместо него я увидел худощавую молодую женщину, с настороженностью глядящую на меня через образовавшуюся щель. Осмотрев меня с головы до ног, женщина немного успокоилась и спросила, смешно наклоняя к плечу свою узкую голову:

– Вы заблудились, сударь? Дорога там, за садом.

– Нет, – улыбнулся я, – просто я ищу место для ночлега… Вы не пустили бы меня на ночь? Человек я смирный, да и расплачусь, как скажете.

Услышав о деньгах, она неуверенно заулыбалась и открыла калитку во всю ширь.

– У нас не очень-то удобно для такого господина. И с ужином не очень… К тому же дети… полон дом детей. Но если вы согласитесь спать на чердаке, то мы, наверное, можем вас принять.

– Согласен, – кивнул я, спрыгивая с покорно стоящей Лины, – а что до еды, то если у вас найдется пара яиц, так больше мне ничего и не нужно.

По двору носились взъерошенные, какие-то потные куры, в углу угрюмо щерился седой старый пес, а из конюшни выглядывала любопытная морда такой же древней, подслеповатой коняги. Расстегивая подпругу, я заметил в окне второго этажа три детские рожицы, прилипшие к мутному стеклу. Пока я возился с лошадью, женщина молча стояла подле меня, разглядывая мой наряд и оружие, притороченное к седлу. В конце концов я снял с Лины седло и сбрую, завел животное в конюшню, где обнаружился немалый запас сена, и, нагруженный своим скарбом, двинулся к дому.

– Как прикажете величать вас, сударь?

– Просто господин Матти, – отозвался я, поднимаясь вслед за хозяйкой по скрипучей лестнице на самый верх.

– Меня зовут Эдна. Можете оставить здесь свои вещи, а я пока поставлю греться воду для умывания и займусь вашим ужином. Хорошего вина у нас, конечно, нет, но чем промочить горло – найдется.

Я согласно кивнул и осмотрелся. Чердак был сухим, в отгороженной комнатке, куда привела меня Эдна, приятно пахло сеном и разными травами. Здесь стоял черный от старости комод, высоченная, почти мне по пояс, кровать, прикрытая каким-то пледом, и медный таз для мытья. Похоже, этими апартаментами пользовались нечасто. Я нашел на притолоке пару гвоздей, развесил на них ружья и подошел к островерхому окну. Передо мной открывался чудесный вид, так не похожий на то, к чему я привык, – невдалеке блестела закатным солнцем быстрая речушка, упираясь противоположным берегом в густой ельник, а дальше начинались величественные горы. Где-то там, за ближайшим перевалом, находилась конечная цель моего путешествия – обитель Меллас.

Эдна принесла мне кувшин с водой и, немного смущаясь, сообщила, что яичница будет готова с минуты на минуту. Я вежливо кивнул и принялся смывать с себя пыль. Здесь было удивительно спокойно, этакая тишайшая идиллия заброшенной в горы фермы, оторванной от всего окружающего мира и живущей своей размеренной, сонной жизнью, – поле, сад, коровы с козами. Я фыркнул, вытер лицо полотенцем и не отказал себе в удовольствии посмотреть в окно еще разик. Пожалуй, при хорошей удаче я не отказался бы провести здесь пару месяцев… Но о таком не стоило даже мечтать.

В кухне пахло разогретыми соусами.

Усевшись за добела выскобленный стол, я ощутил приступ поистине волчьего голода. Эдна повернулась от плиты и, тихонько улыбаясь, выложила на глиняную тарелку здоровенную, исходящую паром яичницу. Я едва сдержал довольное ворчание.

– А что же ваши дети? – спросил я, когда у меня перестали течь слюни.

– Потом, – вздохнула хозяйка. – Да тут не только мои… Сестра моя, Тарра, наверху лежит. Два месяца как родила, мертвенького, так с тех пор и не встает почти. Муж у нее на шахте погиб…

– А что лекари?

– Да какие уж тут лекари, сударь! Так, название одно. И кровь пускали, и прижигания – а все без толку, все лежит да в потолок смотрит. По нужде только и встает, бедная.

Я понимающе вздохнул и принялся за вино. Действительно… хотя, если дело обстоит так, как мне в данном случае кажется, вылечить несчастную совсем несложно. Это я уже видел: можно травами, а можно, было бы время, так и руками.

И уж конечно, никаких прижиганий. Я покончил с ужином, поблагодарил хозяйку и, задумчиво поглядев в закатное небо, отправился на прогулку.

В одной руке я держал трубку, в другой – флягу. Едва слышно шелестел травами ветер. Двигаясь в сторону быстро темнеющих гор, я дошел до речушки и остановился, чтобы присесть на склоненный к самой воде ствол ивы. Недалеко от берега шумно плеснула какая-то рыбина. Я смотрел на бегущую воду, и мне казалось, что я слышу какие-то далекие, нежные струны: верно, то играл лютнист богини Рек, восхищенный прелестью сегодняшнего вечера. К сожалению, мое блаженное оцепенение продолжалось совсем недолго.

Слева от меня донесся нарастающий скрип, к которому примешивалось недовольное лошадиное фырканье. Я встал и раздвинул ветви – в просветах прибрежного кустарника мелькнул борт тяжеленного фургона, запряженного четверкой огромных злых лошадей. Видимо, ниже по течению находился брод.

Удивленный, я скользнул вдоль берега и действительно увидел фуру, перебирающуюся через ручей. В густом и уже черном ельнике виднелась узкая просека – дорога. Но куда она вела? Я мог поклясться, что это не та грунтовка, по которой я ехал до развилки. Фура тем временем выползла на берег, чмокнул кнут, и лошади, отфыркиваясь и зло косясь на возниц, потянули ее в лесной сумрак. По скрипу, издаваемому фурой, я понял, что она нагружена чем-то очень тяжелым.

Я преодолел кусты и зашагал, обходя поле, к давешней развилке.

Перебравшись через холм, я срезал путь оврагом и вскоре увидел еще один поворот – от той самой раскатанной дороги к реке ответвлялась новая тропа. На песке были видны свежие следы широких колес. Я остановился и хмыкнул – да-а, эти парни везут нечто солидное! Четыре зверюги изо всех сил упирались в землю своими копытами, а каждое из них было, пожалуй, с мою задницу размером.

И куда они, интересно, спешат на ночь глядя?

Я дошел по следу до самого брода, постоял, выкурил трубочку и решил возвращаться в дом. С гор тянуло туманом, ночь обещала быть нежаркой. Недалеко от оврага, через который я уже проходил, мне попалось именно то, что надо. Я сорвал пару неприметных цветочков, понюхал их и улыбнулся. У меня есть еще чуть-чуть порошка, сейчас я смешаю его со свежими лепестками и велю заварить. А завтра сорву еще, они тут должны быть обязательно, только искать уже темно…

Из кухни раздавались веселые детские голоса. Я тихонько поднялся к себе, быстро приготовил смесь, ссыпал ее в небольшой каменный стаканчик и двинулся вниз. За столом сидели аж пять разновозрастных ртов. При виде меня они враз прекратили гам и принялись пожирать неожиданного гостя глазами, да так весело, что позабыли про кукурузную кашу, которой только что заправлялись.

– Заварите-ка это для вашей сестрицы, – предложил я Эдне, протягивая ей стаканчик, – и крепко заварите, чтоб постояло. Хуже, по крайней мере, не будет.

– Вы разве лекарь, сударь? – почти испугалась женщина.

– Чуть-чуть, – усмехнулся я. – Так, просто плавал много. А мне, если нетрудно, добавьте в белое меду, да прогрейте его с лимонником. Если у вас есть кери-бери, бросьте в кувшин пару горошин, но не больше, слышите? А я буду наверху.